Вперед в прошлое 10

Глава 2 Включить свет

— У всех у вас есть номерки, — наконец продолжил Дед Мороз. — Это для беспроигрышной лотереи.

Кто-то из «вэшек» радостно воскликнул и зааплодировал. Снегурочка, которую играла географичка Карина, продолжила:

— Это подарок нашему Деду Морозу от Санта Клауса. Чувство юмора у него отменное, так что — не обижаться! Призы разные, ценные, нужные и веселые. Дед Мороз достает из мешка предмет, а я — вот отсюда, — она потрясла коробку, — номерок. Например, так.

Кариночка скосила глаза на Деда Мороза и кивнула, он достал капроновые колготки, по рядам девчонок прокатился вздох вожделения. Карина вытащила из коробки скрученную бумажку, развернула ее и объявила: — Обладателем становится номер… номер…

Девчонки вытянули шеи, аж на цыпочки встали.

— Номер девятнадцать!

Стоящая рядом со мной Натка Попова глянула на номерок, широко распахнула глаза, просияла и воскликнула:

— Я! Это я! — И вприпрыжку побежала забирать подарок.

Вернулась счастливая, будто миллион выиграла, похвасталась Белинской и спрятала приз в сумочку. Сюда шла одна Натка, а уйдет другая. Не уйдет — улетит. Самому стало радостно и светло.

— Следующий приз! — Мороз воздел двумя руками над головой кружевные женские трусики.

Все рассмеялись. Мне на миг стало неудобно — а вдруг учительнице достанутся или Анечке Ниженко, которая от стыда умрет? Но дело сделано, надо было раньше думать.

— Звягин, это тебе! — крикнул Мановар, спровоцировав второй взрыв хохота.

— Номер… двадцать восемь! — звонко произнесла Снегурочка.

— Ден! — взревел Кабанов. — А-аха-ха! Тебе пойдет!

Но Памфилов не растерялся, направляясь за стремным призом, зааплодировал и сказал:

— Давайте же поддержим этого бесстрашного человека!

Все принялись хлопать. Дальше пошли жвачки, шоколадки, носки, связка бананов — она досталась физруку. Карине — тетрадь. Еленочке — жвачка. Носки — Желтковой. Мужские семейки — полному Руслану из 9 «В», активированный уголь как намек на объедаловку на праздники — Пляму. Копченая колбаса — Белинской, которая тоже была из очень бедной семьи.

Призов было больше сорока трех, потому номерки раздали белочкам, оператору и гномику. Калькулятор достался девочке-белочке, Ане, которая аж затанцевала от счастья. Шампунь — Илье, мыло — Ольге Юрьевне, туалетная бумага — Заславскому, который очень обиделся на судьбу, и они с Плямом ушли, судя по позам — навсегда.

В итоге все остались в большей или меньшей степени довольными, и физрук объявил:

— Торжественная часть закончилась, теперь — дискотека!

Младшие разошлись по домам, ко мне вернулся фотоаппарат, и пошла жара. Погас свет, оставались только разноцветные отблески от гирлянды, ребята встали у стен, глядя, как скачут девочки-«вэшки» под Dr. Albon. Наши девчонки сняли маски и образовали свой кружок: Гаечка, Лихолетова, Попова, Белинская, Зая, Фадеева, даже скромная Ниженко что-то изображала, а в центре круга паясничал Памфилов, отплясывая гопак.

Остальные скакали и хаотично дергали руками. Несколько песен — и медленный танец, «Still loving you» «Скорпов». Памфилов рванул к Карине и пригласил ее. Я протянул руку Еленочке, и она не стала отказываться. «Мой первый танец с женщиной», — промелькнуло в голове, бросило в жар, движения стали угловатыми, неловкими. И еще промелькнула мысль, что мне хотелось бы, чтобы на месте классной руководительницы была другая женщина. Вера. Но ее не было на этом празднике.

Минаев полпесни протоптался и решился-таки пригласить Гаечку, загрустившую у стены. Лихолетова схватила Кабанова и закружила — у него не было шансов вырваться. Анечка Ниженко, обмирая от ужаса, танцевала с Мановаром, а Заславский пригласил Фадееву, Плям — Натку Попову.

