На выезде из города нас остановили гаишники. Я остался в салоне, Василий взял документы и пошел разбираться. Сперва показал их мордатому сержанту и что-то сказал, потом открыл тент, и гаишник залез внутрь. Вылез он оттуда разочарованным, но отчима не отпустил и долго что-то ему рассказывал, а Василий лишь разводил руками, имея вид лихой и придурковатый.
Минут через пять он вернулся в кабину, достал аптечку, предъявил сержанту. Затем — огнетушитель. Увидев более перспективную добычу — зерновоз, гаишник махнул жезлом, и мы поехали дальше.
— От же упыри! — жаловался Василий.
— Так ему и надо, — поддержал его я. — Пока он вас пытался ощипать, мимо два грузовика проехало и один «Рафик».
— Выходит, мы их спасли? — Отчим усмехнулся в усы.
— Получается, что так, — сказал я.
Василий завел любимую песню про «а один мужик как-то», но из-за рева мотора приходилось кричать, беседа не клеилась, и мы замолчали.
Знания взрослого наложились на нынешний опыт, и я переосмысливал то, что знал про бизнес. Знания, конечно, были дилетантскими, но доля истины в них имелась.
Любой бизнес проходит примерно те же фазы, что и другие процессы: развитие и угасание звезд, взросление и старение организмов, расцвет и падение империй. Причем процессы могут как полностью развить свой потенциал, так и заглохнуть. Причем угроза регресса или смерти довлеет над процессом на каждом этапе.
Как там в библии? Сначала было слово. В нашем случае — идея. Зародыш в яйце, икринка, что может как вырасти во что-то интересное, так и исчезнуть.
Затем — дело, когда главное — начать. Это, так сказать, оплодотворение икринки. Не струсить, не сдаться, а делать дело, невзирая на шишки, что все набивают поначалу. Все мои бизнесы как раз на этом этапе.
Если начальные препятствия (например, попытка ушлого водилы нас обмануть, а гаишников — выпотрошить), удается преодолеть, наступает сладкая пора расцвета. Сыплются деньги, все крутится-вертится как бы само собой — месяц, два, год — и достигает предела возможностей, когда надо что-то кардинально менять. Этот перелом важно уловить. К этому моменту бизнесмены так устают, что каждое лишнее телодвижение отправляет их в нокаут, потому часто пускают процесс на самотек, а не ищут возможности подбросить топлива в прогорающий костер. Вот тут-то и заканчивает львиная доля всех бизнесов: прежних доходов нет, работать надо больше, а за копейки никто напрягаться уже не готов.
Приходят зубастые конкуренты, прибыть падает, конкуренция растет, и выигрывает тот, кто видит перспективы и не боится рисковать. Потому что любой процесс — динамика. У моих автомастерских есть будущее, у челночной торговли будущее так себе, у бартера его нет, он актуален здесь и сейчас и будет актуален еще несколько лет, а потом все отношения станут товарно-денежными.
Потому никакое дело не может кормить вечно, я-взрослый знал множество людей, которые в девяностые и нулевые ворочали миллионами, а к моменту моего переноса, в 2025 году, влачили жалкое существование на мизерную пенсию.
Потому бартер стоит рассматривать только как возможность умножить капитал, развить идею с мастерскими, построить дом…
Мысль полетела дальше. А что, если открыть первые в городе оптовые склады? Возить товар отовсюду, в том числе из Москвы… Вспомнились гаишники. Пока машина доедет до пункта назначения, ее выпотрошат, и выгода будет стремиться к нулю, потому что по-белому сейчас работать невозможно из-за хаоса с требованиями к документации, когда одно противоречит другому, да и надзорные органы только формируются, соответственно, правила меняются очень быстро.
Так, хватит об эфемерном, правильнее подумать о насущном. Нам предстоит сделать закупку на четыреста тысяч рублей. Цена килограмма муки — 120 рублей. Тонна стоит 120 000. Три тонны — 360 000, триста килограммов — 36 000, и четыре тысячи остается на сдачу.
— Вы участковому звонили? — спросил я у Василия. — Ну, тому армянину из Воронова гая?
— А то! — самодовольно вскинул голову он и, подумав немного, выдал: — Слушай, а шо, если брать картошку, гречку, муку, рис, расфасовывать и продавать на рынке то, шо тут не успеем? И мешками, и так. Чего возить туда-сюда? Один знакомый мужик с ларька квартиру купил, а у нас — порт под боком, можно брать там всякое и перепродавать.
