Зови меня Лео. Том I

Глава 30. Страх рационален

Ранним утром выходим. Как и условились – я, Чош и Пегий. Налегке – только оружие и запас еды на пару дней. У меня всё в рюкзачке, и смарт тоже. Не знаю, зачем взяла, но пусть. Со мной сабелька, кинжал, лук и колчан с тридцатью стрелами. Чош с боевым топориком за поясом, коротким копьем и тремя кинжалами. Пегий с одним только ножом. «Не мало?» – поинтересовались мы. «В самый раз», – ответил он, скептически оглядев Чоша, облачившегося в кирасу и водрузившего на голову морион. Идет здоровяк, бряцает оружием, пыхтит, пот струится по лицу. Настоящий танк. А вот мы с Пегим оделись просто и неприметно – темные куртки, штаны и сапоги. Два вора, не иначе.

Шляпы нет и свои отросшие рыжие волосы я собрала в хвост. К дьяволу шляпы с перьями! К дьяволу галстучки, штиблеты, белоснежные рубашки! А также камзол, помните, такого густого бордового цвета с отложным воротником? – пусть ветер разнесет прах этой никчемной мишуры! Я иду не на парижских подиумах дефилировать.

Я иду убивать.

Пистолеты отсутствуют. Единственный забрал с собой Дантеро. Если получится, разживусь огнестрелом в Пагорге. Хотя, мне не очень нравится здешние пукалки – скорострельность низкая, зато шума и дыма – до фига и больше. Лук в этом плане гораздо эффективней. Тихо, а при должной сноровке – быстро. Только в дальности уступает и не всегда бьет наповал. Но я не собираюсь валить всех направо и налево, к тому же действовать мы будем по большей части в городе. Бун точно где-то там гнездится, нутром чую.

Путь неблизкий – полдня пути до реки всё время вниз, потом переправа и еще несколько часов до первой деревни, кажется она называется Осиновая.

Петляя по узким извилистым тропкам, я впервые по-достоинству оцениваю довольно удачное местоположение нашего убежища – его еще надо суметь найти среди нагромождений скал. Плюс естественные преграды в виде реки и отвесных склонов, заросших труднопроходимым лесом.

Что радует, так это буйство природы в первозданном виде. Мы идем в тишине, прерываемой журчанием ручьев, криками птиц, поскрипыванием сосен и лиственниц. Шуршат сапоги, осыпаются камушки под ногами, ломаются влажные обомшелые ветки, вызывая тихое пугающее эхо. Путь наш хоть и труден, и опасен, но в какой-то мере медитативен. Заставляет задуматься.

Конечно, этот поход лично для меня – в первую очередь бегство от слишком неприятных воспоминаний, связанных с откровением Лиса. Первый и самый лучший друг, брат, как он сам признался, оказался подлецом. Чтобы не впасть в тоску, наша авантюра – лучший способ залечить душевные травмы. Но стоит ли оно того? Что даст мне месть? За себя и за Петура, а может, и за Блуда, пусть и был он демоном, и многих других – в моем понимании Илио Бун превратился в олицетворение зла, виновника всех моих, да и не только моих, бед.

Не собираюсь мучить себя вопросами: а есть ли в этом смысл, и как поможет мне это в будущем, и так далее. Я хочу сделать это, а там хоть трава не расти. Вот и всё.

Далеко за полдень, уже порядком устав, достигаем реки. Лодка скрыта в зарослях растущей у берега осоки. Переправляемся без проблем и решаем сделать привал. Костер разводить не стали, решаем просто передохнуть, попить воды и наскоро перекусить сухарями с сыром. Но едва я усаживаюсь рядышком с моими боевыми спутниками, на утесе, с живописным видом на горы, с которых мы только что спустились, как из травы прямо на меня выскакивает… огромная такая жаба. Скользкая, противная.

Я взвизгиваю и, недолго думая, лезу на ближайшее дерево.