Заячковская и Любка остались грустить у стены, обиженные на весь мир. Физрук закружил Ольгу Юрьевну. Звягин двинулся вдоль свободных девчонок, но все ему отказывали. Наконец он подошел к Любке, и она протянула ему руку. Рыцарь и прекрасная дама, два несчастья.

Извинившись перед Еленочкой, я достал «Полароид» и сфотографировал их так, чтобы в фокус попали и другие пары, положил ее на дно рюкзака к остальным, сделал другую, подождал, пока она проявится, и понял, что слишком мало света, и пленку переводить не стоит.

Когда начался белый танец, я непредусмотрительно отошел к стене, и все наши девчонки не сговариваясь направились ко мне. Захотелось под землю провалиться. Память взрослого подсунула картинку, как парень убегает из ЗАГСа, а за ним несется толпа разновозрастных невест.

И ведь выбери одну — остальные насмерть обидятся и чего доброго затравят мою «избранницу», а отступать поздно, кольцо все уже, уже. Еленочка с Кариной, улыбаясь, наблюдали за мной — то ли ставки делали, то ли им просто любопытно было, как я выкручусь.

А я выкручусь! Есть же «Полароид», я же фотограф!

Но меня спасла Илона Анатольевна, прорвалась сквозь кольцо девчонок и протянула руку, в уголках ее глаз собралась сеточка морщин. Я с благодарностью принял приглашение и только спустя несколько шагов понял, что песня — «Дым сигарет с ментолом».

— Спасибо, — проговорила учительница и сразу же пояснила: — За розыгрыш. Мои в восторге. Ваш подарок в новогоднюю ночь открою, как ты просил.

— Это подарок от Санта Клауса, — улыбнулся я, напряг память взрослого, чтобы вспомнить движения, и закружил ее в танце.

Потом были пятнадцать минут адских скачек — классические пляски девяностых. Несколько лет, и музыка изменится, танцы тоже, и вот эта первобытная безудержность не вернется. Исчезнут дискотеки, где «стоят девчонки, стоят в сторонке». Я физически ощутил, будто из континуума вытекает время, осознал, как хрупко все то, что кажется обыденным, и скука сменилась радостью созерцания.

Перед следующими медленными композициями я удалился в туалет, откуда выбежали Плям, Заславский и Карась, гордый обладатель пары носков. В нос ударило табачным дымом. В унитазе плавали окурки. В мусорке валялась выпитая бутылка водки. Был бы директор в школе, разогнал бы всех по домам.

Я выскочил в коридор и крикнул:

— А ну стоять, черти!

— Сам ты черт! — быканул Заславский, останавливаясь, покраснел, его глаза налились кровью.

Плям подошел ко мне и проговорил заплетающимся языком:

— Да че ты в сам… Ик!.. деле!

Из глубин памяти взрослого кое-что всплыло. На этот праздник в той реальности я не ходил, и правильно сделал, как выяснилось. Пока приличные одноклассники сидели в кабинете, компания Пляма, в том числе Барик и Чума, наклюкалась и заблевала туалет. Семеняк, Попова и Фадеева то же самое сделали с женским туалетом. Вечером пришел директор, учуял сигаретный дым, увидел безобразие, устроил скандал и запретил проводить выпускные в девятых классах. Может, в этот раз все будет не так фатально, но все равно портить праздник не хотелось.

— Скоро придет дрэк, — сказал я и указал на туалет. — Уберите за собой…

— Слышь фраер, — все быковал Заславский, — ты кто такой ваще? Че ты нам указываешь? Ты ваще за чертей ответишь! — Он сплюнул на пол, Плям, который знал, что можно от меня и огрести, взял его за руку, но Игорек вывернулся.

— Черт ты и есть. Тебя бы уже отпетушили, будь ты за зоне, — сказал я на понятном ему языке. — Ты нагадил — ты убери. Или я уберу тобой.

