Арлекин снимает маску

Глава 10 Кто есть кто

Алекс медленно поворачивается. Как во сне, который никак не хочет заканчиваться. Изумлённо рассматривает стволы штурмовых винтовок, наведённых на него со всех сторон; разноцветные лосины-шоссы, изодранные и перепачканные гарью; красные куртки, злобные ухмылки и осоловелый блеск в глазах Жнецов.

Их трое. Показались из-за бетонных надстроек, подкараулив приземлившихся в самый подходящий для этого момент. Вооружены одинаково, и мим готов биться об заклад, что маркировка на винтовках выдаст модели одной серии, прямо с завода…

На рюкзаке того, что слева, закреплена раздвижная упорная конструкция для тактической системы залпового огня, но самого орудия Бель не наблюдает. А тот, что в центре… в центре стоит Орктос собственной персоной. Отталкивающе-жуткий без бровей, с обнажённой головой. Бельмондо почти не удивлён. Он, кажется, вообще утратил способность удивляться чему бы то ни было…

— Тут нет земли, — спокойно отвечает Макс. Забрало его шлема снова опущено, боец готов к новой схватке. — Один гудрон, да бетон под ним. Так куда ж оружие-то класть? Или за край сбросить?

Несмотря на миролюбивый, отчасти заигрывающий тон, Вышегородский и не думает опускать «Свиристель». Медленно поднимает на уровень груди, прицеливается в Орктоса. Его жест, столь же плавный, гипнотический, повторяет и Сова. Аэропанки неподвижны. Прижались спинами к парапету, переглядываясь и пытаясь уловить настроение Кожедуба.

— Самый умный? — развязно интересуется вожак «колготок», от которого Алексу удалось уйти прошлой ночью. — Значит, ***, первая пуля — твоя. Опустить оружие, пока всех не перешмалял!

Ещё Бель понимает, что все трое бритоголовых пьяны. Или вмазались за уши своей липкой дрянью, что неважно. Их глаза под капюшонами красных курток блестят, причём неестественно и агрессивно. Самих нациков покачивает, будто метель усилилась во много раз. Орктос при этом выглядит самым вменяемым из троицы. Может, потому что принял меньше, раз чин обязывает. А может, просто сопротивляемость выше…

— Чего ждём, умники? — спрашивает он, и Алекс видит перед собой оживший шахматный пат.

Жнец не готов стрелять.

Захотел бы, перебил спускавшихся ещё на тросах. Как жестяных уточек в тире Луна-парка. Но и отступать он не желает. Потому мужчины замерли друг напротив друга, целясь из винтовок и автоматов, и это противостояние по-своему зачаровывает. Словно интерактивная передача из будней дикой природы, на просторах которой сошлись два матёрых хищника и их стаи.

Бель со стыдом вспоминает, что сравнивал вожака нацистов с волком. И тут же поправляет себя — на фоне гибкого высокого Максима тот больше похож на медведя, на отощавшего шатуна, оттого куда более опасного и непредсказуемого. Сам же Вышка напоминает барса, и для полноты картины его неподвижной напряжённой позе не достаёт хвоста, которым он станет мелко и тревожно похлёстывать себя по бедру.

Пахнет приближающейся зимой, стылым ветром, близостью пролитой крови, синтетическим покрытием крыши, человеческим потом и страхом. А ещё в воздухе — и для этого Бельмондо не нужно прибегать к профессиональным приборам, — явственно улавливается такое количество адреналина и тестостерона, что волоски на загривке сами собой поднимаются, будто наэлектризованные…

Это ещё раз доказывает Алексу, какими зверьми остались люди. Обезьянами, воинственными и заносчивыми. Которым лишь дай сигнал, так они тут же устроят гвалт или начнут драку. Причём совсем неважно, за что будет вестись битва — за самку, пищу или трон…

— Приказываю опустить оружие, — голосом, выверенным до последнего децибела, говорит Вышегородский. — Я капитан КФБ, обладаю полномочиями на летальный огонь. Даю последний шанс отступить, иначе буду вынужден применить силу.

