Кто же останется со мной? Кто отвернется?
Гаечка смотрела на меня прямо и решительно, как и Алиса. Лихолетова — исподлобья. Рамиль набычился и поджал губы, словно ударить хотел. Димоны взирали недоуменно, Чабанов выпятил грудь, будто что-то собирался сказать. Кабанов пребывал в прострации, а вот Ден Памфилов смотрел в сторону и — опустив глаза, в отличие от Мановара, который с нами недавно, но, похоже, готов идти до конца.
В Илье, Яне и Борисе я был уверен, как в самом себе.
— Повторяю: пока все не прояснится и мы не найдем обиженного на меня, вам лучше держаться подальше. Так безопаснее. Эти парни продемонстрировали решимость, когда пытались меня прирезать.
— Офигел? — бросил Рамиль с вызовом и ударил себя кулаком в грудь. — Кинуть друга? Да я сукой после этого буду!
— Да! — возмущенно тряхнул головой Минаев и посмотрел на Гаечку.
Чабанов поднял руку.
— Согласен!
Кабанов помолчал немного и сказал, приложив руку к груди:
— Паш, если бы не ты, мы с матерью оказались бы на улице. Я до гроба жизни тебе должен. Так что я с тобой, и плевать!
Мановар поддержал большинство:
— То, что ты предлагаешь, — не по-пацански.
Оглядев всех, Ден кивнул.
— Поддерживаю! Пусть девчонки отойдут в сторону…
Лихолетова уперла руки в боки.
— А не охренел ли ты? Эти твари меня избили! Хрена пухлого я их испугалась! — Она показала средний палец стене, где был нарисован терминатор.
На душе становилось легче, на сердце — тревожнее. Если кто и хотел соскочить, так это Ден, а может, он всегда так себя ведет, когда нервничает.
— Мы с тобой, — подвела итог Алиса. — Что делать?
Я еще раз осмотрел собравшихся. Интересно, как поступил бы покойный Барик? А Инна?
Инна!
— Народ, а в какую школу перевелась Подберезная? — уточнил я.
— На Уникова, — ответила Лихолетова. — А что?
Я качнул головой.
— Подумал, что это ее рук дело. Не может простить меня за холодность. Но Уникова — Южный район, а нападавшие из Заводского, самого криминального.
— Тоже была такая мысль, — кивнула Гаечка. — Обиделась на нас всех и решила натравить новых друзей. Но география не сходится, да.
— Инна так не сделала бы! — встал на защиту дамы сердца Ден.
— Она не подлая, — поддержал его Илья. — Скорее всего, это Райко.
— Или Зяма. — напомнила Гаечка. — Помнишь, как ты его нахлобучивал?
Никаких новых версий никто не выдвинул: Райко, Зяма, неудачливые насильники. Что все устроили наши ровесники, ни у кого сомнений не вызывало, и, похоже, конфликт грозил разрастись в территориальное противостояние район на район: николаевские против Заводского района. Вот только вражий район больше в три раза, и населен он самыми отмороженными, а нас не факт, что поддержат остальные. Наш населенный пункт маленький, куда нам тягаться с городскими?
— А давайте прям щаз к Петюне пойдем? — предложил Рамиль. — Вызовем его и вытрясем из него всю правду? Он тут недалеко живет. Вот всей толпой и явимся.
— Хрен Райко выйдет, — сказал Кабанов.
— Не выйдет — родителей позовем, — предложила Лихолетова и видя, как все скривились, добавила: — Я, лично я поговорю с его отцом, который нормальный. Вот уж он Петьке даст дрозда!
— Пф-ф, — фыркнул Боря, — Это Корм-то нормальный? Был бы нормальным, хлеб бы по конским ценам не продавал! Ну, после норд-оста!
— Точняк, — согласился Рамиль. — Сам гнида, и сынок гнида.
— Но с ментами-то Корму связываться не захочется, — стояла на своем Лихолетова.
