Вперед в прошлое 10

Глава 17 Понеслась!

Едва мы закончили разговор, как в дверь затарабанили, с лестничной клетки донеслись детские голоса. Побледневшие мама и Боря высунулись из кухни.

— Кто это может быть? — прошептала она, вытирая руки о фартук.

— Калядуны, — предположил я и улыбнулся. — Дети. Рождество ведь на носу.

Отчим закрыл лицо руками.

— Стыд-то какой! Забыл! А раньше каждую ночь в церкви службу стоял. Пойдем, Оля?

Мама кивнула на дверь.

— А с этими что? Открывать им? Я бы не стала.

Василий метнулся к куртке, пошарил по карманам и выгреб кучку мелочи, достал пакетик вафель, отложил парочку на утро.

— Оля, открывай! Нельзя отказывать — удача отвернется.

Не дожидаясь одобрения, Василий шагнул к двери и, ногой сдвинув обувь, открыл дверь. За порогом стояли младшеклассники, восемь человек, самому старшему хорошо если двенадцать, на всех были маски, одного в костюме медведя типа водили на веревке, он бил себя в грудь, как Кинг-Конг, и недостоверно ревел. Девочка в костюме ангела зазвенела колокольчиком и звонко пропела:

— Ангел с неба к вам спустился и сказал: «Христос родился!» Мы Христа пришли прославить, со светлым праздником поздравить.

Медведь при этом вошел в прихожую, принялся танцевать. Василий умилился, сложил руки на груди. Мама и Борис смотрели настороженно и не понимали, зачем вообще это нужно.

— Коляда, коляда, открывайте ворота, — прокричал самый маленький ребенок в маске кота. — Открывайте сундучки, доставайте пирожки. Если нету пирожков, подавайте пятачков!

Девочка, то ли снежинка, то ли Снежная Королев, а протянула потрепанную пустую шляпу. Я метнулся в ванную комнату, где под ванной, в прохладе, у меня был складик жвачек и «сникерсов», схватил по две штуки того и другого, высунулся из квартиры и кинул в шляпу. Увидев такое богатство, дети запрыгали и спели нам еще:

— Буду маме помогать и пойду колядовать. Буду песни петь, плясать, с Рождеством всех поздравлять, чтобы праздник был вокруг, с Новым годом, милый друг!

— Вы хорошие, — сказала девочка-лиса. — Мало кто открывает нам. Колдую вам удачу! — Она сделала па руками.

— Воробушек летит, хвостиком вертит, а вы, люди, знайте, столы застилайте, гостей принимайте, Рождество встречайте!

Судя по набитому мешку, открывали детям не так уж и редко. Радостные и воодушевленные, они побежали на третий этаж.

— Опасно, — сказала мама. — В прошлом году так воры детей вперед пускали, а потом заходили и, угрожая ножом, выносили квартиры. И не поймешь кто, в масках же.

— Дети, жалко, — сказал Василий и в кухне принялся ностальгировать, как сам был маленьким и точно так колядовал в своих Диканьках, где это традиция, украинские колядки передаются из поколения в поколение, и не открыть детям считается дурным тоном.

— Поехали в церковь службу стоять, — предложил он маме, она отвернулась и, чтобы он не видел, закатила глаза.

Но когда повернула к нему лицо, на губах появилась искренняя улыбка.

— Мы же не постились! С этими проблемами я даже кутью не сделала!

— Не страшно. Главное — желание. Я пойду!

— Я с тобой! — с деланым энтузиазмом воскликнула мама и стала надевать одежду, подобающую для похода в храм.

Нас с Борей никто заставлять не стал.

— А пойдем колядовать? — предложил Боря. — Так прикольно!

— Конкуренты уже всех обошли, — улыбнулся я. — Мы пойдем спать.

Завтра будет очередной выходной, а в субботу, возможно, удастся дозвониться до директора колхоза и договориться о бартере. Следующий шаг — договоренность с мукомольной мельницей. В любом случае раньше вторника все не закрутится. Потом, когда получим муку, а это будет не раньше среды, можно договариваться с Завирюхиным.

