Зови меня Лео. Том I

Глава 34. Бродячая кошка, живи на крыше!

Забираюсь на крышу ближайшего дома, замираю. Вижу четверку рыцарей. А вот верных нет, как и моей сабельки с кинжалом. И когда успели скрыться? Причем оба. Чувствую, что эти ребята непростые. Мало мне врагов-вампирюг, так еще и с нежитью посралась! Хороша вылазка! Эх, Настюха, Настюха! Чую, кончишь ты плохо.

Больше здесь делать нечего. Надо возвращаться к Чошу с Пегим. Как там здоровячок? Наверное плохо.

Первым делом сосредоточусь. Если они неподалеку, то я их быстро почую. Дождь наконец-то прекратился. Усаживаюсь в позе лотоса в каком-то страшно захламленном престарелой мебелью чердаке и начинаю слушать. Так и есть – ребята в паре кварталов отсюда. Надо бы сохранять передельную осторожность. Лезу по крышам, периодически останавливаясь и сканируя пространство. Рыцари, осмотрев площадь, ретируются, о присутствии теней ничего не говорит. Странные существа. Вот еще одна головная боль – некий не в меру серьезный парень, имени которого нельзя произносить вслух. При случае поспрашиваю о нем Кошича. Уверена – не обрадуется. Скажет – ну и наломала ты дров, подруга!

Что делать? Всё моя экспрессивность.

Нахожу мужичков в подвале полуразрушенного здания, видимо заброшенного уже давно. Пегий вынул из бедра болт и перевязал рану тканью, видно, где-то стащил подходящую. Но Чош всё равно выглядит очень плохо. Бледный, под глазами – темные круги, губы пересохли, что-то бормочет. Прикладываю руку ко лбу – горит.

– Мне так кажется, – мрачно говорит Пегий, – что болт был чем-то смазан. Кровотечение вроде остановилось, мне не впервой такие обрабатывать, но от раны плохо пахнет. Бедняга слишком быстро слабеет. Никогда такого не было. Ему бы мази какой-нибудь, из тех, что Дантеро делал. Но у меня ничего нет. Только вода. Боюсь, как бы…

– Сейчас, погоди, – говорю я и снимаю рюкзачок. – У меня кое-что есть…

– Лекарство? – недоверчиво спрашивает Пегий. – Колдовское? Ведьмовское?

– Да ну тебя! Нашли тоже ведьму! Обычное! Сейчас, погоди…

В рюкзачке моем не так густо. Всю косметику я выкинула, оставила только тюбик с гигиенической помадой и крем для рук. Кроме них и смарта с пауэрбанком там еще есть остатки ранозаживляющей мази офломелид (иногда пользовалась после тренировок) и парацетамол – один блистер. Да, к этим предметам из далекого-далекого будущего примешались вещи здесь вполне обыденные – кружечка, огниво, самодельный бинт из полос обычной льняной ткани, деревянная ложечка между прочим собственного изготовления, флакончик духов (тех самых, от Джованни Рэ), кусочек мыла, завернутый в кожу. Антибиотиков нет. Когда собиралась на свидание с мудилой Антохой, не думала, что в итоге мне придется спасать от смерти громилу с отравленным болтом в ноге, живущем в мире, населенном вампирами, вурдалаками и просто очень нехорошими людьми!

Выдавливаю из блистера пару таблеток парацетамола.

– Дай ему эти… пилюли, – говорю я. – Они снимут жар. Пусть запьет их водой. Затем промой рану, обработай вот этим, – даю ему флакончик с духами, – там должен быть спирт, он обеззараживает. После этого смажь рану вот этой мазью. – Вручаю офломелид. – Выкручиваешь колпачок и выдавливаешь на рану и втираешь. Понял? Только руки помой. Мыло есть?

– Есть.

– Ну, хоть что-то. Есть чем перебинтовать?

Пегий кивает.

– А ты куда?

– В логово Буна.

– Зачем? Там же эти… порченные.

Я на секундочку задумываюсь.