— Дорик и прочие тоже не в Заводской перевелись, — сказал Илья. — Туда ездить далеко, другой край географии. Все в Южном тусят.
— Но со счетов сбрасывать их не стоит, — предостерегла Гаечка и посмотрела на меня. — Так что делать будем?
На базе царило нездоровое оживление. Все возбудились, сбились в кучу, объединенные общей угрозой, я чувствовал вину и ответственность перед ними. Потому, хлопнув в ладоши, сказал:
— Теперь о главном: как жить дальше. Скорее всего, не дотянувшись до меня, они попытаются переключиться на вас. Но большая толпа привлечет внимание, потому, как раньше, вас попытаются выловить поодиночке, делать это будут небольшими группами по три человека. Потому никуда не ходите поодиночке. Разбейтесь по группам. Кто с кем рядом живет, тот с тем домой из школы и ходит. Даже в магазин не ходите одни. Вообще никуда.
— А с родителями? — ляпнул глупость Минаев.
— С родителями можно, — проговорил я. — Короче, вы поняли. Алиса, Саша и Саша Кабанов, держитесь друг друга.
— Я в другом классе, у нас часто уроки раньше заканчиваются, — пожаловалась Алиса. — А я теперь буду бояться!
Рамиль шагнул вперед.
— Я буду тебя провожать.
— И дальше — один домой, ага, — сказала Гаечка. — Вообще-то эта гопота сразу видна, просто откуда мы знали, что они к нам? А так мы-то всех знаем. Ну, наших, николаевских. Видим чужих — обходим десятой дорогой. Не так все драматично.
— Меня лучше провожай! — обратилась Лихолетова к Рамилю. — Я на холме одна живу.
Меликов сделал несчастное-пренесчастное лицо, сто раз пожалев, что вызвался помогать Алисе. Но его спас гиперактивный Памфилов:
— Да тут рядом! Мы тебя будем провожать до клуба: я, Рам, Димоны. А потом вместе — домой. Все равно нам автобус после шестого урока десять минут ждать.
Видно было, что происходящее воспринималось, как игра в казаки-разбойники. Преследования, засады — ну круто же!
— Вот и вторая группа образовалась, — подытожил я. — Илья живет рядом со школой, его отловить будет сложнее.
— А ты? — спросил друг. — Ты-то как раз на отшибе.
— Короче, так! — Денчик хлопнул в ладоши. — Я, Рам и Мановар провожаем босса. Ну, Мартынова. Типа мы его — телохранители. Димоны и Илья — Раю, потом Илья — домой, Димоны — с нами на автобусе. У нас в Верхней Николаевке самая мощная банда!
— А мы можем Желткову с собой брать, — без удовольствия сказала Гаечка. — Алиса дружит с близняшками, пусть с ними и ходит.
— И Карася можно брать, — добавил Кабанов так же, без удовольствия. — Он только рад будет, а враг не знает, что он бестолочь.
— Правильно, — одобрил их задумку я. — Чем нас больше, тем меньше шансов, что наедут на такую толпу.
— Думаю. Что вообще не наедут, — предположил Илья. — Нас просто попытались запугать и рассорить.
Мановар подошел ко мне и, ударив себя в грудь, заговорил:
— Короче, хрен они нас запугают! Нас много. Да вся Николаевка встанет, если узнает, что на нас наехала перхоть заводская! Зуб даю. А еще наши, ну, металлисты, оттуда есть. Могу у них расспросить, че за ерунда. Правда, наши с гопотой воюют, но мало ли.
— Я придумал! — Памфилов вскочил с мата и заходил взад-вперед по базе. — Нам надо взять языка в Заводском районе! Объединиться с металлистами, на мотоциклах туда приехать, одного гопника захватить и допросить! Как вам, круто?
Воцарилось молчание. Рамиль и Мановар смотрели на Дена с восхищением, Димоны — со скепсисом.
— Че мы, пальцем деланые? — разошелся Ден. — Да один наш стоит троих ихних!
