Арлекин снимает маску

Глава 8 Свободное падение (часть 3)

Бель осматривается.

— И насколько велика эта ваша небесная паутина?

— Немалая, — не без гордости отвечает Кожа. — Хвала эпохе хаотичной застройки! Сам прикинь: в Посаде больше пяти тысяч домов выше полтинника. Почти все они нами освоены. Плюс подъёмные краны и рекламные аэростаты. Благодаря освоению Отдыха, Саранока и островов на Бугринке мы даже реку пересекать научились. Как-никак, уже двадцать лет трассы кладём…

Они вшестером на одном из ярусов жилого комплекса. Неподалёку теннисные корты и сад, уже законсервированный на зиму. Отстегнувшись, хирундо и их спутники бредут через крышу к ближайшей стене здания, намереваясь взбираться на его башню — наиболее высокий и комфортабельный блок.

Здесь их ожидает гондола, в которой работают мойщики окон. С виду заброшенная и нерабочая, она оживает, стоит Что-Если вставить в пульт управления специальный пенетраторский блок. Аэропанки при этом сохраняют сосредоточенное молчание, и Бель не спешит его нарушать. Если Кожа захочет продолжить разговор, он сам даст знать…

В тишине, нарушаемой лишь сиренами, хлопками далёких взрывов и посвистом ветра, они поднимаются ещё метров на пятнадцать. Когда люлька замирает, тревожно покачиваясь, вся группа по металлической пожарной лестнице перебирается через парапет и оказывается на крыше центральной секции. Зуммера и мима при этом страхуют, ни на секунду не оставляя в одиночестве.

Куликова мелко колотит. Однако он преодолевает чувства и не подаёт виду, стремясь как можно скорее и подальше убраться от перестрелок, офицерских чинов и непонятных игр КФБ. Сам Алекс при этом спокоен настолько, что этот факт начинает его пугать. Он никогда не боялся высоты, но и предположить не мог, что путешествие над Посадом дастся ему так легко…

Мужчины пересекают крышу, на её западном краю снова пристёгиваются к тросам и растяжкам. Те ведут через проспект Циолковского, вдаль, причём угол наклона «трассы» так ничтожно мал, что Белу кажется, будто они с лёгкостью застрянут где-то посередине пути.

Однако ни один из хирундо не испытывает ни капли сомнений, и курьер снова встаёт на бетонный край. Теперь под ногами не меньше пятидесяти метров, но Бельмондо по-прежнему спокоен. Лишь всё сильнее мёрзнет, начиная завидовать утеплённым курткам воздухоплавателей.

Далеко внизу колышутся, будто дремлющая океанская гладь, развёрнутые над улицами разноцветные абсорбэластоленовые полотна. Эластичные паруса не только отмеряют зоны, свободные от соратобу. Ещё они перерабатывают поглощаемый углекислый газ в энергию, а также копят солнечное тепло, которым питают дома и рекламные стелы, сверкающие даже в самый безоблачный день. Во многих местах полотнища покрыты граффити и необычными знаками, и Бель предполагает, что часть из них имеет прямое отношение к культуре свободолюбивых налётчиков.

Металлизированные канаты, по которым передвигаются странные люди крыш, повсюду и имеют свои способы крепления. Одни зафиксированы прямо на балясинах ограждений, другие оплетают столбы и распорки, покрытые разноцветными рисунками и аббревиатурами, третьи крепятся к специальным железным пластинам, вбитым в бетон длинными промышленными дюбелями.

Только сейчас Алекс обращает внимание, как же много повсюду растяжек. Неприметных, привычных глазу, ставших неотделимой деталью урбанистического интерьера. Остающихся в тени обывательского равнодушия и окружённых ореолом полного отторжения любопытства. Так обычный человек смотрит на ель, и видит лишь дерево; и только дендролог может сразу определить её возраст, условия и климат прорастания, сорт игл и многое другое…

— Так, на чём мы остановились? — спрашивает его Кожа.

Они начинают медленное скольжение над проспектом и его оживлённым автомобильным потоком. Панк, как и другие, натянул утеплённый кожаный шлем, которому мим откровенно завидует — его собственную непокрытую голову словно сунули в морозильную камеру.

— Ты рассказал, что вы — летающий мусор, — отвечает Алекс. Всё ещё излишне напряжённый и судорожно вцепившийся в ремни аркана, он не склонен тратить время на подбор вежливых эпитетов. — Отбросы, наплевавшие на устройство социума и живущие разбоем…

При этом Бельмондо начинает втайне испытывать нечто, подозрительно напоминающее удовольствие от полёта. Упоение, пробирающееся в душу от плавного скольжения над миром, скольжения столь же чудесного, сколь и запретного.