– Уберите ее! – в панике кричу я. Ненавижу лягушек!

Чош с Пегим, хватаются за оружие и со страхом озираются.

– Уберите! – верещу я, цепляясь на ствол. – Уберите эту гадость! А-а!

– Где? Кто? – напряженно всматриваясь в чащу, недоумевает Чош. – Кто на нас напал, Лео? Ты их видишь? Скажи, откуда лезут? Лео! Лео?

– Да вот она, – тычу я рукой. – Рядом с тобой! Вот она!

– Да где?

Пегий уже догадался в чем дело и начал ржать как умалишенный.

– Что случилось-то? – спрашивает Чош, глядя на него. – Вы что, с ума что ль посходили?

Пегий – о ужас! я аж зажмурилась! – берет жабу в руки.

– Наша Лео, – говорит он, – боится лягушек.

– Чего?

– Наша дорогая Лео, – повторяет Пегий, поглаживая жабу (фу! какая мерзость!), – наша бесстрашная воительница, воплощение мужественности с одной стороны и невероятной красоты с другой, боится лягушек. Представь себе.

Чош с недоумением смотрит на меня, потихоньку забирающуюся всё выше.

– Это правда?

– Да! – чуть не плачу я. – Да, боюсь! Ради бога, или этого вашего… как его? Ради вашего юного Лёра, скажи ему, чтобы убрал эту гадкую тварь!

– Да ладно тебе! – еле сдерживая смех, говорит Чош. – Это же всего лишь лягушка!

– Если вы не закинете ее подальше, надеру обоим задницы, так и знайте!

– Ладно, отпусти ее, Пегий. А то и правда схлопочем.

– Жаль отпускать, такая жирненькая, такая сочненькая жаба… Может, поджарить ее? Скушаем, жабы они на курятинку похожи…

– Убери эту тварь или я за себя не ручаюсь! Считаю до трех! Раз…

– Ну хорошо, хорошо, – говорит Пегий и отпускает жабу. – Скачи себе на здоровье, красавица! Скачи, не слушай эту буку!

– Сейчас договоришься у меня!

Нет, ну издевается ведь! Нашел «красавицу»! Выжидаю пару минут и только собираюсь спустится, как вдруг во мне включается та самая экстра-чуйка. Слышу звериный рев, похожий на медведя, только необычный. Не могу сказать, что именно в нем привлекло. Не то боль, не то… жажда крови. А скорее и то и другое вместе.

И этот зверь ломится сквозь заросли в нашем направлении. Даже не ломится – бежит.

Спускаюсь.

– Да, Лео, – усмехается Чош, – ты не перестаешь удивлять.

– Тихо! – я поднимаю руку.

– Что, еще одна жаба? – ёрничает Пегий.

Зверь видно учуял нас. И он все ближе. Тут и до Чоша с Пегим доносятся угрожающие звуки.

– Хуже, мальчики, – говорю я. – Гораздо хуже.

– Что за… – только и успевает сказать Чош, как вдруг перед нами предстает самое настоящее чудовище. Огромный-преогромный медведь, облезлый, плешивый, с язвами по всему телу, с которых сочится препротивная слизь, полная копошащихся в ней червей, с пасти капает кровавая слюна. Больной? Едва взглянув на него, понимаю: да.

– Этот медведь заразился той же дрянью, что и вурды из каменоломен, – говорю я, обнажая клинок с кинжалом. – У него начался процесс трансформации в… монстра. В оборотня!

– Чтоб меня! – восклицает в сердцах Чош. – Хорошенькое начало! И что делать?

– Биться, Чехонте! Что за глупый вопрос?

– А может, ну его? – предлагает Пегий. – Убежим?

– Это оборотень, а не медведь, глупая твоя голова! Он быстрее и сильнее и свирепее и ему невтерпеж сожрать нас!

