За Бессмертного замолвите слово

Глава 3. Что ни город, то норов

Мира сидела на лавке. Внешне она была спокойна, покуда в её душе кипело недовольство. Бурлило так, что казалось, ещё минута, и из ушей повалит пар. Она глянула через окно во двор, куда вынесли столы и лавки, за которыми расположили дружину дядьки Блуда, и нахмурилась. Значится, разговор не предназначен не только для её девичьих ушей, как сказал дядька. Но вот Богдана-то они пригласили в малый зал, хотя он, по сути, им не родня. Ну, по крайней мере, пока, мыслила Мира про себя.

Нет, конечно, Богдан ей всё потом расскажет. Но где столько терпения-то взять? Мира посмотрела на царившую суету на кухне. В это время Кирияна с необычайной для её габаритов проворностью доставала пироги из печи и загружала новые. Затем быстро кликнув своих помощниц, велела отнести два пирога дружине, а третий, загрузив на поднос, собралась нести сама. Тут Миру как осенило. Она кинулась к Кирияне и пристроилась сзади. За габаритами любимой поварихи её худенькую девичью фигуру никто и не приметит. Губы Миры растянулись в довольной улыбке от своей хитрости.

— Ты чего творишь, дочка? — оглянулась на неё Кирияна.

Сговорить Кирияну было проще простого. Имея мягкий характер, она неспособна была принуждать и обуздывать, но главное, пуще всех она любила Миру. Иногда отец ворчал на живущих в усадьбе, что излишняя свобода поступать своевольно и склонность лестно думать о себе — это зло, которое не принесет девице ничего хорошего, а уж тем более княжеской дочери. Но сам баловал и дозволял не меньше остальных. Поэтому она не боялась гнева отца, если её поймают.

— Я спрячусь за твоими юбками, а когда уходить будешь останусь в зале и разговор подслушаю, — призналась Мира.

— Да к чему это? Сказал же князь Блуд: не положено тебе.

— А вдруг они меня замуж выдать сговорятся без моего согласья.

— Быть не может. Богдана кондратий хватит за столом от новости такой.

— А ежели опять с кем воевать?

— А это зачем скрывать? Да и тихо у нас в миру.

— Ну, Кирия-я-на-а, — протянула Мира свой последний аргумент. — Если что, скажешь, мол, старая и не заметила.

— Ух, ты негодница! Не такая я старая. А ну, не путайся под ногами! Тяжело держать, — деланно возмущённо вскричала Кирияна.

Идёт Кирияна по коридору, а Мира за ней хвостом:

— Ты главное пирог со стороны Богдана поставь. Он меня не выдаст.

— Хоть шикай, хоть не шикай не отгонишь эту вошь, — пробормотала Кирияна, бедром открывая дверь в малую залу.

Мира прижалась к спине поварихи и последовала за ней, скрываясь. Мира тихо усмехнулась, когда Кирияна взяла чуть влево, чтобы не увидали за столом, кого скрывает позади себя. Хоть и противилась, но заслоняет. И верно, Мира угадала, что за столом Василёк сядет подле обожаемого дядьки, а Богдан расположится против них один. Кирияна наклонилась, а Мира быстро опустилась к полу и юркнула под стол.

— Князь Блуд, рыбный пирог ваш любимый, — не без гордости заметила Кирияна.

— Спасибо, мать. И уж прости за прибавления заботы.

— Пустое, — Мире даже показалось, что видит, как та рукой махнула: — Ешьте от души! — и вскоре вышла, а мужчины продолжили свой разговор.

— Ну, давай, рассказывай уже с каким ты делом к нам явился, — велел князь Златан.

— С семейным, — кратко бросил Блуд. — Я, как ты видишь, уже сам выехал с дружиной. Да по дороге передумал, брат. Не сам вопрос решать, а способ. Если мне откажет, я ж его прибью! — он стукнул по столу, что Мира вздрогнула.

— Ты о ком?

Блуд за столом тяжело вздохнул:

— О Щукаре. Ну, ты его видал. Он в Новый град ездил с нашими мечами на продажу. У его семьи там обитается родня. Сам останавливался у его родни не раз, — он немного помолчал: — А тут, в начале лета он мне передал, что не вернётся. И у меня претензий не было к нему. Но оказалось, что моя Маруся с ним имела отношенья. Да будь я клят от Перуна, что обречёт меня погибнуть от собственного меча, если бы я мог предположить, что всё настолько далеко зашло. Маруся на сносях! Я человечка отправил в город с требованием воротить Щукаря. Его он не нашёл, а родня евойная мне говорит, не знают сами, где он.