У Орктоса дёргается мышца там, где у обычных людей растёт левая бровь. Так стремительно, что замечает лишь Бель. А ещё тот видит, что Ланс тоже поднял свою микроволновую пушку. А Что-Если, осторожно ослабив рукав плаща, выпустил из-под него телескопическую конструкцию, оканчивающуюся компактным пистолетом.

— Бросайте стволы! — приказывает Кожа, когда тоже убеждается, что его люди готовы к перестрелке. — Мы тут не по вашу душу…

— Да плевать мне, зачем вы тут! — огрызается Орктос, переводя взгляд с хирундо на «циклопа» и пытаясь понять, кто правит балом. — Мы тут первые были. Сложить пушки, они нам ещё пригодятся!

— Не борзей, бритый, — почти ласково просит его Макс. — Не в подворотне школьника разуваешь… Ты ещё не понял, что я здесь представляю закон?

— Клал я *** на твой закон, — с усмешкой и без промедления парирует воевода «колготок». Его собратья гогочут, коротко и нарочито. От Алекса не укрывается, что указательный палец Орктоса на спусковом крючке начинает подрагивать. — Тут такое творится, что на *** все законы!

— Ага, — «Пирагмон» кивает, словно неожиданно услышал нужные слова. — Значит, почитатель Гитлера уже не очень рад, что всю вашу братию заманили внутрь Стены?

— Ты чего несёшь, кретин⁈ — возмущается старший Жнец, и вдруг прицеливается в Сову, словно реплика исходила от того. Затем в Что-Если, сразу же в Куликова, хоть парнишка и вовсе безоружен. — Никто меня не заманивал! Мы сами её построили, умник! Слыхал про Гамманского крысолова? Мы — как он, передавим всех крысенышей и спасём Посад!

— Гамельнского, — комментирует Вышка, оставаясь неподвижным.

Алекс уверен, что он уже отдал приказ Сове, кого из Жнецов стоит ликвидировать первым.

— Чо-о? — с недопониманием тянет левый «колготка», чуть опустив винтовку.

— Гамельн, город такой, — охотно поясняет Макс. Удерживая «Свиристель» одной рукой, он медленно отнимает левую от цевья, показав хирундо раскрытую ладонь и призывая не совершать ошибок. — Я читал про Гамельнского крысолова, да, ещё в детстве.

Вышегородский вдруг неторопливо цитирует, что совершенно не вяжется ни с его боевой стойкой, ни с голосом, искажённым динамиками шлема:

— Но счастливое пение крыс как всегда над Россией звенит! [1] — И добавляет, покачав инопланетной головой. — Да вот только крысы — это вовсе не туркмены, а вы сами…

— Чо ты там проблеял⁈ — вспыхивает крайний левый «чулок».

Тот самый, что усомнился в верности замечания… но тут короткий успокаивающий жест делает и сам Орктос.

— Спокойно, ребя! Стрелять только по моей команде или если этот умник влепит в меня маслинку! Усекли? А ты, умник, ты ведь в меня первым бить будешь, угадал? — Он ухмыляется в выпуклую линзу тёмно-зелёного «циклопа», от которой его отделяют не больше дюжины метров. Вышка не отвечает, и тогда Жнец вздёргивает подбородок: — Смотри, капитан, рисковое дело ты затеял…

Со стороны оценивая обстановку, Алекс убеждается в его правоте.

Их, конечно, больше числом. Даже с вычетом самого курьера и Зерна, который усиленно пытается притвориться архитектурной деталью. Да и бронированных — двое на одного, потому Вышка себя так спокойно и держит. Однако скинхеды находятся за бетонными укрытиями, а прибывшая группа разместилась на открытом пятаке, что означает — потерь не избежать.