На молодого человека вдруг накатывает дурманящее умиротворение и восторг от полной невесомости. Он как будто вернулся в материнское чрево или обрёл скрытые пренатальные воспоминания. Алекс ощущает себя ещё не родившимся ребёнком прародительницы-планеты, ничтожно-крохотным в её огромном животе, за границами которого раскинулся безграничный космос…

— Ну, земеля, это ты загнул, — Кожедуб издаёт ухающий звук, и мим понимает, что так тот похохатывает. — Ага, панков вправду принято мусором считать, да вот… Впрочем, чего я тебя переубеждаю? Считай нас героями со сверхспособностями, живущими над родным городом и следящими, чтобы всё в нём было хорошо. Себя в обиду не даём, это верно. Но и другим жить не мешаем. Сам увидишь. Хирундо — большая семья. И вовсе не секта, — чуть громче и напористее добавляет он, — если ты об этом подумал!

Алекс хочет ввернуть ремарку про ограбление оперативного штаба майора Динельт, но вовремя прикусывает губу. Ему вдруг представляется, как Кожедуб глубоко оскорбляется на нападки чужака, дёргает специальную верёвку, избавляясь от балласта, и феромим с воплем летит навстречу скорой и болезненной смерти…

— Религий у нас много разных исповедуют, — тем временем продолжает перелётный за его спиной, — и хоть основополагающая тоже имеется, в сектанты я записываться не намерен…

— Что за основополагающая? — бормочет Бельмондо, некстати обернувшийся и оценивший, насколько далеко остался край жилого комплекса, с которого они стартовали. Паркинга, где базировалась Татьяна и её люди, больше не видно. — Религия, про которую ты говоришь?

— Ай, баловство, — отвечает Кожа, и Алекс готов поклясться, что тот ещё и отмахнулся. — Сам-то я в это не верю, но молодым не запрещаю. Даже жёнушке. А те уверовали, что настанет день, когда за человечеством придут Предтечи. Создатели наши, значит. И когда они прилетят, чтобы забрать с исковерканной планеты мизерный процент избранных, у хирундо вроде как больше всего шансов первыми попасться им на глаза и занять лучшие места. После астронавтов, конечно же. Усёк, в чём фишка?

И Бель снова слышит его протяжный совиный хохоток. Машинально кивает, даже не задумавшись, что его жест не будет заметен. Кожа при этом реагирует так, будто увидел и удовлетворён.

— Ага, хорошо.

— Ну и чем же живёт небесный народец? — всё же не удерживается Алекс. Он чувствует, как у него затекают ноги. — Собираете подаяние, сброшенное с суборбитальных челноков?

— А ты юморной, земеля. Тонко шутканул, — опять усмехается старший хирундо, чуть увеличивая скорость скольжения. — Я так и знал, что ты остряк, едва увидел. Я в людях разбираться умею, мне ещё дед говорил. Знаешь, спроси меня заново, когда на свежий этап выйдем, ладно?

Бельмондо не успевает уточнить, что означает фраза про свежий этап, но всё понимает и сам. Группа, спускающаяся по двум параллельным тросам, приближается к очередной высотке. Точнее — к её техническому карнизу, усыпанному грузовыми лебёдками. Карниз не огорожен, поэтому ни один из воздухоплавателей не отстёгивает страховки, пока все шестеро не погружены в овальный ялик настенной люльки.

Пригнувшись так, чтобы не застукали из окон, аэропанки сидят на корточках и пережидают подъём. Там, за стеклом, обитают все те, кого недолюбливают хирундо — офисный мох, прикованные к рабочим местам винтики гигантской машины продаж, безвольные мешки с мясом и костьми, смазка для жерновов истории. Кто-то — Кожа и Зерно в том числе, — закуривает в кулаки, но Бель от предложенной сигареты отказывается.

Перелётные помогают Куликову и Алексу выбраться из кабины; снова от угла до угла пересекают площадку крыши. В процессе группа несколько раз поднимается и спускается по коротким металлическим лестницам, и по длинным изредка тоже; лезет в немыслимые лазы и проходы меж кирпичными надстройками.

