Глава 4. Рыбак рыбака видит из далека

На следующий день к гриднице они подъехали не поздно, но и не рано, чтобы не бросаться сильно уж в глаза кому не надо. Коней на стойло сдали рядом и для начала стали наблюдать.

— С чего решил, что мы его тут найдём? — спросил Василёк, облокотившись на забор.

— А я и не решил. Митрофан сказал, что он с кем-то свёл знакомство на рядах. А пир, где соберётся весь торговый люд, — хороший повод разузнать, кто чем живёт. Всегда найдётся тот, кто спьяну что-нибудь сболтнёт, — сказал Богдан.

В своей душе Богдан не сомневался, что с Щукарем действительно случилось что-то подозрительно дурное. Митрофан виделся серьёзным парнем, и вряд ли он бы стал юлить, выдумывая то, чего в помине нет. Щукарь реально чем-то брата напугал. Богдан не очень-то желал быть втянутым в странные дела. И у него зрел план уговорить Василя на обман из лучших побуждений и просто дядьке сообщить о том, что Щукаря убили в пьяной драке. Как говорится, нож в печень — никто не вечен. Он и предложил Васильку понаблюдать снаружи, чтобы время потянуть, покуда размышлял, какое же решение принять.

Дочь Блуда была красивою зазнобой, в чертах лица немного схожей с Добромирой. Щукаря он видел пару раз всего. В памяти он образ воскресил его с натугой. Такой кряжистый мелкий паренёк, но на язык подвешан был и обладал стремительным умом, что от болтливого соратника не отставал. Наверное, тем дочке Блуда он и полюбился.

Мимо них по направлению к гриднице прошла дружина князя. Их трудно было не признать. Не выдавал их схожий с братом красный с золотом кафтан, не притороченные к поясам мечи. Уж меч себе позволить мог любой, у кого лишняя деньга водилась. Управится с мечом простой крестьянин, не даром дети их с младенчества играли деревянным. А бравый шаг, с которым они шли, их с головою обличал. Несли себя те десять человек, как властители миров.

— Пойдём, — махнул рукой Василь и с такой скоростью рванул за ними вслед, что в попытке его приостановить, Богдан успел лишь воздух ухватить.

Он тяжело вздохнул, легко предполагая мысли друга, а именно усесться к дружинникам поближе. В гриднице Богдан, как и Василь, впервые был. Застольная изба размерами своими потрясала. Казалось, что она в себя вместила весь торговый люд Нового града, от самых простеньких и до мастистых торгашей. Длинными столами в несколько рядов заставлено тут было всё пространство. Народу тьма, из сонма голосов лишь шум стоял и гомон. Особенностью на таком пиру являлось то, что за еду здесь приходилось заплатить. И, видимо, по той причине столы ломились от питья, еды и дичи. Стремился каждый похвастать пред другим, что может он себе позволить.

Не успел Богдан толком оглядеться, как в крепкие мужские руки он попал. Его обняли, к груди прижали, приподняли и принялись в воздухе качать. Богдан не разговорчив был всегда, но от такого совсем дар речи потерял.

— Дружище! Как я рад тебя видеть! — радостно кричал мужик, его качая.

Незнакомец этот по ширине и высоте, да волосатости своей похож был на медведя. Единственное, в чём Богдан уверен, что эту бородатую рожу ни разу не встречал. И вроде пьяным от мужика не пахло, но глупость явную несёт. Когда на землю он его вернул и по плечам чувствительно похлопал, Богдан сказал:

— Мужик, кажись, ты обознался.

— Да что ты! Я тебя не в жизнь бы не забыл. Ведь у меня перед тобой должок, — мужик прижал к груди ладонь, как-будто клялся.

Богдан взгляд быстрый бросил в зал, отметив, что они вдвоем уже внимание всех привлекают.

— Ну, если ты уверен, что это я. Я долг тебе прощаю, — произнес он, стараясь побыстрей отвадить мужика.

— Никак меня ты не признал?

Богдан повторно на него взглянул, решил, что точно не знаком с медведем этим.

— Да как же так! — воскликнул тот и принялся всё разъяснять: — Помнишь, прошлым летом никак вы рыбачили вдвоём. И угодил вам в сети налим матёрый. Я в тот день допоздна в реке хаживал, от братиев отстал и в сети угодил. И верно, быть бы мне в ухе, коль не твоя бы доброта…

Богдан резко схватил мужчину за грудки и несмотря на то, что тот был редкий здоровяк, с легкостью притянул к себе. И в его ухо с угрозой зашептал:

— Ты что несёшь во всеуслышанье, паскудник?