— Отставить, сержант! — рявкнул я на него и добавил спокойно: — Штирлиц шёл по Берлину, и что-то неуловимое выдавало в нём советского разведчика: то ли будёновка, лихо сдвинутая набекрень, то ли парашют, который волочился за ним по всему городу. Ты вообще соображаешь, что несешь? Какие мотоциклы⁈ На мотициклах — байкеры, металлисты — это просто те, кто слушает хеви метал. Да вас там закопают, героев недоделанных.
Памфилов пригорюнился, но спорить не стал.
— Короче, хватит мотать сопли на кулак! — воскликнул Рамиль. — Надо действовать. — Он указал пальцем на Лихолетову. — Вот она дело говорит. Надо с Райко побазарить, ибо нефиг затягивать. Прям сейчас к нему и идем, узнаем, виновен он или нет.
— А он к нам выйдет? — засомневался Кабанов. — Темно уже, а он жутко ссыкливый. Да и смелый бы не вышел, потому что тупо это, ведь мы его не любим.
— Если не выйдет, — продолжил Рамиль, — можно считать, что он признал вину. Значит, завтра в школе его выцепим.
— Правильно, — согласился Илья, косясь на меня. — Так мы хоть одну версию проработаем. Райко, вон, возле Раи живет, заодно и ее проводим.
— Да не выйдет он, — скривился Кабанов. — Видели, какой у него забор? Каменный, двухметровый, а по двору павлины ходят, орут, как оглашенные.
Денчик вытянул шею и довольно правдоподобно изобразил вопль павлина, а потом пожаловался:
— Козел он. Сам пригласил нас с Саньком видик смотреть, а когда мы пришли, не пустил, прикиньте?
— Ага, вечно смотрит на всех, как на дерьмо. — Гаечка накинула куртку. — Идем к Петюне, я за! Не выйдет — сам виноват.
Все засобирались на улицу. Когда вышли, дождь уже закончился, а ветер остался. Он не мог сравниться с последним норд-остом, но все равно был сильным и пробирал до костей.
Накинув капюшоны, мы двинулись к холму, где находился магазин, клуб, библиотека, немного частных домов и двухэтажное общежитие типа того, где теперь жил мой отец.
Петюнин дом располагался последним на улице, забор упирался в заросли терновника, а дальше был небольшой пустырь и обрыв в море, откуда открывался вид на горы и далекие огоньки курортного села. Мелким я много раз ходил мимо этого серого забора, чтобы спуститься к морю и искать на берегу павлиньи перья и всякое интересное.
Батя Петюни в СССР продавал мясо, ясное дело, воровал, мамаша работала начальником ресторана, жили они богато и первыми в селе построили двухэтажный дом. Как хвастался Петюня, родители имели доступ в валютные магазины, где продавалось много интересного и недоступного большинству. Мусор, в том числе строительный, чета Райко предпочитала сбрасывать с обрыва, и однажды мы с Ильей нашли на берегу кусок голубого стекла с пузырьками внутри, эта штука казалась мне настоящим чудом.
Теперь мы всей толпой собрались возле калитки, встроенной в черные ворота с художественной ковкой. Под козырьком был звонок, которым я поспешил воспользоваться, а чуть выше — глазок.
— Петрушок, выходи! — сделав руки рупором, тихонько проговорил Памфилов. — Подлый трус, голова, как арбуз!
Забор был высоким. Не три метра, но два — точно, потому мы не видели, что происходило во дворе. Залилась лаем собака, ей ответила другая. Включился свет, хлопнула дверь.
— Кто? — спросили взрослым хрипловатым голосом.
Все сразу замолчали, затихли.
— Нам срочно нужен Пётр, мы — его одноклассники, — крикнул я вверх, надеясь, что меня услышат.
Никто не ответил, донесся приглушенный голос — очевидно, команда собакам, лязгнула цепь. Шаги мы услышали, когда кто-то уже подходил к воротам. В глазке мелькнула тень, щелкнул замок, и наполовину вылез лысый мужчина в теплом халате — отец Петра, хозяин частной пекарни, одной из первых в городе, по прозвищу Корм. Блеснули линзы очков, блеснула огромная голда на волосатой груди. Потянуло мертвечиной
— Чего вам в такую рань? — рыкнул он, ухмыльнувшись.
