Посреди зала стоит здоровенный лысый качок, с живописно иссеченным шрамами голым торсом. Он держит за волосы бедняжку Сандру и вопрошает, булькая и обрызгивая слюной собственную мочалистую бороду:
– Что это такое, мать? Что это такое, я спрашиваю?
– Чош, прошу тебя… – говорит Лизэ, но Чош не успокаивается:
– Почему, спрашиваю я тебя, эта пигалица не может удовлетворить меня? Она так и сказала – эта мелкая дрянь так, сука, и сказала мне: я, дескать, не для тебя!
– Да потому что она и правда не для тебя! – выходит из себя Лизэ.
– Не для меня? – переспрашивает Чош, приложив свободную руку к уху. – Постой, постой! Ты говоришь: не для меня? Ну-ка громче хрюкни, стерва!
А какой, однако, занимательный ублюдок, думаю я, вытирая жирные пальцы о салфетку.
– Она для Буна.
– Для Буна? Ты имеешь в виду моего хорошего друга Илио?
– Для него. Так что отпусти ее. Она еще невинна…
– Да мне плевать на то, что ты там лопочешь, дура ты старая! – ревет Чош, тряся за волосы девушку так, что та прямо верещит от боли. Сзади потешаются его приятели, все с такими же кривыми рожами. Компашка под стать, да еще и неплохо вооруженная. – Не надо пугать меня Буном! Бун меня уважает, если хочешь знать! Мы с Буном, сука, как братья! Я хочу ее – этот твой невинный цветочек! И возьму ее, хочешь ты или нет! Отымею в крохотную писю прямо тут, на твоих глазах, паскудница! Чтоб она кровью истекла, как какая-нибудь сучка на сносях! Поняла меня, или нет? Отымею! Иначе, что она тут путается, у всех на виду?
Одна из девушек что-то шепчет на ухо Лизэ, та еще больше хмурится.
– Она выполняла одно мое поручение, – отвечает она.
– Какое же? Посверкать своей тощей попкой перед мужиками?
– Нет, она ходила к аптекарю, купить лекарство…
– Так вот оно что! То-то Пегий мандавошек подхватил! У вас оказывается! И она тоже вшивая? А? Ну, отвечай, иначе я ей шею сверну, так и знай! А Буну скажу, что ты за девками своими не следишь!
– При чем тут это?!
– А то за какими лекарствами она бегала? Понятно, что мандавошек выводить! Пегий вот от вас подцепил! От вас, я сразу понял, от вас, сучек немытых!
– Вот не надо мне! Ты знаешь, кто такой твой Пегий…
– Ну-ка повтори? Что ты сказала?
– Ничего, – отводит глаза Лизэ. – Делай, что хочешь. Но я пойду к Буну, так и знай.
– Нет, – вырывается у несчастной Сандры, – не надо, прошу вас!
– Закрой пасть! – рявкает на нее Чош и, спрашивает Лизэ, паясничая, словно шут гороховый: – Что ты там бормочешь? К кому пойдешь? Повтори-ка, а то я глуховат стал с возрастом!
– Я пойду к Буну, – еще тише отвечает Лизэ.
– К Буну пойдешь? Жаловаться? Ой, да пожалуйста! Как страшно! А можно и мне тоже пойти к нему? Так уж и быть, в качестве повинности заломаю и тебя, мать! И в попу! Прямо, сука, в твою морщинистую сраку! Можно, а?
Лизэ заворачивается в шаль, словно ей внезапно стало холодно, разворачивается и собирается уйти, но я преграждаю ей путь:
– И что, ты так и бросишь ее?
– Не вмешивайся, Лео, это не твое дело.
– Не мое дело?! – взрываюсь я. – Да этот твой Чош сейчас изнасилует можно сказать ребенка, причем у всех на глазах, а ты глаза в пол? Нет уж, я этого так не оставлю!
Толкаю маман в сторону и выхожу на ринг. В центр зала, хотела сказать.
