Когда призыв остановиться прозвучал во второй раз, Василий скомандовал:
— Прячь бабло! Хоть шо-то надо сохранить.
Отчим начал медленно тормозить, тянуть время. Я часть денег наскоро расправил и сунул под резиновый коврик, скинул кроссовки и положил остальное под стельки, наскоро обулся и, когда «КАМАЗ» остановился, уже завязывал шнурки.
Василий, вцепившись в руль, шевелил губами — молился. «Бобик» встал позади нашего грузовика. Оттуда вышел мужчина, одетый по гражданке. Расхлябанной походкой направился к нам. Мы с отчимом переглянулись, и он открыл дверцу, говоря:
— Побудь здесь.
— С богом! — благословил его я, и он перекрестился, спрыгнул на землю.
Когда мент подошел поближе, стало видно, что это пожилой армянин, худой, сутулый, носатый. Я переместился на водительское сиденье, чтобы слышать, о чем они говорят. Напрасно. Мент чуть склонился, тронул Василия за плечо и раскинул руки. Я прищурился и заметил, как лицо отчима разгладилось, он улыбнулся в усы, кивнул.
Да что же у них такое? Вылезти, нет? Убедившись, что ничего страшного не происходит, я просто опустил стекло. На всякий случай сжал пистолет в кармане.
Отчим и армянин переместились к кузову. Я заметил второго мента возле «бобика», напрягся, но этот человек закурил и подозрительной активности не проявлял.
— Папа! — крикнул я. — У тебя все в порядке?
Может, ребенка устыдятся, не станут беспредельничать.
— Да, не волнуйся, — отозвался Василий.
Я высунулся из окна, но ничего не увидел. Ясно было только, что они полезли в кузов. Наверное, проверка… Хорошо, что в открытую не грабят, можно малой кровью обойтись.
Выдыхать, нет? Наверное, рановато.
Вскоре отчим и мент потащили один мешок муки в «бобик», потом второй, и третий — очевидно, отруби. Все-таки ощипали нас, лишили бабушку отрубей. Я испытал облегчение, и хотелось подарить менту еще мешок, лишь бы не трогали.
Ясно: взятки можно давать продуктами. Если хлопнут гаишники, сгрузил им мешок, и все довольны. Иначе затаскают, ведь всегда можно найти, к чему придраться.
Тремя мешками менты удовлетворились, развернулись через двойную сплошную и поехали назад. Спустя полминуты отчим вернулся в салон, у него дрожали руки и дергался глаз.
— Ну? — спросил я, уже зная ответ.
— Продал оба за двадцатку, — пролепетал он. — А отруби подарил.
Я откинулся на сиденье и рассмеялся, сбрасывая напряжение.
— Они купить хотели, что ли? — спросил я, отсмеявшись. — Не отнять?
— Угу. Купить. Не успели к магазину, ехали из Воронова гая, у мента этого там ларек со всякий армянской выпечкой, и срочно нужна была мука. Пригласили к ним в село. Так что работа есть, но я даже не знаю…
— Чего тут думать? Косить капусту надо! — воскликнул я.
— Ну, блин, я чуть инфаркт не получил, когда они попросили остановиться. А потом хотел мешок просто подарить, так он брать не стал. Представляешь?
— Еще как представляю, — поддержал его я. — Вот поедем в Воронов гай, подаришь ему мешок, и будет у нас там крыша. Он контакты не оставил? Чтобы приехать, и нас там уже ждали.
Отчим встрепенулся, задергался, что-то ища в бардачке, спохватился и сказал:
— Доставай свою тетрадь на замке, пиши номер, пока не забыл. — Он озвучил пять цифр и повторял их до тех пор, пока я не записал. — Арсеном зовут, — закончил Василий. — Ну шо, погнали в Васильевку, а потом домой?
— Я в Васильевке и останусь, вернусь на мопеде позже.
— Во ты делавар!
Хотелось сказать, что делавары — индейцы, но отчим болезненно реагировал на подобные замечания, и я не стал его злить.
Минут пять мы ехали молча, отчим отходил от стресса, а потом вернулся к делам:
— Ну а шо там с железобетонными изделиями?
— Сперва надо получить бумажку, что участок мой, потом заказать проект дома, нанять строителей и лишь потом заваливать участок стройматериалами. Они и для другого понадобятся.
— Для чего это? — прищурился отчим.
— Алексей будет строить две автомастерские, нужны как минимум два ангара, и надо сделать все по уму, чтобы комфортно было и работникам, и мастерам. А это ямы, в идеале — подъемники, а значит, конструкция должна быть мощной и выдерживать вес нескольких машин.
— Это ты придумал? Ну, автомастерские? Он тебя не опрокинет?
