Выброшенная жена для генерала дракона

Глава 72

— Замуровать её, — прохрипел лорд Арвейн, сидя на полу, прислонившись к стене. Его лицо было серым, глаза — мутными, как у умирающей рыбы. — В подвале. Навсегда. Пусть знает, что свобода — для тех, кто рожден с именем. Не кормить. Не поить. Пусть сама сдохнет!

Я вздрогнула от ужаса.

Холод подвала уже вползал в мою душу — влажный, гнилой, с запахом плесени и забвения. Он обволакивал меня, как погребальный саван, впитывая тепло, надежду, имя… Эглантина.

Я чувствовала, как он скользит по коже — не как воздух, а как приговор, вырезанный в камне. И в этом холоде я поняла: если меня замуруют — я не просто умру в страшных муках.

Я исчезну.

Как будто меня никогда не было.

Как будто мой смех, мои слёзы, моя боль — были лишь ошибкой, который лорд Арвейн давно стёр с лица земли.

Я стояла у камина, сжимая кулаки, и смотрела, как пепел моего платья служанки тлеет в углях. Оно сгорело не как унижение. Как вызов. А сверху догорала трость…

Слуги замерли. Один из них — тот самый, что в ту ночь тащил меня за руки — медленно шагнул ко мне.

— Не смейте! — вырвалось у меня. Я отступила, чувствуя спиной каминную решётку. — Вы не имеете права!

Но они не слушали. Два крепких мужика схватили меня под руки, как в ту ночь, и потащили к двери. Я билась, кусалась, кричала — но мои удары были слабы, как у загнанного зверька.

Они выволокли меня в коридор, где мраморный пол отражал свет канделябров, будто насмехался. Каждый шаг — как удар по ране.

Кожа на руках горела от их хватки — жесткой, как кандалы. Я цеплялась ногтями за стену, оставляя кровавые следы — последние следы Эглантины. А они тащили меня, будто я была не человеком, а вещью — испорченной, лишней, которую нужно похоронить за кладкой кирпичей.

— Пусть никто не узнает, — доносился хриплый, угасающий голос лорда Арвейна из комнаты. — Пусть думают, что она сбежала… или умерла…

И в этот момент — грохот.

Не дверь распахнулась.

Нет.

Стена рухнула.

Будто сам мир разорвался, чтобы выпустить чудовище. Пыль, камни, обломки — и в этом хаосе — он.

Не человек. Не герой. Не спаситель.

Асгарат Моравиа.

Высокий. Могучий. В алом мундире. Злой, будто его только что вырвало из неба, бросив на землю. Волосы растрёпаны, глаза — горят.

Я не видела его. Я почувствовала.

Как будто сердце, которое замерло от страха, вдруг вспыхнуло — не от радости, а от осознания: он здесь.

И в этот момент я поняла — даже если бы я умерла в подвале, он бы разнёс весь дом, чтобы найти мою пыль.

Он не кричал. Не ревел. Просто шагнул вперёд — и разметал слуг, как соломинки. Один удар — и первый отлетел к лестнице. Второй — и второй рухнул на колени, хватаясь за челюсть.

А потом генерал обнял меня.

Не осторожно. Не сдержанно.

Как человек, который потерял целый мир и только что нашёл его обратно.

— Ас? — прошептала я, задыхаясь. — Гарт?

Он отстранился на миг. Посмотрел в глаза. И в его взгляде не было двойственности. Была целостность.

— Нет, — сказал он, и голос его был глубже, чем раньше. Теплее. Сильнее. — Асгарат Моравиа.

Я замерла.

— Как? — выдохнула я.

— Марта, — ответил он, не отпуская меня. — Прислала письмо. Сказала: «Она в беде». Мы прилетели. В тот момент в голове была одна мысль: спасти. Она поставила ультиматум. Сначала зелье, а потом уже остальное. И вот теперь… Мы снова вместе. Я и моё чудовище.

В этот момент из комнаты выскочил Йенсен. Бледный. В панике. Глаза — полные слёз.

— Папа умер! — закричал он, останавливаясь посреди коридора. — Он… он просто… просто! Сердце… Он умер!

Он бросился ко мне, схватил за руки, за платье, за волосы — как будто я могла исчезнуть.

— Эгла! Теперь всё будет хорошо! — рыдал Йенсен. — Теперь никто не посмеет тебя тронуть! Мы начнём сначала! Ты вернёшься! Мы будем счастливы! Я обещаю! Я всё исправлю!

Я посмотрела на него. И впервые не почувствовала ни злости, ни жалости. Только усталость.

— Нет, Йенсен, — сказала я тихо, но чётко. — Всё кончено.

Асгарат шагнул вперёд, отцепив и отбросив в сторону руки моего бывшего мужа.

— Подпиши документы на развод. Сейчас. Или я сам прикажу их составить — и подам в суд на семью Арвейн. Как свидетель преступления. Я видел всё, что произошло. И ты будешь гнить в тюрьме вместо твоего папаши. Ты ведь соучастник!

