За Бессмертного замолвите слово

Глава 5. И память будет о тебе

Приземление на спину едва не выкинуло дух из Василька, разбив размеренность дыханья. Всё тело будто онемело не двинуться и не вздохнуть, боль озарила тело. Пока он воздух ртом пытался заглотнуть, как рыба, трепыхавшаяся на безводье, из глаз прекрасно-синих ускользнула блестящая слеза, и пробежавшись по виску, укрылась в ухе. Превозмогая, он хриплый сделал вдох и стон не смог унять. Казалось, Щукарь одним ударом переломал ему все рёбра. В глазах мутилось, плыло и дрожало.

И если тело в норму приходило, то с разумом творилось искренне дурное. Отчаянье им безраздельно овладело как в час пред гибелью неотвратимой. Беспомощность сознанье охватило, как у той ничтожной мухи в сетке паука. Он был готов от ужаса кричать, как всё вокруг вдруг погрузилось во мрак. Страх отступил, оставив холодный пот на коже. И где-то за стеною темноты гремело что-то и рычало, под свист испуганных коней.

Шептала темнота, похожая на шорох листьев или шуршанье под половицей серой мыши: «Василь, ты цел?» И сам не зная почему он прохрипел в ответ:

— В порядке.

Говорящая тьма погасла столь резко, что причинила боль. Нежданный свет от фонаря на некоторое время ослепил его и зрения лишил. Когда он разлепил глаза и стал способен хоть что-то разглядеть, увидел странную картину. Щукарь лежал распластан на полу в проходе, не подавая признаков, что свойственны живым. Над ним стоял какой-то волхв в хитоне белом с орнаментом защитных знаков по его краю. От всей его фигуры веяло уверенностью в своих силах, что свойственно людям облаченных властью. Посохом волхв грудь нечисти проткнул, чем к полу пригвоздил.

— Ты как? — спросил Богдан.

Василь вздрогнул и резко обернулся. Каким-то необъяснимым Василю макаром друг оказался за спиной, поддерживая его плечи. Василь нахмурился и понял для себя, что многое из происходящего в конюшне не отложилось в памяти его. Вплоть до того, что не способен с точностью сказать, как долго валялся на полу и не терял ли он сознанье. Он ощупал рёбра и сделал заключенье, что хоть они и ныли, но были целы. Богдан помог ему на ноги встать.

— Вы кто такие? — грозно волхв спросил и с хлипким звуком вынул посох из тела Щукаря.

Посох тот твореньем странным был. На голову он возвышался над волхвом, ствол древа красного рунами испещрён, а самую его вершину украшал шар, светившийся огнём.

— Отец, — сказал Василь, чем подчеркнул своё почтенье. — Я Василёк, сын князя Звенко из Речного Звенигорода. А это друг и названный мой брат Богдан.

— Угум, — задумчиво заметил тот.

В конюшни запоздало ворвались те, кто за помещенье отвечал. И вот же чудо из чудес! Плащ волхва, что мгновение назад по полу расстилался, в миг взвился, как живой, закрыв обзор от нежелательных свидетельств.

— Пшли прочь! — волхв вскричал и стукнул посохом по полу, для подтвержденья слов.

Вбежавшие поспешно скрылись с глаз. Волхв в оправдание за грубость проворчал:

— Не стоит простой люд пугать и множить слухи, — волхв вновь обратил на них свой взор, сурово глядя из-под кустистых бровей: — И кто из вас колдун?

— Колдун? — переспросил Василь, едва не подавившись этим словом. — Ни я, ни он уж точно заверяю.

А если честно, то Василёк подумал, что волхв единственный, кто был достоин сего званья. Чего лишь стоит его посох, который он отставил и тот продолжил ровненько стоять, владельца дожидаясь.

«Никак сей волхв благословлён богами» — решил в итоге Василёк.

Волхв в плотную подошёл и произнёс:

— Я всё-таки проверю, — с этими словами к груди обоих он прижал исписанные рунами листки. Те вспыхнули огнём и пеплом обратились. — Хорошо, — заключил волхв. — Можете идти.

Василёк так понял, это подтверждало: не колдуны они. Но что вообще произошло?

— Во что он превратился? — спросил у волхва Василёк.

Тот, окинул его тяжёлым взглядом, но всё-таки ответил:

— Им завладела нечисть. Вам повезло, что я оказался рядом.

— Скажи, кого благодарить?

— Я Сновид, главный волхв храна в Новом граде.

Василёк уже собрался благодарственную речь толкать, как тут его Богдан за локоть потянул к коням:

— Поехали отсюда. Мы Щукаря нашли. Теперь он не годится в женихи.

Василь не хотел уходить, не разобравшись, но, глянув на лицо друга, передумал. Тот был несвойственно для его загорелой кожи бледен. Лоб покрывала испарина, словно он испытывал физическую боль. И за грудину хватался также, как он недавно. Василёк не мог знать, а не досталось Богдану больше, чем ему. Волхв ничего не говорил, не останавливал уход. Бездвижной статуей замерев подле тела Щукаря, он не сводил лишь глаз с Богдана. И неизвестно почему от такого взгляда Василю сделалось не по себе.

