Вперед в прошлое 10

Глава 22 Заря

Мы поехали в Воронов гай — уникальное место, населенное армянами чуть более чем полностью. Рядом с этим поселком, прямо возле междугородной трассы, на нашем пути было село поменьше, Заря, тоже армянское. Кто не армянин, тот либо муж армянки, либо чья-то жена.

— Вот почему так? — бубнил Василий, крутя баранку. — Откуда их столько? Чего в своей Армении не сидится?

Ревел мотор, и его бубнёж я слышал плохо, но смысл понимал.

— Это армяне не из Армении, а турецкие, — объяснил я, опираясь на знания взрослого. — Тут раньше никто жить не хотел, чуть ли насильно людей переселяли после того, как турок выбили.

— Турки-то тут каким боком? — не поверил отчим.

— Крепости у них тут были, — просветил его я. — Им помогали черкесы. А когда наши победили, черкесы переехали в Турцию, только названия местности остались.

— А чего наши тут жить не хотели? — удивился Василий. — Море, солнце, юг.

— Болота, солончаки, неплодородная почва, убийственные норд-осты каждую зиму. А тут в Турции — геноцид армян, беженцам разрешили тут жить, и они заселились целыми анклавами.

— Во как… Это после войны, что ли?

— До революции, — объяснил я, не удивляясь его неосведомленности: отчим у меня из села, человек не семи пядей во лбу, зато хваткий. — Пятнадцатый год. А потом уже у нас случился Сумгаит, и советские армяне из Азербайджана начали стягиваться сюда. В общем, бедные армяне, все их бьют, одна из самых больших разделенных наций.

— У них винзавод свой, — поделился знаниями Василий. — В Вороновом гае. И колхоз миллионником был еще в советское время. Клубника, помидоры… тебе же надо это в Москву? А еще сад есть, не знаю, что там.

— Сейчас ничего уже, — вздохнул я.

— Откуда ты это все знаешь в свои-то годы? — выпалил Василий с завистью.

— По истории родного края рассказывали, — сказал я. — Когда учительница была нормальная.

Некоторое время мы молчали. Василий морщил лоб и шевелил усами, вздыхал.

— Как-то все получилось… Неправильно, — пожаловался отчим. — Чуть не прибил того водителя. Каждый нагреться на нас хочет. Муки набрали четыре тонны. Куда столько? Думаешь, армяне съедят?

— Посмотрим, — сказал я, вспомнил рассказ Витали и мысленно выругался.

Приукрашивал ведь! Провалы свои и косяки замалчивал, а ведь были они! Придется самим шишки набивать. И еще он рассказывал, что, когда развернул бурную деятельность, за ним обэповцы гонялись, но ничего доказать не могли. Значит, и нас могут попытаться прижать. Или просто не надо высовываться? Вот чего не хотелось бы — конфликта с надзорными органами.

Молчание нарушил Василий:

— Я все думаю про тех двоих, шо на тебя напали. Может, они как-то прознали, шо у тебя есть деньги?

— Именно поэтому я и говорю, что рассказывать ничего никому не надо: ни напарнику, ни Даромире.

— Согласен.

Немного помолчав, Василий продолжил:

— Один мужик рассказывал, шо у них в станице завелись братки, которые воровали детей из богатых семей, выкуп просили. А менты ниче сделать не могли.

— Уж не «Славяне» та группировка называлась?

— Вроде да. Они могут Борю похитить.

— «Славян» перестреляли, — успокоил его я. — Те гопники — мои сверстники, им что-то было нужно конкретно от меня. Но разговора не получилось, потому что они не хотели ничего объяснять.

— В милицию! — припечатал Василий.

— Не сегодня точно, с мукой надо разобраться, — отмахнулся я и поймал себя на мысли, что он прав.

Одно дело подростковые разборки двор на двор и совсем другое — когда тебя вот так пасут с намерением лишить жизни. Интересно, у меня одного заявление примут, или обязательно маму втягивать и заставлять нервничать? Не хотелось бы. Может, отца подключить? Это последний человек, с которым хотелось бы взаимодействовать.

До Зари оставалось километра три, и Василий, у которого не было опыта уличной торговли, занервничал и замолчал, сосредоточился на дороге.

Вот и нужный указатель, и поворот, куда мы свернули и поехали вдоль однотипных советских домов.

— Где тут магазин? — пробормотал Василий.

Мне самому комфортнее было ехать, ехать, ехать и не начинать новое, пугающее. Но это как страх закрытой двери, но, если набраться сил и открыть ее, оказывается, что ничего страшного нет.