Осталось продать десять акций «МММ», двадцать оставить. Прибыль будет хорошая, а случись что, много не потеряю. Придумать, как так на недельку отпроситься у дрэка, чтобы он точно отпустил меня с уроков. Ну и решить проблему с усыновлением или опекунством Вани, Светы и Бузи.

Я сунул руку в карман, нащупал письмо Тимофея с фотографией и вспомнил о записке, адресованной Наташке. Еще и об этом надо не забыть.

Мысли закрутились вокруг мукомольного завода, расплачиваться с директором которого я буду отрубями… Отруби! Они нужны бабушке, чтобы кормить свиней. Неплохо было бы привезти ей несколько мешков, она столько хорошего нам сделала. Мясом, яйцами, молоком обеспечивает. Если что, там же, на мукомолке, выкуплю свои отруби, они копеечные, и отвезу ей.

Здравствуй, новый этап жизни! А в воскресенье попробую с Ильей продать оставшийся кофе, чтобы больше к этому не возвращаться.

В прихожей зазвенел телефон, я метнулся к нему, но меня опередила мама.

— Это Наташа, — отчиталась она, закрыв трубку рукой.

Я, Боря, Василий столпились вокруг нее затаив дыхание, но Натка бормотала неразборчиво, и пришлось дожидаться окончания диалога. Но судя по тому, как розовеет и разглаживается мамино лицо, новости положительные. Наконец она положила трубку и объявила, усмехнувшись:

— Зятю полегче.

Подумав немного, мама решила еще кое-что рассказать:

— Представляете, я звонила его матери, сказала, что сын в реанимации, так знаете что? Она по матушке меня обложила, отчитала и сказала, что будь он проклят! Сын ее — проклят. Типа нет у меня сына!

— Она на голову больная. У нее рак мозга, — сказал я.

Но мама думала о другом:

— Как бы она из-за своего безумия квартиру московскую аферистам каким не отписала. По-хорошему, ее надо на медосвидетельствовании признать невменяемой, иначе будут у Наташиного Андрея потом проблемы, на улице останется.

Какие женщины все-таки корыстные! Как узнала про квартиру в Москве, которая, возможно, скоро освободится, так сразу зять стал хорошим. Не ожидал от мамы такого корыстолюбия.

На улице он не останется, у него своя квартира есть, — уверил ее я.

Мама сделала скорбное лицо и последовала за отчимом — в церковь.

В субботу мы с Василием честно обзвонили все колхозы-совхозы, но на месте никого не оказалось.

А в воскресенье я окончательно убедился, что эпоха торговли кофе подошла к концу: в областном центре удалось продать только пятнадцать штук, все жаловались на безденежье и тотальное обнищание населения, когда потратить ползарплаты на роскошь мало кто мог себе позволить. Вот если бы я жвачек оптом привез да шоколадок, было бы здорово, они спросом пользуются.

Все было настолько плохо, что мы с Ильей встали с кофе недалеко от рынка, но продали только одну пачку: народ узнавал цену и шарахался.

Хорошо, только пак у деда заказал, теперь домой его везу. Вообще никакой радости вот так скакать целый день и заработать семьдесят пять тысяч… Это, в принципе-то, на общем фоне очень неплохо, я просто уже привык к большему.

Следующая задача: в понедельник продать десять акций «МММ» и вместе с этими деньгами обменять на доллары, а дальше расплачиваться за солярку уже долларами, так надежнее. Скоро прошлый год покажется сытым и стабильным, инфляция не просто понесется вскачь — полетит со скоростью ветра, днем один курс доллара к рублю, вечером другой. Хорошо, что есть свой валютчик, готовый пойти навстречу.

Итак, план на понедельник: ранним утром отпроситься у дрэка, с этим мне пообещал помочь Василий, вызвался пойти вместе со мной и сказать, что без моей помощи никак, и на неделю он меня забирает, а все пропущенное в школе я сдам.

Второе: с девяти до одиннадцати — со всеми созвониться и договориться о встрече на завтра.

Третье: в обед сгонять в центр города, продать акции, купить доллары. Туда и обратно меня пообещал отвезти Василий, потому что ему тоже нужно будет заглянуть в офис «МММ».

Четвертое: сходить в органы опеки с Лидией, поговорить с начальницей, если нужно, дать взятку.