Взяв под узду своих коней, они вышли на улицу, где их встретила толпа, вывалившаяся из гридницы. Дружина, гуляющая на пиру, что повстречалась им в начале, удерживала любопытных, да и, как видно, сам волхв был не один. Всем хотелось знать, что за чертовщина произошла в конюшне. Они протиснулись через множество людей и на лошадей вскочили не так быстро, как хотелось. Васильку до сих пор любое движенье отдавалась болью в рёбрах. К тому же, ему казалось, что они чуть ли не сбегают. Василёк повернулся к Богдану мыслью этой поделится, а тот внезапно на его глазах с коня свалился.

Приостановив Буяна, Василь на землю спрыгнул и к другу поспешил:

— Что с тобой, Богдан?

Тот глаза открыл и непонимающим взглядом посмотрел, как будто ещё секундою назад он находился без сознанья. Придя в себя, он сам немного удивился:

— Внезапно слабость тела, — выдохнул Богдан.

Сказать по правде, он выглядел совсем неважно.

— Тебе досталось от Щукаря? — поинтересовался Василёк.

— Да. Нет. Не знаю, — ответил друг бессвязно. Сам на себя был не похож.

— Вернемся к Митрофану и кликнем лекаря.

— Не надо! — довольно резко заявил и начал подниматься.

Василь помог Богдану в седло вернуться, и они коней направили к дому Митрофана.

— Слушай, откуда там взялся этот волхв?

— Почем мне знать, — вздохнул Богдан. — Но нам он вроде бы помог.

— Надо будет его потом отблагодарить, — заметил Василёк.

Богдан на это промолчал. Василёк решил, что друг не хочет говорить. Но как же ему хотелось произошедшее с кем-то обсудить. Ведь и не ясно толком ничего.

А на подъезде к дому Митрофана Богдан внезапно заявил, что, не откладывая, надо в Звенигород им выдвигаться. И хоть Богдан был слаб и плох, с трудом вдвоём им с Митрофаном удалось того в хоромы запихать.

— Нам нужен отдых, — велел ему Василь.

— Не понимаешь ты! Нам поскорее нужно воротиться.

— Да кто же ездит на ночь глядя?!

— Ты не поедешь? Тогда пусти. Один поеду, — упорствовал Богдан.

— Ворота в городе закрыты. Переночуйте, а завтра уж и поезжайте, — аргументировал им Митрофан

В итоге всё-таки Богдана получилось убедить остаться. Василь, признаться, сам был происшествием напуган. Он без конца прокручивал воспоминанье произошедшего в конюшне. Та сила, с которой Щукарь его откинул, потрясала. Без помощи волхва им было не уйти. А ещё та, говорящая с ним тьма… и почему-то ему казалось, она заботилась о нём. Но вот одно бесспорно: он разделял желанье друга покинуть город и поскорее позабыть об этом всём, как о кошмарном сне. И несмотря на то, что голова была полна тревожных дум, едва улёгшись на подушки, он уснул.

На утро, когда за окном занимались первые лучи, его разбудил уже готовый к отбытию Богдан. Друг выглядел гораздо лучше, но молчалив, как никогда. Он то и дело пускал коня в галоп, и всю обратную дорогу Василю приходилось приостанавливать его. Богдан хоть хмурился, но скачку замедлял. Василь не понимал столь яростное устремленье. На все вопросы вновь хмурился, не отвечал. Поэтому в Звенигород они вернулись в рекордный срок и уже поздним вечером в усадьбе были у отца.

Встречал их люд, что к этому времени не спал. Старушка Кирияна выскочила к ним не подпоясавшись, а как услышала, что они весь день не ели, поспешила поздний ужин собирать. Ну и, конечно, Добромира. Василёк с облегчением отметил, что друг ей рад и улыбается. Всё как обычно. Василь нашёл отца в каморе. Отец, увлекшийся резьбой, теченье времени не замечал, покуда мастерил сундук для приданного на свадьбу Добромире. Тот оторвался от работ и выслушал внимательно о произошедшем с Щукарем. Отец от части ужаснулся, затем подумал, дал понять, что с дядькой Блудом сам переговорит. Покинув кабинет отца, Василь отправился на кухню.

— Прости, мать, что разбудили, — он приветственно поцеловал в щеку Кирияну.

— Пустое, — махнула та рукой. — Я не спала ещё. Такая штука — старость приходит и сна лишает. Садись скорей и ешь.

На кухне свечою освещённой она была одна.

— А где Богдан и Мира? — спросил он, ухватив кусок мясного пирога. — Я думал, они тут ещё.

— Этот хулиган есть отказался. Сказал, устал, — проворчала старушка. — Ты мне-то поведай, что в городе случилось? Богдашка сам не свой.