— Дети — это наша радость, — заметил Звенко.

— Оно понятно, брат, но я-то князь и у меня ещё пять младших дочерей. Как я могу такое отношенье к дочери простить старшой?

Тут уже вздохнул её отец:

— Никак.

— И вот, прошу тебя, съезди за меня. Ты добрый и убеждать умеешь словом, а не силой. Себя боюсь. Если посмеет мне перечить — прибью мальца. А мне Маруська пригрозила — не простит.

— Отец, пошли меня! — не дожидаясь ответа от отца влез Василёк. — Дядька, я прекрасно знаю Щукаря. Он хороший парень.

— Хм, если желанием горишь, то я не против. Поезжай! Что скажешь, Звенко?

— Ну, я смотрю вы уже сами порешали.

— Эх, не дали боги сына мне, лишь девок наплодил, — вздохнул тут Блуд. — Одни проблемы с ними.

На этой фразе Мира скрипнула зубами. Когда тема разговора за столом переместилась на приближающийся сбор урожая, от сгорбленного положения у Миры окончательно затекли ноги и шея. Она тихонько сменила позу. К тому времени, когда её родня принялась обсуждать варианты разработки новых мест на болотах для добычи железа, она уже улеглась на живот, мечтая быстрее выбраться из-под стола. Ну, кто бы мог подумать, что подслушивать так скучно. И сама не заметила, как уснула, вполне объяснимо учитывая, что она сегодня встала до рассвета.

Проснулась от того, что её тело вроде потянули. Она вздрогнула, резко распахнула глаза и села, врезалась лбом, упала обратно, ударилась головой и схватившись за пострадавшую часть тела, сквозь слёзы осознавая, где она. Рядом кто-то тихо хихикнул:

— Ты что творишь, дурная? Так убьёшься.

— Богдан? — и в этот миг, другая боль вдруг озарила тело не привыкшее спать на полу, ломило то ли кости, то ли мышцы. Постанывая, она выползла из своего укрытия: — А где отец и остальные?

— Провожают Блуда.

— Что решили?

— Завтра поутру мы с Василём поедем в город.

Она зевнула, по привычке не прикрывая рта. Затем смутилась, что свидетелем стал Богдан. Почувствовала себя глупо. Хотя куда глупее быть, если умудрилась под столом заснуть? Вообще, с каких времён её стал смущать Богдан? С тех пор, как захотелось нравиться ему?

Она встала, не без помощи Богдана:

— Ты только возвращайся, — заметила она и старухой похромала к выходу, хватаясь за бока: — Пойду немного отдохну от сна.

Она была так занята собой, что не видала, как Богдан проводил её взглядом умиленья, которым с улыбкой на губах обычно смотрят на котёнка.

К городу они подъехали во второй половине дня, направляя коней тихой рысью. Дорога заняла дня полтора.

— Тпру! — Василёк притормозил коня белой масти на холме.

К нему присоединился Богдан, восседая на гнедом. Эти двое представляли собой разительный контраст, как ночь и день, как тьма и свет. Светлый Василёк с копной волос цвета спелой пшеницы, чей взор, на город обращённый, был полон внутренних волнений, что в этот раз, казалось, выплеснутся через край. Все чувства без проблем читались на его лице. Он восхищенья скрыть не мог:

— Новый град по-настоящему велик! — воскликнул Василёк.

На фоне Василька Богдан смотрелся хмурой тенью. Эмоций на его лице увидеть можно не больше, чем на мордочке кота, что недоволен человеком. И как с котом, в компании с Богданом легко почувствовать себя глупцом. И точно, град не радовал его, восторга друга он не разделял.

— Ни один Звенигород с ним не сравнится! Скажи, Богдан?

— Всё так.

Василёк недовольство друга, кажись, не замечал и продолжал озвучивать все мысли вслух:

— Я слышал, здесь князь Всеволод владычит. Всё чаще люди говорят, что он Великий. Дядька Блуд постоянно ходит с ним в походы. Мне даже за отца слегка обидно, что не он его сподвижник.

Богдан молчал, ему не впервые доводилось это слышать.