Мужик, свою оплошность осознав, ответил так же шепотом ему:

— Ох! Ты прав! Опять спас голову мою. Что рыба без мозгов. Порою забываю, где я. Я тот налим, которого ты в реку отпустил.

Богдан не помнил точно, но вроде было кое-что такое. Показалась ему тогда странной эта рыбина, хотя и не помнил почему. Ох, и сокрушался о той потере Василёк.

— Зачем налимом ходишь?

— Мы промышляем рыбу. Ну и в разведку ходим, смотрим, где рыбы больше, там и промышляем, — пояснил мужик поспешно.

— Тому, кто со мной ни слова, — прошипел Богдан.

— Он не из наших?

Богдан ответил ему взглядом. Затем мужика отпустил. Рубаху даже на груди поправил. Шептаться дольше на виду у всех становилось подозрительно. И тут же уловил непонимающий взгляд Василька:

— Чего там про налима?

— Так я Налим! — вскричал мужик. — Знакомы будем!

И процедуру встречи повторил, после которой, к счастью, Василёк о всех вопросах позабыл. Богдану очень хотелось спросить, как этот оборотень понял, кто он, но как это сделать ума не приложить. Неумышленно ему пришёл на помощь здоровяк:

— Ну, если ты мой долг списал, то не откажи, уважь, за стол со мной и братьями присядь. Я угощаю!

Прошли они к столу, где сиживали ещё двое, на первого, назвавшимся Налимом, не только телом, но и челом похожи. Богдан не отказался с ними выпить и закусить, покуда знал, что оборотень может чуять, слышать больше человека. На это и был его расчёт. Но как начать сей разговор, не знал.

— Значит, вы торгуете рыбой на рядах? — поинтересовался Василёк.

— Немного приторговываем тем, что сами не съедаем, — рассмеялся Налим. — А аппетиты у нас будь здоров!

— Да кто бы сомневался, — пошутил Василёк, чем заслужил громкий хохот бугаев.

«Вот и умеет он» — Богдан подумал.

А Василёк действительно умел находить со всеми общий язык. И вот они уже вдвоём с Налимом языками зацепились. Трещали оба, не забывая выпивать.

— И как давно вы в город перебрались? — поинтересовался Василёк.

— Лет где-то пять назад. Нам Злоба это предложил, — Налим указал на одного из братьев: — В большом городе таким, как мы, легко остаться незамеченными.

— Вас трудно будет не заметить в любом месте.

— Да ты не смейся. Я тебе серьезно говорю. Здесь можно чувствовать себя довольно вольно, — возражал ему Налим. — Народу много. Сегодня приметили тебя, поговорили, а на завтра напрочь позабыли.

— А вы случайно Щукаря не знали из Верхнего Звенигорода на реке Ильмень? — успел вставить свой вопрос Богдан.

— Щукарь? Торгаш мечом отменный? — поддержал разговор ещё один медвежий брат.

Богдан кивнул.

— Он как-то мне, Жуку, меч продал. Он меня до жути заболтал, и я не в силах отказать — купил! — расхохотался он: — А мне-то он почто? Я голыми руками могу любого задавить.

Он сжал кулак и наглядно показал силищу своих рук.

— Вы случаем, где его найти не знаете? — поинтересовался Василёк.

И после этого вопроса веселье стихло за столом. Как в поле пред грозой, когда ты понимаешь, скоро жахнет.

— Ты брату младшему помог, поэтому скажу, как есть, — нарушил тишину бас Злобы: — Щукарь слывет хорошим малым, но искать его сейчас не надо

— Что вам известно про него? — нахмурился Богдан.

Как никогда понятно стало, что в городе совсем не ладно.

— Первее я спрошу тебя. Что о Новом граде слышал ты?

— Да по большому счёту ничего, — признался искренне Богдан.

— Вот то-то и оно. Мы в город перебрались не просто так. Слушок идёт, что в этом граде таких, как мы здесь привечают.

— Таких как вы? — вмешался Василёк, не понимая.

Злоба на него спокойно глянул:

— Больших и сильных, — завуалированно ответил Злоба, чем ещё больше озадачил Василя.

— И нам с братьями предлагали. Да только мы мастера тянуть. Одна лишь спячка чего стоит.

— Кто предлагал? — напрягся Богдан.