Плям признал свою неправоту и пошел в туалет прятать бутылку от дрэка и смывать окурки, Карась поплелся за ним. У Заславского упала планка, он попер на меня, но получил два прямых в корпус и сложился. Стычка произошла в коридоре, куда вдруг вырулил весь наш класс под предводительством Елены Ивановны.

— Что тут происходит⁈ — воскликнула она.

— Игорь споткнулся, — сказал я, похлопал его по спине. — Ты как, нормально?

Он кивнул и поднялся, пошатываясь. Надо отдать должное таким бычкам, стоит им продемонстрировать физическое превосходство, и они сразу признают власть сильного над собой. Еленочка рассвирепела, свела брови у переносицы и устремилась к нему.

— А ну дыхни!

Игорь отвернулся, тогда она схватила его за грудки и припечатала к стене.

— Нажрался? Накурился? — За шкирку, как провинившегося щенка, она потащила его к выходу. — А ну пошел домой! Сейчас директор приедет, увидит тебя таким — всем нам конец.

Игореха вылетел из школы и поплелся прочь, как побитый пес, поглядыая по сторонам и сплевывая. Плям и Карась, слыша ее крики, затаились в туалете. На их месте я тоже шел бы домой. Еленочка раскинула руки и принялась негодовать:

— Зачем так делать? Они же и меня подводят, и вас, да и себя в первую очередь!

Я отвел в сторону Гаечку и Лихолетову и сказал:

— Следите за Фадеевой и Поповой, чтобы не напились и не наблевали в женском туалете.

Гаечка сделала страдальческое лицо. Лихолетова покосилась на Юльку и с готовностью кивнула.

Не заметив потери бойца, класс отправился поедать купленный мною торт, запивать его «Фантой» и «Колой».

— Круто было, — вынесла вердикт Попова. — Думала, опять детский сад устроят, а нет, весело!

— Кто писал сценарий? — спросил я. — Он… необычный. Современный.

— Вера Ивановна, — поделилась она и с гордостью похвасталась: — Мы с Натальей Станиславовной ей подсказывали. Сначала по сценарию бандит превратился в обезьяну, но я предложила собаку — все-таки символ года. Такой сценарий только для старшеклассников, с восьмого класса. У малышей Яга и Кощей.

Еленочка открыла кабинет, где столы были сдвинуты, а в разномастных тарелках лежали конфеты, мандарины, порезанные бананы и во главе стола стоял торт, окруженный заморскими напитками. Илья метнулся к своему магнитофону, перебрал кассеты и включил рок-баллады.

— Шоу маст го он! — пропел Памфилов и протянул руки к торту.

Девчонки обступили меня. Заячковская хитро прищурилась и сказала:

— Покажи фотографии. Я видела, ты нас снимал!

Подтянулись парни, забыв о торте, и Еленочка подошла бочком. Если вот так сразу возьму и выложу фотографии, девчонки сто процентов поднимут вой: «Я тут толстая! Давай эту порвем», «А я тут косая! Или отдайте снимок мне, или я уйду» — потому я поставил условие:

— Давайте так: я все покажу, но если вы себе не понравитесь — никаких претензий, а то знаю я вас.

— Согласны, — кивнула Попова.

— Все согласны? — прищурился я, поставил рюкзак на стул.

Девочки закивали.

— Ну и славно. Давайте сперва сделаем общую фотографию? Сначала те, кто в костюмах и масках, потом — все вместе.

Мой бойцовский клуб построился, как по команде. Каждый принял позу, соответствующую образу. Щелк! И все бросились смотреть, как прямо на глазах будет вершиться магия — проявляться снимок. Подождав, пока он подсохнет, я отдал его Гаечке, она передала дальше. Минуты две все его рассматривали, потом вернули мне.

— Теперь все вместе, — скомандовал я.

Как повелось, парни уже выстроились вторым рядом, поставив в середину Елену Ивановну, и ждали, пока девушки копошились в сумочках, смотрелись в зеркала, поправляя прически и обновляя макияж. Наконец все построились, приняли позы.