– Во-первых, там должен быть сундучок Дантеро с лекарствами. Я должна его добыть и принести сюда. В любом случае, он нам пригодится. Во-вторых, эти люди – не порченные.

– А кто же?

– Вспомни, как вели себя собачки того деревенского колдуна с огромным носом?

– Ты хочешь сказать…

– У Буна такая же способность.

– Вот же черт! А я и забыл об этом! Но как ты проникнешь к нему? Там ведь уйма народу! А у тебя и оружия-то нет!

– Я знаю, где лежит еще один меч. Заберу его и пойду туда.

– Что за меч?

– Бастард. Подарочек Фнуфта.

– Какие-то странные у вас были отношения. Не зря ли ты прикончила его?

– Поверь – не зря.

– Может, возьмешь мой? Или вот топор? Чошу он все равно ни к чему.

– Не надо. Оставь себе. Мало ли что. Дай только свой ножичек. Толку от него, но мало ли.

Пегий отдает мне ножик, качая головой.

– Все равно, – с сомнением говорит он. – Какой бы ты ни была умелой, Лео, там же столько людей!

– А я по крышам, – отвечаю я. – Как кошка. Никто и не заметит. Бывай, Пегий! Я вернусь!

– Надеюсь, Лео.

– Позаботься о нашем здоровячке.

– Обязательно. Береги себя!

Выхожу из укрытия, в три движения влетаю на крышу, сажусь на корты чтоб отдышаться. Мне показалось, или кто-то за мной следит? Испуганно, но с толикой надежды. Концентрируюсь и натыкаюсь на знакомые «тихие ужасы», как я их называю. Здесь нормальных людей не так много, но какие есть, уподобились крысам, шныряющим во тьме.

Незавидная участь. Отгоняю наваждение, скорее всего показалось. Неудивительно – напряжена как никогда.

Эх, надо бы ускориться! Определиться бы только, в какой стороне и на какой крыше лежит бастард. Это же железка, ее не учуешь, как какого-нибудь крестьянина, потеющего от страха в погребе. Кроме того, я устала. И физически, но еще больше ментально. Я как ищейка, вроде бульдога Тори из старого советского кино о Шерлоке Холмсе, постоянно вынюхиваю. И в прямом и переносном смысле.

Осмотревшись повнимательней, двигаю. По ходу разберусь – Пагорг не ахти какой мегаполис, с родным Питером и его легендарными крышами не сравнить.

И все-таки пришлось побегать с полчаса, прежде чем я отыскала, наконец, то место. Вроде и прошло всего ничего, а с другой стороны, как давно это было! Вот та самая башенка, где я сидела, – босая, взлохмаченная, ошалевшая, – вот и меч, так и присыпанный черепицей и палой листвой. Годится – добротное оружие, хороший баланс, заточка. Головы рубить самое то. На этот раз он из моих рук не выпадет.

Всё, пора в гости к другу Илио. Я уже неплохо освоилась и без труда допрыгиваю до места назначения. Вскарабкиваюсь на колоколенку местной церквушки, гляжу. Вон она, таверна, а заним дом, где залег подлец Бун. Кормчий, чтоб его. Одурманенные его волшбой так и шастают туда-сюда, а вот на спортплощадке, где я тренировала его сброд, никого.

Ощупывать, что же там такое, опасаюсь – как бы не сагрить народ. Лучше полезу вслепую. Рискую, конечно, но зато не просекут. Одно дело кромсать шнеев – они вроде как должны оклематься, у них физиология такая, другое – устроить местечковый геноцид. Да и сам факт, что сюда не суются охотники, говорит о многом. А для этого надо точечно проникнуть в резиденцию Буна. Максимально тихонько.

Прежде всего, надо отрешиться. Подозреваю, будет сильнейшее ментальное воздействие – именно это и останавливает вампов. Даже у меня, вроде неплохо подготовленной и знающей, как с этим совладать, начинает болеть голова. А что со мной станет, когда я войду туда? Урод беспрерывно нагнетает негатив, волну за волной. И бедным горожанам приходиться хуже всего – на моих глазах несколько бедолаг добровольно размозжили себе черепа о стены. Периодически раздаются леденящие кровь вопли.