— Нам не нужен магазин, — сказал я. — Вот тут, возле обочины припаркуйтесь. Громкоговоритель где?

— В кузове возле твоего мопеда, его поверх мешков положили, — ответил Василий. — Ты что, уже продавать собрался? — В его голосе зазвенел ужас.

— Собираюсь, — кивнул я, выгреб деньги из кармана, оставил мелочь для сдачи, крупные купюры отдал отчиму и вылез из кабины.

Отодвинул тент, вытащил щеколду, чтобы откинулся задний борт.

В просторной кабине, казалось, муки было совсем немного. Мешки стояли вертикально, жались друг к другу. Каждый был промаркирован заводом: название мелкомбината, его адрес, сорт муки: справа было сорок два мешка первого сорта, слева — двадцать высшего. Борта Василий выложил отрубями. Ну и вес мешка: 50 +— 500 гр., а также ГОСТ с номером.

Все по-серьёзному, уже не придерешься, что это непонятная мука не пойми где рассыпанная по грязным мешкам. Значит, первый сорт продаем по 250 рублей за килограмм, 12 500 за мешок, высший сорт — по 270, мешок 13 500. Отруби — 1250 мешок. Отличная цена.

Как и сказал отчим, мой мопед, а также весы и громкоговоритель лежали поверх мешков. Хотелось максимально отсрочить страшный момент, но я заставил себя взять рупор, включил его и после секундного замедления прокричал:

— Отруби! Мука! Дешево!

Слышать свой голос, усиленный громкоговорителем, было странно. Спустя минуту я повторил, подозвал отчима жестом и предложил:

— Давайте так, я сажусь на мопед, езжу по улицам и ору. Когда находятся желающие, я возвращаюсь, говорю, что и где, а вы подъезжаете.

— Там два сорта муки…

Я озвучил цену, затем мы спустили на землю мопед. Я запрокинул голову, глядя в пасмурное небо и пытаясь понять, хлынет дождь или нет. Возле аэропорта он лил вовсю, здесь, в тридцати километрах от него, не упало ни капли.

— Отруби, мука — дешево! — проорал я в громкоговоритель и покатил вниз.

Останавливался я, проезжая два дома, и орал то в одну сторону, то в другую, ждал покупателей, считая до ста под аккомпанемент собачьего лая, и ехал дальше. Желающих купить муку почему-то не находилось. Наверное, потому что мы слишком рано и все платежеспособное население на работе. А может, у них уж есть поставщик. Но хоть выйти и цены сравнить-то можно!

Справа был один ряд домов, а вот слева вглубь равнины уходили улочки, я заехал в одну, покричал, в другую заехал, покричал. Ноль эффекта. Видимо, Виталя продавал как-то по-другому, раз, с его слов, желающие аж за машиной гонялись. А тут то ли лыжи не едут, то ли Виталя наврал.

Так я катился с пригорка метров сто пятьдесят, пока не увидел Т-образный перекресток, а перед ним — небольшую площадку и сельский магазин, откуда вышел согбенный дед в кепке посмотрел на меня и поманил жестом.

— Мука! Отруби! — сказал я в громкоговоритель, и дед замахал интенсивнее.

Неужели заработало? Я подъехал к деду.

— Чего-чего продаешь? — спросил он с легким акцентом и поднес руку к уху. — Не понять ничего. Эта штука у тебя — плохая.

— Муку и отруби, — сказал я своим голосом, но громко. — Мешками. Все свежее, только с мелькомбината.

Он потер руки.

— Хорошо, парень. Очень хорошо. А где же товар?

— В грузовике. Он выше стоит, чего его гонять, — приободрился я и озвучил цены.

Дед покивал и махнул на улицу, что слева.

— Я там живу. Нам, наверное, надо. Поехали, узнаем.

Бедолага еле ковылял, опираясь на тросточку, потому мы шли целую вечность. Остановились напротив дома, обнесенного невысоким деревянным забором. Через него перемахнула рыжая дворняга, подбежала знакомиться. Дед с черепашьей скоростью двинулся по двору, выкрикивая:

— Мара! Ма-ара!

Отозвались звонким женским голосом, дальше говорили по-армянски, и я ничего не понял. К калитке выбежала женщина лет сорока — русоволосая, белокожая и румяная, с черными газельими глазами.

— Мука, да? И почем? — спросила она из-за забора, вытирая руки о фартук.

Я ответил на ее вопрос.

— За десять тысяч муку второго сорта продашь? — Женщина чуть склонила голову набок. — Если продашь, я сейчас соберу всех у магазина, у нас у всех тут телефоны.

