Арлекин снимает маску

Глава 13 Один шанс на двоих (часть 2)

Забрав цифровую куртку, Бель направляется в лабораторию. Вышегородский остаётся на диване, откинувшись на спинку и ощупывая грудь там, где бельё окрасилось красным. Он по-прежнему молчалив и задумчив. И мим точно знает, что ещё не один день капитан будет прокручивать в голове этот призрачный диалог с собственным сыном…

Несмотря на то, что за свою жизнь доставил немало щекотливых посланий, в том числе и от людей давно умерших, от содеянного сейчас Алекс испытывает нежданное смущение и навязчивое сожаление. Совершенно лишние на фоне полученной правды, но… Но так уж устроен человек: готов охотно выполнять приказы — цеха, профсоюза, генерала или вожака стаи, — не терзаясь мучениями совести. И начинает мигом искать душевные червоточины, как только дело доходит до принятия самостоятельного решения, чреватого последствиями…

В лабораторной комнате парень неторопливо настраивает мощность вытяжки. Убирает использованные колбы в дезинфекционную камеру, выключает приборы. С новым приливом стыда отключает планшет на стене, с помощью которого следил за Вышкой. Расставляет запасы концентрированных препаратов обратно в холодильные шкафы, надевает цеховой перстень.

От монотонности, с которой мим прибирает за собой, на душе становится чуть легче.

Поэтому Бельмондо не спешит. Сбрасывает штаны и переодевается в повседневную одежду, с недовольством заметив, как сильно выпачкал её во время недавних странствий и побегов. Мечтает о ду́ше и с тоской размышляет об авантюре, в которую готов ввязаться.

Разгладив одёжку, отыгравшую роль больничной пижамы, он аккуратно складывает её в стопку и открывает дверцу «стиральной машины». Какое-то время в недоумении смотрит на второй комплект рабочей униформы, комом забитый в отделение для отчистки цифровых тканей… и вдруг его челюсть начинает медленно отвисать. Стараясь не спугнуть робкую, но важную мысль, он откладывает куртку и штаны в сторону. Медленно, будто чашку нестабильного нитроглицерина, вынимает из камеры шуршащий комок женской «блузки» василькового оттенка.

Разворачивает, прощупывая карманы. И извлекает на ровный лабораторный свет крохотную нэцке, отданную ему Дубининым. Швырнув «блузку» на стопку «больничной» одежды, Алекс покидает тайную комнату, даже не потрудившись запереть за собой дверь. Словно потерянный в подземелье несёт перед собой зажигалку — единственный источник призрачного света, — Бельмондо входит в гостиную, приподняв сувенирную статуэтку на уровне лица.

Максим, всё ещё полулёжа, встречает его с закрытыми глазами.

— Готов обсудить детали? — не поворачиваясь, спрашивает он.

— Не совсем… — отвечает феромим.

И что-то в его голосе звучит так неуютно, что капитан тут же подбирается, раскручивается пружиной и открывает глаза. Рука машинально тянется к оружию, но замирает. Макс смотрит на парня. На непонятный предмет в его пальцах. На вытянувшееся лицо.

— Ты говорил, что в какой-то момент Святослав Дубинин начал сворачивать разработки «Синтагмы»? — пересохшими от волнения губами бормочет Бель.

— Такая информация имеется, — хмурясь, уходит от прямого ответа «кофейник».

Он всё ещё не понимает собеседника. Более того — он взволнован его необычным поведением. Да ещё и после разыгранного представления без тормозов морали и такта, а потому держится настороже. Добавляет:

— Но до его материалов мы не доберёмся. Во всяком случае, оперативно. Пока решатся юридические вопросы и адвокаты дадут доступ, пройдёт не один месяц… Почему ты спросил?

Щёки Алекса внезапно заливает краской стыда. Он мог вспомнить раньше. Мог рассказать парочке жутковатых детективов. Или Максиму при первой встрече с ним. Бельмондо — что ещё страшнее! — мог даже поведать о подарке самой Татьяне Динельт. Но из его памяти напрочь вылетел запрещённый, строго табуированный, но столь настойчиво всученный ему прощальный дар мёртвого бхикшу.

— Эм… Макс, ты меня, конечно, извини… — лепечет он, глядя не на Вышку, а на крохотных костяных обезьянок в своей правой руке. — Но эту вещь Дубинин отдал мне перед началом сеанса… Перед смертью, если угодно. И теперь я припоминаю, что он вёл себя… весьма необычно.

