Зови меня Лео. Том I

Глава 27. Ты – ангел

– Кто там? – спрашиваю я.

Шорохи, возня, звяканье… цепи? Кажется, что человек, – или кто там, во тьме? – ползет и тащит за собой остатки цепи с колодками.

–Помогите!.. – слышу я голос. Описать, на что он похож, очень трудно. Что-то среднее между стоном и надрывным хрипом. Глубоко несчастный, слабый, какой-то ветхий что ли. Неживой скрип, а не голос. Кто-нибудь слышал вокал в таком одиозном экстремальном стиле, как депрессивно-суицидальный блэк? Теперь помножьте на два и получите приблизительно это. Мурашки по коже. Что за существо способно говорить так? И тут мне приходит мысль: шней?

Ведь и правда, кто добывал Урте ребис? Не он же сам – шаман совсем не похож на Буна. Шаман, сукин сын, бережет себя. Значит, это делал кто-то другой! И этот кто-то…

– Ты кто? – кричу я. – Шней? Как тебя зовут? Ты знаешь, кто такой Урта?

– Да, – доносится до меня. – Да, я знаю Урту… кхагххх…

Что и требовалось доказать. Вот же сволочь старая! Бросил подельника подыхать! Хотя… может, я слишком доверчивая, а там таится нечто, что никак нельзя выпускать на волю? Прислушаемся к эмоциям, если получится, конечно.

Ничего определенного. Несчастный если что и чувствует, так это отчаяние. Не уверена, так как эта способность – я назвала ее «эмпатией» – возникает порой рандомно.

– Чем я могу тебе помочь? – спрашиваю.

Некоторое время невидимый подельник Урты молчит, видимо собираясь с силами. Уже по одному дыханию понятно, что он на краю гибели.

– Крови! кхх…

– Чего? Крови?

– Любого зверька, прошу! Я ничего… кхег… не ел уже много времени…

– Ладно. Только как бы тебе доставить зверька? Вплавь? Ты где вообще?

– Только… только не вплавь! Не вздумайте плыть! Ни в коем случае… кхех… ни в коем случае не касайтесь воды!

– Понятно, спасибо за предупреждение. Хорошо, я подумаю, как тебя вытащить.

– Крови, прошу! Хотя бы крови… кха-кхагррр… И воды бы, но я прошу только крови, хоть глоток! Умираю… я чувствую, что не протяну до вечера… Силы мои стремительно тают…

– Так, если у тебя еще остались силы, подползи поближе к краю, я постараюсь увидеть, где ты.

– Хорошо, хорошо… как вы вовремя, кем бы вы не были… спасибо!

Гашу факел, усаживаюсь в темноте в позе лотоса и начинаю медитировать. Постепенно очертания огромной пещеры становятся видимыми, проступают детали. Гляжу, долго гляжу, пока в одном из верхних проходов – от воды до нее метров пять, если не больше – не замечаю шевеление. Темная смердящая масса.

Фу! Шибает, так шибает, ёк-макарек! Аж слезы выступают. Вот от способности «осязание» я бы совсем не прочь отказаться. От чувака несет могилой и этим всё сказано.

– Кажется, я тебя вижу, – говорю, понемногу приходя в себя после газовой атаки. – Ты в одном из верхних проходов. Ну-ка пошевели рукой! Ага, вижу, вижу.

– У вас поразительно острое зрение… кхег… простите за нескромный, может, вопрос, но вы… кхарг…

– Я человек, – отвечаю, не дожидаясь, когда говорящий трупачок закончит, – только необычный. Жди меня, я скоро.

Подстрелить зайца не составило никакого труда. Здесь вообще на удивление много живности. Немного подумав, срезаю ветку попрямее, заостряю конец, нанизываю тушку и иду обратно. Пришлось опять сидеть, моргать, ждать «просветления».

– Ну что, приятель! – подаю я голос. – Ты там жив ещё? А то что-то затих совсем.

В ответ я слышу только его специфическое дыхание.

– Я кину типа копьецо со свежей тушкой зайца, – продолжаю я. – Надеюсь, попаду! Если не попаду, не отчаивайся – попробую ещё разок.

Молчит. Может, уже копыта отбросил, кто его знает. Тем не менее я прицеливаюсь и как заправская легкоатлетка кидаю импровизированный шампур. Бац!

Вроде попала. Стою, прищуриваюсь, стараюсь выкрутить своё суперство на максимум. Так, кажется зашевелился, родимый. Вот и влажные чавкающие звуки пошли. Не помер.

– Ну, отзовись, дружочек! – кричу я. – Зря я что ли старалась!

Спустя долгие десять или пятнадцать минут, заполненные разнообразными, прямо скажем, малоприятными звуками трапезничающего монстра, он, наконец, с хорошо заметным удовлетворением вдыхает. Полной грудью, или что там у него.