Местами встречаются чужеродные самодельные лачуги, укрытия от непогоды, мобильные мастерские для ремонта арканов, спальные норы и тайники, отмеченные символом схематического стрижа. До этого дня феромим не мог и предположить, что на крышах посадских домов находится так много загадочного. Он ощущает себя насекомым, ползущим среди деталек разбросанного детского конструктора…

Включившись в монотонность путешествия, уловив и впитав его ритм, Бельмондо начинает понемногу понимать философию небесных анархистов. Здесь, наверху, всё мирское кажется таким далёким, незначительным, лишённым смысла. Воспитание потомства, забота о завтрашнем дне, рост цен, самодурство политиков, бессилие слабых против нахальства сильных — всё это представляется наносным, несущественным, насквозь искусственным и мешающим жить. А потому Бель ещё сильнее жаждет узнать, чем же кормятся обитатели крыш…

Его снова пристёгивают. На этот раз значительно быстрее, потому что он почти запомнил, какой ремень куда продевать и как встать, чтобы не мешать процессу. Взбирается на бортик крыши сам, сам же перебирается через ограду, и поджимает ноги точно по приказу Кожедуба.

— Молодец, остряк, — хвалит тот, через секунду заскользив за мимом. — Только сперва ты мне ответь, Бельмондо, чем сам-то живёшь?

Алекс не совсем ожидает встречного вопроса. А потому какое-то время пожёвывает губу, стараясь лишний раз не смотреть по сторонам. Поправляет на шее ларингофон, и лишь после этого отвечает:

— Я доставляю послания. — Он вспоминает дело Дубинина, и по коже продирает морозом. — Особенного рода, так сказать. Многие считают, что у меня хорошо получается, и поэтому я получаю вполне достойную оплату…

— Ага, земеля, понял тебя, — признаёт Кожа. — Такие как ты имеются и в нашем братстве. Но главное, что вас отличает, это не род занятий, а место проживания. Доходит? Ты — мим из муравейника, маленький и похожий на других. Мы — вольные жители, способные мазнуть пальцем по запотевшему небу.

— Поэтично, — усмехается Бель. — В сорокаградусный мороз тоже пальчиком по небу шоркаете?

— А когда они были, морозы твои сорокоградусные? — откликается «ласточка», ничуть не обидевшись на снисходительный тон. — Ну а если подмораживает, у нас для таких случаев коммуны имеются. И тепло там, и ненастье можно переждать…

Шесть фигур плавно пересекают пространство меж зданиями, отражаясь в стёклах. Повсюду сверкает реклама, и Бельмондо с неудовольствием замечает на одном из фасадов огромный баннер с роликом «Колланадина». Ему кажется, что Святослав Дубинин теперь будет преследовать его всегда и всюду, словно беспокойный призрак. Мим отворачивается, едва не закрутившись против часовой стрелки…

На следующую крышу они прибывают почти сразу, этот перелёт Алекс даже не успевает прочувствовать. Поднимаются на мачту с антеннами и ретрансляторами спутниковой связи. Заиндевевшие перила лестницы обжигают пальцы, и курьер пытается вспомнить, где потерял перчатки. Отмеряя каждый второй шаг, по бедру увесисто похлопывает саквояж.

Теперь Бель обращает внимание, что блочные складные рукоятки для управления арканами у всех аэропанков разные. Кто-то пользуется личной, любовно отремонтированной на десять раз; а у кого-то она «общественная», подчас лишённая тормозной системы или разгонного блока. Почти на каждой крыше мим замечает скрытные хранилища рукоятей, замаскированные под отделения распределительных шкафов и носящие схематический набросок птички. После спуска хирундо кладут туда использованные блоки, перед следующим прыжком вынимая новые на другом конце площадки.

Пристегнувшись на вершине мачты, аэропанки и их спутники снова скользят в бездну. К очередному бетонному айсбергу, упиваясь ноябрьским ветром и упруго раскачивая звенящие тросы.

— Значит, среди вас есть мимы? — уточняет Бельмондо, пытаясь подсчитать, какую по счёту крышу они покинули. — И банкиры, и клерки, и полицейские? Главное, это образ жизни, а не статус офисного раба, я верно понял?

— Вот чего ты докопался, земеля? — с притворным негодованием перебивает его Кожа. — Думаешь, ты первый, кто мечтает вывести меня из равновесия и разрушить картину мироустройства? Ха! Конечно, в нашей братии клерков нет. Точнее, есть, но все сугубо бывшие, точно говорю. И курьеры есть, и копы, и продавцы. Все — бывшие. С нами вообще поварись, так сразу поймёшь, что в жизни по-настоящему важно, а что — химера, поклоняться которой тебя медиалисты заставили, да инфоспатиум гнилой…

Он фыркает.