Вышегородский выглядит так, словно ему только что сообщили о скоропостижной кончине близкого родственника. Встаёт, чуть покачнувшись, и пересекает гостиную. Бережно, словно это не фигурка, а граната без чеки, забирает обезьянок из руки феромима.

— Дал? — шепчет он. — Дубинин дал тебе это? Перед смертью? Серьёзно?

Он осторожно вертит нэцке в пальцах, как обитатель примитивного тропического острова, впервые увидевший настоящее ювелирное украшение. Вблизи Алекс замечает, как сильно измотан оперативник. Однако горящие глаза говорят о том, что сил ещё в избытке, и экономить их капитан вовсе не намерен.

За окном вдруг взвывает ветер, которому аккомпанируют сирены и тяжёлый рокот. По полу передаётся вибрация, и Бель догадывается, что где-то неподалёку ползёт бронетанковая колонна. Ползёт, чтобы бросить солдат в огонь. Чтобы раззадорить, дать пищу, глоток свежей крови, призванный напомнить о несокрушимости их лидера и его умении побеждать. Напомнить о его таланте ставить на колени и подчинять своим интересам…

— Почему ты молчал? — задаёт резонный вопрос Максим, и Алекс снова отводит глаза.

— Ну… твою мать… Макс, я не специально… Думал, клиент просто волнуется и несёт чушь! Такое часто бывает при получении «говорящей телеграммы». А когда он начал…

— Ладно! — примирительно, но твёрдо обрывает его «кофейник». — Не оправдывайтесь, Алексей, вам не к лицу… И что же это, с твоего позволения, за хреновина?

Он отходит под люстру, размазанную по потолку героиновой фантазией дизайнера. Пробует «хреновину» на вес, даже нюхает. А затем берётся за три обезьяньи головы длинными, почти пианистскими пальцами левой руки и с лёгким нажимом проворачивает. Бель не успевает охнуть, как статуэтка распадается на две части. Одна из которых имеет миниатюрный порт для подключения к терминалу.

— Это информационный носитель! — выпаливает он, тут же коря себя за очевидность.

Максим кивает. Сосредоточенный, хмурый, капитан возвращается за компьютер. Сворачивает досье, открытое на экране, и взглядом испрашивает разрешения.

— Конечно! — скрывая смущение, говорит хозяин терминала.

И три обезьянки с отстёгнутыми головами подключаются к его системе.

Алекс не знает, чего ждать. А потому ждёт чего угодно — взрыва, мгновенного обрушения операционки, открытия потайной двери и даже трубного гласа с небес. Вместо всего этого на тонком листе дисплея выстреливается спартанское окно для ввода пароля: прямоугольные ячейки рассчитаны на дюжину символов, разбитых на три группы по четыре знака в каждой.

В гостиной образуется тишина.

— Пароль, — говорит Максим.

— Пароль… — подтверждает Бель.

— Ты его знаешь?

— Я даже не представлял, что это такое…

Парень стоит за спинкой дивана, изнывающий от смеси азарта и лёгкой вины. И пытается вспомнить, случалось ли в его жизни хоть что-то похожее на все эти недавние потрясения…

— Зачем отдавать копилку незнакомому человеку, — задумчиво говорит Вышка, одновременно обращаясь и к Алексу, и к терминалу, — и при этом не сообщать кода?

— Может быть, — испытывая отчаянное желание напиться, предполагает Бельмондо, — Дубинин украдкой сообщил мне этот код, а я не заметил?

— Вспоминай!

Макс поворачивается к миму, поморщившись от боли в груди, причём до того резко, что тот отшатывается. К компьютеру капитан больше не притрагивается, будто в опаске сбить настройки или разрушить мираж.

Бель вспоминает. Это непросто — он устал. Даже не так — он измотан. Голоден, грязен, запуган, неоднократно избит, обстрелян, едва не разодран зубами, прошёл через плен и освобождение, нелицензированное использование экстрактов, панику, хаос и гонки на стометровой высоте. Но он пытается, ощущая, что с момента недавнего разговора со Святославом Дубининым пролетело минимум двести лет…

— Там было что-то… — Алекс прикрывает глаза, пытаясь реконструировать в памяти начало представления с письмом Леночки. — Что-то про то, что он — то есть Дубинин, устал бегать… И что это, — подбородком Бель указывает на торчащие из порта костяные обезьяньи задницы, — последнее, что остаётся… Мне кажется, глава «Вектора» предполагал, что может не пережить послания.