– Ну как, вкусно?

– О! Не то слово, – уже чуть более крепким голосом отзывается он. – Я уже впал в беспамятство и если бы не запах крови… может более не очнулся бы. Большое спасибо вам, кто бы вы ни были! Я очень благодарен… правда.

– Меня Лео зовут.

– Мое имя Кошич.

– Как-как?

– Кошич.

– Кошич? Что ж, Кошич, давай так – ты лежи там, а я вернусь в лагерь и мы вместе с друзьями подумаем, как тебя вызволить.

– Не стоит…

– Ничего не хочу слушать! Я такая – упрямая. Сказала – вытащу, значит так и сделаю. И пару вопросов Урте не помешает задать. Жди!

– Лео! Лео! Постойте!

– Слушаю.

– Раз такое дело… то скажите, пожалуйста, Урте, что я не обижаюсь на него. Не обижаюсь, я всё понимаю.

– Не вопрос, скажу. Бывай!

– Еще раз спасибо!..

«Однако, – думаю я. – Какой вежливый вурдалак!»

На этом я отчаливаю из сей юдоли скорби, сиречь обрушившейся шахты, и направляю стопы в лагерь.

В лагере полным ходом идёт возведение избы. Это я их заставила. Запозорила просто в хлам. Сколько можно обитать в бомжацких шалашиках? Столько лбов, а заняты в лучшем случае охотой, истреблением припасов да ковырянием в носу. Особенно последний вид досуга обожает Дастур. Дастур Сопелька.

Какой-никакой прок имеется от Куля, ставшего нашим поваром, Пегого, доставляющего медок и рыбу, да Сандры, обстирывающей всю честную компанию. Опять-таки, по моему настоянию, а то так и ходили бы благоухая, не хуже Кошича. Не беру в расчет Урту, он как бы на особом положении. Эдакий гуру, старичок на своей волне. Хотя, и от него то молочко перепадет, то сырок, то травяной настойчик всем заварит.

А мой ненаглядный Дантеро всё свободное время убивает на свою распроклятую книженцию. Хорош возлюбленный! Ненавижу эту груду престарелой бумаги! Так и спалила бы! Дождётся у меня красавчик, ох и дождётся!

Итак, подхожу к ним. Урта тут как тут, командует, пальцем показывает, что и куда и как. Стучат топоры, звенит пила, ходит взад-вперед Лис, пощипывая лютню и посвистывая. Все здесь, даже Куль. Ха! Обиделись? И не здороваются, рожи воротят. Кроме Чоша. Здоровяк не злопамятный, думаю, это и так понятно.

Урта не обращает на меня внимания, хотя я прожигаю его самым красноречивым взглядом, на какой только способна. Вон и остальные побросали инструменты, глядят на меня с опаской и интересом. Типа, что там еще эта дурная баба придумала?

Шаман не подаёт виду. Игнорит, пытается пройти мимо, но я, скрестив руки на груди, преграждаю ему путь.

– Мой пройти! – сердито говорит он, держа в руках охапку стружек. – Пройти?

– Нет, – ледяным тоном отвечаю я. – Не пройти.

– Почему?

– Я нашла шахту. А в шахте еще кое-кого.

Стружки сыплются наземь. Краем глаза замечаю, как бледнеет Дантеро. Так-так, тоже, значит, рыльце в пушку. Не много ли грешков водится за ним?

Дальше события приобретают неожиданный характер.

– Ты же сказал, Кошич утонул? – спрашивает Дантеро.

– Я? Урта? Урта сказал? – возмущается Урта. – Урта так не говорить! Урта говорить – шахта потоп. Всё! Про Кошич – не знать ничего! Живой ли, мертвый ли – не знать ничего! Что делать? Ты спрашивать – тело не найти? Тело не найти, отвечать Урта. Наверное, утонуть. Урта не знать, что делать, как искать, как спасать, если живой. Тогда ты предлагать – завалить проход. Ничего не поделать. Умер Кошич! Вода – опасный! Шахта – очень опасный! Завалить проход. Чтобы никто лишний не войти. До лучший времён, ты сказать. Потому что, ребис есть! Много ребис есть! Скоро много-много ребис! Пусть будет так! Урта думать, думать и согласиться. Кошич жаль. А оказывается, Кошич выбираться! Он смочь доползти до завал! И так умер! Его смерть – моя совесть! Из-за тебя, пеллев, из-за тебя! Урта навлечь гнев духов!

А дед не на шутку распалился. Машет руками, бороденка трясется, рожа красная, не хуже барона Робаша. Дантеро же, напротив, бледнеет все сильней. Сел на пенек, сжал кулаки, стиснул зубы.

