Акулина Окаянная, Добромуд Бродбент/DOBROmood Broadbent За Бессмертного замолвите слово

Глава 1. Ежа на стрижа

Лето 5532 от Сотворения Мира в Звёздном храме, месяц ветров


«Зачем доверилась ему?» — скользнула отчаянная мысль в её голове и заставила сердце испуганно сжаться в груди.

Беляна несметное число раз повинила себя за то, что вступила в сговор с волхвом.

Пять лет назад пришлый княжич со своей дружиной разрушил её жизнь. Присоединил их земли к своим, да обложил данью народ. А её, дочь воеводы, мало того, что низвел до челяди, так ещё и наложницей сделал. Это её-то! Сколько парней за ней увивалось. Да, каких! А она нос воротила. Княжича всё ждала. Дождалась. А он, паскудник, обещания обещал, а в жены другую взял из семьи со связями позначительнее. Саму принцессу западную с другого конца великого Дуная. А она что? Всё равно в роли челяди никуда не денется. Даже изгнание отца не так печалило Беляну, как это событие.

После свадебки, казалось, княжич совсем о ней позабыл. Вскоре оказалась жёнушка в положении. Каждый день в груди Беляны злоба чёрная росла и крепла. Смотреть на этих двоих сил у неё не было, но приходилось терпеть. В своих мечтах таила она месть страшную. Не просто убить княжича, а весь род его извести.

Как громом среди ясного неба стало известие о том, что сама по осени понесла от княжича. Чуть разума не лишилась от такой новости. Сгоряча едва топиться не бросилась в воды могучего Дуная. Там, на его брегах и повстречала она Сновида, который пропал куда-то вскоре после поражения и сдачи города пришлому князю. Помог он Беляне избавиться от нежеланного дитя. Поведала она ему все свои обиды-печали, а он возьми да скажи, что есть способ её мечты в жизнь воплотить. Обменять урождённого сына княжича на исполнение их желаний. Вызнать только стоило тайное имя, данное ребенку при рождении. И созрел у них общий коварный план.

Сновид мудрён был. Знал травки разные, чтобы молоко в груди Беляны не пропадало, а у жёнушки княжьей не появлялось. Да сама Беляна не терялась, всё больше княжича обхаживала. И имя вызнала, и кормилицей дитятке стала.

А сейчас готова обо всём позабыть, сама воротиться, да во всём покаяться. Настолько жутко ей было. Да пути-дороги обратно не знала, вот и приходилось следовать за Сновидом. И чем дальше они продвигались в лес, тем темнее он становился. Ей повсюду виделись неясные тени и переходы. От ветерка, больше похожего на тихий шепот, волосы дыбом вставали, и мураши то и дело пробегали по коже.

«Глупая, глупая девка!» — вновь поругала она себя.

Беляна старалась не смотреть по сторонам, а всё равно нет-нет да скосит глаз. И вот видятся ей деревья до дрожи пугающего вида: их стволы, словно изогнутые в страшной агонии тела людей, тянут к ней свои руки-ветви из сумрака леса, наблюдают за ней огоньками блуждающих огней, что клубятся у корней. Она вздрогнула и резко отвернулась, вперив взгляд в спину впереди идущего волхва.

Несмотря на немолодой уже возраст Сновид был крепок телом, шагал твердым уверенным шагом, словно уже не раз тут хаживал. А тропинки-то под ногами и не видать. Впервые за все время она задумалась о том, каким же богам служит теперь Сновид? На чью помощь он полагается? И страшно ей стало до одури. Беляна опустила глаза и позавидовала младенцу, который спокойно спал у неё на груди в перевязи. Дитё у княжича родилось крепким, здоровеньким да чернявеньким в мать. Беляна корила себя за то, что испытывает к ребёнку противоречившую ей нежность и ничего не может с этим поделать. Глядя на него, она невольно думала, а какой ребенок был бы у неё?

Она так задумалась, что не сразу заметила, как Сновид резко остановился. Едва не врезавшись, Беляна чуть отступила в сторону и могла поклясться, что избушка без забора посреди леса появилась сама собой, из ниоткуда. Обычная такая, бревенчатая, с утыканным мхом между бревен, с резным окном, в котором мерцал теплый свет от лампады, и большой крепкой дверью. Беляна сглотнула. Только ведьма могла жить так далеко в лесу… И нет секрета в том, что ведьмы служили не добрым… Ох, и не добрым силам.