— Думаешь, такому животному, как человек, в самом деле важна марка соратобу или известность изготовителя мебели? А может, производительность нового портативного терминала? Или достижения в любимой инфоспатиумной игре? Понадобятся тебе солнцезащитные очки из новой коллекции или ботинки телячьей кожи, когда ты ляжешь в могилу наравне с нищим? Не-а, не понадобятся… Купить в наши дни можно только новое здоровье, но с этим у «ласточек» проблем как раз не имеется. А лейблы на шмотках? Чушь всё это, земеля. Новую душу тебе не предложит ни один производитель косметики или бытовой техники.

— А вы предложите? — в очередной раз проклиная свой болтливый язык, не сдерживается Алекс.

И всё же ощущает, что ему близка и симпатична чуть развязная и упрощённая, но искренняя манера Кожедуба излагать философию перелётных.

— Прости, если задел, иногда мне…

— Да не извиняйся, земеля, — отмахивается тот. — Если мне что не по нраву придётся, я тебя мигом отстегну, и все дела… — Он смеётся, на этот раз в голос, так гулко, что слышно и без наушников; Бельмондо холодеет ещё сильнее. — Нет, новую душу мы тоже предложить не сможем, — вдруг посерьёзнев, продолжает старший хирундо. — Но старую сохранить в чистоте поспособствуем. Проветрим, так сказать.

Бель кивает, снова забыв, что этот жест не будет прочитан.

Он всё лучше понимает субкультуру, о которой рассказывает ему мужчина под прозвищем Кожедуб. И логично предполагает, что у чудаков, называющих себя «ласточками», предел мечтаний в сфере официальных работ — это промышленный альпинизм или мытьё окон там, где заказчики экономят на современных клиринг-ботах.

Скорее всего, размышляет почти свыкшийся с высотой и ветром Алекс, что на деле хирундо зарабатывают на наркотиках. Может быть, только доставляют. Может быть, имеют компактные, лёгкие на подъём роботизированные микро-фабрики по собственному производству.

Ещё могут заниматься контрабандой товаров из слободы в слободу. Подделывать технику. Фальшивомонетничать. Крышевать — Бельмондо улыбается игре слов, — проституток. Устраивать поднебесные подобия Санктуариумов, основными постояльцами которых являются бандиты и налоговые мошенники. Может быть, в их статье доходов есть и кое-что серьёзнее — в конце концов, не всякий жулик расхаживает по Посаду с СВЧ-ружьём на боку? Но об этом Бель заставляет себя не фантазировать…

— Но главное, земеля, — Кожа снова подаёт голос, когда до следующего перевалочного пункта остаётся не больше двадцати метров, — это полное отсутствие сканеров. Ты когда-нибудь видел сканеры на крышах? Да и вообще выше третьего этажа, прицеленные не на тротуар или проезжую часть?

Теперь перелётный говорит с придыханием, будто делится ценной тайной.

— Взгляни на нас: ни одного лицекрада, ни одной медицинской маски. А потому что это и есть настоящая свобода и полное отсутствие контроля со стороны Старшего Брата.

Алекс вздыхает и поджимает губу. Да, он согласен, это действительно главное. Что лишь подтверждает его опасения о нелегальной природе сообщества хирундо.

— Мы дышим полной грудью, земеля, — повторяет Кожа. — И это бесценно…

Под ногами Бела мелькает очередная крыша. Он уже даже не пытается разгадывать направление, в котором перемещаются аэропанки, похожие на обезьян-капуцинов, стремительным потоком снующих по лианам. Быстро, чрезвычайно быстро, куда мобильнее и шустрее, чем на соратобу или монорельсе. Бельмондо кажется, что всего за час полётов они оставили за спиной бо́льшую часть Посада…

Шестеро мужчин снова вторгаются на незнакомую Алексу крышу.

Вероятно, само по себе это событие тоже противоречит закону, но сейчас миму начхать. Он действительно не видит ни камер, ни сканеров, способных запечатлеть его для суда. А уверенность, с которой действуют хирундо, и вовсе позволяет расслабиться — беглый курьер уверен, что если бы панки почуяли хоть намёк на угрозу, то даже не подумали бы соваться, сменив курс или пережидая на безопасных площадках.

На этот раз здание очень высокое и узкое, но недостроенное, что заставляет вспомнить о Максиме. И о Татьяне, такой интересной девушке, тоже заставляет вспомнить. О чехарде нацистов, и о подозрениях Кожедуба, раскопавшего в вещах оперативника КФБ настоящий «скребок»…

Алекс морщится и просит у Куликова трофейную сигарету.