Грузно топая, медведь выходит на поляну, где мы обосновались, и шумно вдыхает воздух. Старается унюхать нас, так как на месте одного глаза красуется еще не заживший шрам как будто от меча, другой покрыт белесой пленкой. Слепой. Это нам на руку.

– Пегий! – говорю я. – Лезь на дерево, от тебя с твоим перочинным ножичком толку мало. Чехонте, коли в него копьем, но близко не подходи! Держи дистанцию! Укол – и отскакивай, лучше в сторону. Если что – беги! Понял?

– А ты? – нервно спрашивает Чош, стискивая копье. Прекрасно понимаю его – сама боюсь. Но монстрюгу надо валить, иначе мы от него не уйдем. И как только заразился? Рыскал поблизости каменоломен?

Ну, поехали! Ведьмачка я, или нет?

– Ну ты и урод! – кричу я. Медведь поворачивается в нашу сторону.

– Лео, Лео! – на этот раз трусит уже Чош. – Может и правда, ну его нахрен, а?

– Не ссы, Чехонте! Если боишься, лезь на дерево! Это, как уже выяснилось, надежное укрытие и от жаб и от медведей-вурдалаков!

– Вот уж херушки! Стану я по деревам лазать, словно пацан! В бой, мать!

– В бой!

И Чош колет его в харю. Медведь разражается жутким воем и с какой-то невероятной для такой колоссальной туши взмахивает лапищей. Чош едва успевает пригнуться. Еще чуть-чуть – и кирдык ему.

Ждать, когда монстр задерет Чоша нельзя. Забегаю медведю за спину и делаю пару резов по его спине. Царапины – почти не чувствует толстокожий. Не пойдет. Делаю пару уколов – уже реагирует. Наши запахи сбивают его с толку, он крутится, фыркает, брызжет кровью вперемешку со слюной, ревет, машет лапами, не дает подступиться, урод. Я предпринимаю авантюрную попытку – улучшив момент, прыгаю чудовищу на спину и вонзаю кинжал в шею сбоку, пониже. Медведь стряхивает меня, но я готова к этому и ловко приземляюсь на землю. Жалко, кинжал так и остался торчать в шее.

Чош, видно, входит в боевой раж. Сразу после моего укола от втыкает копье прямо в оскаленную пасть монстра. Копье застревает в пасти. Медведь ревет так, что кровь стынет в жилах. Чош входит во вкус и бьет наотмашь топором – и без того посеченная морда зверя украшается еще одним шрамом. И снова его лапа едва не задевает здоровяка. Чоша спасает только то, что медведь слеп.

– Беги! – кричу ему. – Не рискуй понапрасну! Лезь на дерево! Иначе он точно прихлопнет тебя!

Чош не заставляет себя упрашивать и с завидной прытью присоединяется к Пегому. Медведь следует за ним, со всего размаху врезается в дерево, от такого удара оно едва не ломается. На землю сыпятся шишки, ветки. Медведь снова бодает дерево – Пегий с Чошем едва удерживаются наверху. Еще парочка таких таранов – и мои приятели сверзятся в реку.

Надо его отвлечь. Решаю подрубить ему сухожилия на задних лапах.

Раз взмах, еще! Медведь падает на бок. Так, полдела сделано. Из пасти хлещет кровь, струясь по древку копья, морда тоже залита. Дышит уже через раз, хрипит, но ползет, волоча задние лапы.

– Где топорик твой, Чехонте? – спрашиваю здоровяка.

– Со мной! – отзывается Чош.

– Кидай мне! Надо башку ему отчеркрыжить, чтоб наверняка.

В общем, активная фаза боя завершена. Удачно вышло, никто не пострадал. Дальше я рублю топориком медведя в область шеи. Топорик вязнет в шкуре, но дело идет. Медведь падает, какое-то время пытается ползти, копье мешает, торчит, косматый ревет уже как-то жалостно, шарит лапами по траве, но силы покидают его, пока он вконец на затихает.

Бросаю топорик. Сама вся измазюкалась в кровище, но чтоб отделить голову монстра от тулова надо еще много времени.

