Не успели мы с Мартой переглянуться, как дверь распахнулась с грохотом, будто в нее выбили сапогами. Три фигуры в черных мундирах с серебряными пуговицами застыли на пороге, закрывая собой свет. В руках у них — оружие, в глазах — лед.
Холод, который они принесли с собой, пробежал по спине, как лезвие ножа. Я замерла, чувствуя, как сердце сжимается в комок, а ноги становятся ватными.
— Кто здесь Эглантина? — раздался голос, грубый и отрывистый.
Марта, стоявшая за прилавком, даже не подняла головы. Она продолжала вытирать уже чистый прилавок тряпкой, будто ничего не произошло. Лишь плечи ее напряглись, как у загнанного зверя.
— Эглантины здесь нет, — сказала она, не оборачиваясь. Голос звучал спокойно, но я слышала дрожь в нем. — Аптека не для вас. У нас работа спокойная, без ваших штучек. Мы закон не нарушаем. И никакой Эглантины здесь нет.
— Не лги! — рявкнул старший. — Мы знаем, что она здесь. Проверим сами.
Они вошли. Шаги грохотали, словно топот копыт. Марта резко обернулась, в ее глазах — сталь. Я прижалась к стене, чувствуя, как ледяные пальцы страха сжимают горло. Я думала, что уже привыкла к страху. Но это был другой страх — тот, что сжимает сердце, обжигает дыхание, парализует мысли.
«Они здесь за мной. Они знают. Они пришли за мной».
— Эглантина, — тихо прошептала я сама себе, чувствуя, как имя, которое я носила как маску, превращается в ярмо. — Эглантина… Эглантина…
— Позовите заявителя! — послышался голос, когда стража убедилась, что кроме нас с Мартой никого в аптеке нет.
И тут дверь распахнулась снова.
Лорд Арвейн вошел, как тень, окутанная злобой. Его глаза — два куска льда. В руке — трость, которой он не раз бил меня, не раз заставлял стоять на коленях. За ним, в полумраке, маячил Йенсен. Мой бывший муж. Он опустил глаза, словно не мог смотреть на меня.
— Что ж ты врешь! — прорычал лорд, качая головой. — Она всегда врет. Вот же она! — Он указал тростью в мою сторону, и я почувствовала, как каждый волосок на коже поднимается от ужаса.
Сердце будто остановилось. Воздух перестал поступать в легкие. Я видела его — того, кто разбил мне жизнь, отнял честь, заставил стать беглянкой. Его лицо — маска презрения. Глаза — как два колодца, из которых вытекает яд. Он помнит всё. И он здесь.
— Это моя внучка, — возмутилась Марта, но лорд перебил ее, не глядя на нее.
— Я что? Невестку не узнаю? Это она! Это воровка! — Голос лорда Арвейна дрожал от ярости, но в нем слышалось что-то еще. Что-то, от чего по спине побежали мурашки. — Она украла фамильное кольцо. Золотое, с редкой жемчужиной. Бесценная вещь. Фамильная драгоценность.
Стражник подошел ко мне. Его лицо — камень. Взгляд — лед. Он схватил меня за руку, и я почувствовала, как его пальцы впиваются в кожу.
— Ты брала это кольцо? — спросил он, глядя прямо в глаза. — Ты его украла?
Я не могла ответить. Рот пересох. Голос умер. В голове — только шум. Шум, который говорил: «Они знают. Всё кончено».
И тут я вспомнила. Кольцо. Обручальное кольцо, которое Йенсен вернул мне. То, что я спрятала в ящике. Не выбросила, как должна была. Сентиментальная дура! Я спрятала его. В ящике. Среди пустых коробок, среди старых записей.
Мой пальцы сами потянулись к карману фартука, где спрятано кольцо. Нет! Оно в ящике! В ящике! В этот миг я осознала: я могла выбросить его в огонь, бросить в реку, засыпать в землю. Но нет. Я оставила его здесь. Потому что глупая сентиментальная душа верила, что однажды оно может пригодиться! Тем более, что оно ценное! И мое! Мало ли, как пойдут дела в аптеке? Быть может, его удалось бы продать!
— Нет, — прошептала я, но голос дрогнул. — Я не брала.
— Лгунья! — рявкнул лорд. — Она всегда лжет. Идите, ищите! Найди кольцо!
«Наверное, на кольце чары, раз он знает, что оно точно здесь!» — пронеслось в голове.
Стражники начали обыск. Марта пыталась остановить их, но они оттолкнули ее, будто она мешала. Я сидела, чувствуя, как каждая секунда тянется, как вечность. Каждый шаг стражника — удар ножом в сердце.
— Одну минутку! — послышался голос лорда Арвейна.
Лорд Арвейн медленно поднес ладонь к перстню на правой руке. Его губы шевельнулись, и в воздухе повисла едва заметная серебристая нить. Она поползла по полу, обвилась вокруг ящика, а затем нырнула внутрь. Трость в его руке дрожала от напряжения, и я вдруг поняла: он не просто ищет кольцо. Ему нужно что-то другое. Кольцо — это предлог!