– Ты еще кто такая? – спрашивает Чош, окатывая меня оценивающим взглядом.
– Мое имя – Лео. И ты сейчас отпустишь ее, – говорю я, а внутри меня всё буквально клокочет от ярости.
– Охо-хо! – говорит Чош, улыбаясь во весь рот. Так и знала – зубы все черные. Тьфу, какая мерзость. – Какова штучка! А ничего так! Где ты ее прятала, мать? Новенькая, что ли? Глядите, ребята – хороша девка? Хороша, не то слово. Вот это по мне! – Чош отшвыривает от себя Сандру. – Что стоишь, зыркаешь? Раздевайся, Лео!
Так, подруга, успокаиваемся. Дышим, дышим.
– Ты! – говорю я женщине в фартуке и с тряпкой на плече, снимая камзол, отстегивая шпагу и кобуру со стилетом, и отдавая всё трясущейся Сандре. – Разорви тряпку на две полосы, и посодействуй мне.
Чош с интересом наблюдает за тем, как женщина помогает мне бинтовать руки.
– Это еще зачем?
– Чтоб не поцарапать свои нежные пальчики, когда я буду их стесывать о твою шершавую харю, кабан!
– Да ладно! Это, как его там… Это прелюдия такая? Ух ты! Я уже почти возбудился! Ну давай, дорогая, давай помашемся. Не бойся, я буду тихонько бить. Я воспитанный человек и женщин больно не бью. Ха-ха-ха! Зато потом…
«Дорогая…» Меня передергивает от отвращения. Я тебе покажу «дорогая»! Засучиваю рукава до плеч, выпрастываю рубаху из штанов, и завязываю так, чтобы пресс было видно.
– Да смотрите на нее, ребятки! – восхищается Чош. – Никогда такого не видел! Сильна девица, ничего не скажешь. И чего ты рубаху крутишь? Снимай ее! Видишь – я в одних штанишках.
– Да пошел ты! – огрызаюсь я.
– Погоди, ты что, в самом деле хочешь драться? С ума что ли сошла? Ладно, так и быть, сама напросилась. Только уговор – потом я с тобой позабавлюсь, идет?
– Или ты извинишься перед теми, кого оскорблял и уберешься восвояси.
– Ты сама-то веришь в то, что говоришь?
Вместо ответа я двигаю его по носу. Вот – и кровь пошла. Игривое настроение мигом улетучивается. Почувствовал, гад!
– А ведь больно жалится, девка! – вытирая кровь, говорит Чош. – Ну что ж, давай, покувыркаемся, сестричка!
– Покувыркаемся!
Пока боров не опомнился, провожу пару быстрых ударов – правой, левой, – отбегаю, закрываюсь, жду. Из шнобеля кровь течет еще хлеще, что, видимо, наводит его на мысль, что бой не будет легким. Чош тут же свирепеет, рычит, плюется и самым топорным и неуклюжим способом машет своими лапами. Туда, сюда, туда, сюда. Прямо как медведь, да и повадки звериные. Если попасть под такую вот пушку, наступит нехилый звиздец, но я верткая, уворачиваюсь, одновременно прощупывая его.
Толстокожий попался, удары по печени ничего не дают, даже не кривится, гад. Тем не менее, мои уколы определенно доставляют ему неудобства и он, представьте себе, ослабляет напор, уходит в защиту и начитает наблюдать.
А ведь умный детина! Понял, что надо брать меня по-другому! Или учится на ходу, глядя на меня? Я даже немножко зауважала его – вон, и реветь перестал, и с яростью совладал, работает, следит за мной.
Кружимся. Пару раз Чош осторожно пробует достать меня прямыми, но без должного навыка так только стены крушить. Медлительный, да и вес немалый.
Я кручусь-верчусь. Чош гораздо крупнее меня, радиус его ударов немаленький, поэтому надо быть предельно внимательной. Буду напирать на кулаки, так надежней. С ноги только всяких остолопов валить. А этот если зацепится за меня, то всё – пиши пропало.