Щелк — и все рванули ко мне. Точнее, к снимку, где на темном фоне проступали силуэты и лица, наливались красками. Сколько было восторга! Даже красные глаза никого не смутили.

— Давайте еще одну фотку, — предложил я, и все с радостью заняли места.

Одна фотография останется у меня, а эту я отдам учительнице. На вечера встреч выпускников я не ходил… Тот Павел не ходил, я — буду обязательно. Пройдет лет двадцать, и помимо черно-белых групповых фотографий останутся еще и эти, и будут они на вес золота.

Я отошел подальше, к окну, чтобы все влезли, прицелился, и вдруг Еленочка взмахнула руками.

— Стой!

Она направилась ко мне, говоря:

— Так нечестно, тебя-то с нами нет. Покажи, как и куда нажимать, и становись на мое место.

Только она прицелилась, скрипнула дверь, и в класс вошли Плям и Карась, остановились у входа. Пьяными они не выглядели. Наверное, Заславский выпил большую часть, а эта парочка чуть захмелела и уже пришла в норму.

Учительница опустила фотоаппарат.

— А вы откуда?

— Заславского провожали, — отвертелся Плям, — а то еще упадет.

Решительным шагом Еленочка подошла к ним, обнюхала и вынесла вердикт:

— Опять накурились.

— Это все Игорь, — пролопотал Карась. — Мы просто рядом стояли.

Плям сложил руки лодочкой на груди и взмолился:

— Простите нас! Можно к вам?

— Рядом они стояли, — проворчала Еленочка. — Сделаю вид, что поверила. Живо в строй!

Переглянувшись, нарушители улыбнулись и присоединились к классу.

Еленочка прицелилась. Щелк! И опять все бросились удовлетворять любопытство, смотреть, что получилось. Полароид произвел больший фурор, чем неожиданно роскошный стол. Карась смотрел на сладости и невольно сглатывал слюну, не верил, что и его позвали, и ему можно!

— Теперь показывай другие фотки! — скомандовала Зая.

— То-орт! — протянул Ден, потирая руки и танцуя вокруг стола.

Я вытащил фотографии, которые сам не все видел, из рюкзака. Посмотрел — передал дальше, посмотрел — отдал другому. Самым удачным, как это ни странно, получился чуть смазанный снимок, где Любка танцует со Звягиным. Не белое — разноцветное от света гирлянды платье в пол, блестящие локоны прекрасной дамы, рыцарь в доспехах — и не скажешь, что это крашеный картон. Оба беззаботные и счастливые, расплывчатость скрыла все изъяны и сделала фотографию сказочной.

Одноклассников на ней не было, уверенный, что она никого не заинтересует, я шагнул к Любке, которая пыталась хоть на каком-то снимке найти себя, и протянул ей фотографию:

— С новым годом, Люба.

Желткова не сразу взяла подарок — думала, что я над ней издеваюсь, как это делали остальные. А когда рассмотрела фотографию, расцвела, улыбнулась от уха до уха и вместо того, чтобы спрятать подарок, побежала хвастаться.

— Рая! Саша, глянь, что мне Пашка подарил!

— Увековечил твой тупизм? — прошипела Гаечка, зыркнула на меня недобро и отвернулась.

Приревновала? Не хватало, чтобы еще и подруга в меня втрескалась, а потом убивалась, как Подберезная.

Любка не обиделась на нее, а переключилась на Анечку Ниженко, которая из вежливости посмотрела и похвалила фотографию.

В этот момент в кабинет ворвался злой, как черт, директор, в его взгляде было столько ярости, что мы замерли, кто где стоял. Плям и Карась сделали жалобный вид.

— Девятый «Б», — резюмировал он. — Елена Ивановна, тут все?

— Все, мы фотографировались, — сказала учительница.

— Давайте с нами, — предложил я и толкнул Илью в бок.

— Геннадий Константинович, пожалуйста! — улыбнулся друг.

— Что-то случилось? — спросила Елена Ивановна.

— Случилось! Кто-то пригласил Егора Алтанбаева и взрослых парней, они принесли водку и на… набедокурили в мужском туалете.