– Эй, вы! – говорю я, вытаскивая свой кинжал. – Спускайтесь уже! Давайте, принимайтесь за работу!

– А может в реку падаль? – говорит, осторожно подходя к медведю Пегий.

– Не может! – отрезаю я. – Руби башку! Или он возродится.

– Ты в этом уверена?

– Уверена ли я? Хорошо, давай оставим его тут как есть. Скоро ночь, ляжем где-нибудь, в облипочку…

– Ни слова больше! – говорит Пегий, и, поплевав на ладони, берется за топор.

Закончив с разделкой, вернее обезглавливанием туши, мы решаем смыть с себя зараженную кровь. Искупаться, проще говоря. Мало ли что. Да и неудобно как-то щеголять по уши в медвежьей крови. Сразу предупреждаю парней – если увижу, что за мной подглядывают, мало не покажется. Раздеваюсь, окунаюсь – а водичка-то ледяная, ох! Аж дух захватывает. Вымываюсь, заодно прополаскиваю одежду, не забывая поглядывать за парнями. Они, кстати, совсем не стесняются своей наготы. Плескаются с удовольствием, как после приятной и добротной работы. И Пегий, кстати, тоже весьма неплохо сложен.

Они конечно, тоже насмотрелись на мои прелести – как ни угрожай, а как устоять, когда в паре метров такая знатная купальщица, как я. Ну и ладно, против природы не попрешь. Пусть смотрят.

Тщательно отжав одежду, одеваюсь. Обсохну на ходу, ничего.

На все это уходит время. Незаметно наступает вечер. Стоим у туши убитого медведя-оборотня. Пегий глядит на меня, и, кажется, даже не замечает своей фирменной похотливой улыбки.

– Ты нормальный вообще? – интересуюсь я.

– Нормальный. А что такое?

– Мы тут едва не сдохли, а ты лыбишься? Я ведь предупреждала, что будет, если станешь подглядывать за мной.

– Ты что, Лео! Даже ни одним глазком!

– Вот ты погляди, Чехонте, – врет, и глазом не моргнет.

– Ладно, Лео, – вмешивается Чош. – Ты сама с нас глаз не сводила.

– Я следила за вами! – горячусь я, и добавляю, уже спокойней: – Но видно, плохо.

– Это всё, конечно, хорошо, но ты действительно думаешь, что он, – Чош пинает дохлятину, – был заражен?

– А вот ты мне скажи – много ты видел таких медведей? Это же оживший труп! Вон, смотри, сколько в нем опарышей! Ну или был на последнем издыхании.

– М-да, ты права, – задумчиво погладив подбородок, говорит Чош. – Вот же засада-то! Ежели и зверье тоже подверглось этой участи, что ж дальше будет? А, Лео?

– Я бы сказала, но не хочу настроение портить. Ни себе, ни вам. Предлагаю уйти отсюда подальше, найти место для ночлега. А чтобы не было так грустно, можете вспоминать как одолели в честном бою лютое чудище, а наградой вам была нагая дева, купающаяся в реке.

– Всё равно как-то невесело, – уныло говорит Чош, засунув топорик за пояс и водрузив на голову морион.

Отправляемся дальше. Молча. Как бы ни были привлекательны наши юные обнаженные тела, тревожные раздумья одолевают. Кроме Пегого, естественно. Он весел и бодр.

– Всё-таки, – прерывает тишину Чош, – у меня не укладывается в голове: очертя голову кинуться на чудовище и при этом панически боятся лягушек. Как такое возможно, Лео?

– Тебя действительно это интересует?

– Да не так что бы… Просто я думал, что после этого… ну ты понимаешь! После твоего, как ты там назвала-то? Перерождения – вот. Думал, что ты ничего не боишься.

– Я тоже так думала, – признаюсь я. – С пеленок боюсь всяких таких скользких тварей. Но если честно, меня радует, что я сохранила эту фобию.