— На сто процентов уверенным быть нельзя, — ответил я и вспомнил Лёху-мента, в котором Василий уверен. — Но, во-первых, Алексей — порядочный человек, во-вторых, ему это не выгодно, потому что поставки запчастей идут через деда, через Москву, он просто не потянет все один и много потеряет, лишившись контактов.
— А дед этот — Романа ж отец, тот, который был у Эльзы Марковны? Нормальный мужик, в отличие от… — Он посмотрел виновато и прикусил язык.
Я усмехнулся.
— Да нормально все, я в курсе, какой у меня отец.
При въезде в город нас остановили на посту ГАИ, но мы ехали пустыми. Сержант какой-то там попытался выдоить хоть что-то. Алексеевич минут пять отбивался, но вышел победителем. Мы немного проехали и свернули на дорогу, ведущую в Васильевку, и я оценил, до чего же неудобно вести грузовик по серпантину!
Приехали мы в начале восьмого, по темноте. Грузовик никто не ждал, и бабушка выбежала встрепанная и взволнованная, в одном халате. Боцман тоже всполошился.
— Эльза Марковна, это мы! — обозначил себя Василий, заглушив мотор. — С подарками!
— Ну, привет, Вася, — поздоровалась бабушка. — Сейчас оденусь, подождите.
Ждать мы не стали. Когда она появилась на пороге, уже тащили мешок отрубей к подвалу.
— Господи, что это? — всплеснула руками она.
— Отруби. Хрюшек твоих кормить, — ответил я, и бабушка чуть не прослезилась.
Потому что одно дело — подарки на праздники, и другое — вот такая забота в повседневной жизни, когда никто не обязан ничего делать, потому что не просят, но вспоминает и делает. А значит, помнит, старается помочь.
— Да не стоило сюда ехать из-за меня, — начала прибедняться она. — Топливо жечь. Как будто я не знаю, сколько это денег.
Она шла за нами и убеждала, что не стоило делать то, что уже сделано, а сама — довольная-довольная, просто счастливая.
Я спустился в подвал, отчим подал мне мешок.
— Испачкались все — ужас! — донесся бабушкин голос. — Идемте потом манник есть, только испекла.
Мы пошли за вторым мешком, потом — за третьим, все это время бабушка, Боцман, а потом и Каюк нас сопровождали.
Отчим приложил руку к груди.
— Извините, Эльза Марковна, меня Оля дома ждет. Обидится, что поел.
— Ой, да брось ты! Оля никогда не блистала кулинарными талантами. Быстро на кухню!
Пожав плечами, Василий подчинился. Сидя за столом и поедая вкуснейший бабушкин борщ — густой, наваристый, с чесночком — я думал о том, что кулинарные способности, как почерк. Два человека делают одно и то же, используют одинаковые буквы, но у одного получается ровно и красиво, а у второго — криво и неразборчиво. Взять, например, бабушкин борщ и мамин — совершенно разные блюда.
Бабушкин борщ был несравненным. Ел бы и ел. Если бы жил с ней, точно никогда не похудел бы, силы воли не хватило бы отказаться от бабушкиной вкуснятины.
Единственное, что портило впечатление — сёрбанье отчима. Он так громко ел, что было слышно аж на улице. Пока мы ели, Каюк сидел на диванчике и хвастался, что он стал понимать математику. Не так чтобы сильно понимать — но у него сейчас не между двойкой и тройкой, а между тройкой и четверкой. Закончив с успехами в школе, он заладил, что свиноматка Фрося скоро будет рожать, а холодно, и он устроил ей теплый загон. Потом затарахтел о том, что помогает Алексею по воскресеньям в мастерской, и у него уже неплохо получается, и Алишер это признает. Он нормальный, хоть и нерусский, а Олег придурком был.
Когда он наконец смолк, Василий спросил:
— Эльза Марковна, как там Андрей? Перевели его из реанимации?
Бабушка округлила глаза и поперхнулась чаем.
— Ты о чем, какая реанимация?
Я толкнул Василия ногой, но он не понял, что надо молчать: Ирина и Толик ничего бабушке не сказали, чтобы не расстраивать ее, но отчим не понял, зыркнул недобро и продолжил слегка растерянно:
— Так он это… в окно прыгнул…
— Какое окно? Какая реанимация? — воскликнула бабушка.
Отчим прикусил губу и прижал уши: дошло наконец-то, но было поздно. Громыхнув стулом, бабушка вылетела из кухни — звонить дочери. Отчим развел руками:
— Я не знал, шо они ей не сказали.
Хотелось его обругать, но я подавил порыв. Василия нужно предупреждать, все ему объяснять — ну, не доходит до него, что поделаешь. Но его упрямство и чувство собственной исключительности, усугубленное невысоким интеллектом, не дают этого признать.