— Позовите, пожалуйста, Петра, — проговорил я.
— Петя готовится спать, завтра поговорите.
Корм попытался захлопнуть калитку, но я перехватил ее.
— Подождите. Нам нужно кое-что выяснить у него напрямую, а не через милицию. Это очень серьезно.
Корм шевельнул бровями, еще раз осмотрел незваных гостей, сделал вывод, что и правда дело пахнет керосином, и сказал:
— Всех не впущу. Ты заходи.
— Ждем, — сказал Илья, и друзья оккупировали красивую скамеечку под магнолией возле забора, чем не обрадовали Корма, и он бросил:
— Окурки — убрать.
— Мы спортсмены, и не курим, — сказал я, оглядывая двор.
Его охраняли два белых бультерьера, бегающие на цепи вдоль забора, сейчас хозяин зафиксировал их цепи. Во дворе стояли «Рафик», «Москвич-пирожок» для развоза хлебобулочных изделий, и навороченный «Мерседес» — для транспортировки барского тела. По забору и по дому вился плющ, у порога зеленели две ели, в клумбах угадывались розы и самшит.
— Петя! — крикнул Корм. — Петя! Иди сюда.
Вскоре на пороге появился Петюня в спортивках, запахнув зимнюю куртку, он направился к нам. Корм и не думал уходить — видимо, сынок рассказывал, что его гнобят в классе — вдруг обидят дитятку. Сам Петя косился на родителя злобно, смущался.
Мертвечиной запахло сильнее. Я смотрел на одноклассника. На его лице читалось удивление, в глазах не было ни грамма страха, а вот любопытства хоть отбавляй. Не настолько он хороший актер, его чувства были искренними. Если бы у него рыльце было в пуху, он вел бы себя не так. Я протянул руку.
— Привет, Петя.
Он ответил на рукопожатие и спросил:
— Какими судьбами?
— Сколько ты им заплатил? — решил блефануть я. — Совершенные болваны. Одного мы взяли, у него погоняло Хмырь, знаешь такого?
Петя искренне замотал головой и отступил, словно стараясь спрятаться за отца. Тот насторожился и свел брови у переносицы, впился в меня взглядом.
— Ой да ладно, — продолжил блефовать я, — он сразу раскололся, сказал, что ты ему заплатил, чтобы он меня ножом пырнул. Вот мы и пришли. Решили сперва с тобой поговорить, чего уважаемым людям, — я посмотрел на Корма, — жизнь портить.
— Ты совсем обалдел? — вызверился на сына Корм и замахнулся для оплеухи, но опустил руку.
Петюня весь сжался, втянул голову в плечи, вскинул руки и попятился, причитая:
— Я ничего не делал! Нафиг ты мне сдался, чтобы за тебя еще и платить какому-то Хмырю!
В его голосе страх смешивался с обидой.
— Папа, ты ему веришь, что ли? Это бред какой-то!
Корм растерялся. Мне стало ясно, что Петюня, скорее всего, не виноват. Чтобы папаша его не прибил — вдруг в этой семье практикуется рукоприкладство, как когда-то — в моей — я честно признался, глядя на Корма:
— Меня чуть не убили нанятые неизвестные. Ваш сын был в списке подозреваемых на первом месте. Подозрения сняты. Извините.
Видя, как багровеет Корм, я попятился к калитке и пустился наутек.
— Чтоб ты сдох, придурок! — заорал Петюня.
— Ща собаку спущу! — прорычал Корм и правда побежал к бультерьеру, который будто что-то понял и принялся рваться на цепи.
Но мне было все равно. Вылетев на улицу, я объявил:
— Райко ни при чем. Валим отсюда! Корм в ярости!
— Собак спущу, суки! — донесся рев Корма.
