Вперед в прошлое 10

Глава 15 Строить и созидать

Маму и отчима из больницы я не дождался — меня усыпил телевизор, там два лысых политика переливали из пустого в порожнее: один защищал Союз, второй истекал ядовитой слюной и дебафил оппонента понятиями свободы, демократии, гласности. Взрослый я знал, что СМИ веры быть не может, потому что у каждого «свободного» и «честного» блогера, у каждого канала есть заказчик, который его и танцует. И попробуй чирикнуть что-то против, даже увидев мерзость — в лучшем случае под тебя найдут статью, в худшем — тебя найдут, с пулей в голове.

Мне снилась война, почти как в комнате-кубе, но теперь я был внутри, как перед смертью — я-взрослый. Прятался в окопе, пытался сбить беспилотник, похожий на железную птицу, и понимал, что они не такие, они похожи на самолетики авиамоделистов.

Когда проснулся, мама и отчим спали у себя, Наташка и Боря сидели на кухне, чтобы меня не будить.

— Ну что? — спросил я у осунувшейся и похудевшей Наташки.

— В реанимации, — прошептала она. — Состояние стабильно тяжелое, мама в больнице осталась. Спасибо ей. Решают, подключать ли к аппарату этому, ну, который дышит за человека.

Вот оно как, оказывается, отчим вернулся с Наташкой, мама осталась там.

— Как же так получилось? — Я поставил чайник на газ, пытаясь выстроить план на день.

Утром нарисовать схему взаимодействия с предприятиями: что, кому, куда, когда. Когда отчим проснется, он должен позвонить Толику насчет машиниста и солярки.

Связаться с Лялиной, узнать про мента-напарника Василия.

Посмотреть в объявлениях, сколько стоят «КАМАЗы»: при самом хорошем раскладе придется выплачивать менту половину стоимости машины, при самом плохом — покупать новый грузовик. Или нет. Иметь машину — иметь якорь, по ней нас легко будет вычислить. Лучше брать авто в аренду. Вон, сколько техники простаивает на предприятиях, а машина нам будет нужна не каждый день.

Вечером — тренировка, а после — прочитать письмо То́лстого. Хотя, наверное, Тим уже не толстый.

Еще не давало покоя, как добрался дед на своей колымаге…

— Это я виновата, — после небольшой паузы, поморщившись, начала Наташка. — Андрей простыл на новый год, но особо не жаловался, пил всякие чаи, горчичники ставил, ноги парил. Я и подумать не могла, что это опасно! Пошла на рынок торговать, а он захотел остаться, чувствует, мол, себя неважно. Я давай ныть, что бедная я, никто не помогает, все одна… Он собрался и пошел со мной, простоял день, вечером у него поднялась температура. На следующий день мы не смогли ее сбить, он начал сипеть, кашлять — и не жалуется! «Скорую» боится. Когда совсем посинел, я сама ее вызвала. Вот так.

— Ужасно, — буркнул Боря, откусывая кусок сырника.

— Все будет хорошо, — ободрил ее я. — Острое состояние купировали — уже дело. Теперь на поправку пойдет.

— Не прощу себя, если… — Наташка всхлипнула, я погладил ее по голове, и тут вошел отчим, зевая во весь рот.

— Доброе утро.

Мы его поприветствовали. Он закрылся в ванной — зажурчала вода. Через пару минут в прихожей затрещал диск телефона, и я навострил уши. Кому отчим звонит? Наверное…

— Анатолий? — донеслось из прихожей. — Привет, дружище… Нормально… Тут такое дело, «КАМАЗ» у меня, я говорил о нем. Соляра нужна, много… Ага, у тепловозистов. Почем? Отлично. Дашь контакт?.. Да все равно. И одного, и второго… Во сколько? Лады, спасибо, буду должен.