Для Юрки произошедшее с Андрюшей тоже стало сюрпризом.
— Че, реально Андрюша из окна прыгнул? — спросил он. — А почему?
— Не знаю, — соврал я. — Может, это вообще неправда. Сейчас бабушка все выяснит у тети Иры и расскажет.
— Неудобно получилось, — проговорил отчим, доедая борщ. — Но откуда я знал, шо нельзя говорить? Думал, она знает.
Воцарилось пятиминутное молчание. Бабушка вернулась понурая и почерневшая, уселась на свой стул и уронила лицо в ладони. Никто не решался спрашивать, а у меня душа сжалась, так жаль ее стало. Наркоманов не жалко, кем стать — выбор каждого, а вот их родителей… Не вырвать ведь родного человека из своей жизни, не выбросить. Когда ребенок садится на иглу, это самое страшное проклятье.
— Так я и знала, — пробормотала она, — говорила Ирке, а она не слушала. Мол, мой сын, сама все знаю. Разбаловала ребенка!
— Так что? — осторожно спросил Юрка. — Как он?
— Повторная попытка суицида, — сквозь зубы процедила она и покачала головой. — Предатель! Страдают они, видите ли, на ровном месте. А что мать с ума сходит, что мы мучаемся, им все равно. Нет нас для них! Нас — которые ради них жизнь отдать готовы!
Похоже, придется мне ехать в больницу к братцу, перепрограммировать его. Или он обречен, потому что гнилушка?
— Это вы бросьте, — сказал отчим. — Не надо отдавать жизнь, вы нам нужны.
— Не буду, — качнула головой бабушка, поднялась, и вдруг ее лицо перекосило, она скомкала халат на груди. — Извините — сердце. Пойду выпью корвалол.
Юрка вскочил, вытянулся по струнке. Подбежал к бабушке и взял ее под руку.
— Идемте давление мерить, вдруг надо пить таблетки?
Они удалились, отчим побежал за ними, а я подумал, что чужой парнишка переживает из-за бабушки больше всех на свете. Наверное, больше меня, потому что у меня есть дед, мама, брат и сестра, а у него нет никого, кроме нее.
Давление у бабушки повысилось, она выпила половинку таблетки и легла в кровать, Юрка дежурил рядом. Василий топтался и сопел — чувствовал себя виноватым.
Со двора донесся радостный собачий лай, скрипнула калитка, затем — дверь в прихожей.
— Эльза Марковна! — позвал Каналья. — Позвонить можно?
Я вышел ему навстречу, приложив палец к губам.
— Тш-ш, плохо ей. Давление. Ты мне собрался звонить?
Он молча кивнул на выход. Уже на пороге сказал:
— Курит она много. Как ни убеждал — не бросает.
Он достал сигареты, сунул в зубы, прикурил, щурясь на огонек «Зиппы».
— А сам-то? — сказал я с укоризной.
— Ветераны все курят, — ответил он. — Да и я — другое дело, молодой пока еще. Как торговля? — Он посмотрел на «КАМАЗ».
— На удивление хорошо. На один участок заработал. Думал с тобой съездить на «Победе» их смотреть, но теперь не получится? Да и бабушку бросать боюсь.
Докурив и отправив окурок в консервную банку, Каналья пожаловался:
— Вроде и деньги большие зарабатываются, а не вижу их. Ни мотоцикл, ни «запорожец» паршивый не могу купить. То одно надо, то второе, то третье.
— Та же история. Бизнес на этапе развития требует больших вложений. Потом будут нужны ангары, туда — оборудование, подъемники, столы, станки. Страшно подумать, сколько это денег. Но я уверен, все отобьется.
— Мне нужна машина, — сказал Каналья. — Просто позарез нужна хоть какая-то колымага. Куплю кузов с документами, восстановлю — конфетка будет.
— Хорошее решение, — одобрил его задумку я.
— Можно на продажу так машины собирать, но это потом. На чем поедем? Или отложим, я-то с Эльзой Марковной договорился насчет «Победы», а ей плохо.
Откладывать важное дело было нельзя. Чем быстрее мы определимся, тем лучше.
На порог вышел отчим, пожал руку Алексея. Он был не в курсе, что Каналья пытался ухаживать за мамой, но получил от ворот поворот. Зато Каналья все знал и неприязненно косился на более удачливого соперника.
— Что вы тут замолчали? — спросил ни о чем не подозревающий Василий.
— Нужно посмотреть участки под наш бизнес, — сказал я. — Мы думали ехать на бабушкиной «Победе», но без бабушки нельзя…
Мой расчет оправдался, окрыленный успехом отчим предложил:
— Поехали на грузовике. Это ж недалеко?