— Да черт бы его знал, а я не знаю. Но только не в дружину — это точно.

Богдан всё для себя решил. Вернее будет, сказать, что Щукарь убит и всё на этом. Не будет оборотень просто так предупреждать. Но план его Василь разрушил, неожиданно спросив:

— Так, где же нам его найти?

Богдан едва не закричал, чтобы Злоба замолчал. Но, видно, Злоба чужое решенье уважал и, чуть поморщившись. сказал:

— Сказать я точно не берусь, но есть одна догадка. Там, на холме за городом, где капище с кумирами богов, совсем поблизости от них чужую церковь строят — трёх богов.

— Трёх богов? — переспросил Василь.

— Забыл, как правильно их называют… — Злоба почесал бороду.

— Триединой, — подсказал Богдан.

— Верно!

— И князь такое разрешил? — удивился Василь.

— Ну, каждый сам решает, в каких богов ему поверить. Те говорят: не сотвори себе кумиров и наших осуждают, а сами молятся тому, что на кресте. Ведь мы-то знаем, какой бог есть настоящий, — глубокомысленно поведал Злоба.

— Всё так.

— Какое отношение имеет это к Щукарю? — возобновил Василь.

— А вот такое, — перст указующий поднял тут Злоба. — Из леса выходя видали мы там Щукаря в сутане их, и чуйка подсказала нам, к нему не походить.

Над их столом опять повисла тишина, где каждый думал о своем. Богдан, уж зная друга с детства, мог с легкостью предугадать, что Василь скажет. Додумав, видимо, мыслю свою он порывисто вскочил:

— Поехали, Богдан, проверим! — и даже ждать не стал, на выход двинул.

Богдан лишь вслед задумчиво смотрел, не зная, как остановить запал у друга. Затем взглянул на братьев за столом.

— А он в решениях своих поспешен, — заключил Злоба.

— Даже не попрощался по-людски, — вздохнул Налим.

Жук промолчал.

Богдан решил спросить:

— Скажи, Налим, как ты понял кто я?

— Дык, вижу я, что носишь не свою личину.

— Как видишь?

Тот почесал загривок:

— Просто вижу. Не знаю даже как такое объяснить.

— Ясно. Пойду за ним, — он указал рукой на выход. — Был рад знакомству с вами.

— Взаимно, брат, — ответили те сразу.

Богдан вышел на улицу и с удивлением отметил, что уже стемнело, а фонари ещё не зажигали.

«И к лучшему» — подумал он.

Этот полумрак мог скрыть волнение его лица. Чуть задержался в темноте, обтёр вспотевшие ладони о штанины. Он не готов был ни к чему такому. Он десять лет жил в Яви и ни на секунду не соврал, сказав о своей мечте Василю ранее. Да разве мог предположить, что так просто оборотень всё раскроет.

С оборотничеством знался и сам Богдан когда-то, использовал его не раз, но видно те, у кого это в крови, всё чувствуют иначе. И судя по тому, что они назвали братом, то заклятье, удерживающее его дух, ему сравни? В другое время он бы подумал: отличная загадка и отгадка! А сейчас до дрожи в теле было страшно. Вдруг прознают, что он не настоящий.

«Надо взять себя в руки, — подумал он. — И побыстрей из города убраться»

Сосредоточено вдохнул и выдохнул. Почувствовал, как возвращается душевное спокойствие к нему. И двинулся к конюшням. Конюшенный на входе пороптал о том, что нормально люди на гридницах гуляют дня два, а то и три, а они, приехав, тут же уезжают, махнул рукой и внутрь пустил, решив не утруждать себя. Василька он быстро разыскал, тот уже седлал Буяна.

— Ты что решил меня не дожидаться?

— С чего такие размышленья? — не свойственно ему нахмурился Василь. — Смотрю, ты с новыми друзьями всё не распрощаешься никак.

— Ты говоришь почто обижена девица, — усмехнулся Богдан.

— Да что ты! Откуда у тебя друзья о коих я ни разу не слыхал?

— Я просто подыграл.

— Я что, по-твоему, совсем дурак?! — сверкнули молнии в глазах у Василя. — Откуда ему знать, что на рыбалке у нас ушёл налим?

— Совпаденье. Неужто мало в наших землях рыбаков? — изворачивался из всех сил Богдан.

Впервые за всё время дружбы в глазах, пронзительных, как неба синева, светилось недоверие к его словам. Он другу врал, но нету выбора другого. Внезапно кольнуло что-то в сердце у Богдана. Такое двойственное и незнакомое доселе чувство вполне заслуженной вины, приправленной остротой страха.