Воцарилось молчание. Я думал, отчим уже закончил, и собрался спросить, что он узнал от Толика, но Василий взволнованно воскликнул:

— А почему? Чего ему не хватало?.. Вот же напасть. У нас тоже не все гладко… Да так… Короче, терпения тебе, восстановления ему. Позвоночник хоть цел? Плохо, но хорошо… А вот это хреново. В рейс-то когда? Ирина на больничном?

Наташке и Боре было все равно, о чем и с кем разговаривает отчим, я же ловил каждое слово, ведь речь идет о нашем бизнесе. Судя по последним словам, у родственников что-то стряслось. Ирина попала в аварию? Но тогда почему «восстановления — ему?»

Развить мысль я не успел: вошел отчим и объявил:

— Собирайся. Едем на вокзал к тепловозисту, за час надо успеть до тудова, это раз. Два, твой двоюродный брат выбросился из окна, сейчас в больнице.

— Что с ним? — спросил Борис, и я окаменел от неожиданности.

— Перелом левой ноги и позвоночника, ушибы.

— Его парализовало? — ужаснулась Наташка и добавила: — Жалко его, хоть он и говно полное.

— Нет. Как это сказали… перелом без смещения, в грудном отделе где-то, — внес ясность Василий Алексеевич.

Я округлил глаза и похолодел. Уж не я ли тому причина? Похоже на то, и, если он умрет, его смерть будет на моей совести

— Чего его так перемкнуло? — удивилась Наташка. — Ширяется, что ли?

Отчим шевельнул усами и сказал:

— Вы заметили это, да? А родители не знали, для них это новость.

Наташка подумала немного и поделилась знаниями:

— Было совсем незаметно, когда я его в последний раз видела. Самоубийцы, они ведь как… Или торчат, и денег нет на дозу, или влюбляются неудачно, или просто психи. Влюбиться до смерти такая гнида вряд ли способна, на психа он не похож, а вот нарки часто так делают, когда у них ломка. — Она подвинула мне свой кофе. — Вот, разделите на двоих, а то не успеете куда там вам надо, я себе новый заварю.

— Кстати, а куда вы? — спросил Борис.

— Любопытной Варваре… — начал отчим, но я легонько стукнул его по ноге, и он осекся, понял, что надо нежнее с Борисом, и сказал: — Мы собираемся торговать по-крупному, и для этого нужна соляра. Вот, пытаемся найти, где подешевле.

— Молодец, Пашка, растешь! — похвалил меня Борис и покосился на отчима, давая понять, что он знает: не его это задумка!

Но Василий колкости не заметил, слишком тонко было для него. Отхлебнул из Наташкиной чашки, полез в холодильник за вафлями, зашуршал пакетом. Видя такое дело, Боря отдал мне свой недопитый чай, я съел сырник, запил и пошел в зал одеваться.

Потратил на это пару минут, применив способности меня-взрослого, казармой наученного, после чего, пока отчим собирался, позвонил Лялиной, она оказалась на работе, и рассказал про напарника Василия, который может его кинуть, попросил выяснить, кто это — чтобы знать, чего от него ожидать, а еще попросил телефон толкового юриста, который проконсультировал бы, как избежать потери машины. Анна согласилась помочь и назначила встречу в полпятого вечера возле театра — вроде как для того, чтобы обсудить домашние дела, но я понимал, что информация к тому моменту уже будет у нее, а по телефону такое рассказывать нельзя.

В прихожую высунулся Боря, который вспомнил кое-что важное:

— Тут это… Игорь звонил. Они с отцом сегодня придут в спортзал прощаться с нами.

Я кивнул. Отчим крикнул из кухни:

— Паша, готов?

— Осталось куртку надеть, — отозвался я.

— Я — машину греть. — Отчим выбежал из квартиры с пакетом вафель.

Борис проводил его недобрым взглядом, Наташка зевнула и протерла красные глаза.

— Поспи на моей кровати, — предложил я ей.

— Спасибо. Я и у Андрея могу побыть, но страшно одной, когда он — в больнице, при смерти.