— Продам, — махнул рукой я.

— Вези сюда, — улыбнулась она. — Я пока позвоню соседям и родственникам.

Как удачно! Это армяне, у них все село — родственники, кумовья или друзья. Оседлав мопед, я вернулся к «КАМАЗу», возле которого на корточках сидел отчим, обернулся на рокот мотора.

— Поехали! — радостно сказал я.

— Неужели! — не поверил своим ушам Василий.

— Да-да, очень удачно заехал. Рупор, кстати, паршивый, непонятно, что говорим.

— И шо делать? — растерялся отчим.

— Надеюсь, больше ничего. Погнали!

«КАМАЗ» поехал за мопедом, как сухогруз — за буксирчиком.

Нас уже ждали Мара (вероятно, Мариам) и пара черноволосых парнишек— моих ровесников. Василий сгрузил мешок, принял деньги и спросил:

— Отруби нужны? Вдруг у кого свиньи.

— Нам не нужны, у нас только курочки, — отмахнулась Мариам.

— Та вы шо! Несушкам отруби — самое то! Во такие яйца будут! — Отчим показал «класс». — Возьмите мешок, всего тысяча двести пятьдесят… тысяча для вас. Почувствуете разницу — снова будете брать у нас отруби. И таскать не надо, вот оно все, прям у дома! — Он указал на кузов.

Поезжайте к магазину, — посоветовала Мариам. — Скоро туда придут люди. Спасибо вам, что заглянули!

Подъезд был к самому магазину. Василий припарковался, прижавшись к бордюру и все равно перегородив дорогу, и откинул тент, обратился ко мне:

— Надо было на картонке написать, да? Ну, шо муку продаем. А то непонятно.

— Не суетитесь, должно сработать сарафанное радио.

А потом… Я такого не видел никогда. К магазину, как муравьи к куче сахара, начали стекаться люди с кравчучками — молодые и пожилые, мужчины и женщины. Василий расплылся в улыбке, поправил барсетку, которую я ему одолжил, схватил рупор и прокричал:

— Мука! Отличная мука! Только с завода. Первый и высший сорты!

Пошла жара. Люди грузили муку на кравчучки и развозили по домам. Те, кто жил подальше, просили подвезти мешки к своим домам. Подъезжали легковушки, водители тоже покупали муку, причем по несколько мешков — себе и соседям. Мешки улетали, как горячие пирожки, мы едва успевали распихивать деньги по карманам.

Не обманул Виталя! На две с половиной тысячи цена ниже магазинной, и вон как гребут! Даже продавщицы того самого магазина набежали, тоже армянки, купили пару мешков — видимо, на перепродажу.

Я заметил, что некоторые жители Зари слабо походили на армян, была даже рыжеволосая девушка, только носик с горбинкой выдавал национальность.

Так простояли мы час, причем отруби закончились первыми, еле успел припрятать четыре мешка для бабушки. Да и муке быстро подходил конец, народ все прибывал и прибывал, кишел вокруг машины, суетился. Видя, как разлетаются мешки, тучная пожилая армянка преградила дорогу односельчанам, раскинув руки, прокричала что-то по-армянски размахивая тетрадным листком, возле нее начала формироваться вторая очередь.

— Чего она хочет, интересно, — проговорил отчим.

С ним как раз расплачивался молодой мужчина, он объяснил:

— Вас просили подвезти тяжелые мешки к домам, так?

— Так, — подтвердил Василий.

— Вот она записывает этих людей в очередь, проверяет, сколько муки осталось, а потом разгонит опоздавших, чтобы вы занялись развозкой, и она и другие далеко живущие не лишились.

— Спасибо. — Отчим отсчитал ему сдачу.

К этому моменту пожилая армянка закончила со списком, протолкнулась к нам и еще раз истолковала услышанное нами минуту назад. Отчим подставил ведро, чтобы она залезла в кузов рассортировать мешки и убрать в сторону отложенные и оплаченные.

Высунувшись, она обратилась ко всем:

— Двадцать один человек — на покупку. Четырнадцать мешков — в сторону, на развоз.

Отчим удивленно сказал мне вполголоса:

— Так шо, мы уже больше половины продали?

— И это не конец, — шепнул я, глядя, как недалеко от нас припарковались два «запорожца».

Минуты не прошло, как появился «москвич». Мы были в парадной одежде и сменную не взяли, а приходилось работать грузчиками, потому нас присыпало мукой с ног до головы, как пончики — сахарной пудрой. Но сыплющиеся на голову деньги компенсировали эту неприятность. Пару часов назад мы были на грани отчаянья, готовились расстаться с товаром, и тут вдруг за нашу муку чуть ли не драка.