Но к облегчению, рассерженный взгляд Василек на милость поменял:

— Одного я не пойму, чем мог всех напугать Щукарь? И эти все туманные рассказы.

— Так может что-то есть, чего следовало бы опасаться? — предположил Богдан, закидывая на своего коня седло. — К тому же ехать на ночь глядя и под хмелем не лучшее решенье.

— Пара кружек хмеля не мешала никому. Там, за столом, я видел, как ты испугался, — голос Василька дрогнул, как будто ему было стыдно за то, что видел.

— Ты всё неверно понял, — ответил Богдан сухо, затягивая стремена.

— Ну вот отыщем Щукаря, а там проверим.

— А зря! — внезапно посторонний голос вмешался в спор.

Они вздрогнули. И руки, опустив на рукояти своих мечей, на голос обернулись. Из тёмного угла конюшни, куда свет от свечи из фонаря не доставал, светились два красных огонька.

— Кто ты? — выкрикнул Василёк. — Что прячешься во тьме?

— Никак ты сам меня искал, — ответил голос.

Лёгкий шорох соломы дал понять, что говоривший подходит ближе к ним. Без сомнений, это был Щукарь, но от прошлого его остались лишь глаза и то едва-едва. Прав был Митрофан, он исхудал ужасно. Кожа на лице так сильно обтянула скулы, что делало его страшенным. Глаза запали, под ними залегли тёмные круги, будто он сто лет не спал. А губы так бледны, что не видно было их очертанья. Не врали слухи, он в чёрное платье облачён, что иноверцы сутаной звали.

— Не ясно мне, что Блуду надо от меня. Я деньги все до последней векши передал. Сказал же, не вернусь, не стоило меня искать.

— Ты видимо забыл, кто помимо Блуда ожидает возвращенья, — зло прошипел Василёк.

Щукарь глаза отвел, неясная тень по лику пробежала:

— Маруся, — выдохнул он еле слышно. — И ей скажи, что не могу вернуться.

— Уж и не знаю, что в тебе нашла сестра. Твой нынешний видок отвратен. Но дорог ты ей не только сердцу. Вы были с ней близки, и эта близость принесла закономерные плоды.

От новости такой заскрежетал Щукарь зубами:

— Как многое хотел бы я исправить, но уже поздно. Ты верно подметил за мою внешность. Я теперь опасен. Лучше всем забыть меня. Я и снаружи и внутри ужасен. Я вас, почто тот пёс, учуял, только к городу вы подошли. Узнал. Пришёл.

Богдан, который до этого молчал, пытаясь изменения осмыслить, спросил:

— Тогда поведай, что с тобою приключилось.

Щукарь или точнее то, что от него осталось, за грудь схватился, застонал. От них он отвернулся, вновь сокрывшись в темноте, и хриплым голосом сказал:

— Хотел я свататься к Маруси этим летом. Но ни ростом и не силой я не чета ни вам, ни одному из Звенковых. Я лишь торгаш отменный. И это все мои успехи. Боялся я, что Блуд, помешанный на воинских заслугах, не одобрит такого жениха. Искал я силу и нашёл, но потерял себя. Прошу вас, уходите.

— Послушай… — Василь сделал шаг к нему и тронул за плечо.

— Уходи! — вскричал Щукарь.

Неуловимо глазу обернулся, и в грудь пихнул он Василя с такою силой, что отлетел он по проходу на десять стойл. Заржали кони, стало неспокойно. Стонал Василь, валяясь на полу. Согнулся пополам Щукарь, хрипя. Богдан стоял, почти что не дыша и оставаясь неподвижным. Лишь сердце бешенный отсчитывало ритм, стучась по ребрам изнутри. Во рту, как в пору засухи, всё пересохло.

Вместе с тем от Щукаря распространялась атмосфера, что с ума сводила лошадей. Об этом сказывал им Митрофан. И вот теперь Богдан своею кожей ощущал тот первобытный страх, который внушает хищник жертве. Живому существу его не избежать. Не исключением стал, и он сам. Не в силах шевельнуться, наблюдал за измененьем в теле Щукаря. Не человек он боле, а нечто иное!

Как только напряжение достигло пика, раскрыв клыкастую пасть Щукарь метнулся в сторону Богдана. Богдан развеялся туманом чёрным, тем скинув наважденье.

Загрузка...