— Растаможка через Москву, насколько знаю.
— Шо через Москву, а шо через забор! — блеснул познаниями Василий. — Везде воруют.
— Я бы не стал связываться с краденым.
— Так ведь и без этого можно! — легко согласился отчим.
— Можно, — кивнул я. — Но кто продавать будет? Кто будет за этим следить? Продавцы тоже воруют, хамят покупателям, обвешивают. Надежных людей поди найди, учитывая специфику нашего края.
— На рынке Олю поставим, и зачем тогда следить? Все в семью.
— Маму⁈ — удивился я. — Она не согласится, ей это не нравится.
— Так выгодно зато.
Если он предложит это маме, она не сможет ему отказать и будет мучиться.
— Ей категорически не нравится торговля, — повторил я. — Но она вас любит и послушается в ущерб себе. Разве вам хочется, чтобы любимая женщина была несчастной?
Отчим мотнул головой, и, видя, что его зацепило сказанное, я продолжил:
— Но идея хорошая. Давайте так, это предложу я, а вы будете молчать. Я буду пытаться ее убедить, и, если не получится, оставим эту идею.
— Тогда не ее поставим на точку, — не сдавался отчим. — Желающих будет много!
— Под вашу ответственность, — согласился я, в конце концов, это все неплохо.
Чего бы хотела мама? Ходить на работу, чтобы чистенькая и в тепле… Частный медицинский кабинет! Первый в городе. Который может развиться в первую частную клинику. Стоматологии уже есть, но нет ничего другого. Грамотный врач, которого любят больные, есть, медсестра в процедурный (мама) тоже есть. Можно предложить узким специалистам приходить на платные консультации. Цену сделать подъемную для пациентов, зарплату врачам буду выплачивать я, то есть будет лимит бесплатных больных — тех, кто и правда нуждается. И обязательно придут люди с деньгами, не согласные сидеть в очередях. В конце концов, в больницах мало того, что всем подмазывают, так еще и отношение… так себе.
Вот только что нужно для оформления такого заведения? Гадство! Отличная задумка уперлась в банальную бюрократию.
Обогнув бюрократию, мысль полетела дальше. Прежде всего нужно помещение, где будут как минимум две, но лучше четыре просторные комнаты, туалет и соответствующий ремонт.
Что из оборудования? Обязательно — телефон. Шкаф для стерилизации всяких шпателей. Всякие шпатели, хирургический инструмент и бог весть что еще, кушетки, столы, стеллажи, холодильник, дезсредства. Тонометр, одноразовые шприцы и капельницы… Как же я мало знаю о медицине!
О главном забыл! Главное — грамотный специалист, и он есть — Гайде (как ее там по отцу?), который ответит на все мои вопросы, и второй специалист, который грамотно это все оформит. Да, потом эсэсовцы, то есть санэпидемстанция, пожарные и прочие попытаются выдоить нас досуха. Так уж в нашей стране повелось, не давать работать, обирать, а не направлять. Но если дело и правда будет стоящим и клиника хотя бы самоокупится и станет приносить достаточно средств для приобретения оборудования, я сделаю все, чтобы она существовала.
— А давай хлеб на перепродажу купим? — предложил отчим. — И картошку.
— С Мутко лучше не связываться, — не согласился я. — Картошка у крестьян своя есть. За хлеб можно получить по шапке от местных хозяев мини-пекарней. Вот если бы рис или гречку…
— Найдем! Но не сегодня. Надо наращивать это, как его… капитал! Если все будет нормально, заработаем почти полмиллиона! — последнее слово отчим произнес с благоговением. — В следующий раз накинем двести штук, и вот на них купим рис или гречку.
— Правильно.
Гаишники остановили нас еще один раз и снова отпустили, но время мы потеряли и на мукомольный завод прибыли не в девять, как обещали, а в полдесятого. Очередь из желающих сдать зерно на переработку тянулась на сотни метров и казалась длиннее, чем в прошлый раз.
Мы медленно ехали на территорию завода, ловя завистливые взгляды водителей зерновозов.
Уже в десяти метрах от проходной нам преградили дорогу четверо дальнобойщиков с монтировками. Пришлось останавливаться. Отчим опустил стекло и высунулся из машины.
— Чего вам, мужики?
