— Кто тебе эти дети? — спросил отчим, когда мы ехали домой после обмена денег. — Почему ты так о них печешься?
— Просто помогаю, — ответил я, глядя на выхлопную трубу грузовика, исторгающую черный дым.
Бывают дни, когда чувствуешь себя вареной жабой, хочется залечь на дно и пустить пузыри. А бывает, знаешь, что сегодня все по плечу. Сейчас в крови бурлил коктейль гормонов, и я ощущал себя если не всемогущим, то сильным, уверенным, окрыленным. Казалось, никакая неудача не может меня остановить.
На рынке я купил новенький пакет, куда положил пачку кофе, которую возил с собой, и сникерс — дабы сразу произвести правильное впечатление на начальницу.
— Это правильно, — поддержал мои начинания отчим. — Это как десятину церкви отдать, иначе удача может отвернуться. Ну, если будешь только грести под себя.
И как ему объяснить, что, помимо всего прочего, я чувствую в своих руках нити-паутинки, из которых соткано полотно реальности. Потянешь не так — все рухнет. Распутаешь хитросплетения правильно — прибавишь миру несколько месяцев жизни.
— Не совсем так, — все-таки решил высказаться я. — Смотрите. Есть мир, а есть мы. Каждый человек — тоже мир, единственный и неповторимый. И, когда кто-то умирает, гаснет целая вселенная, ведь никто так, как именно этот человек, не мог ее воспринимать.
— Ну-у-у, — только и прогудел Василий удивленно и растерянно, я продолжил, меняя тему на более понятную для него:
— Если каждый сделает мир вокруг себя немного лучше, то злу не останется места. Видели бы вы этих детей раньше, до того, как за них взялась Лидия — дикие, грязные, во вшах, вороватые и невоспитанные. Они до восемнадцати лет вряд ли дожили бы. А сейчас нормальные дети, стараются, учатся. Три спасенных жизни.
— Это правильно. — Он зевнул и повернул с главной дороги в наше село. — Тебя сейчас куда отвезти? В кооператив на дачу? Потом подбросить в город не смогу, бо поеду к Лёхе, после — рупор искать и весы.
— Рано еще, — осадил его я, хотя самого одолевала жажда деятельности.
— И еще по своим делам надо. — Он заерзал на сиденье, словно оно жгло его зад.
Что у него за дела такие? Уж не к Даромире ли своей намылился погадать на удачу?
— Слушай, — нарушил молчание Василий, — а в мастерской твоего знакомого можно отремонтировать «КАМАЗ»?
— Это же не срочно? — уточнил я. — Давайте сперва дела сделаем, заработаем, а потом — ремонт. Он же тоже денег стоит.
Я на сто процентов был уверен, если заведу разговор про то, что Пацюк перед тем, как кинуть партнера, хочет выжать из него максимум, Василий начнет злиться и твердить, что он не хочет оскорблять друга недоверием.
— И не вздумайте делиться бизнес-планом с этим Лёхой, — напомнил я. — Нельзя, сглазит, удача отвернется.
— Нельзя, — согласился отчим.
Возле нашего дома он чуть сбавил скорость и кивнул на двух гопников, играющих в карты на тротуаре.
— Третий раз их тут вижу. Не нравятся они мне. Еще раз увижу, прогоню. А то квартиру страшно оставить, — он перешел на шепот: — когда у нас там столько денег. И с собой бабки носить — тоже опасно.
Словно услышав его слова, один гопник вскинул голову, что-то сказал второму, и он тоже посмотрел на нас.
— От чертяки! — Василий переключился на первую передачу, но «чертяки» потеряли к нам интерес и вернулись к картам.
Если бы они стояли на стреме, как-то отреагировали бы, подали знак своим. А эти будто ждали кого-то, а может, их приставили за кем-то следить.
Еще немного проехав, мы свернули в дачный кооператив. Когда остановились напротив бывшей дачи Тимофея, а теперь моей, я отдал отчиму свои деньги, оставив пятьдесят баксов десятками — на взятку в опеку. Если обойдется малой кровью — ну не звери же там? — сэкономленное отдам Лидии, пусть купит вкусного детям или одежду какую-нибудь.
— Приехали! — донесся из-за забора звонкий Светкин голосок, которая нас, видимо, караулила.
Василий с трудом развернулся на узкой грунтовке и покатил назад под собачий гвалт. Щеколду открыл Бузя — нарядный, важный, в белой рубашке и черных брюках.