Василь напрягся. Он думал, что странным поведение Богдана ему казалось, но Кирияна вряд ли ошибалась.

— Ты знаешь, мать, я никогда такого не видал. Я думал, рассказы о нечисти — это сказки для детей. Щукарь никак с нечистой силой сговорился. Если бы не волхв, нам не вернуться бы живыми, — поделился Василёк. — Страшно, в общем, было, мать.

Она погладила по его голове, вздохнула:

— Хвала богам вы дома, — и строго наказала: — Завтра по утру сходи к кумирне и принеси дары. Да у жрецов возьми охранку.

Василь кивнул.

Перед тем, как последовать к себе, решил проверить, как там Богдан. А если честно, ему в душе хотелось с ним поговорить. Подойдя к комнатам Богдана, он неожиданно услышал, что тот ведёт с кем-то разговор. С начала было Василь подумал, что это Добромира, забыв о всех приличиях, в мужских покоях находится в ночное время, но услыхал он баритон мужской, отличный от голоса Богдана. Под впечатлением от дней последних, он не сдержался и ухо приложил к двери.

— С таким и я тебе не помогу. Не можешь ты там оставаться, — вещал голос незнакомый.

— Что я остальным скажу? — спросил Богдан.

— Тебе не стоит что-то говорить.

— С Мирой хочу переговорить, — вздохнул Богдан. — Как думаешь, сколько времени есть у меня?

— Два дня не больше.

Не выдержал Василь без стука двери распахнул:

— Два дня на что?!

И к удивленью своему, застал Богдана одного. Стоял тот у стены в портках, рубахе и босым. На столике, что за его спиной, свеча горела. Перед свечой было установлено бронзовое зеркало́, что отражало свет, упавший от свечи на стену кругом. Почудилось иль нет, Василь не знал, но вроде как, когда ворвался он, то в круге человека увидал.

— Что ты творишь? — прищурился Василь. — И с кем ты говорил?

Богдан вздохнул. Его лицо печально было.

— Василь, всё сложно объяснить…

— Тот волхв спрашивал о колдуне, — пронзила мысль внезапно Василя. — Так это ты?! Колдун? И что тебе надо от моей семьи?

Богдан ладони вверх поднял:

— Я вам не враг.

— Так значит, всё-таки колдун?! — вскричал Василь.

В груди вновь заболело, но боль была другой. Такое ощущение, словно в его сердце воткнули нож и провернули. Обман — название тому ножу.

— Колдун, — Богдан признал. — Но не со зла. Прошу, выслушай меня. Мне не так много дней осталось с вами быть.

У Василя расширились от ужаса глаза, когда он у Богдана на груди приметил открывшейся давно зажившую там рану. Заметив его взгляд, Богдан рубаху запахнул. Василёк сделал шаг назад:

— С нечистой силой ты дружбу водишь.

Богдан вздохнул:

— Всё сложно объяснить.

— Ты кратко расскажи, что нужно от моей семьи?

— Я говорил, я ничего другого не хочу как жизнь с твоей сестрой прожить.

— Да кто тебе позволит?!

Резко развернувшись, он прочь из комнату хотел уйти, хотя сам ещё не знал куда — к отцу или жрецам. Богдан схватил его за руку:

— Тогда прости меня, Василь. Я не желаю зла. Я должен с твоей сестрой поговорить, а пока тебе придется в волчьей шкуре походить.

Василь оглянулся чрез плечо и понял: Богдан не шутит. Он руку выдернул и поспешил. Но тихий голос Богдана со всех сторон, как кокон окружил, а вместе с тем поплыло всё в его глазах.

— На море, на океане, на острове Буяне, на полой поляне светит месяц на осиновый пень, — Василь пытался идти, но каждый шаг давался для него с трудом. Все кости словно выворачивало изнутри наружу. — В зелень леса, в широкий дол отныне волком ты пойдёшь.

Василь закричал, словно кто-то невидимый принялся выкручивать ему руки из суставов. Он посмотрел на них, и это были лапы, покрытые мохнатой серой шерстью. Крик оборвался, превратившись в скуление собаки. Василёк упал на колени, как думалось ему… Он снизу вверх на Богдана поглядел. Тот с сожаленьем на него смотрел:

— Будь в лесу. Завтра я с твоей сестрой поговорю и верну тебе человеческий облик.

Хотел Василь горячо возразить и кинуть оскорбленье в сторону того, кого считал когда-то другом, но лишь неясный рык вырвался из пасти. Не верилось ему, что Богдан его так просто в волка обратил. А в следующее мгновение пришлось поверить, почто вбежавший в комнату отец кинулся на Василька с мечом. Василь метался по дому, как перепуганная псина, что без разрешения хозяина вошла. За ним гонялись все мужчины, что были в доме. А уж когда он увидал, что отец за лук схватился, то, не раздумывая, выпрыгнул в окно. А там его погнали собаки, что жили во дворе. И слава всем богам, перемахнуть забор он смог. С тоскою посмотрел на дом и к лесу побежал на четырех ногах.