— Блатной, да? — вызверился мордатый водитель в растянутых трениках и фуфайке.
— Хрен ты проедешь! — крикнул второй и замахнулся монтировкой. — В очередь!
— Хитрожопые не пройдут! — закончил претензии молодой и лохматый.
— Да вы че, мужики, я пустой! — крикнул отчим. — Можете посмотреть.
Дальнобойщики ринулись к кузову, заглянули за тент, и стоящий впереди махнул рукой, освобождая проезд, сказал:
— Ладно, езжайте. Простите, думали — блатные.
Отчим в знак благодарности поднял руку, и мы въехали на хоздвор. К нам сразу же выбежали высоченная бухгалтерша и замдиректора, лысый и верткий. Мы припарковались возле забора, я выгреб деньги из заначек, отдал отчиму, и тот покинул салон.
О, как вокруг него танцевали! Наверное, и кофе предложат, и в нужные места поцелуют. Удивительное дело: мука нужна всем и в больших количествах, но мукомольный завод не может найти точки сбыта, потому что ни у кого нет денег, и мы для них — спасители. Покупатели, конечно есть — я проводил взглядом «москвич-пирожок», выезжающий со склада, но вот такие. Благодаря нам рабочие получат зарплату не только мукой, но и деньгами.
На пороге админкорпуса отчим резко остановился, будто его подстрелили, взмахнул руками и принялся возмущаться, а потом ломанулся обратно, оставив сопровождающих недоуменно переглядываться.
Что там у них стряслось⁈ Идти разбираться или отчима дождаться? Он поднялся в кабину и, брызгая слюной, обложил замдиректора трехэтажным матом. Из этого словоизвержения я понял, что нас пытаются обмануть. Извергнувшись, отчим сел за руль и уронил:
— Извини. Третий раз за день развести пытаются, суки.
— А в чем дело? — осторожно поинтересовался я, глядя на замдиректора и бухгалтершу, которые замерли на местах и смотрели на наш «КАМАЗ».
— Мука типа подорожала, — пожаловался отчим. — Сто двадцать пять рублей за килограмм! Типа я не знаю, что это развод, и навар они положат себе в карман! А я не рассчитывал на столько, у нас денег под расчет! Ну что за люди? Вчера сказать нельзя было⁈
Какой же он психованный!
— Надеюсь, вы не стали скандалить? — осторожно поинтересовался я. — Никого никуда не послали?
Если это так, конец нашему бизнесу, надо новый мукомольный завод искать.
Он шумно задышал, сжал кулаки.
— Нет. А стоило бы! Психанул просто.
— И хорошо. Успокойтесь, пожалуйста. Все будет дорожать, к этому надо привыкнуть.
Он посмотрел с удивлением.
— Думаешь, мука правда подорожала? Если накинуть пять рублей, только с нас шестнадцать тысяч будет навар.
— Уверен, — повторил я. — Дорожать будет все, доллар — расти. Вы и сами заметили, что цены не стоят на месте, да? Мы и так берем муку почти даром, заводу надо как-то выживать.
— Так я ее покупаю? — спросил он устало. — Сколько?
Я вытащил и нагрудного кармана двадцать тысяч, приготовленные на случай форс-мажора.
— Сколько и планировали. Армянам продадим муку по 270 за килограмм, как в прошлый раз, если будем торговать в других местах, повысим цену до 280. Никакой трагедии нет.
Отчим покосился на замдиректора виновато, вздохнул. Я добавил:
— Да и в накладных будет нова цена, так что идите к ним.
И отчим поплелся к ожидающим. Замдиректора приложил руку к груди, отчим кивнул, и они удалились.
Вскоре Василий прибежал назад со стопкой бумаг, я их просмотрел: в накладных была прописана новая цена, никто никого не обманывал, и мы поехали на склад, где рабочие погрузили нам в кузов шестьдесят шесть мешков по пятьдесят килограммов, с соответствующей маркировкой.
Каково же было мое удивление, когда, выехав на трассу, мы поехали не туда, куда нам нужно, а в обратном направлении! Поймав мой удивленный взгляд, отчим объяснил:
— Антон Петрович рассказал, где гаишники ловят нашего брата, и подсказал безопасный маршрут. Чуть дольше будет, зато безопасно.