Вышегородский закусывает губу. Барабанит пальцами по височному порту, смотрит вниз. Затем совершенно неосознанным жестом дёргает себя за кончик носа и спрашивает:

— Дубинин в тот момент мог думать, что отдаёт копилку кому-то из своих? Например, персонажу, которого ты играл? Кто это был: родственник, сын, брат? Может, мать? Полагаю, что тогда пароль известен твоему альтер-эго.

— Вряд ли… — сглотнув комок, отвечает Алекс.

Конечно, теперь он чуть больше доверяет капитану Вышегородскому, да и вообще нарушил целый сонм морально-этических правил собственной профессии. Но всему есть пределы, а пикантная и очень неприятная история бхикшу и его племянницы никак не позволяют ему раскрыть всех карт.

— В тот момент он ещё боролся с экстрактом… это общее название используемых феромимами препаратов… Так вот, тогда Дубинин сказал что-то вроде «кем бы ты ни был». Теперь я вспоминаю, что он приказал мне взять статуэтку.

Вышка встаёт и начинает ходить по комнате. Широко раскидывая ноги, но при этом умудряясь ловко лавировать меж диванами и столом. Алекс и сам не чужд схожей привычке, но в исполнении долговязого оперативника она вдруг начинает его нервировать.

— Так, — говорит Максим, кивая сам себе. — Я отдаю накопитель незнакомцу. Но на нём установлен пароль. Значит, либо я не хочу, чтобы незнакомец лез внутрь и он должен лишь исполнить роль почтальона… Либо пытаюсь защитить данные от совсем уж случайного чтения или форматирования. Верно?

— Пожалуй, — соглашается Бель, провожая вояку глазами и продолжая опираться на диванную спинку. — В наших интересах вторая версия была бы выгоднее…

— Да, это так. — Вышка вдруг рубит воздух ребром ладони. — Пожелай он лишь переслать данные, воспользовался бы услугами профессионального имплицитора… Проклятье! Если я сдам копилку пенетраторам Корпуса, на взлом уйдёт масса времени. Может быть, даже не один день…

— Значит, пароль можно угадать, — предполагает, впрочем, без особенной уверенности, Бельмондо.

— Угадать? — Макс катает слово на языке. Долго, словно это косточка экзотического фрукта, название которого ему предстоит распознать. — Угадать… да, это возможно. Тогда мы должны сосредоточиться на всём, что знаем об Святославе Григорьевиче Дубинине…

Он змеёй проскальзывает на диван, окатив Алекса веером оттенков пота, крови, немытых волос и застарелого утомления. Не оборачиваясь машет, неопределённым жестом призывая хозяина норы занять место рядом. И даже сдвигает пистолет, словно это должно стать проявлением самых добрых и искренних намерений.

Чуть замешкавшись, мим всё же решается присесть.

В следующие четверть часа в окна для ввода пароля забиты даты рождения самого Дубинина, его жены, сына, внука и всех дальних родственников. Затем номера телефонов, имя супруги, сына, внука, собаки, название яхты, самого Транснационального Статуса. После этого в ход идут блюда, когда либо вкушаемые бхикшу на официальных приёмах. Породы лошадей на конюшне. Марки предпочитаемых автомобилей.

Цифровой привратник, к облегчению Бела, оказывается неприхотлив. Даже не пытается заблокировать окно доступа, в очередной раз подтверждая теорию парня — нелепо умерщвлённый им клиент не желал запечатывать копилку. Он лишь не хотел, чтобы информация досталась случайному человеку…

Макс терпеливо вбивает в окна ещё две дюжины цифр и слов. И ещё десяток. В разных регистрах и на разных языках. Вспомнив, что Дубинин свободно говорил на католингво и китайском, он пробует уже отринутые вариации в новых форматах. Через двадцать минут, когда у обоих затекают спины, Алекс даже предлагает имена «Лена» или «Леночка». Он всё ещё не намерен вдаваться в детали и жутко краснеет при воспоминаниях о записке. Но считает важным попробовать и эти варианты, даже несмотря на несовпадение количества символов.