– Кошич быть друг Урта! – продолжает кипеть праведным гневом шаман. – Если подождать, то спасти! Беда!

– Так, так, – говорю я. – Интересный какой друг.

– Хороший друг! Очень хороший!

– Очень хороший друг в кандалах. Очень хороший друг горбатился на тебя, Урта, в шахтах, один, скованный цепью, а ты в благодарность за добытый ребис кормил его объедками. Так?

Дантеро едко усмехается.

– Так, Лео, – отвечает он. – Всё так.

«С тобой я еще побеседую», – думаю я, а вслух спрашиваю:

– А что скажет уважаемое сообщество в лице Чехонте, Противного, Сопельки и Кухарчука?

– Что скажет… – почесав затылок, покумекав, отзывается Чош. – Видал я шнеев, правда в повязках, да издали, но скажу – твари те еще. Однако ничего худого они мне не сделали. И в случае с этим… как вы его назвали? Кошич, кажется? Я, прежде чем осудить, или похвалить, лучше спрошу: после того, как ты, Урта, обнаружил, что шахту затопило, сколько ждал? День, два?

– Урта сразу сказать пеллев, – не мешкая ни секунды, отвечает шаман. – Пеллев Дантеро как раз быть, и Угрюм быть тогда. Они сразу говорить: шахту завалить. Сразу! Быстро! Ребис есть, всё есть, Урта может быть свободный, а Кошич умер. Пеллев Дантеро с Угрюм даже не посмотреть. Урта сам работать. Урта тогда очень устать.

– Ну, это не правильно, – качает головой Чош. – Надо было подождать хотя бы пару дней. Хоть и тварь мерзкая, но всё-таки… не по-людски как-то. Столько лет заставляли пахать на себя и тут – раз! и к чертовой бабушке! Однозначно – не по-людски. Неправильно.

– Согласен, – поддакивает Дастур.

– Может, были причины столь поспешного поступка? – спрашивает Куль. – Давайте спросим у Дантеро.

Дантеро поднимается и мрачно отвечает:

– У меня нет объяснения этому поступку. Просто нет. Ни я, ни Бун не вмешивались в дела Урты. Да и не никто не вмешивался. Ты, Чош, тоже не особо вникал, что да как, так что не строй из себя святошу…

– Да я и не строю, – говорит Чош. – Просто могли бы и обождать чутка.

– Да вот не обождали! – зло отвечает Дантеро. – Мы подозревали, что Урта держит в плену шнея, но не задавали вопросов. На нужен был товар – а я прошу заметить «уважаемое сообщество», что Урта сам вышел на нас, – и мы получали товар. Когда произошел обвал, мы…

И тут Дантеро, поняв, что наговорил лишнего, осекается. Глядит на меня с опаской.

– Договаривай, любимый мой, договаривай, – прошу я как можно убедительней.

– Я потом всё объясню тебе, Лео, – угрюмо говорит он. – Наедине.

– Буду ждать с нетерпением.

– А вообще, – интересуется Дантеро, – к чему этот разговор? Ну погиб Кошич, страшной смертью погиб, и что? Жаль его, конечно…

– Я ни слова не сказала о том, что Кошич погиб.

Какое это наслаждение, видеть их вытянутые рожи. Первым приходит в себя Чош.

– Что? Кошич жив что ли?

– Просил передать, что на якута… то есть на Урту не обижается.

Урта так и плюхается на землю. С разинутым ртом.

– Так, короче, – продолжаю я, не давая им опомниться. – Я уже подумала, как быть. Надо смастерить плот. Проходы местами узкие, придется тащить туда бревна и собирать прямо там. Спустим, я подплыву, заберусь туда, где он лежит и вытащу. Надо бы копья, меч, а то вдруг в воде какие страшилища с щупальцами? Ну как, что скажете?

– Ты уверена? – спрашивает Дантеро.

– Уверена. Я с ним говорила. И я его не брошу. Не брошу и точка, даже слышать не хочу никаких отговорок. Вот такая я. Принимайте как есть.

– Тогда начнем, – хлопнув себя по коленям, говорит Чош. – Что попусту языками молоть. Вызволим бедолагу.

Так и решаем.

Весь оставшийся день мы пилим бревна и оттаскиваем их к пещере. Урта не пожелал принять участие в мероприятии и куда-то ушел. Известие, что Кошич выжил, выбило его их колеи. Не знаю, что именно он чувствовал – смятие, досаду, боль, – но у него точно скребутся кошки на душе.

Пусть отходит.

Я муздыкаюсь наравне со всеми и в конце концов порядком утомляюсь. Но прежде надо поговорить с моим вроде как парнем. Если он не забыл, что я его девушка.