Что с произошло с Буном? Какую дьявольскую мутацию образовал проклятый философский камень и его производные, в том числе печально известная амброзия? Не ее ли он попробовал, уже будучи болен вампиризмом?

Остается только гадать.

Была не была! Крадусь. С церкви на соседний дом – уцепилась за парапет, подтянулась, пересекла покатую крышу, черепички скользкие от прошедшего дождя, как бы не свалиться. Не суетись, Настя, успеешь. Как там в песенке дяди Армена? «Ведь мы живем для того, чтобы завтра сдохнуть». Нет, эта песенка не подходит. А ничего другого на ум не приходит.

Следующий дом, а потом и знакомый склад – темная громадина. Боже, в висках так и стучит. Подташнивает, наваливается вялость, скованность, кроме того – носа касаются запахи смерти. Внутри – расчлененка, как пить дать! Кровь, кишки, раскурочево. Кто-то чавкает, жует, крошатся кости в чьей-то ненасытной пасти.

С огромным трудом беру себя в руки. Стараюсь определить, к какой стороне полукруглое окно. Свешусь с края, разобью стекло. У меня будет буквально минута, чтобы прикончить гада, прежде чем я отключусь. Воздействие столь сильно, что у меня темнеет в глазах. Пробираюсь, как густом киселе, очертания размываются.

Вроде здесь, сейчас, дайте только доползти. Тихо, Настя, тихо! Ты сможешь! Лучше прочти стишок какой. О родном городе, например.

– Икоту поднял час прилива, – шепчу я. – Время стошнило… стошнило прокисшей золой. Город штормит, ухмыляется криво. Усыпаны пепельной перхотью звезды… Бледным потоком докуренных грез. Нет. Тоже не то. А и хрен бы с тобой! Я иду, тварь!

Волю – в кулак! Через немогу!

С козырька, раскачавшись – окно вдребезги! Приземляюсь, встаю в стойку. Чуть не поскользнулась.

Там, где когда-то видела стройную фигуру в белой маске, в куче окровавленных ошметков сидит голый окровавленный человек и жадно поедает человечину. В тот исчезающе краткий миг я запомнила, как выглядел Илио Бун на самом деле. Как юноша от силы пятнадцати лет.

Представляете? Невероятно! Он молодел?

Всё вокруг – стены, полки с книгами, полы, кровать – облито кровью и обляпано кусками плоти. Зрелище настолько ужасное, насколько это вообще возможно.

Человек, юноша – а что-то мне подсказывает, что это и есть Бун, – начинает завывать, но я прерываю его, прежде чем он возьмет самую высокую ноту.

Чварк по горлу! Из шеи веером выхлестывается кровь. Добить! Немедленно добить!

И я озверело начинаю рубить всю эту чудовищную массу из костей и мяса. Я – берсерк! Ничего живого! Ни клочка не останется от мерзости!

А потом я падаю.

– Мне снится потоп сумасшествий с натуры… Медный Петр добывает стране купорос…

Не знаю, сколько времени прошло, пока я пребывала в бессознанке. Вскакиваю, хватаю бастард, дико озираюсь – никого. Так и лежит кровавая масса. Уже и мухи тут как тут. Ментальный кошмар ушел, оставив внутри меня ощущение слабости и некоторого отупения.

Бун умер. Он превратился в груду плоти, которую он с таким удовольствием пожирал. Вот я вся месть. Радости никакой. Скорее сожаление. Мерзкий конец незаурядного человека.

Быстрее отсюда! Сбегаю вниз. Стараюсь не смотреть на развешенные всюду куски мяса, на покалеченные тела. Ищу сундучок. Вроде я что-то такое замечала неподалеку от бюро, где стоял Джанкарло. Кстати, гроссбух так и лежит там.