Всё это тоже ни к чему не приводит…

— Тупик, бляхамуха… — признаёт Вышегородский через тридцать четыре минуты после начала мозгового штурма. Откидывается на диванную спинку и потирает осунувшееся лицо. — Придётся отдавать пенетраторам… Кстати!

Он вдруг бросает на мима лукавый, не до конца интерпретируемый взгляд сквозь пальцы.

— А может, у тебя есть знакомцы? Ну, скажем так, не до конца легализовавшие бизнес? Обещаю — никакого преследования! Да о чём я вообще⁈ Если помогут, я их к наградам представлю!

Алекс молча мотает головой. Единственный знакомый, разбирающийся в цифровых извилинах терминалов лучше него самого, сейчас храпит на его собственной кровати. Да и знания Зерна, если честно, тоже не потрясают, ограничиваясь узкоспециализированным набором специфических программ и приложений.

Однако он не спешит соглашаться с Вышкой и тоже выбрасывать белый флаг. Потому что интуитивно уверен — ответ под носом, они просто свернули не на ту тропу. Уставившись в угол комнаты и отстранившись от звуков, капитана и вызывающе-чистого парольного окна на дисплее, он пытается заставить свой разум работать быстрее.

— Тут что-то совсем рядом, — бормочет курьер, даже не заметив, что начал рассуждать вслух. — Незнакомец… он отдал копилку незнакомцу… как последний шанс, так? Значит, это с огромной вероятностью мог бы оказаться человек, не знающий о Дубинине ничего. Ни пристрастий, ни любимых напитков, ни даже даты рождения… А если бы это был шофёр? Или уборщик? Настройщик кондиционера? Матрос яхты, в конце-концов… Нет, тут что-то не так. Ответ на поверхности. На виду, и если бы мы только могли…

Феромим вдруг вытягивается в струну, словно перед началом эпилептического припадка. Максим отстраняется, наблюдает с тревогой и напряжением, но не вмешиваясь. И тем самым спасает инсайт Бельмондо, чьи глаза через мгновение блестят, как у взявшей след охотничьей собаки.

— Ну конечно! — во весь голос вопит он, подскакивая и хлопая в ладоши. — Конечно-конечно-конечно! Реклама, мать её! Эта долбанная реклама на всех уличных слайдексах и баннерах! Та самая, что набила оскомину через час после появления! С Дубининым во всей красе, где он щёлкает пальцами и ведёт отсчёт!

Вышка осторожно улыбается. Вероятно, пытается вспомнить ролик, который большинство жителей Посада попросту не замечает, позволяя тому скатываться по сознанию, как воде по гусиным перьям. Но вот на его узком лице тоже проступает понимание, и «кофейник» издаёт осторожное: «хм».

— Кажется, я тебя понял, — говорит капитан, придвигая компьютер к феромиму. — Ну, давай, гений, попробуем твою версию.

— Почему я⁈

Алекс неожиданно пугается. Словно ему протягивают не его же собственный терминал, а раскалённый железный прут.

— На удачу, — усмехнувшись чуть смелее и шире, кивает Максим. — Давай, «пахучка», не дрейфь.

Бель тянется к клавиатуре. Замечает, как дрожат пальцы. Осторожно, чтобы не ошибиться, последовательно вбивает в двенадцать окошечек: 3001−3002–3003. Активирует ввод и…

Знакомая, раз сто прочитанная надпись «Пароль некорректен, пожалуйста, повторите попытку» лупит его в голову, как свинцовый кулак Макса. Дыхание сбивается, на глаза наворачиваются злые, непрошеные слёзы.

— Как же так? — шепчет Бельмондо. — Три тысячи один, три тысячи два, три тысячи три… — Бормочет он, повторяя попытку ввода. Цифра за цифрой, чтобы ненароком не нажать ошибочную. — Ведь всё же совпадает! На виду! Чтобы сообразить, но не каждому. Дюжина символов. Повсеместная подсказка… Что я делаю не так?

Он снова прикасается к месту, где на сенсорной клавиатуре подсвечен диск ввода данных. И во второй раз, не веря увиденному, пялится на ненавистный транспарант: «Пароль некорректен, пожалуйста, повторите попытку».

— Почему? — выдыхает парень, почувствовав опустошённость, за которой нет ничего, кроме полной потери сознания. — Почему же?

— Да потому что ты рассеянный лопух, — вдруг говорит Куликов. — Вообще удивлён, как ты до сих пор в окно вместо двери не вышел…