Моя компания с визгом и ором прыснула в стороны, а собрались мы на остановке возле школы. Я еще раз прочитал лекцию, как важно ходить группами, и мы распрощались.
Домой мы с Борей попали в девять. Голодный брат рванул на кухню, я — за ним, принялся накладывать себе еще горячее картофельное пюре и котлеты, и тут на кухню вошел отчим.
— Где вы так долго? — дежурно проворчал он.
Боря глянул на него злобно, я ответил:
— Тренировка, потом девочек домой провожали, а то, говорят, завелся тут дед-педофил.
Вспомнилась история Анечки Ниженко. И ведь правда педофил завелся, надо будет подговорить друзей, чтобы гонять его.
Отчиму было неважно. Если бы я сказал, что мы кололись в подворотне, реакция не изменилась бы, потому что он сам хотел говорить и никого не слушал.
— Насчет твоего участка, вам нужно за документами в понедельник после обеда. Это я, кажись, говорил. Теперь про подключение к электросетям. — Он сделал брови домиком. — Семь тысяч хотят. Долларов. И обещают все, включая проектную документацию, сделать за неделю.
— Угу, — буркнул я, — и никаких гарантий не дают?
— Нет.
— Жаль, конечно, но нафиг. Два дома можно купить за такие деньги, — сказал я, отправляя в рот котлету.
Она была несоленая, пережаренная и жесткая. Все-таки кулинарный талант — это как почерк. У мамы кулинарный почерк не очень.
— Да, — согласился отчим. — И построить в огороде мастерские. А разрешат заниматься ремонтом всякие проверки?
— За деньги — разрешат. Надо будет изменить назначение земли, сейчас это легко сделать. А электричество-то уже есть! Спасибо вам огромное.
— Да шо уж, — засмущался Василий. — Мы ж одна семья!
Хотелось в шутку назвать его батяней, как тот бычок из мультфильма, но юмора Василий мог не понять, и я промолчал, доел котлету с пюре и спросил:
— Как там бабушка?
— Согласилась ехать сдавать анализы и проходить всякие ФЛЮ и ЭКГ. Врачиха эта — чудо просто. Взгляд — рентген.
— Вот и хорошо. — Я принялся мыть тарелку. — Замдиректора мукомольного завода звонили?
— Конечно, часа в четыре вечера, после разговора с тобой, от Эльзы Марковны. Нас там ждут завтра, в очереди стоять не будем. Солярка им нужна, но деньги нужнее. Ринату тоже звонил, договорился на субботу за тонну топлива.
— Тонну? — переспросил я.
— Ну да, — кивнул отчим. — Тысячу литров. А вот в пятницу мукомольный готов на бартер. Да и Завирюхин ждет, право собственности на землю в понедельник будет у тебя.
— Есть новости, как там Андрей в больнице? Который мой брат, — поинтересовался я, про зятя мне все было известно: он пошел на поправку.
— Никто ничего Эльзе Марковне не говорил. Потому она и психует. Ты ж вроде сам к нему собирался.
— Приехал, но меня к нему не пустили, потому что он спал, и ничего не сказали.
Пока закипал чайник, я подошел к окну и посмотрел на «КАМАЗ», стоящий под окнами, и посоветовал отчиму:
— Давайте оставлять машину в другом месте, очень уж она приметная. Зачем соседям знать, что у нас есть грузовик и соответственно — деньги.
Отчим со мной не согласился:
— Не согласен. Кинешь машину — то колеса снимут, то в салон залезут, то еще шо.
— Так можно оставлять в нашей мастерской. Туда — на «Волге», оттуда — на грузовике. И через весь город на нем не тащиться, топливо не жечь. Подумайте.
Вспомнив о Каналье, я набрал бабушку, попросил передать компаньону, чтобы про аренду участков забыл, будем искать землю или строения, где электричество уже есть. Завтра мы поедем на завод сразу на грузовике, а на обратном пути заскочим к Каналье насчет стоянки.
Завтра, все — завтра. Сегодня — спать.