Снегопад, и до того жалкий, стихает окончательно. Солнце плывёт над Посадом тусклой серебристой монеткой. Время от времени прячется за плотными наслоениями облачной паутины, но нет, да и выглянет из-за небоскрёба или корпоративного аэростата. Сейчас оно больше походит не на дарующее жизнь светило, а на мутный глаз терпеливого хищника. Кого-то гигантского, глубоководного, склизкого, чешуйчатого, скрывающегося в небесах и высматривающего жертву…

— Рисковое дело затеяли люди, — всё с той же спокойно-вдумчивой интонацией произносит Максим, — заставившие Жнецов поверить, будто они остаются хозяевами положения. Те, кто Стену убедил построить. Кто вас на нацменов натравил. Тебе понравилось, с каким остервенением чурки дают отпор? Как они бесстрашны и сильны?

Лицо Орктоса искажается.

И Алекс вдруг со всей профессиональной сноровкой понимает, что раскалённая игла Макса попала точно в цель. В рану, края которой ещё не успели подсохнуть. Что люди, с которыми безбровый Орктос покинул ангар, чтобы попасть в Марусино на лёгкую охоту, больше никогда не вернутся на базу. Что дуэт, прикрывающий вожака с обеих сторон — это всё, что осталось от грозной «Ячейки-32». Что в созданной ловушке бритоголовый будет винить кого угодно, но только не своих духовных наставников.

Шрам татуированного Жнеца белеет. Губы кривятся, готовые выплюнуть фатальный приказ, после которого многие не доживут до вечера. Тогда Бельмондо делает шаг вперёд. Маленький «честный налогоплательщик» и «вовсе не народный мститель» проходит мимо Кожи и Ланса, одним движением становясь на линию возможного огня.

Зерно стонет с таким звуком, будто прокололи воздушный шарик.

— Пожалуйста, остановитесь, — просит феромим, глядя то на Орктоса, то на Вышку.

Его окружает тишина, в которой слышны сирены и автоматное стрекотание на далёких отсюда улицах. Рычание преследователей, от которых отряд ускользнул с предыдущей крыши, утихает, будто те потеряли к убравшимся чужакам последний интерес. Шок, испытанный парнем, грозит вот-вот переплавиться в страх перед собственными действиями. Поэтому он спешно добавляет, обращаясь к воеводе «колготок»:

— Думаешь, это обычные погром и чистка, устроенные твоими друзьями по убеждениям?

Алекс тяжело дышит, стараясь не смотреть в винтовочный ствол. А тот заглядывает в душу, путая слова. Пуля покинет его со скоростью восьми сотен метров в секунду, и увидеть не успеешь…

— Это эксперимент! — продолжает феромонный арлекин. — Чудовищный! Я только что видел, во что превратились азиаты, заражённые новым препаратом «Вектора». А ты тоже видел⁈

Жнецы молчат, косясь на старшего.

Но и тот не спешит обрывать дерзкого парнишку. В глазах мелькает призрак загнанного зверька — да, он тоже видел. Он прошёл через это лично, вместе со своими людьми, далеко не всем из которых довелось уцелеть. Пьяные напарники тоже не рады воспоминаниям, и их не за что винить. Не каждый день становишься свидетелем того, как безоружный лезет под пули, а затем лупит твоего приятеля с такой силой, что ломаются рёбра.

— А я ведь тебя знаю, узкоглазый… — Орктос дёргает подбородком, отчего серьга-меч раскачивается и позвякивает. — Ты ж мой китайский Колобок, из-под самого носа улизнул, верно?

— Тогда ещё ты должен помнить, что я русский. Как и говорил.

— Точно… говорил. А ещё у тебя это на лице раскосом написано. Расскажешь, какого *** ты тут оказался?

— За чашкой чая, если ты не против.

— Ладно, смельчак, за чашкой чая, — снова кивает Орктос. А затем приказывает, прицелившись в Макса поверх плеча Бельмондо: — Продолжай, китайчонок!