— Это не мы! — прокричал Плям испуганно.

— Надо разобраться, — сказал директор спокойнее. — Значит, кто-то из «В» класса.

— Или старшие, — подсказал Илья. — Они ведь тоже тут, а Егор — их одноклассник.

— Приходите к нам, — предложила Еленочка, но дрэк махнул рукой и удалился.

Подарок ему сейчас дарить не стоит.

Я поймал растерянный взгляд Пляма — он понял, что, если бы не я, полкана спустили бы на их компанию, хоть не они позвали Егора. Позвали-то не они, но выпить с авторитетным старшаком сочли бы за честь.

Мне вернули фотографии, и мы расселись за столом. Счетчик фотоаппарата показывал, что осталось еще четыре снимка, и я решил после застолья разыграть право на портретное фото. Пока пусть едят, развлечения — позже.

Елена Ивановна принесла из учительской одноразовые, но неоднократно мытые стаканчики, зашипели открытые бутылки, зашелестели конфетные фантики, застучали ложки по тарелкам. Все проголодались, и трапеза проходила в молчании.

Торта не стало минут за пять. Через десять исчезли конфеты. Потом — фрукты. Полчаса — и Карась подбирает крошки с блюда, где стоял торт, а Желткова пальцем соскребает с ножа помадку и крем. Тихонько поет Стинг, настроение лирическое, с налетом легкой грусти, как всегда бывает, когда заканчивается праздник.

Правда, новый год только начался, и это лишь репетиция, зато какая классная!

Оставшиеся полчаса мы играли в песни: кто больше всего вспомнит песен с нужным словом в тексте — снег, вода, радость, море — тот получит портретную фотографию.

На голоса заглянул директор, понял, что мы не бесчинствуем, а культурно отдыхаем, и исчез.

Выиграли Гаечка, Димоны, оказавшиеся теми еще меломанами, и Елена Ивановна, которая участвовала в конкурсе наравне со всеми, и выяснилось, что она хорошо поет и любит походы.

Пришла пора расходиться. Забрав вещи в раздевалке, мы выдвинулись все вместе, как компания старых друзей. Проводили далеко живущих на остановку, усадили на автобус и отправили по домам.

В мою сторону шла только Лихолетова, которая всю дорогу на меня странно косилась и только на холме возле дома культуры, где ей надо было поворачивать домой, не выдержала и прошептала:

— По-моему, Сашка тебя любит. Она так из-за Любки бесится! Хотя понятно же, что ты просто жалеешь Желткову, как облезлого бездомного щенка.

«А Оле снился соло-гитарист. И иногда — учитель пения», — вспомнилось вдруг.

Хотелось съязвить про серпентарий и женскую дружбу, но я не стал. Сказал только:

— Стыдно, Раиса Геннадиевна, про подругу судачить.

Лихолетова не поняла, в чем ее вина, и возмутилась:

— Я не судачу. Я хочу помочь, потому что, возможно, ты не видишь этого. — Она постучала себя по лбу. — Вы, парни, такие дуболомы!

Святая простота. Зря ее в подлости заподозрил.

— Спасибо, Рая. Слепой прозрел, — улыбнулся я, и мы разошлись.

Все-таки правильно я сделал, что пошел на праздник. Отдохнул душой, а вот тело утомилось и еле плетется. Теперь выдыхай, бобер, до третьего января, когда все завертится с новой силой…

Хотя какой там «выдыхай!» К нам завтра из Москвы на своей машине выдвигается дед с товаром почти на штуку баксов. Пока не доедет, буду переживать, ведь на трассах кишат желающие поживиться. Я ему раза три раз говорил, чтобы бросал все, если начнут грабить — он нам живым нужен. Но вряд ли боец так сделает.

Что дед точно сделает — выполнит обещание звонить хотя бы два раза в день.

А после третьего января — буду развивать сеть автомастерских, наконец помогу Лидии усыновить детей, попробую, что за зверь бартер, и начну строить дом.

Только бы с дедом все было в порядке!