— Куда ты раздетый! — крикнула Лидия, и паренек рванул назад, а ко мне прибежал Лаки, заскулил, встал на задние лапы и замолотил хвостом, облизывая мои руки.
И снова проклятое чувство вины! Я обнял щенка, затем обнял Светку, а вот Ваня обниматься уже стеснялся, но с удовольствием пожал мою руку.
— Вы что же, с нами собрались? — спросил я. — Это взрослые дела.
Лидия дождалась, пока Бузя оденется и выйдет, закрыла дом и, прихрамывая, направилась к нам, поправила сумку, переброшенную через плечо.
Еще вчера это дело казалось простым, и лишь теперь я понял, сколько у него нюансов. Если не будет получаться, начальница не захочет нам помогать, как оружие последнего шанса, использую суггестию.
И вообще, кто принимает решение, отдавать сирот в семью или нет? Вдруг вовсе не опека, там лишь могут поспособствовать этому или воспрепятствовать.
— Здравствуй, Павлик, — сказала Лидия, погладила Свету по голове. — Мы решили, что так будет правильно. Войдем в кабинет все вместе, я изложу суть проблемы, а потом эту начальницу попросят дети, и ее сердце дрогнет. Мы обсудили, что надо говорить.
— Текст выучили? — обратился я к Светке, но ответила Лидия:
— Нет. Так получается неискренне, а надо, чтобы было от души.
— Согласен, — кивнул я, и мы направились к остановке.
Света взяла Лидию за руку, прижалась щекой к ее ладони и затараторила:
— Я так хочу, чтобы ты стала моей мамочкой! Ты и так мамочка, но надо же, чтобы — по правилам, да?
— Конечно. Все у нас получится.
К остановке идти было минут десять, мы вооружились палками, чтобы отгонять собак, но они потявкивали издали, соотнося свои силы с реальностью.
— Страшно детей одних отпускать, — пожаловалась Лидия. — Скорее бы лето, чтобы много людей, сухо, и псарня по участкам сидела.
На собачий лай вышел дед с алабаями, помахал нам рукой и вернулся к себе на дачу.
С серого неба начала срываться морось.
— Скорее бы весна, — повторил Бузя.
Мы ускорились — насколько позволяла хромота Лидии, и до асфальтированной дороги добрались раньше, чем все размокло. Осталось совсем немного, и можно спрятаться в остановке, но я был уверен, что дождь не хлынет — тучи не те.
Лидия посмотрела на часы.
— Автобус отправляется от конечной через семь минут. Успеваем, уже и дорога вон.
С дороги нам навстречу свернули два знакомых силуэта — те самые гопники, что играли в карты возле нашего дома, наверное, дождь их согнал. Увидев нас, они замедлили шаг. И ясно, что ничего им от нас не нужно, а все равно рука невольно нырнула в карман, где лежала крошечная «Перфекта». Отчим прав: с пистолетом, пусть и газовым, спокойнее.
Бузя, который шагал первым, вдруг напрягся, сдал назад и натянул капюшон поглубже на лицо. Он знает этих гопников и боится их? Не поделили что-то, или он у них что-то украл? Уж не его ли они подстерегают?
Когда парни подошли поближе, я скосил на них глаза: обоим было лет по шестнадцать-семнадцать, один в замызганной кожанке, потертой и зашитой в двух местах, второй — в темно-серой болоньевой куртке, которая когда-то была черной.
Мы с ними поравнялись, и я напрягся, ожидая, что они будут прессовать Бузю, но гопникам не было до нас никакого дела.
Уже на дороге я спросил Бузю:
— Ты их знаешь?
Он воровато оглянулся, обернулся назад, туда, куда удалялись гопники, и прошептал:
— Да. Вон тот, в кожанке — Хмырь. Второго не знаю, как зовут. Они с нас деньги брали. Ну, когда машины мыли. Мы. Типа за крышу. А сами ни хрена не делали. То есть если мы помоем, а водилы нас кинут, эти должны типа колеса проткнуть, а вот фиг! — Бузя сплюнул под ноги и прищурился. — Козлота! У него еще зубов нету впереди, ну, у Хмыря. Говорит, что не выбили, а родился таким.
— Несколько дней тут ошиваются. То ли поджидают кого-то, то ли ограбить хотят, — поделился я.
— Он бомж, — сказал Бузя. — Может, дачу нашел брошенную и живет там.
— Теперь буду переживать, что обворуют, — вздохнула Лидия. — Нельзя оставлять дом!