– Один момент, Лео: что такое фобия?

– Страх. Так зовутся страхи, от которых мы не можем избавиться. Специфический иррациональный страх, если по-науке. Так вот, я рада, что у меня есть это.

– Странно слышать это. Не желаешь признаться, почему?

– Потому что это свидетельствует, что я человек.

– Для тебя это так важно?

– Очень важно. А вот ты боишься чего-нибудь?

– Хм… не знаю. Никогда не задумывался об этом.

Вскоре, уже затемно, мы замечаем впереди деревню Осиновая. Лунный свет освещает призрачным светом соломенные крыши крестьянских изб. Мертвая тишина. Ни одного огонька. Из печных труб не вьется дымок. Не лают собаки. Не кудахчут куры.

– Вы в ней были, когда припасы пополняли? – спрашиваю я Чоша.

– Нет, в другой.

– Здесь как будто всё вымерло, – говорю я и сосредотачиваюсь. Так и есть – тут еще остались люди и они прячутся. В погребах, подвалах, домах. Под кроватями, в шкафах. Матери зажимают рты детям, отцы сжимают топоры и молоты, беззвучно шепчут молитвы старики. Их объединяет одно – дикий страх. И везде развешены пучки трав – полынь, чертополох, а также лук с чесноком. Эти запахи трудно не почувствовать.

Самое главное – так происходит каждую ночь.

Не без труда выныриваю из этого многоголосого омута. Сосредоточение плохо именно тем, что так и норовит увлечь тебя с концами. Особенно, когда речь идет о такой сильной эмоции, как страх. За чужими бедами всегда интересно наблюдать.

Чтобы «отрезветь» окончательно, бью себя по щекам.

– Что такое, Лео? – спрашивает Чош, напряженно вглядываясь в темноту кривых деревенских улочек. – Что учуяла?

– Что-то тут нечисто, – говорю я. – Люди прячутся, ждут кого-то.

– Кого, как думаешь?

– Если бы я знала…

– Предлагаю спрятаться и понаблюдать.

– Принюхайся, Чехонте, – предлагаю я.

Чош водит носом и пожимает плечами.

– Ничего особенно, Лео, – говорит он. – Сено, навоз. Самые обычные запахи.

– Тут полным-полно оберегов, – проясняю я. – Либо народ по-привычке отгоняет нечисть, либо старается, чтобы их не почуяли. Не могу сказать с уверенностью, но людям жарко. Они отчего-то укутались одеялами, полагаю, многие зарылись в стога с сеном. Они ждут кого-то, у кого отменный нюх, хотя я могу и ошибаться. И этот кто-то, милый мой Чехонте, будет пострашнее поверженного нами медведя-вурдалака.

– Обойти стороной? – по привычке предлагает Пегий.

– На этот раз я бы согласилась, – говорю я. – Но мы не знаем с кем, или с чем имеем дело. Надо затаиться. Только по ветру, чтобы ветер не донес до этой нюхастой нечисти наши запахи.

– Да, ветер дует нам в спину, – говорит Чош.

– Перебежим дорогу и скроемся вон в той чаще, – показываю я на лесок, вплотную подходящий к лесу. – Оттуда и обзор лучше.

– Добро, – соглашается Чош. – Двигаем.

Но едва мы выходим из леса, как вдруг до нас доносится…

Пение.

– А не спеть ли мне песню?! – отчаянно фальшивя, тянет, по-видимому подзагулявший селянин – соответствующее амбре уже коснулось моего сверхосязания. – О любви! Не порадовать ли забаву? Любушке любой от сердца стихи! Да вот жаль – я ей не по-нраву!

Если честно, я аж испугалась. Не сколько из-за неожиданного появления местного пьяницы, сколько из-за невероятной схожести первых слов, а также мелодии с известным в моем прошлом мире хитом группы «Чиж и компания».

Перефразируя известную фразу – миры тесны.