— Держись! — ободрил ее я. — Вы справитесь. Мы справимся.

Не было времени, чтобы утешать ее, я накинул куртку и побежал на улицу.

Василий завел машину и снова нервничал, молился иконкам. Увидев меня, закрыл козырек и принялся что-то бормотать, закрыв глаза и тарабаня пальцами по рулю. Я уселся рядом.

— Что вас тревожит теперь?

Он посмотрел на меня, как на дурака.

— Толик сказал, солярки у его приятеля мало, продают ее по 60 рублей, когда на заправках она по 68… Не вижу смысла напрягаться, если заплатить деньгами, получится выгоднее, только надо хорошо все рассчитать.

— Вы совершенно правы, но, во-первых, машинист не один. Во-вторых, никто не мешает торговаться. В-третьих, мы пока только разговариваем с людьми, прощупываем почву. Вот когда дойдет до дела, тогда и будем волноваться. Не получится разговор, сделка покажется невыгодной — просчитаем более простой вариант.

— Даже если пятнадцать рублей с литра уступит, получится всего три тысячи с двухсот литров!

— Двести литров — небольшая бочка, — сказал я. — На это можно заправить одну машину, и то не до конца наполнив бак. Нам интересно, чтобы таких бочек было хотя бы пять. Уже пятнашка экономии. Если хотя бы раз в неделю такое проворачивать с соляркой — шестьдесят тысяч в месяц. Хорошо?

— Неплохо, — согласился Василий. — Столько мне платили.

— Короче, давайте поговорим с машинистом, а потом будем расстраиваться или радоваться.

Отчим еще немного посидел со включенным мотором и тронулся с места, а я думал об Андреях. Причем о брате — больше. Интересно, его неудавшееся самоубийство спровоцировано моим внушением, или просто так совпало? Или вообще внушение не подействовало, но из-за него у гнилушки что-то замкнуло в мозгах? Поговорить бы, узнать из первых уст, что с ним происходило! Но это точно случится не сегодня и не завтра.

Мысли снова и снова возвращались к этому, и настроение портилось. Да, я не хотел смерти братца, но невольно чуть не стал ее причиной, и неизвестно, какие еще последствия возымеет мое внушение.

Следом пришла мысль, что это еще один гнилушка, который…

Еще один — что?

Барик погиб, хотя должен был жить. Джусь осталась парализованной. Теперь, вот, с Андрюшей проблемы…

В той реальности все эти люди продолжали жить и здравствовать. В этой появился я, и они стали гибнуть, а на таймере — прибавляться время. От догадки сами сжались кулаки. Выходит, гнилушки мешают жить нормальным людям, создают, так сказать, отрицательный баланс и приближают катастрофу? А мне нужно как можно больше их убить?

Чего меньше всего хотелось бы — посвятить жизнь истреблению себе подобных, пусть они и гнилушки. Этого я сполна хлебнул в той жизни. Желая стать военными, романтичные мальчики хотят защищать Родину, практичные — иметь стабильную зарплату, корыстные — строить карьеру и пробиться в генералы, и лишь очень маленький процент идет туда с расчетом на то, что будет воевать и убивать.

Я больше не хочу убивать и разрушать и отказываюсь это делать, слышите вы там? Я запрокинул голову, но вместо неба увидел потолок машины. В этой жизни — только созидать и строить!

С машинистом договорился Толик, обозначил время и место: возле пивной, расположенной между вокзалом и портом.

— Вон тот здоровяк в кожанке и кепке, — кивнул отчим на персонажа, и мы припарковались у огромного ржавого ларька, возле которого толпились работяги.

Получившие свою порцию занимали места возле деревянных квадратных столиков на длинных ножках, похожих на грибы с шапочками, покрытыми жестью.