Наконец-то нахожу искомый предмет, хвать его под мышку и бежать! Выскакиваю из помещения на улицу, вдыхаю воздух полной грудью.

Ох! Хоть эпичного боя так и не получилось, но это было ужасно! Я не выдерживаю и освобождаю желудок. Осматриваю себя – с головы до пят в кровище!

Ладно, некогда тут лирику разводить. Проверю-ка, тот ли сундучок. Ломаю бастардом замочек, заглядываю внутрь – то, что надо. Полдела сделано, теперь вернуться бы. Пока гости не нагрянули. Только хоть чуток вымыться. Замечаю бочку с водой – в ней бывало смывали пот мужики. Умываюсь, а потом и вовсе выливаю на себя все без остатка.

Полегчало.

Собираюсь с последними силами и опять забираюсь на крышу. Вижу народ начал приходить в себя и это сопровождается тошнотой, слезами от боли и полным непониманием, что происходит. Я освободила их только для того, чтобы они попали в «загоны». Хороша избавительница! Но что я могу? Я ведь не богиня. Не капитан Марвел, не Ким-пять-с-плюсом.

Обратно добираюсь без проблем. И тут меня ждет сюрприз – у мужиков гость. Вернее, гостья.

– Тельга? – спрашиваю я. – Ты ли это?

Девушка – та самая, которая повалилась мне в ноги с мольбой о помощи у Буна – сидит рядом Чошем, промокает его лоб мокрой тряпкой. А Пегий отсутствует. Теперь понимаю, кто следил за мной.

– Ты как здесь очутилась? Нас увидела?

– Да, – говорит девушка, опасливо поглядываю на меня.

– Что пахнет нехорошо? – говорю я. – И видок тоже не ахти какой, да?

Она настороженно кивает.

– Злого ворога убила. Посекла в кашу негодяя. Того, кто твою кровь пил.

– Вы… убили Буна?

– Не вы, а ты. Да, убила. Его, или того, во что он превратился, больше нет. Ладно, потом поболтаем. Пегий где?

– Отлучился за припасами. Я подсказала ему, где можно разжиться едой.

– Надеюсь, он не приставал к тебе?

– Нет. Он был вежлив.

– Надо же… – И тут я спохватываюсь и смотрю на раненого. – Как Чош?

– Заснул.

– Я тут приволокла лекарство. Давай посмотрим.

Бутылочки, пузыречки, коробочки с мазью. На каких есть надписи, на каких нет. Какие обозначены просто – «от ран», «от воспалений», «от лихорадки», какие на местном эквиваленте латинского: «cardiacus aqua», «valere», «hebra», «resedo» и так далее. Некоторые вообще означены номерами, символами или буквами: fctm, ex, extra, dist. Понятно, что ничего не понятно.

К счастью, очень быстро возвращается Пегий, непривычно серьезный. Осмотрев содержимое сундучка с видом знатока, он извлекает пару пузырьков с темными жидкостями и заставляет выпить это Чоша. Кроме того, с помощью Тельги он оперативно меняет повязку, предварительно смазав рану какой-то мазью. Напоследок он дает здоровяку еще пару таблеток парацетамола, заметив, что сии пилюли действительно снимают жар.

– Надо ждать, – говорит он. – Все, что можно, я сделал. Надеюсь, ему это поможет.

– Он вроде держится, – замечаю я.

– Да, он сильный, – соглашается Пегий. – Должен выбраться, должен. Но придется подождать.

– Переночуем здесь?

Пегий пожимает плечами.

– Как бы дольше не пришлось задержаться.

– Что ж, побудем крысами, – говорю я. – Посидим. Покушать есть, вода есть, лекарства для здоровячка тоже. Да и мне больше нет надобности бегать. Буну я отомстила. Так что обустраиваемся.

Несмотря на то, что я не ела целый день, аппетита нет. Выпиваю только воды. Пегий разжился кругом сыра, хлебом и копченной колбасой. Кроме того, притащил бутылку вина.

– Это точно не амброзия случаем?