Сновид громко постучал. Беляна вздрогнула, словно очнувшись. Хотела у Сновида спросить чего и не смогла слова вымолвить. И куда только её боевой характер подевался? Никак весь по дороге растерялся. Дверь с легким скрипом отворилась, явив темную женскую фигуру, освещаемую светом из избы. Возле её ног крутился чёрный кот.

— Явился, не запылился, — молвила та мелодичным грудным голосом: — Чего тебе надобно, Сновид, в неспокойное время трёх Лун?

— Хочу с ним повидаться, — буркнул волхв. — Сама знаешь с кем.

— Уверен, что тебе это надобно?

— У нас с ним уговор.

— Думаешь, на берегу сговорился, что и за реку пройдешь?

— Не играй со мной, женщина! Зови давай!

Рассмеялась та, словно что-то смешное услышала, и в дом воротилась, двери прикрыв. По телу Беляны нервная дрожь прошла, неприятный это смех был, неуместный. Она сглотнула и произнесла:

— Сновид, давай воротимся. Боязно мне.

— Не глупи, Беляна, — молвил ей, а у самого глаза безумной радостью горят: — Будь покойна. Скоро княжич за страдания наши поплатится.

Хотела Беляна возразить, что пустое это и не стоит связываться с тёмными силами, да двери вновь отворились. Вышел к ним мужчина, высокий такой, что нагнуться пришлось тому, выходя. В белой рубахе нараспах, словно только от домашних дел оторванный, и важным особо не кажется. Лица не разглядеть, тьмой против света оно скрыто. Разве что волосы, по плечам раскинутые, огнём поблескивают.

«Никак, рыжий» — догадалась Беляна.

— Ну, говори, с чем пожаловал, — а голос такой низкий бархатный, теплотой обволакивающий, что Беляна едва не поплыла.

— Ребенка принес, как договаривались.

Шагнул мужчина к ним и посох от стены прихватил, что вроде как всегда там был. Идёт он, сапогами красными траву приминает, а Беляна все больше сжимается. Подошел и в землю рядом с ними посох воткнул, а тот, как факел какой, так и вспыхнул. От неожиданности Беляна аж вскрикнула.

«Колдун! Точно колдун!» — мысли мечутся.

А мужчина внимания на неё не обращает, взгляд к младенцу прикован:

— Дитя говоришь?

Беляна в это время его лицо рассматривает. Лицо узкое, глаза, как лисьи, близко посажены, нос острый, губы тонкие, кожа синевой отдает.

«Мало того, что голое, без бороды, так на нашенское совсем не похоже, — мыслит про себя Беляна. — Иноземец!»

Видала таких Беляна когда-то, да припомнить не могла откуда тот люд был.

— Старший сын княжича, как ты и просил. Готов выполнить свое обещание? — подал голос Сновид.

— И имя тайное вызнал?

— Вызнал.

Сердце дрогнуло в груди у Беляны. В злости своей ни разу не задумалась о том, зачем имя нужно было узнать. Почто у Сновида ничем не интересовалась? Что с ребёнком сотворить окаянный хочет? Не к добру это всё!

«Бежать надо» — мысль в голове шальная проскочила.

Она в сторону леса взгляд бросила, губу судорожно прикусила. А иноземец, как мысль прочитал:

— Стоять! — приказал ей и мягко так, ненавязчиво.

Беляна голову повернула, а он на неё смотрит. Взглядом они встретились, а глаза его никак красным отсвечивают. В тот же миг тело тяжёлым сделалось, не её. Ни шевельнуться, ни двинуться. А иноземец со Сновидом разговор продолжил:

— Какое имя его будет?

— Богданом нарекли.

— Значит, самими богами нам данный малыш, — и тонкие губы в улыбке растянул.

Подошёл он к Беляне и ребёнка из перевязи вытащил. Она и остановить не может, руки не двигаются. Только глазами проследила за тем, как иноземец женщине его передаёт. Да и какое ей дело до дитя этого?! Обозлилась она. Так бы и заколотила себя по черепушке пустой, что звалась головой. Никак от страха сама не своя сделалась.