Пятое: созвон с Ринатом. Если потребуется, поездка в условленное место на грузовике Василия, чтобы забрать солярку. Надеюсь, ее к тому моменту накопится больше тысячи литров.

Но, скорее всего, с соляркой мы заморочимся во вторник утром.

10 января 1994 г., понедельник

В семь утра мы позвонили Ринату-машинисту, напомнили о себе и подтвердили, что все в силе, пообещали вечером точно сказать, сколько солярки надо.

Вторым делом, чтобы сэкономить сорок минут, Василий повез меня в школу. На машине. Будто шишку какого-то.

На мою просьбу продлить каникулы дрэк, конечно, пошипел, что не положено, если он меня отпустит, то все захотят вот так отпрашиваться, но я пообещал сдать пропущенное на пятерки, и он сдался. Подозреваю, что, не будь со мной взрослого, бодаться пришлось бы дольше.

Пока все шло гладко, и нам предстояла самая ответственная часть предприятия: коммуникация и договоренности, в частности, нас интересовал колхоз «Заря» и его зернохранилище, где томится в ожидании освобождения пшеница.

Также колхоз располагал ценным ресурсом, валютой практически твердой — картошкой, но мы так возбудились от пшеницы, что по картошке торгов не вели, все ведь было вилами по воде писано, а теперь у нас появилась конкретика.

Василий с радостью уступил мне право вести переговоры. Я набрал телефонный номер, Василий замер рядом, чтобы слышать наш разговор. Пошли гудки. Щелк!

Клюет, подсекай!

— Здравствуйте, Юрий Никитич! — проговорил я, а когда директор поздоровался в ответ, добавил: — Вас беспокоит Василий Алексеевич Игнатенко, я с сыном приезжал недавно, вы нам зернохранилище показывали.

— Здравствуйте! — радостно воскликнул Мутко.

Не было видно его лица, но интонации голоса выдавали крайнюю степень заинтересованности. Я представил, как расплывается в улыбке его узкое слегка оплывшее лицо.

— Вот уж не думал, что вы серьезно! Вы же насчет пшеницы, да?

— Да, хотелось бы обговорить этот момент.

— Сколько вам нужно? — засуетился директор колхоза. — Хотя бы тонну заберете?

— Нам нужно все, — сказал я и тут же добавил: — Если в цене сойдемся. Вы нам предложили семьдесят пять рублей за килограмм, нам было бы интересно покупать ее по пятьдесят.

Я приготовился к длительному торгу, как с машинистом, но Мутко, который уже эту пшеницу закопал и, наверное, раздает рабочим в счет зарплаты как корм свиньям и курам, радостно воскликнул:

— Да!

Отчим щелкнул пальцами и подпрыгнул, пробурчав:

— Надо было еще цену сбивать.

Мне же стало неловко, ощущение было, будто я обираю колхоз, но цену-то я снизил, просто чтобы иметь маневр для торга!

— Вы согласны продавать пшеницу по такой цене? — удивился я. — Не за наличные, а в обмен на солярку, как мы и договаривались? — Я подмигнул навострившему уши отчиму.

Донесся протяжный вздох, и стало безумно жаль этого худого нескладного человека, я спросил:

— Сколько у вас пшеницы?

— Двадцать четыре… Уже двадцать тонн. Вы понимаете, мне людям зарплату платить нечем! Даю зерном, картофелем…

— Кстати, почем картошка? — спросил я и добавил: — Ее купим за наличные, если цена нас устроит.

— Двести… сто пятьдесят, если больше тонны возьмете.

— По триста ее продают на рынке, — буркнул отчим и сразу посчитал: — Если продавать с машины по 250 рублей, получим сто тысяч с тонны. А деньги есть… будут! Берем! Чтобы на обратном пути порожняком не кататься.

— Купим, — пообещал я. — Сколько вам нужно топлива?

Мутко задумался и сказал после секундного промедления:

— Перезвонить сможете? Через полчаса скажу. Надо посоветоваться.

— Поставка будет не одним, несколькими траншами. За раз можем привезти чуть более тысячи литров, по шестьдесят восемь рублей за литр, имейте это в виду. Без торга, бонусом — отличное качество топлива.

— Да, спасибо. Перезвоню.