— Нет, — замотал головой Йенсен. И тут же задрожал всем телом. — Я не причинял ей вреда… Я ничего не делал.

— Вот поэтому ты соучастник, — тихим и страшным произнёс генерал. — Знаешь, что бывает с теми, кто намеренно скрыл факт, что видел врага, пробирающегося к лагерю? Знаешь, что бывает с теми, кто промолчал, потому что испугался, что первый удар придётся на них? Знаешь, недавно случай был один. Девушку пытались взять силой двое моих солдат. Они считали, что раз они на земле врага, то имеют право делать всё, что им заблагорассудится. Она же тоже враг? Пусть и мирная. Но враг. Это была их месть. Так они сказали. Так вот. Я казнил троих. Этих двоих и третьего, который стоял, смотрел и ничего не делал. Он умолял меня, чтобы я смилостивился. Он ведь не принимал участия. Он даже пальцем не тронул её. Как ты. Так что ты не у того ищешь справедливости. Моя справедливость тебе не понравится.

Йенсен замер. Потом — зарыдал. Он упал на колени, как в ту ночь. Только теперь — не перед отцом. Передо мной.

Глаза — полные слёз, но не от раскаяния. От страха. От осознания, что без меня он — ничто.

Он схватил подол моего платья — не как муж, не как любящий, а как утопающий, хватающийся за соломинку.

— Я не выживу без тебя! — хрипел он. — Я умру! Ты же знаешь! Я не умею быть один!

Он говорил, как ребёнок. Как тот, кого никогда не учили быть человеком.

И я смотрела на него — и не видела человека. Я видела пустую оболочку, которую лорд Арвейн создал, чтобы не потерять контроль.

И мне стало не жалко.

Мне стало стыдно. За него. За себя. За то, что я когда-то думала — он может стать другим.

Я молчала.

Потому что слова уже ничего не значили.

— Документы на развод! — приказал Асгарат.

Через двадцать минут документ был составлен.

Всё это время Йенсен умолял меня одуматься. И обещал, что всё будет иначе.

Бумага легла на стол, а он заплакал, как мальчишка.

— Подписывай! — приказал генерал, а я смотрела на него и узнавала холодного Аса.

Йенсен протянул руку за пером, взял его и подписал. Дрожащей рукой. Слёзы капали на пергамент, размазывая чернила — как будто даже бумага отказывалась принимать его подпись.

Я смотрела на него — и впервые почувствовала: это не конец. Это начало.

Начало моей жизни.

Без имени Арвейн. Без долга. Без страха.

Я прижала к груди документ — не как свидетельство свободы.

Как гробницу.

Гробницу для той Эглантины, которая верила в любовь. В семью. В справедливость.

И в этот момент я поняла — я больше не буду той девушкой.

Я стану тем, кем меня сделал он.

Свободной.

Жестокой.

Непобедимой.

И в этот момент уже бывший муж заплакал в голос.

Потом бросился к моим ногам, схватил подол платья и прижал к лицу.

— Не оставляй меня! — молил Йенсен. — Я не заслужил этого!

Я посмотрела на него — и отстранилась.

— Это больше не моё дело, Йенсен, — спокойно и устало произнесла я.

Рука Асгарата легла на мою талию — не как опора. Как обещание. А я прижала к груди документ, который дарил мне настоящую свободу. Свободу от Арвейнов, от унижений, от боли….

Мы с генералом вышли из дома. Ветер хлестнул по лицу, как пощёчина свободы.

Я смотрела на него — и в груди сжималась боль. Точно. Ас. Правильно говорил дворецкий. Ас больше всего похож на генерала. Именно поэтому он разговаривал с родными. Именно поэтому дворецкий испытывал куда большее уважение к Асу, чем к Гарту.

Неужели Гарт был прав?

И что я его больше не увижу?

Неужели он теперь заперт в клетке навсегда?

Я посмотрела на Асгарата — и в его глазах не было Гарта. Ни дерзкой улыбки. Ни огня. Ни змеиного блеска.

Только лёд. Чистый. Безупречный.

И в этот момент я поняла — он не потерял Гарта.

Он снова запер его.

Ради меня. Ради того, чтобы я не боялась. Чтобы я не сомневалась. Чтобы я не страдала.

Но мне было больнее, чем когда-либо.

Потому что я любила обоих.

Ради меня Гарт согласился… И теперь он снова в своей клетке… Он добровольно шагнул в нее ради меня. Я почувствовала, как мне невыносима эта мысль.

Я знала, чувствовала… Это прощание. С Гартом. С тем, кто был мне дорог. С тем, кто смеялся, целовал, играл с моими волосами.

А теперь — только Ас. Холодный. Целостный. Безупречный.

Я посмотрела на него — и впервые за всё это время поняла: я не спасла дракона.

Я разбила его.

На две части.

И одна из них — теперь моя.

А другая — навсегда потеряна…

— Ты… Ас, — прошептала я, чувствуя, как сердце рвется на части. — Гарт… его больше нет?