Дольше было чуть ли не в два раза. По моим прикидкам, мы сожгли солярки тысяч на пять, но в Воронов гай к участковому прибыли в начале двенадцатого, как и заложили в маршрут изначально. Арсен Тигранович нас ждал вместе с женой. Поблагодарив за помощь, отчим сгрузил ему мешок, так он отказался брать, начал совать деньги. Отчим стоял на своем, дескать, баш на баш: вы нам собираете людей, мы вас за это благодарим.
Другой бы этот мешок забрал и еще два потребовал. Все-таки милиционер и мент — разные виды людей.
После длительных уговоров участковый все-таки утащил мешок, и проговорил, выйдя из дома:
— Людей где собираем? Возле нашего магазина, да? Так поехали туда! Аннушка обзвонит соседей, соберет народ.
Он полез в кабину, уселся между нами и потер руки.
— Там у нас ларек с выпечкой. Вы пробовали когда-нибудь армянский ламаджун?
Переглянувшись, мы с отчимом качнули головами.
— А ачму? Тоже нет? О, я вам завидую! Пальчики оближешь! А пахлава какая, о-о-о! Не та, что на рынке — настоящая. Хрустящий акандж на коньяке, м-м-м! Кто с курорта мимо ехал и пробовал, всегда потом возвращался. Печем, как для себя!
Он так вкусно рассказывал, что у меня заурчал живот.
— Вот! Малчишка худой какой! Машину оставите возле магазина и — добро пожаловать!
Магазин — типовой советский — находился в середине поселка. Мы припарковались на просторной площадке возле него, перешли дорогу и спустились к ларьку, прилепившемуся к забору огромного ресторана, аляповатого и пафосного. Ни столиков, ни скамеек поблизости не наблюдалось.
В ларьке, повернувшись к нам спиной, что-то прямо там жарила высокая черноволосая женщина в поварском чепце. В лотках у витрины была выставлена выпечка: огромные лаваши, пирожки, похожие на слойки, хачапури, которые наверняка не они и имеют другое название, пахлава. Внизу была наклеена табличка: «Вино домашнее, коньяк, чача» — и телефон. Арсен постучал в стекло — повариха обернулась — и заговорил по-армянски, из его слов я понял только, что женщину зовут Лейла.
Она заулыбалась, наклонилась к окошку и обратилась к нам:
— Спасибо, дорогие, ну просто спасли! Что вы хотите?
Мы растерянно молчали.
— Они не пробовали ачму! — с некоторой гордостью сказал Арсен. — Ачма один, ламаджун один, акандж каждому и кофе. Или чай?
— Кофе! — радостно согласился отчим.
Спустя минуту у нас в руках был огромный слоеный пирог с сыром, структурой отдаленно напоминающий груб оленьи рожки — ачма и некое подобие пиццы на хрустящем лаваше вместо теста, надо полагать, ламаджун. Аканджем оказался близкий родственник нашего хвороста, но более рассыпчатый, с привкусом коньяка. Все это было еще горячим и таяло во рту, а кофе специально для нас Лейла варила в маленькой турке на горячем песке. Ощущение не портило даже то, что есть нам пришлось, стоя возле ларька.
Отчим ел жадно, причмокивая и облизывая пальцы, роняя на усы крошки и кусочки сыра. Мы рассчитывали на что угодно, кроме того, что нас будут до полусмерти закармливать армяне.
Уплетая за обе щеки и испытывая ярчайший гастрономический оргазм, я крутил очередной бизнес-план: открытие в городе точек вот такого армянского фастфуда. Главное — хозяева ларька люди хорошие, договориться с такими проще.
Одна проблема: я просто маленькая лошадка, которая не может разорваться.
Доесть все мы не смогли физически, и остатки еды Лейла нам упаковала с собой в бумажные пакетики.
Возле «КАМАЗа» уже собрался народ, и процесс пошел. В течение часа армяне раскупили всю муку, и ее опять не хватило. Еще час мы развозили мешки по дворам, а потом, в полвторого дня я позвонил на мукомольный завод, поставил замдиректора перед фактом, что нам нужно еще три тонны муки и, раз уж машина полупустая, а народ требует, тонна отрубей.
На подъезде к заводу знакомый мордатый гаишник нас остановил. А может, это уже другой, просто они все мордаты, кроме тех, у кого глисты, и кто недавно устроился на работу. Потирая руки и уверенный в том, что теперь мы с грузом, он вместе с отчимом пошел проверять кузов…
Представляю, как он распсихуется, когда увидит, что там ничего нет, но все присыпано мукой! Перед внутренним взором встала картинка: топочущий ногами и брызжущий слюной гаишник, избивающий отчима фуражкой. Как кот, бросившийся на мышь, которая юркнула в нору. Как стервятник, спикировавший на буйвола, который не издох, а прилег отдохнуть.