— Дубинин разработал эту дрянь, — едва справляясь с волнением, говорит Бель. — Препарат, способный менять людей. Делать их сильнее и злее. Вы — лишь пушечное мясо, на котором собирались его обкатать. В условиях, приближённых к боевым. Как полигонные хищники, которым вырывают клыки, чтобы натаскивать охотничьих щенков. Как ты думаешь, Орктос…

Тот вздрагивает, когда Алекс произносит его имя, но перебивать не спешит.

— … почему эту волшебную вакцину дали именно национальным меньшинствам, а не вам, Жнецам? Почему в рядах твоей «Ячейки» до сих пор нет ни одного суперсолдата? Я отвечу: потому что вы должны были протестировать её носителей. Показать создателям, насколько удачной оказалась разработка. Капитан прав, вы — подопытные лабораторные крысы. Но и мы тоже. Поверь, весь Посад теперь лишь площадка для эксперимента в руках очень умных и хитрых людей…

Он всё ещё не верит Вышке. Но понимает, что если бы тот хотел ликвидировать Бельмондо и его худосочного приятеля, то сделал бы это ещё пятнадцать минут назад, когда проник на крышу и взял «ласточек» на прицел…

Вышегородский издаёт звук, который непросто интерпретировать через динамики «Пирагмона». Смещается в сторону, чтобы лучше видеть вожака бритоголовых, и вкрадчиво комментирует:

— Объяснение не совсем корректное. Но и я не нейробиолог. Однако если все спрячут оружие, смогу рассказать, как обстоят дела.

Кажется, он испытывает облегчение оттого, что воздух стал менее электризованным и их потенциальные противники уже не так рьяно желают швыряться пулями. «Свиристель», однако же, не опускает, продолжая контролировать ситуацию.

— Хочешь узнать, что здесь творится?

Орктос криво усмехается и поигрывает плечами. Он не убеждён до конца, но вопросы мима заставили его задуматься. Но вместо него голос вдруг подаёт Кожа.

— Нет у нас времени на болтовню! — Алекс не видит хирундо за своей спиной, но по интонации понимает, что тот морщится, как если бы страдал изжогой. — Мы все видели, на что способны эти припадочные. Уходить нужно, причём немедленно!

— Уйдём, Кожа, — миролюбиво подтверждает Максим. — Вместе. Ты же помнишь уговор?

— Помню, земеля, помню… — отвечает тот. — Но мы только что потеряли Краеведа! И мне совсем не хочется, чтобы его участь постигла кого-то ещё…

Боковым зрением Бельмондо отслеживает, как капитан выходит немного вперёд. И успевает мимолётно поразиться, потому что ствол его автомата теперь смотрит в крышу. Повинуясь приказу командира, своё оружие опускает и Сова.

Орктос, щурясь так, словно пытается прочитать мысли Вышегородского, медлит несколько секунд. Но затем плавно опускает винтовку. Один из его людей — тоже. Третий продолжает целить в перелётных, свои разномастные стволы по-прежнему держащих наизготовку.

— Говори, — не то просит, не то приказывает старший Жнец.

— В целом Алекс прав, — доносится из-под «Пирагмона».

Вспомогательные окуляры тактического шлема живут своей жизнью, двигаясь беспрерывно и асинхронно, чтобы в деталях фиксировать происходящее по бокам от Вышки.

— Дубинин действительно имеет отношение к разработке экспериментального препарата под индексом РВ-419 или, если попроще, «Синтагмы». В основе это вирус, близкий к эндоцитозным ортомиксовирусам. Созревает без повреждений клеток-хозяев, но обладает уникальным механизмом подавления и постепенного замещения. Адсорбция вирионов под воздействием катализатора практически мгновенна; первичная инфекция, трансформация и встраивание ДНК «Синтагмы» в геномы приоритетных клеток длится всего 100 минут. Затем в мышечной ткани человека синтезируется новый вид микроскопических искусственных волокон. Полный цикл созревания составляет от шести до двенадцати часов. Круг хозяев-носителей вируса определён их генокодом. Доступно объясняю?