– Нет! – сказал Пегий. – Это из надежного места. Я же вор, не забывай.

Но на всякий случай он понюхал винцо, попробовал, покатал на языке.

– Да, это настоящее вино.

– Как будто ты знаешь, какова на вкус амброзия.

– Не знаю, но запах помню хорошо. Да ты и сама должна помнить.

Я беру бутылку и нюхаю.

– Теперь вспомнила. Амброзия пахнет не так.

И отхлебываю глоток прямо из горлышка.

– Так, Тельга, расскажи, что с тобой было?

– Не хочу рассказывать, – говорит она, замкнувшись.

– Бун ведь отпустил тебя в тот день?

– Отпустил. Вернее вышвырнул. Назад в бордель, где я была, меня не приняли – я ведь павшая, понимаешь? хоть и не по своей вине, – так что мне остался один удел. Бродяжничать. Спасибо, хоть Пегий помог, дал укрытие. Я там так и скрывалась, после того, как он исчез. А недавно вас заметила.

– Пегий? – не веря своим ушам, спрашиваю я. – А взамен что попросил? И совершил?

– Ничего.

– Как ничего? Ты скажи, не бойся.

– Не трогал я ее! – злится Пегий.

– Почему? – спрашиваю я.

– Потому. Жалко стало.

– Не верю.

– А вот поверь.

– Хорошо, ты, значит, воспылал к Тельге чистой возвышенной любовью, но зачем тогда бросил? Ушел с нами? А с нами увязался сюда не затем ли, чтобы отыскать ее?

– Нет, – покраснев, говорит Пегий. – Всё не так. Признаюсь честно, я хотел… ну, того. Сам утащил в свое логово… приготовился было позабавиться, но…

– Так и знала. Горбатого могила исправит.

– Но не смог. Тельга была слаба, вечно плакала. Ну и пожалел, помог. А бросил потому что не был уверен… за себя. Я – дурной человек, Тельга. Прости.

Тельга с интересом выслушивает его признание, но на ее лице в принципе не отражается никаких эмоций, за исключением небольшого удивления.

– Что скажешь, Тельга?

– Я? – растеряно отзывается она. – Даже не знаю что сказать. Как бы то ни было, от тебя, Пегий, я видела только доброту. Я всегда помнила тебя и очень рада видеть вновь. Живым и здоровым. И главное – ты остался человеком. Как и твои друзья. А еще, я ведь так и не поблагодарила тебя. Спасибо. Только из-за тебя я жива, хоть это жизнью и нельзя назвать.

Пегий, явно засмущавшись, машет рукой.

– Да ладно, чего там…

– Пойдешь с нами? – спрашиваю я девушку.

– А куда?

– В горы. У нас там лагерь. Там гораздо безопаснее, чем здесь. И природа вокруг.

– Была бы рада присоединиться.

– Вот и хорошо.

– Ты лучше поведай, Лео, что там было-то? – прерывает нас Пегий.

Я вкратце рассказываю о моей схватке с Буном и обстановке внутри. Что он выглядел как подросток умалчиваю, ни к чему вызывать у них экзистенциальный шок.

Пегий качает головой.

– Во что превращается Пагорг! – сокрушается он. – Что будет дальше, Лео?

– Дальше мы будем бороться.

Просыпается Чош. Некоторое время глядит на нас непонимающе, затем широко улыбается.

– О! Все целы, как я погляжу! И ты здесь, Тельга! Рад видеть! Так, я что-то пропустил?

– Потом расскажу, Чехонте, – говорю я. – Вижу ты немного отошел. А мы уже боялись…

– Хрена с два я помру! – говорит Чош. – Пегий, дай воды что ли хлебнуть, в горле словно бешеные коты скребутся…

Блин, я так обрадовалась! Чуть на слезу не пробивает! Начинаем болтать о том о сем. Обстановка в подвале соответствующая – сырые кирпичные стены, стеллажи, пара сундуков по углам. Сталкерский уют. Пегий притащил несколько тюфяков, так что сидеть есть на чем. И тут много свечей – уютный огонек нам обеспечен.