Нахожу его, одного. Привалился спиной к дереву, отрешенно хлещет веточкой по зарослям крапивы. Присаживаюсь рядом. Дантеро реагирует как-то скованно, смотрит на меня и тут же замыкается

– Скажи, Данте, что между нами происходит? – тихо спрашиваю я.

– Ты теперь провидица, прочти меня, – отвечает он, прямо скажем, недружелюбно.

– Перестань. Никакая я не провидица, скажешь тоже. Во всяком случае, так просто это не работает: захотела – влезла в мысли, не захотела – не влезла. Если бы ты знал, какой бардак сейчас у меня в голове, то пожалел бы меня, а не дулся неизвестно из-за чего. И вообще, давай не будем о моих способностях. Надоело уже. Лучше ответь на мой вопрос.

– Я не знаю.

– Еслиты переживаешь, что я стану тебя упрекать за Кошича, так это зря. Проехали.

– И за это переживаю, Лео, – вздохнув, говорит Дантеро, – и за многое другое.

– Лучше скажи, как есть. Я пойму.

– Нет, милая Лео, пока…

– Может лучше Настя? – перебиваю его.

Дантеро впервые за долгое время улыбается. Вымученно, но тем не менее.

– Я привык к твоему прежнему имени, Настя, – говорит он, посмотрев мне в глаза. – Я привык к прежней тебе. Но ты изменилась.

– Мы все изменились. И что? Я просто хочу понять – мы вместе, или нет? Ты меня любишь?

– А ты?

Признаюсь, этот вопрос застал меня врасплох.

– Вот видишь, – грустно говорит Дантеро, расценив мое молчание по-своему. – Я очень тебя люблю… Настя. Видит пророк Лёр, я люблю тебя и это причиняет мне боль.

– Но почему? – не слыша саму себя, как во сне спрашиваю я.

– Потому что в тебе нет таких чувств, какие испытываю я, Настя. Я знаю о чем говорю. Я всё время был с тобой, рядом. Во всяком случае до тех пор, пока меня не выгнала Сандра. Ты много разговаривала, будучи в беспамятстве. И главное, что я понял из этого бесконечного потока бессвязных слов – ты никогда по-настоящему не любила. Признайся, ведь это так? Почему тебе кажется, что все, с кем ты была близка, обманывали тебя, поступали несправедливо?

Молчу. Нечего сказать.

– Я много размышлял, откуда ты взялась. Такой страны, как Мидланд не существует, так?

– Не существует, да. На самом деле я из…

Дантеро мягко кладет палец на мои губы, точно так же, как когда-то это сделал демиург. Только у Горацио этот жест был полон едва сдерживаемой страсти, а у красавчика получился… скорее дружеским прикосновением. Заботливым.

Вот в чем дело. Он любит меня… как любил сестру. Бету. Вот какие чувства он испытывает ко мне!

– Не надо, – говорит он. – Не говори ничего. Я хочу думать, что ты – ангел, присланный, может, и самим Лёром, кто его знает. Хочу, чтобы ты осталась такой.

– Что это значит?

– Не сейчас, Настя. Пойдем лучше спать. Завтра тяжелый день.

– Нет, подожди, не уходи! – цепляюсь я за него.

– Настя, – говорит он, взяв меня за руки, – мы всегда будем близки, всегда. Я люблю тебя, но…

– Я слишком напоминаю ее?

– Да. И я не могу избавиться от этого чувства. Там, в лесу, я чуть не обезумел. Мне казалось, что я опять теряю сестру. Опять повторяется тот ужас. Я не мог этого позволить. Не мог! Вот так. Прости, если мои слова ранят тебя, но я сейчас честен, как никогда прежде. Ты теперь моя потерянная сестра, которую я тогда, три года назад, не уберег. Черт побери, ты не представляешь, как я счастлив видеть тебя живой и здоровой! Мы брат и сестра, Настя, и поэтому… лучше пусть будет так. Да и потом, у нас все равно ничего не получилось бы. Ты знаешь, какая ты, а за мной столько грехов, столько ошибок, что… Вот и с Кошичем оказия вышла. Мы слишком сложные. Ну как, Настя? Ты не сердишься?

Вместо ответа я обнимаю его. Прижимаю со всех сил, думая только о том, как бы снова не разреветься.

– Спасибо, Данте. Ты настоящий братишка. Я люблю тебя, братишка.

Дантеро мягко отстраняется, смахивает с моей щеки непослушную слезинку.

– Ты еще полюбишь, Настя. Обязательно. Когда этот миг настанет, ты поймешь. Только не сойди с ума.

– Хорошо, Данте. Я постараюсь, – неловко смеюсь я.

– Спокойной ночи, сестренка Настя.

– Спокойной ночи, братишка Данте.

Улыбаюсь сквозь слезы. Чувствую прикосновение его губ к моим заплаканным щекам.