Так проходит какое-то время. Дружки Чоша вопят, как оголтелые, глупые советы – «Размажь ее! Трахни ее! Что ты с ней возишься!» и тому подобное, – сыплются как из рога изобилия, но Чош сосредоточен. Значит, не зря в авторитетах ходит, башка кумекает. А вот бабы замерли в состоянии между эйфорией от того, как ловко я уделываю местного босса, и ужаса от понимания, что с ними будет, если я проиграю. Нет времени их успокаивать, но всё же успеваю подмигнуть Сандре. Девчушку словно прошибает током.
Делаю пару обманных, Чош покупается на маневр и получает один разок по скуле, другой в грудь. Самую малость подсел, но быстро пришел в себя. Начал держать дистанцию. М-да, непростой противник.
Напряжение возрастает. Понимаю, что надо заканчивать с ним, а то так играться можно очень долго и напряженно выискиваю брешь в его уже глухой обороне. Опа! Как же я сразу не подумала?
Хрясь его по яйцам! Чош стонет, стискивает зубы.
– Это нечестно! – хрипит он сквозь боль.
– За волосы таскать малышку тоже нечестно! – огрызаюсь я.
Иду в атаку, но всё тщетно, заперся за своими ручищами, поди пробей его. Тогда делаю вид, что устаю, опускаю руки, замедляюсь. Опасный маневр, но надо его вынудить сделать глупость. И он клюет – пытается войти в клинч. Руки и правда загребущие, чуть было не повязал, но я в последний момент выскальзываю, затем, пока он опять не закрылся, провожу хук левой… и мой кулак влетает прямиком в его клешню.
Вот же черт! Неудачно получилось, поторопилась, ослабила внимание, может, уже устала за весь этот суматошный день.
Его разбитые губы расплываются в торжествующей улыбке, клешня сдавливает мой кулачок… У меня буквально пара секунд, пока я не сдамся от боли.
Правой наношу первый удар в лицо – Чош ослабевает хватку, но руку не выпускает, следом второй – громила шатается, но еще держится, и, наконец, в завершающий вкладываюсь по полной, всей своей девичьей дурью, с визгом.
Чош явно повержен. Еще немного – и нокаут. Он заваливается, машет руками, тщетно пытаясь найти точку опоры, глаза теряют осмысленность. Приятели подхватывают его и усаживают на стул. Кто-то плещет в него водой из кружки.
Надо признать, Чош удерживается в сознании. Стойкий, ничего не скажешь. А мои руки полыхают. Обе. Бинты в крови, я трясу кистями, чуть не подпрыгивая. Ох, сейчас бы в лед их, боль унять!
Приятели Чоша вскакивают с мест. Только что они орали, теперь хватаются за мечи, ножи, стилеты, один даже вынул пистолет. Ну, знаете, такой короткий пуффер с колесцовым замком. (Да, представьте себе, ко всему прочему, я разбираюсь и в оружии. И в старинном в том числе. Что вы хотите, мой папа – полковник. Настоящий, а не такой, как в песне у главной старухи страны). Весьма дорогое оружие для таких-то бродяг. Однозначно, ребята не самые простые.
Но Чош не дает разгореться бойне.
– Тихо, тихо, мужики! – с трудом, невнятно выдавливает он, сплевывая кровь вместе с выбитыми зубами. – Тихо, сядьте. Шпокойно, я в порядке. Сейчас, дайте очухаться… Воды, сука!.. Дайте воды…
В полной тишине мы наблюдаем, как Чош полощет рот, харкается, сморкается, умывается, вытирается, охает, ахает. Наконец, он со стоном поднимается. На его и до того не шибко привлекательную внешность теперь больно смотреть. Губы распухли, нос точно сломан, один глаз заплыл. А крепко я его приложила, однако!
