Выброшенная жена для генерала дракона

Глава 68

Воздух в аптеке вдруг кончился. Теперь каждый вдох давался с трудом, будто я вдыхала не кислород, а осколки стекла.

За окном вдруг накапал дождь, и капли стучали по стеклу, как часы, отсчитывающие последние мгновения нашей свободы.

Свежая белая краска на стенах казалась теперь не символом чистоты, а предупреждением: всё, что мы построили, рушится.

— Это не я, — прошептал Йенсен, глядя на стражу. — Я не приходил. Не возвращал кольцо. И не просил вернуться домой.

Слова вонзились в меня, как нож в мягкую ткань. Я почувствовала, как что-то внутри ломается, словно его ответ ломает мне кости, от чего ноги начинают подкашиваться. В горле застрял ком, от которого не могла выдохнуть. Не могла даже моргнуть.

«Он лжет. Он должен лгать. Это его шанс не покидать клетку. Но почему не смотрит мне в глаза?»

— Это — ложь! Он лжет потому, что до одури боится своего отца. Потому что лорд Арвейн запугал его, — вырвалось у меня, но голос превратился в тихий шепот. — Йенсен! Ты же вернул его! Ты… ты говорил… Ты был здесь, Йенсен! Скажи правду! Хоть раз в жизни перестань плясать по дудку этого старика!

Йенсен отвел взгляд. Руки сжались в кулаки, но не от гнева. От страха. Страха, который сковывал его с детства. Его пальцы дрожали — но не от эмоций. От привычки подчиняться.

— Я говорю правду. Готов поклясться. Я не приходил, — повторил он. — Это кольцо ты украла. Ты украла его из дома Арвейн. Ты украла его у моего отца!

Слово «украла» прозвучало так, будто оно не присутствовало в его лексиконе до сегодняшнего дня. Как будто он выучил его наизусть, повторяя перед зеркалом.

Внутри меня что-то треснуло — не сердце, а какая-то невидимая связь, которую я так долго пыталась увидеть. Не гнев. Не страх. Сожаление, острое и горькое, как полынь. Я смотрела на него — и видела того самого мальчика, который стоял у конюшни, слушая, как палач бьет коня, а отец говорит: «Смотреть — это слабость». Тот, кто выучил: чтобы выжить, нужно перестать быть человеком. И он не просто сдался. Он перестал существовать как личность. В его глазах не было слабости. Было отсутствие. Пустота, которая не может бороться, потому что уже давно не чувствует боли.

Лорд Арвейн расхохотался. Не так, как в ту ночь, когда бил меня. Громко. Триумфально. Он подошел к сыну, похлопал его по плечу — не как отец, а как хозяин, одобряющий удачный трюк.

— Молодец, сынок, — произнес он, и в его голосе слышалось нечто новое. — Вижу, ты наконец научился быть сильным. Вижу, что ты не дурак. Не предал отца и семью! Я горжусь тобой!

Йенсен опустил глаза. Но на лице не было ни гордости, ни облегчения. Лишь пустота. Он стоял, как кукла, которую натянули на веревочки и заставили танцевать.

— Вы арестованы за кражу чужого имущества! — рявкнул старший стражник, подступая ко мне. Его пальцы впились в мою руку, и я почувствовала, как кожа горит от прикосновения. — Согласно статье 17-й, вы подлежите суду. И, учитывая ценность украденного, вас ждет не только суд, но и тюрьма.

Слово «тюрьма» прозвучало как приговор. Я замерла, чувствуя, как каждый шум аптеки — скрип полок, шелест трав, потрескивание свечи — превращается в эхо, уносящееся в прошлое.

Воздух стал густым, мутным, как винный осадок. В голове мелькнуло: «Аптека. Марта. Всё пропало». Но не это было самым страшным. Самое страшное — это то, что я поняла: я больше не могу защитить тех, кто верил в меня.

— Нет! — крикнула я, пытаясь вырваться. — Это неправда! Я его не брала!

Стражник сжал мое запястье так, что кость захрустела под пальцами. В глазах запрыгали черные точки, но я не моргала. Я думала только о том, как бы не упасть. Потому что если я упаду, аптека погибнет. Если я упаду, Марта останется одна. Если я упаду, лорд Арвейн победит. И я сжала зубы до боли, заставляя себя стоять, даже когда мир начал темнеть по краям, а колени подкашивались, будто в них разлили свинец.

— Марта! — закричала я, глядя на старушку, которая бросилась к нам, как львица к щенку. — Не вмешивайся! Пожалуйста, не вмешивайся! Тебе же будет хуже!

Ее рука потянулась ко мне, но стражник оттолкнул ее. Марта споткнулась, упала на колени. В ее глазах я увидела то, что никогда не видела: страх. Настоящий, первобытный страх.

— Ты потеряешь нашу аптеку! — крикнула я, пытаясь держать голос ровным. — Береги аптеку, Марта! Береги ее! Пожалуйста!

Слезы жгли глаза, но я не позволяла им вырваться. Не могла. Если я сейчас заплачу, аптека погибнет. Марта — погибнет. Всё, что мы построили, превратится в пепел.

— Марта! — прошептала я, глядя в ее глаза. — Не мешай. Пожалуйста. Сделай то, о чем я тебя просила! Сделай!

Марта кивнула.

Ее лицо исказилось — не от страха за себя, а от боли за меня. Она хотела крикнуть, что верит, что я невиновна, но слова застряли в горле. В ее глазах читалось всё: обида, гнев, боль. Она видела, как я защищала аптеку, как мы вместе ее возрождали. И теперь всё рушится. Я почувствовала, как мои собственные глаза наполняются слезами, но я не позволила им вырваться. Не могла. Впервые я посмотрела на Марту с такой ясностью: седые волосы, морщины, выцветший фартук — всё это не просто старость. Это история. История людей, которые жили и умирали, веря в то, что делали. И я не могла позволить, чтобы это кончилось здесь и сейчас. Я посмотрела ей в глаза, стараясь передать: «Держись. Пожалуйста, держись».

— Вы не имеете права! — крикнула я, пытаясь вырваться. — Это не кража! Это мое кольцо!

— Ты — воровка, — произнес лорд, стоя в дверях, и его голос звучал как удар молота по наковальне. — И ты заплатишь за то, что оскорбила семью Арвейн.

Он сделал шаг вперед, его взгляд скользнул по аптеке — по чистым полкам, по аккуратным этикеткам, по свежей краске на стенах. В его глазах мелькнуло что-то, что я не смогла расшифровать. Не гнев. Не ярость. Нечто более сложное.

— Но… — он остановился, и в его голосе прозвучало нечто новое, не похожее на его обычные угрозы. — Я не допущу, чтобы ты сгнила в тюрьме.

Его слова повисли в воздухе, как вопрос, на который нет ответа. Это не похоже было на милосердие. Скорее, на угрозу другого рода. Его улыбка не была доброй. Она была как нож, обтянутый бархатом. И я поняла: он не спасает меня. Он просто выбирает, как уничтожить меня сам.