Он повесил трубку, мы с Алексеевичем переглянулись, с трудом подавляя желание бежать в центр и менять акции на деньги.

— А он нас не кинет? — осторожно спросил отчим.

— Очень вряд ли, мы ему нужны. Но вероятность кидка всегда существует, потому чрезмерные обороты нам не интересны.

Пока ждали, отчим метнулся в кухню, заварил себе чай, зашуршал пакетами в поисках сладкого. Когда прозвенел звонок, Василий возник рядом, шумно прихлебнул из чашки и навострил уши.

— Слушаю, — сказал я.

— Это Юрий Никитич, — проговорили растерянным голосом. — В течение месяца нам нужно две тысячи литров. Не больше, увы. Больше пока некуда девать, техника стоит. А вот весной понадобится много. Вы извините, что я наобещал… Не знаю, как и быть.

Мы с отчимом переглянулись. Совещаться не было времени, и я сказал:

— Значит, столько. Двумя траншами. Пшеницы возьмем в эквиваленте. — Я схватил ручку, открыл свою тетрадь и принялся считать.

Пятьдесят тысяч стоит тонна пшеницы. Шестьдесят восемь — тысяча литров солярки. Две тысячи — 136 000 рублей…

— Получается, на три тонны пшеницы вы меняете тысячу двести пятнадцать литров топлива. Так? Детали обсудим на месте.

— Так, — не особо радостно ответил Мутко, и я его обнадежил:

— Если качество пшеницы нас устроит и реализация пройдет успешно, остальное мы выкупим.

— За деньги? — робко спросил Юрий Никитич.

— За деньги, — подтвердил я. — И вам будет чем расплатиться с рабочими.

Донесся протяжный вздох.

— Во сколько завтра вас ждать?

Василий растопырил пальцы обеих рук, поджав большой.

— Девять, — озвучил я, и отчим закивал. — Во сколько вы будете на рабочем месте — на случай форсмажора? А еще лучше оставьте нам свой домашний телефон, чтобы мы смогли позвонить вечером.

Мутко с радостью продиктовал номер и сказал:

— До завтра, Василий. До свидания. И… удачи вам!

Из трубки донеслись прерывистые гудки. Отчим перекрестился и начал считать пока гипотетическую прибыль, одновременно паникуя:

— Три тонны! Это две тонны муки плюс центнер-два. Двести тысяч чистой прибыли! Куда мы столько товара денем?

— Сорок четыре мешка-то? Пф-ф-ф. Продадим. Обменяем на что-то. Да мало ли куда! Это ведь продукт первой необходимости. Порадуем Мутко, купим на перепродажу тонну картошки, будем ездить по улицам и предлагать. Только весы нужно где-то добыть. Сможете?

Василий потер подбородок.

— Попытаюсь взять в аренду.

— Вот! — воздел перст я. — И еще сто тысяч плюс на картошке. Как вам?

Он потряс головой.

— Слишком! И слишком… просто. И очевидно. Не верится. Вот подержу в руках деньги, тогда поверю. И еще громкоговоритель нужен… Голова кругом!

— Звоним на мукомольный завод? — предложил я.

— А не рано ли? — встопорщил усы отчим и потер лицо.

— Предварительно, — упокоил его я. — Просто напомним о себе.

Там нам не отказали, но попросили обращаться с конкретикой.

Освободились мы ближе к одиннадцати, еще Василий звонил Пацюку, договорился взять машину на неделю. Тот ему долго компостировал мозги, что пора покупать новую резину, менять масло и делать плановый ТО. Отчим пожаловался на безденежье и пообещал все это сделать, когда заработает — то есть через две недели. Мента такой ответ удовлетворил.

Закончив с этим, мы рванули на центральный рынок — менять акции на деньги, а их — на доллары. Интересно, на сколько подорожали акции за новогодние праздники? Даже если ни на сколько, денег у нас будет более чем достаточно: чуть более семисот тысяч, семьсот баксов — считай, машина.

Хорошо, что при всей его въедливости Василий оказался достаточно рисковым для того, чтобы продать акции и вложить их в дело.

Собирался он до невозможности долго, метался из угла в угол, паниковал — ну еще бы, пять акций «МММ» — это все его сбережения!