– Если уходить, – говорит Тельга, – то лучше всего ближе к утру. Пока не рассвело. К этому времени на улицах пустеет, во всяком случае охотники встречаются крайне редко.

– Уходят отсыпаться, сукины дети, – говорит Чош.

– Может быть, – пожимает плечами Тельга.

– Тельга, – обращаюсь к ней. – Может ты что-нибудь слышала о Лизэ? Не знаешь, что с ней?

Едва услышав это имя, девушка мрачнеет. Молчит какое-то время, затем отвечает:

– Одни только слухи. Кто-то говорил, что она пошла к князю и обитает там, как кровососка. А кто-то утверждал, что она в «загонах».

– Кто сжег рынок?

– Поговаривают, что это Густаш и его люди.

– Густаш Серый? – переспрашивает Чош.

– Что-то слышала о нем, – говорю я. – Кто он?

– Пустозвон, – говорит Пегий. – Алхимик, специалист по побрякушкам для знати. Держал элитную школу для алхимиков. Там, кстати, обучался Дантеро. До тех пор, пока его не выгнали.

– Вот и последний слух – поговоривают, что Лизэ его любовница, – говорит Тельга. – Якобы это она попросила Густаша сжечь бордель, а заодно и весь рынок.

– Интересно, с кем теперь Густаш? – спрашиваю я.

– Трудно сказать, – отвечает девушка. – Шепчутся, что он – человек Теоду. Граф вроде как остался человеком и начал бороться с кровососами. Сожженные и обезглавленные на улицах – его рук дело.

Присматриваюсь к ней. Невеселая, замкнутая. В подвале не холодно, но она все время обхватывает себя руками, словно замерзая. Жалко ее. Слишком многое она пережила за свои двадцать лет.

– Простите, я отойду, – говорю я, поднимаясь.

– Куда? – интересуется Чош. А Дантеровы микстурки и правда действуют – на глазах поправляется. Вот и за колбасу принялся.

– По малой нужде, – отвечаю я. – Не стану же я делать это здесь.

Справляю нужду, спускаюсь и… Вижу старика. Никого нет, только престарелый дед, ветхий до ужаса, седой, как лунь, в выцветших ниспадающих одеяниях. Сидит на скатанном в рулон тюфяке, опирается о деревянный посох, глядит на горящую свечу.

– Ты кто такой? – спрашиваю я. – А где мои…

Дед поднимает на меня глаза, а затем говорит:

– Присаживайтесь Анастасия Романовна. В ногах правды нет.

Смотрю – посох венчает искусно вырезанная морда пса.

– Ты… Горацио, мудило ты эдакое! Верни меня обратно! Верни меня, сукин ты сын!

– Успокойтесь, Анастасия. Садитесь, поговорим. Всё не так просто, увы.

Я сажусь напротив него. Вся трясусь.

– Зачем ты так со мной поступил? – говорю я еле сдерживая волнение. – Что я тебе такого сделала, проклятый демиург?

Горацио молчит, видимо собираясь с мыслями.

– Я затем встретился с тобой, Анастасия… Меня гложет чувство вины. Поверь, не этот мир ты должна была увидеть. Прости, если сможешь.

– Хочешь сказать, ошибочка вышла?

– Можно и так сказать. Еще раз – прости.

– И это всё?

– Всё.

– Верни меня! Я хочу домой! Я хочу домой! Домой!

– Анастасия Романовна, угомонись! Возврат невозможен. Я не всесилен. Кроме того, как только ты исчезла из той реальности, там стерлись любые упоминания о том, что ты вообще существовала.

