Старик упал на колени, держась обеими руками за грудь.
— Держись, папа! Я сейчас! — подскочил муж, словно ошпаренный.
Он был еще в штанах, поэтому слетел с кровати и бросился бежать к двери, на ходу подхватывая свою рубаху с пола.
— Мое сердце, — цедил лорд Арвейн, сморщившись от боли.
На миг мне стало жаль старика.
Уж больно страшная гримаса боли исказила его лицо.
Я даже подумала: может, помочь? Все-таки я фармацевт. В медицине немного шарю! Точнее, шарила — до той промозглой осени, когда я закрывала аптеку, а двое с ножницами в руках решили, что мои ключи важнее моей жизни.
Дверь за мужем закрылась.
В коридоре стихли шаги.
«Может, если я помогу ему, то он сменит гнев на милость?» — дернулась я вперед, чтобы попытаться помочь.
Как вдруг лорд Арвейн изменился в лице.
Пропала гримаса боли, исчезло всё, что могло бы свидетельствовать о сердечном приступе.
Он усмехнулся, глядя на меня ледяным взглядом, а потом поднялся с колен.
Медленно. Уверенно.
Без единого признака слабости.
Он поднял упавшую трость, стряхнул с неё несуществующую пыль. Посмотрел на меня — и в его глазах не было ни сострадания, ни усталости. Только холодная, расчетливая жестокость.
— Думала, я старый дурак? — прошипел он, подходя ближе. — Думала, сможешь здесь командовать?
Я не успела пошевелиться.
Удар.
Набалдашник трости врезался в мою скулу. В глазах — тьма.
Рывок.
Лорд Арвейн схватил меня за волосы — жёстко, как верёвку, — и стащил на пол.
— Ты, паршивка! Знай свое место в доме, — процедил он, глядя сверху. — И не вздумай мне указывать, что делать!
Я дёрнулась, чтобы встать, но не успела.
Удар.
Ещё удар.
Ещё.
Мне казалось, что он сейчас сломает об меня трость!
— В этом доме ты — лишний рот. И раз уж ты не принесла ни монеты, ни связей, ни даже приличного воспитания — будешь делать то, что скажут. Не жена. Не леди. Служанка. И если через неделю не научишься молчать и кланяться, а если нет — сдохнешь быстрее, чем ты думаешь! Или что? Не царское это дело? Да на улице полно таких, кто готов за кусок хлеба чистить мои сапоги⁈ — прошипел он сквозь зубы, когда я смотрела на него снизу вверх, сгорая от ненависти. — И будешь выполнять правила этого дома. Потому что за тебя ничего не дали. Поэтому ты должна быть благодарна мне и моему сыну по гроб жизни за то, что тебя пинком не вышвырнули обратно!
Лорд Арвейн отступил на шаг.
Медленно, почти с изяществом, поправил манжету на левой руке — будто только что вытер руки от пыли.
Я попыталась встать.
Не помня себя от боли.
Стиснув зубы.
С гордостью.
Но он снова резко схватил меня за волосы и чуть не свернул мне шею.
— В следующий раз, — произнёс он тихо, почти ласково, — я не стану ждать, пока ты нарушишь правило, мерзавка!
Он наклонился, и его дыхание коснулось моего уха:
— Я просто избавлюсь от тебя. Тихо. Незаметно. Как от испорченного вина.
Я уже приготовилась к новому удару, но лорд Арвейн бросил в меня скомканное письмо.
— Мне что? Нужны твои платья? Твои украшения? Нет. Мне нужны деньги. Завтра в полдень придут люди из Гильдии ростовщиков. Они не спросят, хорошая ли ты жена. Они спросят: «Где залог?» А я должен показать им золото — или отдать дом.
Он наклонился, голос стал тише, почти шёпотом:
— Ты не жена моему сыну. Ты — дыра в моём бюджете. И если не начнёшь приносить пользу — я закрою эту дыру. Любой ценой. И раз уж ты — лишний рот, запомни: лишний рот не имеет права открываться в моём доме!
Что-то мне совсем нехорошо.
Перед глазами всё тускнеет.
Я держусь из последних сил.
И в момент, перед тем как сознание начало гаснуть, я увидела его.
Йенсен стоял в дверях.
В руке — пузырёк с зельем. Пальцы так сжимали стекло, что костяшки побелели.
Он сделал полшага вперёд…
Моё сердце вздрогнуло от надежды.
Но лорд Арвейн бросил на него один взгляд — и сын замер, как будто его окатили ледяной водой.
— Спасибо, сынок, — ласково произнёс старик, погладив его по плечу. — Мне уже намного лучше.
А в моей голове, сквозь боль и туман, звучала только одна мысль:
Он не защитил меня. Он даже не попытался. Он выбрал отца.
Я одна.
И если я не встану — никто не поднимет.