— Тебе пистолет подарили, давай его возьмем, — предложил отчим.

— Так он газовый, — пожал плечами я. — Хулиганье на нас двоих не сунется, а кто поопытней, поймет в чем дело и не испугается, а разозлится.

Однако лицо отчима было красноречивее слов. Пользоваться пистолетом Толик все-таки меня научил, отчим тоже присутствовал при тестировании пистолета, игрался. Вблизи пользоваться им было нельзя — существовал риск самому хлебнуть своего же газа, следовало отойти на пару-тройку метров и только тогда стрелять, а потом уносить ноги. Пистолет, «Перфекту», я протянул отчиму, но тот качнул головой.

— В твоих руках он сработает неожиданней.

Так что из дома мы выходили вооруженными.

В пункте продажи акций толпился народ — в основном скупали их, причем по курсу… 55 000! А продавали за 55 050. Мы с отчимом хлопнули друг друга по рукам и пристроились в хвост очереди, который тянулся аж на улицу.

Спустя пару минут у нас на руках было моих 550 500 рублей и 275 250 отчима, то есть 825 750. В принципе, можно было не насиловать себе мозг обменом одного товара на другой, а сразу рассчитываться налом, но надо было с чего-то начать и обкатать схему.

— Все меняем? — уточнил отчим уже на улице, недоверчиво глядя на проходящих мимо мужиков протокольной наружности.

— Желательно. Оставим сотку на непредвиденные расходы, оплату будем производить в долларах, у меня есть надежный валютчик. Идемте к нему.

Павел, как обычно, расфуфыренный и наглаженный стоял на своем месте, сунув руки в карманы. Его напарница Леночка стояла неподалеку, опершись о стену и разгадывая кроссворд. Увидев меня, валютчик улыбнулся.

— О, юный финансовый гений! Рад видеть!

Он пожал мою руку, затем — руку Василия и спросил:

— Купить? Продать?

— Баксы нужны, — сказал я. — Какой нынче курс?

Я ожидал услышать, что 1150 за один доллар, как был, или 1200.

— Тысяча четыреста покупка, — озвучил курс валютчик, и я аж икнул, а Василий выпучил глаза. — Тебе могу сделать тысячу триста восемьдесят. Чего глаза таращите? Теперь так.

— А вдруг опустится? — с надеждой проговорил отчим.

Я подумал, что все, конец мнимой стабильности, свистопляска началась, и качнул головой.

— Увы, доллар будет только расти. И цены будут расти, только и успевай за ними.

— Парень дело говорит, — кивнул валютчик. — У него феноменальное чутье.

— Так что делаем? — растерянно спросил отчим.

— Нам надо посовещаться, — сказал я валютчику, и мы отошли в более-менее безлюдное место на пустыре.

Я достал калькулятор, объяснив:

— В долларах расплачиваться невыгодно. Оставляем минимум рублей на закупку и сдачу, остальное меняем.

Я принялся считать. Допустим, мы купим те самые две с копейками тонны солярки. Оставляем сто сорок тысяч с запасом. Тонна картошки — сто пятьдесят. Округляем, получаем триста тысяч.

— И сто тысяч. Мало ли что случится, — пробурчал отчим. — Четыреста. Двести твоих, двести моих.

Последнее он говорил жалобно, потому что это были его последние деньги, он на кон поставил все, и, если прогорит, останется банкротом, аж мне его неуверенность передалась.

И правда ведь, мы разбираемся в этих процессах только в общих чертах, а сколько существует нюансов, которые могут поставить крест на нашей задумке! Например, нуждающийся в ТО «КАМАЗ» сломается в дороге, как в самый неподходящий момент случилось с бабушкиным водителем.

Нас могут кинуть. Нам могут дать от ворот поворот из-за отсутствия у нас права на коммерческую деятельность.

Нас могут тормознуть и выпоторошить гаишники.

Процесс превращения пшеницы в муку мне и вовсе непонятен. Что, как, куда, зачем? Это с первого взгляда все просто, а столкнешься — голова кругом от вопросов.

Но мы уже ввязались в бой. Вот решу проблему усыновления детей, и появится конкретика.

— Меняем четыреста двадцать пять тысяч, — сказал я, отчим кивнул и отправился к валютчику.