— Ни *** не доступно, я вообще ни *** не понял! — с лёгким отупением трясёт башкой третий «колготка», приоткрыв слюнявый рот. — Попроще сможешь?

Орктос не обрывает товарища, не комментирует и вообще не вмешивается.

— На заражение уходит полтора часа, — смиренно упрощает «кофейник». — Ещё полдня нужно, чтобы чужеродные наноорганизмы получили контроль над клетками и превратили подопытного в сверхсильную тварь. Да, и в довесок снесли ему крышу. Но работает вирус не со всеми, а только с определённой национальностью, на которую запрограммирован. Теперь понятно?

— Ясен ***! — с уважением кивает наци, наконец вникший в ситуацию.

— По сути, «Синтагма» — это коллективный мутаген, биологическое оружие, но…

Капитан делает паузу. Поочерёдно поворачивает базовую линзу бронированного шлема к каждому, кроме напарника.

— Однако на картину нужно смотреть шире. Бхикшу по фамилии Гардт… об этой персоне чуть позже… финансировала строительство Стены. Исподволь. Снабжала ресурсами группы, подобные «Ячейке-32». Помалу, тихонечко, методично. Фонды, школы православного самосознания и духовно-просветительские центры, газеты и мемотические каналы. Курочка по зёрнышку… А ещё инициировала разработку «Синтагмы». Акция, по самым скромным подсчётам, готовилась не менее трёх лет, и это не считая предыстории. Однако препарат «Вектора» так и не был завершён. Сейчас КФБ не располагает достоверной информацией, но мы, — он намеренно ярко выделяет это слово интонацией, — предполагаем, что Гардт торопила Дубинина начать масштабные испытания. Тот заупрямился. Наши люди в «Векторе» даже начали сообщать, что покойный глава Статуса вообще решил свернуть операцию и взялся уничтожать прототипы…

Услышав о внедрённых агентах, Что-Если презрительно морщится. Снова собирается сплюнуть под ноги, но в последний момент удерживается от провокации и лишь удобнее перехватывает пистолетную рукоять. Обрез своего охотничьего ружья, прицепленного за спиной, он так и не снял.

— И что, если эта дрянь заразна? — вместо плевка восклицает перелётный. Мембраны на его лысине светятся охряным. — С *** ли молчат твои боссы⁈ Почему не объявлен карантин? Что, если мы тоже теперь инфицированы? У нас всего шесть часов на лечение⁈

— Прямой угрозы нет, — не глядя на него, сухо парирует оперативник, одним тоном пресекая панические настроения. — Участники эксперимента получали латентный препарат энтерально, в рамках медицинских профилактических программ для малоимущих слоёв населения. — Он осекается, словно вспомнив про слушателей-«колготок», и добавляет: — Жрали они его. Или пили… Катализатор тоже. Его получили совсем недавно, уже после начала погромов. Поймите: это не обычная болезнь, чтобы ей можно было заразиться от случайного чиха…

Кожа слушает внимательно, ничем не выдавая своего отношения к сказанному. Глаза Орктоса всё ещё напоминают щели, и трудно сказать, верит ли он хоть одному слову Максима.

— Дальше, — наполовину велит, наполовину просит Жнец с жутким шрамом на скуле.