В это время, тёмная женщина в доме скрылась вместе с ребёнком, а мужчина Сновиду говорит:

— Исполню я твоё желание изведу семя Богумирское с земли светлой, но и ты мне послужишь.

И как схватит Сновида за копну волос, да голову назад дёрнет, и к шее, словно в страстном поцелуе, припал. Бежать Беляна хочет, глаза мечутся, а двинуться всё не может. Глядь, а у ног кот сидит, в свете посоха-факела высвеченный. Чёрный такой, глаза чистым золотом блестят и словно в душу Беляны заглядывает:

— Желаешь чего? — говорит голосом человеческим.

Зажмурилась Беляна от безысходности. Чувствует, по щекам горячие слёзы текут. Слышит, мужчина говорит:

— Возвращайся в город, Сновид. Я нахожу тебя позже.

Глаза открыла, а иноземец, посох прихватив, к дому шагает. За ним чёрный кот следует, хвост трубою задрав. Сновид на земле валяется да постанывает. Как закрылась дверь за мужчиной, так без сил на землю Беляна рухнула. И не верится ей, что жива осталась. А уж страхоту натерпелась, на всю оставшуюся жизнь хватит. Отдышалась.

— Сновид? — Беляна подползла к мужчине: — Что с тобой? Пойдём уже отсюда, — голос свой слушать тошно! Больно уж плаксивый и перепуганный.

Сновид вроде как сесть пытается. А как на неё посмотрел, Беляна так и охнула. Глаза Сновида красноватым огоньком светятся. Дёрнулась было Беляна, а Сновид за ней, схватил, и к земле давит. Попыталась она его оттолкнуть. Да что там, как скалу с места не сдвинуть. Она руками в подбородок ему упёрлась и от себя давай толкать. Он руки перехватил, губы, как в животном оскале растянул. И клыки у него, как у зверя лесного! Не выдержала Беляна и завизжала от ужаса. А Сновид к шее её припал, да не поцелуй то был. Оцарапала шею боль резкая, и чувствует, Сновид кровь из неё высасывает, как дитя молоко из груди матери…

Лето 5832 от Сотворения Мира в Звёздном Храме, месяц даров


Больно! До чего умирать больно. Грудь словно пламенищем охвачена. Под закрытыми веками поволока красная. Он хотел, чтобы пришла темнота. Она дразнила его. Холодом трогала, обещая огонь погасить. Чувствовал — рядом она. Жалко ему себя. Очень жалко. А жить-то как хочется!

Помнил он, как отец бежать велел. Да разве от воина на лошади уйдёшь? Помнил то, как двое его за руки, за ноги схватили и на пики в вырытой яме к остальным кинули. Тогда тьма благосклонна к нему была, в тихие воды свои погрузив. А потом выплюнула, словно не по вкусу пришёлся. Кричать хотел, да сил не было, каждый вдох яростным пеклом всю инициативу выжигал.

Запах гари и металла лез в самое горло до тошноты. Он открыл глаза. Не на земле лежит, а будто над ней висит. Внизу земля вся тёмная, будто дождём обильно кровью пропитанная. Оглянуться не мог, но понял — нет никого, и помочь ему некому. А день сегодня хороший, погожий. Солнце не греет, а печёт прямо. Отчего же ему так холодно?

«Боги, заберите меня отсюда, не могу больше! — взмолился он мысленно. — Не оставляйте меня без родичей!»

Беззвучные слёзы закапали на красно-чёрную землю. Потянул он руку к чернозему и от этого легкого движения просело его тело на пике, заставив его страдальчески застонать. Обрисовал он круг, чуть неровный, и принялся в нём знаки кривоватые рисовать. Пентаграмма. Так учил его дедушка, о призыве страшного из мира иного. Жертва требовалась и кровь для его исполнения. Жертв и крови сегодня с избытком. Если родичам и ему не суждено жить на белом свете, так пусть их враги поплатятся.

Дорисовал он пентаграмму и, казалось, совсем обессилил. Безвольно руки повисли. Ничего не произошло, лишь треск догорающих изб уши тревожит.

— Ты умираешь, — голос тихий и вкрадчивый, словно сочувствующий, мужской: — Что же ты мне предложить можешь?

Приоткрыл он глаза. Сапоги добротные из чёрной кожи с выбитыми узорами на кровавой земле стоят. Голову ни поднять, ни посмотреть кому сапоги принадлежат.