— Давайте я вернусь, — предложил Бузя. — Все равно с меня толку мало будет, я большой и не… как это… не жалобный. Если шастать вокруг будут, я к ним не выйду, просто пошумлю. Они ссыкливые и не полезут, если кто-то дома.
— Опасно, — покачала головой Лидия. — И следи, пожалуйста, за словами.
Бузя шлепнул себя по губам.
— Извините.
— Там сторож есть с собаками, — сказал я. — Он всегда выходит на шум.
Уж не эти ли наркоманы убьют деда-сторожа и его алабаев? Очень вряд ли, силенок не хватит. Но все равно тревожно на душе.
Со стороны дач донесся дружный собачий лай — свора ополчилась на незнакомцев. В их верещание вплелся сочный бас алабаев, ветер донес возмущенный голос деда, который подозрительных типов, надо полагать, прогнал или просто обозначил, что заметил их.
— Все-таки я — домой. — Бузя протянул руку, куда Лидия нехотя вложила ключи. — Пойду по верху, через лес. Чтоб незаметно.
Он двинулся в обратном направлении и вскоре исчез из вида за деревьями. Мы вдалеке услышали рычание двигателя, предположили, что это автобус, и побежали на остановку, благо до нее оставалось сто метров, рассчитывая, когда автобус остановится, встать в дверях и не давать им закрыться, чтобы водитель подождал ее. Но Лидия пришла ровно тогда, когда вдалеке показалась оранжевая морда «Икаруса» — наконец-то на маршрут пустили большой автобус!
Благодаря опыту взрослого я знал, что, дабы добиться какого-то результата в бюрократической конторе, спорные вопросы нужно решать не с рядовыми работниками, которые не хотят напрягаться, вникать и попросту отмахнутся от просящего, а сразу с начальниками.
В кармане, шурша о рукоять пистолета, лежало пятьдесят долларов десятками, в рюкзаке — пачка кофе в пакете с надписью «Люкс», и «Сникерс» — неплохой по нынешним временам подарок. Сперва его пущу в ход, а потом буду повышать ставки.
Стоило представить, что я буду давать взятку, да еще и нужно сделать это убедительно, и руки холодели, а шею сводило спазмом. Это только в мечтаниях заходишь, эдакий трикстер, открывая дверь ногой, как карты, перекидываешь деньги из руки в руку, садишься напротив чиновника; нагло улыбаясь, смотришь, как он пускает слюни на твои деньги. В реальности все было иначе, и каждый раз во время свершения преступного акта есть риск быть посланным и вытолкнутым взашей. Или нет?
Посмотрим. Если бы не заряд бодрости с утра, психовал бы и места себе не находил.
И вот мы в здании горадминистрации, где на втором этаже находился отдел по вопросам опеки и попечительства. Туда-сюда снуют люди. Никому нет до нас дела, никто нас выгонять не собирался, и мы двинулись по длинному коридору, читая таблички на дверях. Кабинет начальника находился в самом конце коридора, слева. «Логинова Оксана Егоровна».
Сомнения и страхи воспрянули и вихрем пронеслись в голове, сметая уверенность. Мы растерянно остановились. Вот он, страх закрытой двери!
Я набрался смелости, посмотрел на закусившую губу Лидию, на округлившую глаза Светку и застывшего Ваню, понял, что не имею права трястись и блеять, и постучал.
— Да, — донеслось из-за двери.
Я еще раз глянул на табличку, удостоверился, что правильно запомнил имя начальницы, жестом велел Лидии оставаться за дверью и вошел в кабинет.
Так было нужно. Нестандартность ситуации: подросток просит за взрослых — должна была спутать ее мысли; дети, просящие о матери, у подготовленного таким образом человека растопят сердце, если оно из камня.
— Здравствуйте, Оксана Егоровна!
Возле стеллажа с папкой в руке стояла крупная женщина, блондинка с каре, похожая на пожилую зайчиху. С позитивным образом не вязался хищный немигающий взгляд, которым она меня просканировал и сказала голосом строгой учительницы:
— Молодой человек, вам точно ко мне? Дверью не ошиблись?
— Только вы в силах нам помочь, — проговорил я, прошагав к столу и поставив возле стула пакет с подарком.
Сейчас как погонит меня, сопляка!
Оксана Егоровна сделала вид, что не заметила подарок, вернула папку в стеллаж и обошла стол, бросив взгляд в приоткрытый пакет, уселась на место и кивнула на пустующий стул.
— Рассказывай, что у тебя случилось.