– Черт побери! – говорит он, глядя на меня. А я все еще жду продолжения, хотя и так понятно, что бой окончен. – Давненько меня так не колотили!
– Была рада освежить твои воспоминания, – отвечаю.
– Проклятие, – бурчит он, высовывая изо рта еще один зуб. – Вше жубы повыбивала! Да ты посмотри что творится!
Чош швыряет зуб на пол, выпрямляется и торжественно оглашает:
– Братцы! Со вшей ответственностью жаявляю – сегодня меня повергла не кто-то, а настоящая богиня! Богиня, не будь я Чош Дурной! Вы только пошмотрите на нее! Она великолепна! Да, иштинно так – великолепна! И я хочу эту женщину!
О боже, ну начинается…
– Я вожьму реванш! – продолжает он, не обращая внимания на подтрунивания приятелей. – Да-да, смейтесь, дурни, смейтесь! Но реванш не такой, как вы думаете – не в кулачном бою, нет! Я покорю ее! Вот будет мой реванш!
– Может хватит, а? – спрашиваю я. – Ты вообще-то должен извиниться.
– И я ижвинюсь! Я – честный человек и умею проигрывать. Поэтому, пишкля, – обращается он к Сандре, – прижнаю – был не прав. Ишкренне прошу прощения. Хотя, жря ты так боялась – я бы нежно лишил тебя девственношти!
Иногда мне кажется, что расхожее выражение о том, что мужики мыслят тем, что у них между ног, не лишено действительности.
– Вот что ты за скотина такая, Чош? – не выдерживаю я. – Во-первых, не пискля, а Сандра, во-вторых, почему нельзя просто сказать: «извини меня, Сандра»?
– Ну ладно, ладно! Пушть будет по-твоему. Ижвини меня, Шандра! Так хорошо? А, вспомнил! Кажется, еще я маман нагрубил! Эй, мать, ты где там прячешься? Нижайше прошу прощения и у тебя – в мои намерения не входило ошкорбить. Погорячился. Ну, ты давно жнаешь меня! Всё? Вы удовлетворены, милая моя, нешравненная Лео?
– Да иди уже…
– Я надеюсь на шкорую встречу…
– Надейся, надейся.
– В любом случае, ты можешь ражчитывать на мою дружбу!
– Запомню.
– Позволь, твою ручку, о вожлюбленная Лео?
– Не позволю, еще чего!
– Ты ражбиваешь мне сердше!
– Ничего, переживешь.
– До швидания, Лео!
– Отвали!
В конце концов Чош со своей кодлой убираются. Заведение пустеет. Я вздыхаю. Усталость так наваливается, что кажется, сейчас упала бы в кровать и заснула мертвым сном. Снимаю окровавленные бинты, отдаю их кухарке.
– Ты же кухарка, да? – спрашиваю ее. – Ребрышки были очень вкусные.
– Спасибо, госпожа, – приседает она.
Замечаю взгляды. И правда, девки смотрят на меня, как на богиню. Ведь прямо на их глазах произошло нечто сверхъестественное. Понимаю их.
Наверху меня выцепляет Лизэ. Вид у нее виноватый.
– Что-то не так? – спрашиваю.
– Ты насчет Чоша? – уточняет Лизэ, беря меня под руку. – Нет, его можно не опасаться. Вышло все очень даже хорошо. Вообще-то, он неплохой человек. Если бы не его приступы ярости…
– Тогда в чем дело?
– Я хочу предложить тебе, милочка…
– Должность охранницы? – перебиваю ее. – Вышибалы?
Лизэ смущается.
– Да, Лео. Подумай, ну куда ты пойдешь? А тут тебе будет и безопасней, и постой, и жалованье, и уважение… Ты станешь моей правой рукой, милочка!
Собственно, а что я теряю? И куда мне податься? Не ахти что за должность – помощница бордельмаман, но с чего-то же надо начинать.