Каналья нахмурился, хотел возразить, но, поразмыслив, не стал этого делать, ответил:
— По всему городу. Не тяжеловато будет? Как-никак возраст, долгая дорога, нервы… Обратно, так уж и быть, своим ходом доберусь.
Похоже, Каналья решил взять отчима на слабо, и он повелся, как ребенок:
— Если надо, значит, надо. Поехали!
— А бабушка? — встревожился я. — Я буду волноваться.
— Попросим Юрку быть на связи, — предложил Каналья.
Отчим, не подозревающий, что им манипулируют и его разводят, потер руки.
— Паш, иди договаривайся с Юркой, и погнали.
Я вошел в дом. Бабушка дремала на кровати, положив руку на сердце. Каюк сидел в кресле рядом. Встрепенулся, увидев меня, подался навстречу.
— Мы в город едем, — сказал я. — Надо что-нибудь купить? Лекарства, например.
Бабушка открыла глаза и сказала по возможности бодрым голосом:
— Клофелина упаковку… Хотя нет. Две таблетки есть, сама куплю, как поеду товар передавать.
— У тебя давно давление? — поинтересовался я. — Я к тому, что клофелин — очень сильное лекарство. Если ты не гипертоник со стажем, нужно что-нибудь помягче.
— Недавно, — призналась бабушка. — Поднимается, когда нервничаю. Началось летом еще, когда узнала про болезнь Оли, чуть не померла.
— Сходи к врачу, — посоветовал я. — Пусть выпишут нормальные таблетки, полегче. Рано тебе клофелин.
Она скривилась.
— Ненавижу ходить по врачам. Ладно молодой ходит, его вылечить могут, а я — что? Приперлась старуха, помирать пора, а она — лечите меня! Вон, соседки пусть ходят, врачей нервируют.
Все понятно: деревья умирают стоя, негоже воину по врачам шастать. Нужно попросить маму, чтобы поговорила с ней, и бабушку проконсультировала ее Гайде, сама она никуда не пойдет, нормальное лечение не получит и загонит себя.
— Будь на связи, — сказал я Юрке. — Мы будем тебе звонить, спрашивать, что и как.
Приемыш с готовностью кивнул. С улицы донесся сигнал грузовика, и я рванул туда, жалея, что задержался, и теперь Каналья, который агрессивно настроен к отчиму, окажется рядом с ним на сиденье. Наиболее вероятный сценарий — более умный Каналья будет подначивать отчима темами, в которых он плавает, в конце концов Василий психанет, и я окажусь между молотом и наковальней.
Потому моя задача — этого не допустить. Черт! Вместо того, чтобы думать о будущем бизнесе, буду стараться превентивно потушить разгорающийся пожар. Может, они там уже сцепились…
Но нет, молчали, Каналья грустно покачивал чертика на зеркале, косил глазом на Алексеевича, но не трогал его. Я полез в кабину, открыл дверцу и крикнул:
— Давайте я — в середину?
Каналья, к счастью, без труда согласился, Василий завел мотор, и мы поехали смотреть участки. По дороге Василий кое-что вспомнил и прокричал, перекрывая рев двигателя:
— Завтра какие планы? Едем продавать муку? И что с соляркой?
— Покупаем за нал, продаем за нал, — предложил я, подумал немного и сказал: — Надо маме сходить узнать, что там с документами на мой участок. Она-то мой представитель, ей должны предоставить все сведения.
— У меня там знакомая есть, — признался отчим. — Надо к ней заскочить, магарач поставить, тогда за неделю все сделают, иначе будут месяц тянуть, а потом еще ошибок наляпают. Но для этого надо попасть в приемные часы, где она живет, я не знаю.
— Было бы здорово! — обрадовался я. — Мама, увы, сама не справится. А нам надо ковать железо, пока горячо, если пожертвуем одним днем, много потеряем
Вспомнилось вчерашнее нападение. Еще и с этим надо разобраться, найти время для того, чтобы написать заявление. Или не стоит этого делать, лучше разобраться собственными силами?
Спрошу у Бузи, где искать налетчика… И что? Одному к нему идти опасно, друзей вовлекать неправильно, взрослых — стыдно, ментов — вообще недопустимо, меня криминальные элементы после этого человеком считать не будут, а непонятно, как судьба сложится и с кем придется иметь дело.
По-хорошему, надо выделить день для решения накопившихся дел: съездить к Андрюше, пока он еще раз не самоубился и бабушку до инфаркта не довел, сходить к знакомой Василия, чтобы ускорить оформление участка, побыть с друзьями, в конце концов, а то Илья совсем загрустил.
Каретниковы вроде собрались Яна на операцию везти в областной центр. Так хочется, чтобы у него зрение восстановилось!