Скупившиеся армяне не собирались расходиться, роились на пятачке у магазина, галдели, ссорились, мирились. Здесь все друг друга знали, мы попали, по сути, в одну большую семью.

Пожилая армянка яростно следила, чтобы мы не продали лишнее, и когда, без учета заказанных, осталось два мешка, а желающие иссякли, мы покинули людный пятачок, я полез в кузов, а армянка — в кабину, чтобы дорогу показывать. Остановились мы очень быстро, я подал мешок отчиму и присел, держась за борт. Мопед Алексеевич зафиксировал вертикально у бортов, весы… Получилось, что ни рупор, ни весы не понадобились.

Остановка — подать мешок. Остановка — подать мешок. И так четырнадцать раз. Когда заказанный товар закончился, остались только злополучные два мешка, мы с отчимом решили забрать муку, и маме пригодится, и бабушке, что-то Наташке отдадим, что-то я Лидии отнесу. Все они, кроме Наташки, часто пекут пироги.

Как раз к семи вечера к бабушке заскочим, порадуем ее отрубями, я узнаю, как себя чувствует двоюродный братец-наркоман, на которого, видимо, подействовала моя программа, он самозакодировался и, не перенеся ломки, сиганул из окна. Но главное, там я дождусь Каналью, и он повезет меня смотреть участки под будущие автомастерские.

А ведь мы обеспечили товаром только маленькое село Заря! До Воронова гая, который раза в три больше, так и не доехали. Хорошо, останется на другой раз.

— Деньги надо пересчитать, — сказал я, сидя в кабине рядом с отчимом и хлопая по распухшим от денег карманам.

Он мотнул головой.

— Не здесь, потом. Все местные знают, шо мы при деньгах, могут хлопнуть. Надо рвать когти — темнеет, вон.

Он абсолютно прав. Ничто не мешает местным оповестить кого надо, чтобы нас остановили где-нибудь, ограбили и прикончили. Потому Василий поехал на максимальной скорости, которая здесь была разрешена. Только сейчас я осознал, как мы уязвимы. Что мы сделаем группе вооруженных людей? Против ружей газовый пистолетик — так себе угроза.

Нам позарез нужен тот, кто нас подстрахует. Кто-то типа Лены, которая помогает моему валютчику. Но, если посмотреть с другой стороны, допустим, на нас напали грабители. Если деньги есть, отнимут и могут не тронуть, а если нет, как минимум кости переломают.

— Часть капусты надо спрятать, — предложил я, поглядывая назад в ожидании погони.

Барсетку, бабушкин подарок, я отдал отчиму, который заведовал деньгами только потому, что был взрослым, и с ним все рассчитывались.

В самом начале торговли с машины, когда еще не было такого ажиотажа, я успевал расправлять крупные купюры и складывать во внутренний карман джинсовки, потом просто распихивал деньги по карманам — как джинсов, так и куртки. Не исключено, что несколько купюр обронил. Отчим все складывал в мою барсетку.

Так, если мысленно посчитать, получается, что у нас сейчас около восьмисот тысяч. А если вычесть затраты, это чуть более двухсот тысяч: солярка, тонна муки, взятка — выходит шестьсот чистыми. Мы за день пятьсот долларов подняли! Половина плохонькой квартиры! С ума сойти!

Хотя нет, доллар-то вырос. Я напряг мозг, пытаясь поделить 600 000 на 1350, но не успел, с мысли сбило забористое ругательство Алексеевича. Матерился он так, словно сантехнику на ногу упала огромная труба.

— Что… — спросил я, но увидел позади проблесковые маячки и тоже выругался.

Мы как раз выехали из поселка на главную дорогу.

— Да не за нами это, — без особой уверенности сказал я, различил в полумраке ментовский «бобик» и добавил: — Наверное. Просто совпадение.

— Вот черти, сдали нас, — бормотал Василий, выжимая газ. — Никогда это хитрое племя не любил, и вот…

Достигнув главной дороги, «бобик» повернул туда же, куда и мы, но и это не исключало совпадения.

— Прячь бабло, — рявкнул отчим.

Одной рукой держа руль, он зачерпнул деньги в барсетке, протянул мне, и в этот момент взвыла сирена, и довольно разборчиво нас попросили остановиться.

«Хороший у них рупор», — с сожалением подумал я.

Бандитов можно проигнорировать, протаранить грузовиком их машины и надеяться, что они не прострелят колеса. С ментами так нельзя, не остановишься — хуже будет.