Я принял предложение, закинул ногу за ногу и сразу же поставил их вместе, избегая закрытых жестов. Точно так же, как она, сплел пальцы и подался вперед, силясь заглушить кровь, колотящуюся в ушах.
— Нужно помочь детям обрести семью, — не стал тянуть кота за хвост я. — Это были уличные бродяжки, невоспитанные и вороватые. Добрая одинокая женщина приютила их и обогрела, и теперь они вполне социализированы. Но оформить усыновление она не может из-за маленькой жилплощади — она живет в ведомственной комнате общежития и работает воспитателем. Я предоставил им дом, они там будут жить до совершеннолетия детей, но оформить это никак невозможно, потому что я несовершеннолетний. Помогите, пожалуйста.
Оксана Егоровна потрясла головой.
— Не поняла. Ты им кем приходишься?
— Я им просто помогаю. Нужно помочь одинокой женщине, потерявшей сына, обрести детей, а детям — маму. Поможете?
Начальница снова потрясла головой, как будто отказывая, но глянула на пакет и спохватилась.
— Да… я постараюсь. Решение-то об усыновлении выдает суд, а не наш отдел. Нужно написать заявление, собрать документы…
— Сейчас ей и расскажете. — Я обернулся к двери и позвал:
— Лидия! Заходите!
Прихрамывая, она вошла, одной рукой держа Ваню, другой — Светку. Сумка соскользнула с плеча и болталась на локте.
— Здравствуйте, — кивнула она и ссутулилась, я тотчас уступил ей место, перенес пакет ближе к Оксане Егоровне.
— Рассказывайте, в чем ваша проблема, — отчеканила она строгим тоном.
Светка посчитала ее слова руководством к действию, шагнул вперед и заговорила горячо и азартно:
— Здравствуйте, тетя. Меня зовут Света, это вот — мой братик Ваня. Мы жили на улице, на трубах. Просили денежку у добрых людей. Есть было нечего, одежды не было, нас били старшие. А потом нас нашел Павел. — Она подбежала ко мне и взяла за руку. — Поесть приносил, денег давал, жилье нашел. А потом появилась эта добрая тетя, и мы теперь живем у нее. Не у нее — у Павлика, он нам дом купил.
Начальница вскинула брови и уставилась на меня, как на… на ту самую говорящую собаку.
Не давая никому вставить слово, Светка подбежала к Лидии, обняла ее, зажмурилась и забормотала начальнице:
— Тетенька, пожалуйста-пожалуйста! Я хочу, чтобы тетя Лида по-настоящему стала нашей мамой. — Она метнулась к столу, встала на колени, сложила руки на груди и затараторила, давясь слезами: — Тётенька Оксаночка, помогите нам! Я очень-очень хочу маму, люблю ее, и она меня лю-у-убит. Я в школу хочу-у-у!
Рот Светки раскрылся, искривился, и она заревела. Ваня шмыгнул носом и отвернулся.
— Немедленно встань! — прикрикнула Лидия и тоже хлюпнула носом, сжав пальцами переносицу.
Я неотрывно смотрел на начальницу. Сперва она удивилась, потом оцепенела, сбитая с толку, потом ее глаза заблестели то ли гневом, то ли от слез, а сейчас она поджимала трясущиеся губы и изо всех сил старалась не расчувствоваться.
Светка говорила с таким жаром, искренностью, артистизмом, что и камень бы растаял.
Промокнув глаза салфеткой, Оксана Егоровна сказала уже добрым голосом:
— Светочка, поднимись, пожалуйста!
Светка вскочила и шмыгнула к Лидии, которая так и сидела, вцепившись в свою переносицу.
— Конечно я вам помогу! Только успокойтесь.
Директриса встала, засуетилась, плеснула воды в стакан из графина, протянула его Лидии со словами:
— Вот, выпейте, успокойтесь У меня есть сердечные капли, вам нужно?
Лидия мотнула головой, взяла стакан, и тут в кабинет ворвалась сотрудница с папками, извинилась, попятилась.
— Занята! — Оксана Егоровна вскинула руку. — Освобожусь через… — Она глянула на настенные часы. — Через полчаса.
Лидия отхлебнула воду, поставила стакан на стол.
— Огромное спасибо. Извините Свету за ее порыв…
— Что вы, такой солнечный ребенок! — умилилась начальница, прошлась по комнате. — Ей бы на сцену… Теперь давайте я вам расскажу, что делать, как оформлять заявку на усыновление, обсудим, что для вас лучше: усыновление или опекунство.