Из-за кузова гаишник вышел красный и злой, повел отчима к своей машине, и ненадолго они пропали там.
Теперь красным и злым возвращался отчим. Сплюнув, он полез в кабину и бросил:
— Вот же говна какая. Алкотестер у него неисправный! Надо ехать в ГАИ.
— Так это не наши проблемы, — возмутился я, отлично понимая, что, если нам хотят устроить проблемы, они у нас точно будут.
— Намекает, сука, чтобы заплатил. А хрен ему! — Отчим скрутил кукиш и ткнул им в сторону мента.
Я откинулся на спинку сиденья.
— Так он нас до ночи мариновать будет.
— Пусть. Мы уже заработали, — не сдавался отчим. — Кровососы! Хрена им!
Хочет взять гайцов измором? Если простоим до ночи, потеряем тысяч пятьсот. Если дадим взятку, поощрим коррупцию. Как играть по правилам при таких вводных? Когда все палки в колеса вставляют, и, если работать по-белому, башлять все равно придется, но в три раза больше⁈ В девяностые работать по-белому — все равно, что во время Второй Мировой еврею нашить себе звезду Давида и тем самым подписать смертный приговор.
Отчим пошел на принцип и объяснил почему готов пожертвовать полумиллионом: он ничего не нарушал и не обязан кормить этого жирдяя, харю вон какую наел. Люди, понимаешь, работают, а он паразитирует. Присосался, как коровий клещ, аж раздуло.
— Ненавижу ментов, — прорычал он. — Шоб они все повыздохли, толку больше будет.
— Арсен Тигранович тоже мент, — сказал я и вспомнил, как во время урагана инспектор по делам несовершеннолетних расчищал улицы от завалов. — Некоторые и правда бандитов ловят и пользу приносят.
Отчим посмотрел так, словно я был с гаишником заодно, и я понял, что спорить бесполезно.
Прошло полчаса. Василий вылез из салона, достал армянскую еду и стал ее смаковать на виду у гаишников, чтобы те слюной захлебнулись.
Никакой алкотестер Василию не привезли. Гаишники молча покинули пост, ничего нам не сказав.
— Нет, ну не мудак? — развел руками отчим. — И шо делать?
Мы посидели десять минут и решили ехать.
Из-за этой заминки в Воронов гай прибыли, когда начало смеркаться, в начале шестого. Распродали и развезли вторую партию муки в начале девятого, доехав аж до конца села, где на холме через двадцать с небольшим лет будет стоять армянская церковь из красного кирпича, похожая на рыцарский замок, а пока ее нет даже в проекте.
Разделив деньги на три части и спрятав их в разных местах: одну пачку в кузове, одну — в мопеде, третью, меньшую — рассовав по карманам, мы поехали домой. Вспомнив, что дома ждет мама, отчим позвонил ей из телефонной будки, и мы поехали дальше.
— Алексей заберет машину на следующей неделе, — проинформировал меня он. — Нужно успеть за три дня много всего. В понедельник ты пойдешь в школу, и так прогулял много, а я на «Волге» поеду на разведку, поищу рис, гречку и сахар.
Зевнув, я подумал, что так правильно. Учитывая наезд на меня и мою команду, в школе с друзьями я буде более полезен. К тому же надо поговорить с Гайде насчет частного кабинета, забрать документы на участок, придумать и заказать проект дома, и тогда можно завозить стройматериалы и начинать строительство.
Только въехав в Николаевку, мы припарковались в центре села и пересчитали прибыль. Вложено было 416 000, потом 400 тысяч, а сейчас на руках был 1 700 000. Поскольку вторую сумму можно не считать — то, что вернули, мы обернули во второй раз — чистая прибыль составила миллион двести восемьдесят рублей, по шестьсот сорок тысяч каждому. Если так и дальше пойдет, я скуплю полгорода и наведу тут свои порядки.
Одно меня стало настораживать: раньше, говоря о бартере, отчим употреблял слово «мы», теперь же полностью перешел на «я». Не исключено, что он скоро скажет: «А не пошел бы ты нафиг, мальчик».