– Но моя семья…

– В твоей семье ты никогда не рождалась. Более того – твой отец никогда не встречал твою мать, она не рожала ни тебя, ни близняшек Олю и Веру. Рома Сапфиров так и не женился, его выгнали со службы за пьянство, а потом он угодил за решетку – не помню, кажется за нанесение тяжких телесных повреждений. Там он повесился, или его повесили, не знаю. Никому не нравятся острословы, особенно с кулаками. Ирина… как ее девичья фамилия не помню, увы… В общем, Ира вышла замуж за какого-то еврея, уехала жить в Израиль, у нее родился сын Алексей, который стал военным. Он умер в тот же день, когда ты… попала сюда. Его убили в Газе. Сейчас Ира лечится от депрессии, но говорят, что все плохо. Она пыталась наложить на себя руки несколько раз. Бабушка Аделаида некоторое время жила одна, потихоньку спивалась, пока доброхоты-общественники не определили ее в дом престарелых. Она пока жива, но… как бы сказать поделикатнее… состояние ее разума плачевное. Всю свою обширную библиотеку она пропила…

Старец Горацио пошамкал губами и продолжил.

– Придется тебе, Анастасия Романовна, обустраиваться здесь. Уверяю – у тебя получится. Придет время, и ты вспомнишь, что не соткалась из воздуха. У тебя здесь есть прошлое, хотя ты мне и не веришь. Так устроено мироздание. Кто ищет, тот обрящет!

Я гляжу на него, ни жива ни мертва. Вот кто настоящий дьявол! Не Бун, не Блуд, не князь Эгельберт, Рейшо, Туррис, Мистерик, кто там еще! Истинный дьявол сидит передо мной, смотрит на меня с притворным сочувствием. И я не могу придушить его, я ничего не могу сделать. Я могу только…

– Прошу, уходи, – шепчу я, еле сдерживая слезы. – Оставь меня, забудь обо мне… не возвращайся никогда.

– Еще раз, прости, Анастасия…

Закрываю глаза ладонями, а когда открываю их… вижу друзей. Они продолжают тихо беседовать, а я лежу.

– А где… где этот старец?

Они смотрят на меня с недоумением.

– Какой такой старец? – спрашивает Чош.

– Который здесь сидел! Ну вот тут, на скатке, у него еще посох такой, с мордой пса…

– Ты заснула, Лео. Вырубилась прям на ходу. Только и всего. Мы тебя и уложили подремать… Никого здесь не было, только мы.

– Это всего лишь сон, Лео, – говорит Пегий. – Плохой сон. Сегодня тяжелый день, неудивительно.

– Ты что-то шептала, – добавляет Тельга. – Ты говорила во сне, что хочешь домой…

– Мы все хотим, – грустно кивает Чош. – Мы все хотим домой, Лео.

– Извините, – говорю я поднимаясь. – Мне надо побыть одной.

Бегом, по крышам, куда-нибудь! Дать волю чувствам! Но не могу. Уселась на краю крыши какого-то дома. Опустошенная, одеревеневшая.

Вечереет. Небо очистилось от туч, багровеет как никогда закат. Точно кровь. Недалеко течет Паг. Медленно и лениво плещется на волнах плоскодонка с парочкой рыбаков. Присматриваюсь – это же они! Хмурый старик и конопатый рыжеватый детина. Надо же… Привет, убогие! Я даже машу им рукой. Плевать, что они меня не видят. Главное, что я вижу их. И они продолжают жить, как ни в чем не бывало. Люди остаются людьми даже в то время, когда всё летит в тартарары.

Достаю из рюкзака смарт, тупо тычу по иконкам. В одной из папок затерялась фотография. Я забыла про нее. Думала, ничего не осталось. Там все мы, ну за исключением Оленьки, – бабушка держит на руках трехлетнюю Веру, я у дедушки на коленях, нахально сняла с него очки, а он хмурится, папа с мамой, обнявшись, смеются, глядя на нас.

Слезинка – одна-единственная – непослушно скатывается по щеке.

Повинуясь внезапному порыву, швыряю смартфон в реку. И пауэрбанк туда же.

Мой дом здесь. Моя семья там – в подвале, и в горах. А я – девушка без прошлого, и со смутным будущим. Бродячая кошка, живи на крыше!

Я – Лео. Просто Лео.

__________

Продолжение здесь – https://author.today/reader/387849/3578387