Мы подошли к машинисту. Его звали Ринат, это Василий узнал от Толика, было ему лет тридцать пять. Широченные плечи, бычья шея, выдвинутая массивная челюсть не сочетались с какой-то патологической подвижностью. Он все время отводил взгляд, озирался, втягивал голову в плечи и напоминал вора, стоящего на стреме.

Василий протянул руку:

— Здравствуйте, Ринат. Я — Василий, от Анатолия…

— Сколько нужно? — сразу перешел к делу он.

— Много, — сказал я.

— Двести литров в день могу, — буркнул он, смерил Василия взглядом. — Вам столько вряд ли надо.

— Цена? — спросил я.

— Шестьдесят рублей, — произнес Ринат.

Торговаться продолжил я:

— Вы, наверное, не поняли. Нам нужно не двести литров в день. Нам нужно все, что есть у вас и ваших коллег, чем больше, тем лучше, и не по шестьдесят рублей, а по сорок.

Я специально занизил цену, чтобы был маневр для торга.

— Ты вообще кто такой? — скривился машинист. — Такой борзый?

— Сын спонсора, — проговорил Василий. — Так что, сможете наладить поставки? Сами посудите, мы заинтересованы в вас, а значит, никому не сдадим, и у вас всегда будет сбыт.

— Пятьдесят пять, — вцепился в возможность Ринат, но сбивать цену не спешил.

Василий тоже был прижимистым и торговался мастерски. Жаловался на трудную жизнь, машинист — на алчных коллег, с которыми приходится делиться: и с диспетчерами, чтобы ставили локомотив в такое место, откуда удобно сливать, и с охранниками, и начальству отстегивать приходится, и водителю «Рафика» с ручным насосом, который приезжает ночью, чтобы сливать топливо.

После десяти минут торгов сошлись на пятидесяти двух рублях за литр. Все понимали, что при таких объемах каждый рубль выльется в круглую сумму.

Видя нашу заинтересованность, Ринат разговорился:

— У меня два сменщика, работаем сутки через двое. После каждого перегона у каждого появляется 100–200 литров. Столько я могу гарантированно обеспечить. Могу поговорить с другими машинистами, не с нашей смены.

— Было бы здорово, — сказал Василий.

— Но имей в виду, цену им предложу ниже, пятьдесят рублей за литр. С каждого литра мне по два рубля. — Он гаденько улыбнулся.

Видя наши сомнения, Ринат продолжил:

— Если думаете просто прийти и просто договориться с машинистами — не получится. Рискованное это дело, в любой момент могут хлопнуть. А так вам ни о чем думать не надо.

Василий решил не компостировать Ринату мозги и быстро согласился, добавив:

— Бартер интересует? Картошка, рис, мука мешками?

— Ах, вот вы что задумали! — усмехнулся машинист. — Интересуют — деньги.

Он вытащил из барсетки блокнот, вырвал листок. Написал номер телефона и отдал Василию.

— Вечером позвони, скажу, сколько чего могу достать, а ты скажешь, что когда надо.

Мужчины скрепили сделку рукопожатием, и мы разошлись. В машине отчим сказал:

— И тут все просто, надо же. И как я сам ни до чего такого не догадался?

— Вы догадались, но подумали, что ничего не получится, и побоялись действовать, как и многие другие. А теперь карты нам в руки. Ждем вечер, звоним Ринату, или он — нам, — предложил я, — а в субботу утром связываемся с директорами колхозов, в первую очередь — с Мутко, у которого зернохранилище. Потом — с директором мельницы, как мы и договаривались.

— И все равно не понял, почему бы просто не купить одно и не продать потом нуждающимся дороже? То на то и вышло бы, только волокиты меньше.

— Потому что денег у нуждающихся нет, — объяснил я. — У их потенциальных покупателей тоже нет денег, и можно только что-то обменять на что-то.

— Все, я на сегодня свободен? — сросил Василий. — Вдруг Оленьке помощь понадобится.

— Да. Поехали домой, — кивнул я, помня о том, что в полпятого у меня встреча с мачехой в центре.