– Мне бы ванную, Лизэ, – говорю ей. – Устала очень и спать хочется. Да и ночь уже почти. Умаялась весь день мужиков колошматить. Откиснуть бы…
– Хорошо, хорошо, Лео, – оживляется Лизэ. – я сейчас распоряжусь, ты посиди, выпей вина, расслабься.
Она разворачивается, уходит, но тут же возвращается.
– Спасибо, Лео, – говорит она. – И прости за Сандру…
– Да ладно, что ты могла сделать? Я всё понимаю. Не бери в голову, всё же обошлось.
Лис уже заснул, прямо за столом, за которым мы ужинали. Напился пьяный, пока мы с Чошем мутузились. Вот же выдержка! А с другой стороны… Ведь он же не с проста так набрался? Лежит себе, неприкаянный, лютня упала на пол. Так, наверное, выглядел бы Лютик? Побитый жизнью, на излете…
– Знаешь, Георг, – шепчу я, откидываясь на спинку стула, – как говорила моя бабка: «иные умники очень любят цитировать Ницше: “идешь к женщине – не забудь плетку”. Думаешь, это они зачем? продолжает бабуля. А затем, милая моя, что это – понты, и ничего более». А потом бабка добавляла, хитро прищуриваясь: «а я всегда отвечала им: “идешь к мужчине – не забудь иголку с ниткой” и это – реальность»… Не знаю, зачем я тебе это говорю… Может, просто скучаю по ней? Забавная она была, бабка моя. Была…
Наливаю себе бокал рыгаловки, выпиваю махом… и засыпаю. Хорошо хоть, что Лизэ будит.
– Ванна готова, милочка, давай провожу.
Ванная как ванная. Средневековая. Бадья исходит парком, простыня внутри, чтоб задком не тереться о деревянные шершавости, полотенца, мочалки, крупные куски мыла, свечи. Прислуживает мне Сандра.
– Это тебя Лизэ прислала? – спрашиваю, влезая в бадью. Ох, горячо! – Спинку потереть? Ну давай, потри.
– Нет, я сама вызвалась, – отвечает она.
– А, тоже поблагодарить хочешь? Не стоит.
– Всё равно спасибо вам, госпожа.
– Да какая я тебе госпожа? Смеешься, что ли? Зови меня – Лео. И чтобы на ты. Поняла?
Сандра кивает.
– Три сильнее, – прошу ее. – Вот так.
Сандра старательно натирает мне спину. Тело охватывает истома, в мои порядком измученные руки с горячей водой проникает сладостная боль.
Сандра вдыхает поглубже, как будто набираясь смелости.
– Спрашивай, – смотрю на нее. – Я же вижу, ты что-то хочешь спросить.
– Лео! – начинает она после короткой внутренней борьбы.
– Говори, не бойся.
– Возьмите… То есть, возьми меня в услужение! Я буду хорошей служанкой. Буду готовить, стирать…
У меня против воли вырывается короткий смешок.
– Ох, Сандра, Сандра… Да что ты такое говоришь? Какое такое услужение? Да у меня самой ни гроша за душой! Думаешь, от хорошей жизни я тут чалюсь?
– Всё равно, мне не нужны деньги! Я просто хочу… – голосок ее надламывается. – Хочу покинуть это место.
– Понимаю, Сандра. И сама не прочь убраться отсюда подальше.
– Пожалуйста, Лео, пожалуйста! Хозяйка послушает тебя, она тебе не откажет!
– Ладно, ладно. Ничего не обещаю, но с хозяйкой поговорю. На много не рассчитывай – сразу предупреждаю. На тебя там, вроде как планы.
Сандра так и лучится счастьем. Наивная.
– Как ты здесь очутилась, Сандра?
– Меня тетка сюда привела.
– Тетка? А родители что? Умерли?
– Да, три года назад, от чумы.
– У вас тут была чума? Ничего себе!
– Была. Только странная.
– В каком смысле?
Сандра нагибается и шепчет в ухо:
– Магическая.