— Я вот подумал, а не вступить ли нам в его дружину? Мы оба славные с тобой бойцы. Мы молоды и с лёгкостью заслужим воинскую славу.

— Остынь, Василь, — Богдан поуспокоил пыл несущихся в даль планов. — Сегодня мы здесь по делам.

— Чёрт! Ты, как всегда, прав, — поморщился Василь, вынужденный согласиться. Затем с прищуром хитрым на Богдана посмотрел: — Порой мне кажется, что под личиной молодого парня по имени Богдан, скрывается старик. Ну, где твои мечтанья, паренек?

Как часто с этими двумя, бывало, Богдан не выдержал и улыбнулся:

— Не кликай чёрта, не к добру.

— Вот! Я же говорю, старик!

— Поехали! — велел Богдан и коня шагом к городу пустил, Василь последовал за ним: — Мои мечты просты. Я жизнь с сестрой твоей прожить хочу.

— О! Это ни для кого не тайна. Как то, что у вас взаимно это. Я даже большее тебе скажу. На днях я разговаривал с отцом, и он сказал, что даст добро. А коль захочешь ты, я буду сватом.

После этих слов чувств радости не смог сдержать Богдан, и улыбнулся шире.

— Но ты обязан и мне помочь, — не унимался Василёк. — Кто знает, может, в Новом граде я девчину повстречаю, предназначенную мне богами.

— Поэтому и вырядился, как петух? — усмехнулся Богдан.

Чуть заалели щеки Василька. На нём надета ближе к телу была рубаха из тонкого шёлка, поверх неё лазоревая свита, сине-голубая, она приятно оттеняла цвет его красивых глаз. Алые портки, блестевшие атласом, в тон них из телячьей кожи сафьяновые сапоги. Плащ длинный, красный, что укрывал сейчас коня попоной, узором рун защитных вышитый по краю, был перекинут чрез плечо и большой брошью с камнем закреплён. На голове очелье, в сравнение с другой одеждой совсем простое. Василь с облегченьем выдохнул, что всё же не решился покозырять в кафтане новом, со стоячим воротником. Он с ног до головы Богдана оглядел:

— А ты чего оделся, как крестьянин?

И верно, лишь плащ добротный и кожаный сапог, Богдана от названного отличал. Очелья даже не носил, словно не опасался ничего.

— Ну, это ты у нас сын князя, а я всего лишь твой приятель.

Василь почто немного оскорбился:

— И не приятель вовсе ты. Ты — близкий друг, скорее даже названный мой брат!

— Всё так! — выразил согласие Богдан.

За спором легким и за пустою болтовней подъехали они к воротам. Охрана в кожаных доспехах с пристрастием их расспросила, кто и откуда они будут. Затем велели двойную векшу заплатить и могут в город проезжать. До этого в городе они бывали пару раз, и оба раза с дядькой Блудом и его дружиной. Поэтому дом родственника Щукаря пришлось разыскивать по памяти.

Удивительно, но за год город разросся новыми домами, переулками и тупиками. Оружейная улица находилась на окраине. Люд, проживающий на ней, был в основном кузнецами-оружейниками, что и обеспечило её названье. И вроде они на месте были том, где дом стоял родственника Щукаря, но на их пути построен был большущий терем, который вместе с садом, хлевом и прочими строениями, скрытыми за высоченным забором, невозможно было ни обойти и не объехать.

Василёк заметно начал волноваться. Впервые батюшка поручил ему решение семейных дел, а он самое простое — дом найти не мог. Им даже спешится пришлось. Ведя коней под узду, они уж в третий раз тот терем обходили.

— Будто леший по кругу водит, — зло заметил Василёк. — Слушай, как думаешь, в городе водится нечто подобное? Городичий какой-нить.

— Кто его знает, — вздохнул Богдан.

Вот точно! Кто бы знал, сколько им пришлось ходить кругами, если бы ворота не отворились и к ним не вышел молодой мужчина, которого ни капли не смущал расшитый козырной кафтан. На его фоне Василёк выглядел едва простолюдина лучше, а Богдан и вовсе смотрелся нищим.

— Вы потеряли что-то тут? Иль позабыли? — спросил мужчина, грозно глядя. Затем черты его лица разгладились, он их признал: — Василь? Богдан?