Стройка законсервирована, электричества нет, и на её высшие уровни процессия поднимается пешком. Под ногами стучат бетонные лестницы, пустые, пыльные и обнажённые. В оконные проёмы врывается ветер, наполненный звуками сирен. Бельмондо кажется, что они воют всё ярче и сочнее, но усталость и азарт полётов не дают ему сосредоточиться.

На вершине башни все шестеро снова цепляются к канатам. Теперь движутся не двумя тройками, а в рядок, будто на параде. После обманчиво-шаткого балкона, даже не обнесённого оградой, Бель старается не смотреть вниз, но ощущает усилившийся запах гари, вплетённый в порывы ветра. Первая тень тревоги касается его души, а Кожа — на этот раз он катится справа от феромима, почти касаясь того рукой, — вдруг снова комментирует.

— Ещё одна стоянка, земеля, — говорит хирундо, которого Алекс привык считать одним из командиров отряда налётчиков, — совсем скоро будем на месте. Нужно кое-что зафиксировать, увидеть своими глазами. А затем мы поможем вам вернуться.

Сознание Бела поглаживает второй волной недоброго предчувствия. Он видит дым пожара, охватившего угол жилой высотки в каком-то квартале от того места, где они седлают небесные «трассы». Не позволяя страху раньше времени пробиться в интонации, парень до крови кусает растрескавшуюся от холода губу и выдавливает:

— Так, выходит, вы на землю вообще не спускаетесь?

Этот вопрос внезапно кажется Коже весьма симпатичным. Он даже хлопает в ладоши, будто перед началом длинной увлекательной истории. Но ограничивается коротким:

— Напомни, я как-нибудь расскажу тебе притчу о трёх мудрых, что больше десяти лет не спускались ниже шестого этажа. Считается, что это миф. Но я, при всей несклонности верить в байки, отчего-то признаю, что такое возможно…

Он бормочет себе под нос, и феромим понимает, что на несколько секунд его принудительно отключали от отрядного канала. Когда в ухо возвращается голос Кожедуба, он зво́нок и возбуждён.

— Так о чём ты? Ах, да, вода и продукты! Уверен, тебя терзает вопрос, где мы их берём?

Бельмондо кивает, теперь точно зная, что хирундо заметит его жест.

— Что-Если спросил бы тебя так: что, если у нас есть собственные очистные станции? — Долговязый перелётный заговорщицки улыбается. — И теплицы есть. И накопительные модули. Что касается еды, как её понимают 99% жителей этого проклятого городишки, то её сейчас можно заказать хоть на край действующего вулкана. Только прикинь, как гладко — разживаешься парой сноуденов, генеришь себе внутренний чип-ключ офисного центра. Без особых полномочий, чтобы только не запалили, ага. Затем через инфоспатиум заказываешь еду на один из верхних этажей, выходишь к лифтам, встречаешь, забираешь. Чего проще-то?

Алекс машинально хмыкает. Впрочем, не забыв отметить, что схема и правда не лишена простоты и изящества. Вид безлюдных улиц под ногами тревожит его всё сильнее, но он пока не готов озвучить опасений. Зерно, скользящий двумя аэропанками левее, тоже принимается волноваться. И даже раскачивает растяжку, будто при самом первом полёте…

— Мы и оборудование сами изготавливаем, — продолжает охотно делиться Кожа, но теперь мим слушает его в пол уха, наблюдая за пустыми проспектами, выгоревшими остовами машин и обугленными фасадами. — Новые трассы прокладываем, системы подвесов мастерим, фигуропланы, парашюты, аэроглиссеры. Ты один такой даже видел у Петрухи, когда «кофейников» твоих липовых потрошили… Ага, земеля, сейчас поджимай ноги повыше! Тут скат очень скользкий, через него сразу сигай, понял?

Бельмондо понял.

А потому ловко перемахивает через парапет со скользким покатым краем и короткой пробежкой завершает финальный перелёт по небесным магистралям. Будто настоящий заправский хирундо, лет пять не снисходивший на улицы. Даже начинает самостоятельно избавляться от сбруи аркана и отстёгиваться от ледяного троса.

Ему нереально холодно. И очень страшно.

Потому что ещё одну вещь Алекс Бельмондо уяснил не хуже, чем заботливое наставление Кожи: дом, на крышу которого приземлились они с зуммером и четвёркой безумных аэропанков, находится в Марусинской слободе.

Или, говоря иначе, внутри возведённой Жнецами Стены…