Все остальные дела — в Николаевке.

Добравшись домой, я в присутствии Наташки позвонил отцу Игоря, договорился, чтобы товар, который дед привез ему аж на сто долларов, оставили Натке. Она должна все продать, эти сто баксов переслать им в Москву, а прибыль оставить себе. Все остались довольными.

В обед отчим отвез Наташку к Андрею в больницу, а маму вернул, и она завалилась спать, сказав, что состояние Андрея стабильно тяжелое.

В школе я собирался отпроситься на неделю, сдав заранее материал, который мы будем проходить. Проштудировав математику на три темы вперед, а затем — физику и химию, я открыл литературу и вместо того, чтобы читать, задумался о Вере. Мотнул головой и прогнал мечты, которые подбивали меня на подвиги, но не имели ничего общего с реальностью. Даже думать о ней не стоит, потому что фантазии тоже формируют привязанность, а она мне сейчас ни к чему.

До встречи с Анной оставалось полтора часа. Чтобы не терять время, я нашел парочку газет с объявлениями на последней странице: продам квартиру, квартиру, комнату, дачу… «Мужчина, 31 год, без в/п познакомится с женщиной без ж/п., до 45 лет». «Роскошная стройная блондинка, 21 год, познакомится с состоятельным мужчиной для встреч на его территории».

Я провел пальцем вверх по колонке. Вот машины! Легковые, легковые, «КАМАЗ»-самосвал — 3500 долларов, состояние хорошее. «КАМАЗ» тентованный 1982 г. Выпуска — 5000, и еще один 1971 г, — 3800. Столько стоит иномарка. Первая машина относительно новая и, надо полагать, не ушатанная, второй двадцать три года, и в нее как минимум тысячу долларов надо вложить. Звонить по телефонам я не стал. Достаточно того, что я узнал цену грузовика.

Но если машину Василий потеряет, нам необязательно покупать «КАМАЗ», можно будет договориться об аренде с Завирюхиным, Акопяном или еще кем-то, они с радостью пойдут навстречу. Наверняка где-то ржавеет грузовичок, который не на что ремонтировать, да и незачем. Его же потом за малые деньги можно приобрести как списанный и довести до ума в мастерской Канальи. Интересно, узнавал ли он насчет аренды участков под бизнес?

Наверное, еще нет, иначе перезвонил бы.

Неторопливо собравшись, я выкатил мопед с балкона и поехал на встречу с Анной.

Несмотря на то, что прибыл на десять минут раньше, Лялина уже ждала меня на ступенях перед входом в театр. На ней был свободный серый плащ и берет, сапожки на низком ходу.

Увидев мой мопед, она развернулась навстречу. Замерла и не двигалась, пока я не слез со своего железного коня.

— Добрый день, — проговорил я. — Спасибо, что согласились помочь.

— Его зовут Алексей Пацюк. Ничего хорошего сказать о нем не могу, — Анна посмотрела в упор. — Плохое… Ненадежный, нечистый на руку человек. Хитрый и изворотливый.

— Связи? — уточнил я.

— Скорее он нажил себе врагов во всевозможных ведомствах, по карьерной лестнице движется благодаря способности плести интриги и материально угождать начальству. Извини, но это все, подробностей не будет.

— Спасибо, — кивнул я. — На другой ответ я и не рассчитывал.

— Держись от него подальше, и вот держи, это юрист. — Анна вложила мне в руку листок, вырванный из блокнота, глянула украдкой в сторону своего РОВД, и сказала перед тем, как уйти: — Спасибо тебе за Шевкета Эдемовича. Я очень ценю твое хорошее отношение, оно… противоречит законам людской природы. Все, мне пора.

Провожая взглядом ее прямую спину, я повертел в руках бумажку с телефоном юриста. Ежу понятно, что судебная тяжба с Пацюком ничего не даст. Ну, может, нервы ему потреплет, однако нам потреплет не только нервы, но и кошелек.