— Митроха! — порывисто Василь вскричал: — Ба! В таком наряде я с трудом тебя признал. И бороду, как у отца, ты отрастил! Аж, на десятку лет как будто повзрослел.

Они порывисто обнялись.

— Порою я сам себя не узнаю, — согласился тот, кого Митрофаном нарекли. — Вы, наверное, пытались дом моего отца найти?

— Ага, — подал голос Василёк.

— Ну, заходите! Будете гостями, — он махнул рукой их за ворота приглашая: — Мы старый дом прошлым летом ещё снесли. На его месте отстроили хоромы.

— Хоромы — это верно! Огромный дом в три этажа и по-другому не назвать, — пошутил Василь. — А что случилось? Никак вы скрытый клад нашли?

Митрофан улыбнулся:

— Как посмотреть. Я прошлою весной женился. Мы и отстроились, чтобы всем хватало места.

— Насколько же удачно ты женился? — прищурил глаз Василь.

— Моя жёнка, дочка первого купца в городе. Вандой звать. Да я вас познакомлю.

— И как такое счастие случилось? — не унимался Василек. — Да как отец её согласье дал?

— Не ровня я ей, понимаю. Да отец ейный не смог дочке отказать. Теперь настаивает, чтобы дочь жила так, как привыкла, — он обвел рукою владения свои.

— Да что же это всем так везет?! — воскликнул Василёк. — В кого не плюнь, все любятся и женятся! Богдан вот тоже скоро свататься пойдет.

— Так может, я тебя с подружками своими познакомлю? — подала голос с крыльца милая дивчина в нарядах под стать мужа своего.

Приветили их знатно, на постой пустили сразу. За стол широкий усадили и накормили, как говорится, от живота, словно не желая, чтобы они из-за стола вставали, а следовало им выкатываться колобками.

— Значит, ты сейчас делами заправляешь? — спросил Богдан, не позабыв о деле.

— Ну, вроде как. А вы с каким вопросом? — Митрофан в раз сделался серьёзным и сразу видно, что торговый парень, деловой.

— Нас Блуд послал на розыск Щукаря, — пояснил Василёк.

— А что с ним? Он деньги за продажи с моими людьми Блуду передал.

— Всё так, — согласился Богдан. — Да только тут дело личного характера.

Меж бровей Митрофана залегла складка, обозначая стремительный бег мысли:

— Помню, он мне как-то говорил, что по душе ему дочь Блуда… — задумчиво тот протянул.

— Не забивай свой острый ум, — прервал его Богдан. — Скажи, где нам его найти.

Митрофан глаза отвел, чуть покусал губу, глянул на жену и произнес:

— Знаете чего? С ним что-то странное произошло. Когда он пришёл ко мне и попросил отправить деньги с кем-то из моих людей, то я пытался вызнать у него, что так. Он мне ответил, мол, не может в Звенигород вернуться, но причины так и не сказал. Ещё заметил, что нам лучше тоже не общаться. Велел при встрече делать вид, что незнакомы. А мне он брат двоюродный, родной. Я начал справки наводить, чего случилось с ним. И выяснил. В рядах торговых он свел знакомство с кем-то важным, — в его словах звучала не скрываемая горечь: — И больше ничего.

Он тяжело вздохнул и свой рассказ продолжил, понизив голос:

— Мне довелось ещё разок с ним говорить. Он сам явился. Ночью. Он исхудал так, что рубаха болталась на нём свободно. И это больше не был мой болтливый братец Щукарёк. Нежданно скуп был на слова и говорил с трудом, невнятно. Он дал понять, что следовать за ним не надо.

— Так что случилось с ним? — не понял Василёк.

— Этого он так и не сказал. Но вот чего. Ко мне он в дом пришел через закрытые ворота, не стучась. Так же и ушёл. А пока он говорил, меня такой животный страх пробрал, не мог я даже двинуть пальцем. И больше Щукаря я не искал.

Закончил он. Василь растерянно молчал. Богдан тут слово взял:

— Не знаешь, Митрофан, когда откроется гридница на рядах?

— Ты не слышал, что я сказал?

— Всё слышал, но семья нам поручила его найти. Столь пространственный ответ вряд ли Блуда удовлетворит.

Митрофан потер лоб, взгляд опустив:

— Если мне не изменяет память, то в неделю день там будет пир.

— То бишь завтра, — заключил Богдан.