— Тело… тело бери, — сквозь стон из себя выдавил. — Отомсти за моих родичей…

— Душу потеряешь, не возродиться тебе двенадцать кругов, — предупредил его неизвестный.

Что это значит он не знал да это и неважно. А дед говорил, что в ином мире все злые. А ему добрый достался, видимо. Поэтому с лёгкой улыбкой на окровавленных губах ответил:

— Согласен… Только убей их… Все пусть умрут… наши обидчики… — на последнем выдохе произнёс.

В то же мгновение обернулись сапоги тьмой чёрною и, как туман, лёгкой дымкой сквозь приоткрытые губы вместо вдоха вошёл.

— Нихай там пожарище на востоке, — заметил задумчиво Блуд, сидя на гнедом жеребце.

Под руководством Великого князя Всеволода, да между собой сговорившись, более мелкие князья показали хазарам их место на земле-матушке. Да вот беда, не удалось их богатырской силе и воодушевлению разгуляться. Уж больно легко хазары сдались и подать выплачивать согласились. Так что предложение утвердиться на землях до Русского моря приняли все с восторгом. Да и тут ратного дела не предвиделось. Все города и поселения добровольно под управление князя Всеволода переходили. Посему разделились князья на отряды с дружинами и территорию объезжали.

— Предлагаешь посмотреть, чего там? — поинтересовался Звенко, младший брат Блуда.

— А чего нет? Может, хоть там мечами помашем, — улыбнулся Блуд и пришпорил коня.

Дружинники двинулись за ним и Звенко следом. Ему не по душе были все эти походы и геройства, слишком уж оседлый он, хозяйственный. А вот свежевыжженные посевы болью в сердце отдались:

— Какое непотребство! — осудил он.

Не лучшую картину представляло и поселение. Небольшое, домов в тридцать, да всё погоревшее. А в центре, где когда-то возвышались божьи идолы, что теперь обгорелыми брёвнами свалены были, яма выкопана, с пиками утыканная. А на пиках никак все жители деревеньки — и взрослые, и дети.

— Кто такое мог совершить? — поразился Звенко жестокости.

— Млад, ищи следы! — приказал Блуд сподручному следопыту.

Разошлись они территорию осматривать. Жрец двинул местных идолов изучать.

— Ненашенской они веры, — заключил жрец по осмотру.

Дружинник, осматривающий уцелевшие дома, поднес жрецу металлические обереги:

— Погляди, похоже они волшбами какими были. Каждый дом рунами незнакомыми испещрён.

— Глупости! — отмахнулся Блуд. — Если и волшбы, то жалкие. Ни одного вражину не положили. А это нам бы очень помогло понять, кто такое сотворил.

— Это карательный отряд триединой, — сообщил, вернувшись, Млад. Крест золочёный Блуду протянул: — Недавно ушли и четверти часа не прошло, думаю.

— Что же за бог у них, если такие ужасы творить разрешает?! — воскликнул Звенко. — Ведь ни одного военного мужа среди них нет.

Жалко ему было детишек на пиках висящих.

— Надо бы людей погребальному костру придать, не дело так оставлять, — почесал бороду Блуд.

Стали дружинники людей с пик снимать, да остатки изб на дрова разбирать. Звенко мальчонку, не старше сына его тронул, а он никак живой ещё стонет.

— Знахарь! — вскричал Звенко и ещё двоих на помощь позвал, чтобы аккуратнее мальчишку с пики снять.

Рана страшная в груди у мальчонки. Чудо что жив! Пока знахарь свои обряды проводил да перевязывал. Мальчишка глаза приоткрыл и стонет:

— Отомстить хочу… отомстить…

— Да кому ты, глупый, отомстишь то, — вздохнул знахарь. — Но ты держись, крепкий ты, справишься.

Блуд только зубами скрипнул:

— Четверть часа говоришь прошло?

— Чего удумал? — Звенко глянул на него.

— Нагоним иродов. Много на этих землях людей наших живет, а если в один день им наша вера неугодна будет? Как подумаю, так страшно становится. Знаю, они нас дикарями величают, но сами дикости пострашнее творят и себя оправдывают. А этих и защитить некому было, раз другой они веры.

Загрузка...