— «Синтагма» хреново приживалась и давала массу побочек, — продолжает Вышегородский, стоя к бритым в пол оборота, чтобы уменьшить зону поражения, если дойдёт до стрельбы. — Отторгалась костными тканями, истощала организм на запасы кальция. Смертность подопытных животных составляла 30%, ещё 65% уходили в коматозные и иные недееспособные. Обусловлено это всплеском программируемой клеточной смерти, причину которого вирусологи Дубинина так и не установили. Так что, в итоге — бац, массовый апоптоз. Максимальный срок дееспособного существования — не более девяти суток. Ещё у лабораторных шимпанзе резко обострялись инстинкты по защите личной территории, но снижался показатель интеллекта и рос уровень раздражительности и немотивированной агрессии. Перед смертью даже самые высоко обученные особи деградировали на глазах, превращаясь в бешеных тварей, не подпускающих учёных к своей клетке. При этом мы полагаем, что бхикшу, финансировавшие проект, устали ждать доработок и требовали немедленных результатов. Или, как минимум, масштабных испытаний. В полевых условиях. И на людях…

Алекс вздрагивает, в очередной раз убеждаясь, что чем меньше известно рядовому гражданину государства, тем крепче его сон. Зерно отодвигается ещё дальше, готовый дать дёру при первых признаках угрозы. Меж людьми игриво проскальзывает ветер, похлопывающий подолами плащей и неприятно колющий щёки.

— Есть версия, что Дубинин потребовал на завершение работ ещё один год. Или даже два, — подытоживает Вышка. — Отсрочка не устроила заказчиков. И тогда бхикшу «Вектор-Эпсилона» решили убрать.

Макс замолкает. А Бель вдруг осознаёт, что взгляды окружающих мужчин прикованы именно к нему. Через мгновение до феромима доходит скрытый смысл фразы, и щёки покрываются пунцовыми пятнами.

— Я не имею к этому никакого отношения!

В его голосе больше обиды, чем злости или негодования. Но Вышегородский и не думает развивать мысль.

— Тебя, парень, никто и не винит. Ты — лишь инструмент. Такой же, как Жнецы. Как несчастные армяне или киргизы. Инструмент тех, кто задумал основательно встряхнуть не только Посад, но и всю страну.

Левой рукой Орктос расстёгивает ворот красной куртки — становится виден горжет его доспеха. Цифровая начинка кирасы дала сбой, и теперь шея мужчины будто вымазана тонким слоем жидкого асфальта. Он чешет лоб и трёт голые надбровные дуги. Впервые оторвав руку от винтовки, но не спуская с капитана глаз.

— Ну и на кой *** вообще нужна эта *** «Синтагма»? — спрашивает он, возвращая пальцы на винтовочное цевьё. — Хочешь сказать, что узкоглазый прав, и на «Векторе» изобретали вирус суперсолдата?

— В целом, да. Вирус нужен, чтобы вывести на сцену главное действующее лицо всей пьесы, — торопливо поясняет Максим, и Алекс слышит в его словах неподдельную горечь. — А именно, генерала Орлова, нашу знаменитую Стальную Птицу…

Глаза старшего Жнеца распахиваются, будто ему сообщили, что его родной отец был чистокровным евреем. Кожа издаёт звук, который можно признать смешком, Что-Если всё же схаркивает. Куликов решительно кивает, будто подтвердились его собственные опасения. Ланс и безымянные бритоголовые своих эмоций столь ярко не выражают. Но по позам и бегающим взглядам Бельмондо читает, что они смущены, сбиты с толку и вовсе не собираются безоговорочно верить столь жёстким обвинениям в адрес национального героя.

— Ты, «кофейник», должно быть, бредишь? — с басистой хрипотцой уточняет Орктос. — Он же ваш, Москвой посаженный! За каким *** ему вообще всё это сдалось?

— А за таким, — спокойно отвечает Вышегородский, заведомо ожидавший самых разных реакций на свой рассказ, — что уже сегодня в Ново-Николаевском Посаде будут войска. Настоящие, не какие-то там ЧВК или залётные пешки, — здесь его голос неуловимо меняет тембр, что не укрывается от Алекса. — А такого, господа сибиряки, напомню, в городе не бывало со времён Колчака. Уловили ход мысли?

[1] И. Бродский, «Романс крысолова».