— Оно там! — закричал лорд Арвейн.
Стражники вытряхнули содержимое ящика так, будто это был не ящик, а гнездо ядовитых змей. Бумаги, чернильницы, пустые коробки — всё разлетелось по полу. Один из стражников наклонился, и в этот миг мир замер. Пыль, поднятая им, застыла в луче солнца. Его пальцы замерли, касаясь чего-то блестящего в куче мусора. И тут я поняла: конец.
Стражник вытащил кольцо из бумаги, как трофей. Золото блестело, жемчуг переливался, будто смеялся мне в лицо.
— Оно? — спросил он у лорда Арвейна.
— Оно! Оно! — лорд Арвейн бросился к кольцу. — Кольцо моей любимой покойной жены! Фамильная реликвия! Оно дорого мне как память!
— Она его спрятала, — переглянулась стража.
В этот момент внутри все покрылось коркой льда. Руки мгновенно стали ледяными, а я не верила, что такое вообще возможно.
— Это не я! — вырвалось у меня, но голос прозвучал слабо, жалко. — Это мое обручальное кольцо! Я в нем выходила замуж! Так что никакое это не воровство!
— Воровство! — произнес лорд Арвейн, пряча кольцо в карман. — Ты выходила замуж с другим кольцом. А это ты прихватила с собой, когда сбежала! Кольцо, которое принадлежит семье Арвейн!
— Это кольцо мне вернул Йенсен! — закричала я, глядя на стражу. — Мой муж!
— Я свидетель! — произнесла Марта. — Он приходил сюда и вернул ей ее обручальное кольцо. Просил, чтобы она вернулась домой!
В этот момент все взгляды уставились на Йенсена. Глаза лорда Арвейна расширились настолько, что стали похожи на блюдца.
— Йенсен? — переспросил лорд, поворачиваясь к сыну. — Это правда?
Йенсен молчал. Он не поднимал глаз. Не отвечал. Стоял, как статуя, будто не слышал.
— Йенсен, — прошептала я, но он не ответил. — Скажи им! Будь мужчиной, в конце концов! Ты приходил в аптеку. Ты принес мое кольцо. Ты просил, чтобы я вернулась!
Муж не поднял головы. Не посмотрел на меня. Просто стоял, как будто его душа уже умерла.
— Сын, — прошептал лорд, и в его голосе слышалось что-то новое. Что-то, от чего по спине пробежало холодное предчувствие. — Скажи им. Скажи, ты правда приходил в аптеку?
Йенсен поднял голову. В его глазах не было пустоты. Там горел огонь — огонь страха, огонь отчаяния, огонь всего, что он не мог сказать. Его губы дрожали, руки сжались в кулаки. Я видела, как борется он с собой: между словом и молчанием, между отцом и мной, между страхом и правдой. В его взгляде читалось всё: он помнил, как в ту ночь в аптеке его пальцы дрожали, пока он вытаскивал кольцо из кармана. Он помнил, как шепнул: «Вернись домой, пожалуйста». И он помнил, как я сказала: «Я не могу, Йенсен. Я не могу вернуться к тому, что убивает».
— Она… — начал он, и я почувствовала, как всё внутри замерзает. — Она…
И в этот момент его голос прервался. Он замолчал. Не закончил фразу. Стоял, глядя на меня, как будто пытался что-то сказать, но слова не шли. В его глазах — мука. Понимание. И страх.
Я посмотрела на него. И в его глазах я увидела всё. Он знал. Он помнил. Он помнил, как вернул мне кольцо. И теперь… он молчал. Не защищал меня. Не говорил правду.
— Сын, — лорд Арвейн подошел ближе, глядя на Йенсена. — Скажи им. Скажи, что это она.
Йенсен не ответил. Он смотрел на меня. И я поняла: он не скажет правду. Он не защитит меня. Он оставит меня одну. Как тогда. Как в ту ночь, когда трость врезалась мне в скулу.
— Сын, — повторил лорд, и в его голосе слышалась угроза. — Скажи правду!
Йенсен закрыл глаза. И я почувствовала, как мир рушится.
И тут же в душе вспыхивала надежда, что вдруг все изменилось. Вдруг мой побег стал для него уроком. Вдруг он сейчас возьмет себя в руки и пойдет против воли отца! В первый раз в жизни!
— Сын, — прошептал лорд Арвейн, тряхнув Йенсена за плечи.
Йенсен открыл глаза. Взгляд пустой. Лицо — лед. И я поняла, что сейчас внутри него идет битва.
Йенсен открыл рот. Губы дрожали. Слова, которые могли спасти меня, застряли в его горле, как камень. В его глазах я увидела всё: его мать, которая умерла, не выдержав правил дома, его собственное детство, которое было не детством, а клеткой. Он знал, что если скажет правду, его вычеркнут из рода. Но если промолчит, он потеряет не только меня — он потеряет себя. В этот миг он сделал выбор. Не между правдой и ложью. А между выживанием и смертью.
Давай, Йенсен! Это твой шанс! Шанс стать мужчиной! Я верю в тебя!