Я обратился к детям:
— Света, Ваня, пойдем пирожные есть!
— Пирожные! Ура! — развеселилась Света и затанцевала на месте.
— Встречаемся у входа в администрацию. — Уводя детей, я спросил: — Сколько вам понадобится времени?
— Около получаса, — ответила начальница.
Поблагодарив ее, мы удалились.
Морось прекратилась, тучи поредели, и над крышами плыло клонящееся к закату бледное солнце, обесцвеченное туманом.
Поблизости не было кафе, а на рынке женщины продавали самодельные пирожные и торты на бумажных тарелочках, у них все было свежим — мне отчим показал это место, он часто там обедал — а рядом в ларьке продавали кофе и чай, мы пошли туда, а я был уверен, что Оксана Егоровна и правда поможет Лидии.
В полчаса Лидия не уложилась, и мы прождали ее еще десять минут. Вышла она потерянная, с длинным списком того, что ей нужно сделать для усыновления. Я протянул к нему руку.
— Можно взглянуть?
— Нет! — отрезала она. — Ты и так сильно нам помог, теперь это моя забота, нечего голову забивать. Будем надеяться, что Оксана обставит все так, что суд нам не откажет.
— Все оказалось сложнее, чем мы думали, — сказал я.
— Я и не рассчитывала, что будет просто. Но за свое счастье надо бороться, и я буду бороться. — Лидия сложила листок вдвое и положила в сумку. — Оксана уверила, что наше дело не безнадежное, и с огромной вероятностью суд вынесет положительное решение. Но до того надо побегать, отвезти детей в детдома, где их документы, возможно, оставить там…
— Нет! — закричала Светка и затопала ногами.
— Никто никуда еще не едет. Это неточно, — утешила ее Лидия. — А Коля из другого детдома… В общем, так вот. Посижу, подумаю, что за чем делать, и начну.
— Вы большая молодец, — улыбнулся я, выгреб деньги из кармана и отдал Лидии, включая тысячу рублей. — Это вам.
— С ума сошел? — воскликнула она и попыталась вернуть деньги мне в карман, но я отпрыгнул.
— Нет уж. Возьмите, это честно сэкономленное.
— Я не могу! — настаивала Лидия.
— Выбросите, — улыбнулся я, отходя подальше.
— Нет! Мне отдайте! — вцепился в ее руку Ваня, и она сунула деньги в сумку.
— Ладно. Раз такое дело, пойдемте гулять по набережной? — предложила Лидия. — А то у меня голова взорвется, да и одичали мы совсем.
— Да! Гулять! — поддержала ее Светка, Ваня кивнул.
— Ты с нами? — обратилась Лидия ко мне.
— Нет, извините. Дел много — домой поеду.
— Удачи в делах, — рассеянно улыбнулась Лидия.
— Удачи, Пашка! — Светка обняла меня и отпрянула.
— Ты наш ангел-хранитель, — сказала Лидия и помахала напоследок, я поднял руку и зашагал на остановку, жалея, что Карп остался дома, теперь придется толкаться в салоне в час пик.
Насчет толкаться я ошибся, приуменьшил масштаб катастрофы. Ближайший рейс отменили, и спустя сорок минут я участвовал в штурме Зимнего. Пассажиры набились в «Икарус», как сельди в бочку, и меня прижали к ограждению на гармошке. Думал, кишки выдавят, пока доеду.
С каждой остановкой автобус пустел, и я выжил. Вылез на своей остановке потрепанным, но не сломленным. И тут же из темноты мне навстречу ринулись две тени. Тело действовало на рефлексах. Скользнуть в сторону, отбивая удар и уходя от ножа. Ударить в ответ, целя в лицо — костяшки впечатались в нос. Донесся сдавленный возглас — один противник минус. Бежать домой!
— Перехватывай! — крикнул уцелевший нападавший, и тут до меня дошло, что это те самые гопники.
В сумерках я различил еще один силуэт с чем-то длинным в руке. Палка? Арматура? Не разглядеть.
— Иди сюда, падла! — хрипнул он. — За беспредел ответишь!
Объяснять им, что они меня с кем-то путают, потому что я и беспредел — несовместимые вещи, было не время, я перебежал на другую сторону дороги, и рука нырнула в карман.
— Думаешь, раз батя мент, тебе закон не писан, да? — разорялся тот, что ждал в засаде, спешно приближаясь. — На тебя у нас свой закон!