Вперед в прошлое 10

Глава 13 С миру по нитке

От Акопяна Василий выходил удивленным. Нет, не просто удивленным — ошарашенным тем, с какой легкостью директор согласился обменять песок на солярку. Он в нас вцепился, как коршун в ягненка, пытался выпытать, сколько у нас есть. Еле выкрутились, сказали, что сразу много нет, надо подождать, и цена будет ниже рыночной по понятным причинам. Поставщик — человек в деле новенький, рисковать боится. Акопян понял, что солярка будет слитой, то есть ворованной, и обрадовался еще больше — я не понял почему.

Спросил об этом у отчима уже в машине.

Потирая руки, Василий ответил:

— На бензоколонках бодяжат безбожно, нормальную солярку не найти. А воры пекутся о качестве. Наши брали соляру у водителей автобусов, но та тоже с заправок, поганая, зато дешевая. У вояк лучше. Ты ж собрался у тепловозистов брать?

— Надеюсь. Связи есть — Ирина и Толик. Кстати, можешь с Толиком поговорить, а то тетя Ира завистливая, может отказать.

— Да, поговорю. Телефонами мы обменялись. А сейчас куда?

— Давайте — по колхозам, пока впечатления не остыли. Так что там с баксами? — напомнил я, чтобы отчима раззадорить, а заодно проверить, как он держит слово.

Он надулся, усы встопорщились, кожа на лбу пошла гармошкой, отчего волосы на голове задвигались.

— Отдам дома, — после минутной паузы буркнул он.

— Какие колхозы есть поблизости? — продолжил я. — Нам интересны семечки подсолнечника, которые можно переработать на масло. Зернохранилища. Покупаем зерно, везем на мельницу, получается мука и отруби. Муку — продавать, отруби — в колхозы, но лучше отсыпать бабушке, у нее свиньи, остальное оставить на мельнице как оплату за услуги. Что такое поблизости есть? И холодильник с фруктами — где?

— Холодильник и это все — севернее. Пшеницу растят тоже севернее, я точно не знаю где.

— Сколько ехать? — спросил я.

— Часа полтора, — ответил он. — Только заправиться надо здесь. В селах бензин совсем плохой.

Я достал из рюкзака ежедневник, подаренный дрэком, куда перенес все расчеты и контакты, меня интересовал телефон бригадира, у которого затаривалась бабушка, но напротив него была пометка «домашний», значит, сейчас ему звонить бесполезно. Ну и ладно, все равно вопросы решаются с директорами.

Сегодня покатаемся по ближайшим колхозам-совхозам, завтра сделаем вылазку севернее, будем искать пшеницу, мельницы, предприятия, где делают масло из семечек. Как хоть оно правильно называется, это предприятие? Оно при колхозе или отдельно? Я спросил это у отчима, он мотнул головой и сказал другое:

— Как-то один мужик рассказывал, заехал он в отдаленную станицу, и у него стал кончаться бензин. Давай он заправку искать. Ему чуть помогли водители, отлили бензина, рассказали, где заправка, он туда поехал, заправился. Что в бак не долили, то ладно. Машина стала дергаться — поганый бензин. А потом встала. Прямо посреди степи. Представь: август, пекло, +40 и никого, кто бы на буксир взял. Все немногие мимо проезжают. Он психанул, завел машину — та поехала. Два километра проехала и встала. И так километров десять. Люди останавливались, пытались разобраться — без толку.

— И что сломалось? — спросил я.

— Бензонасос — от плохого топлива. И это не самое страшное. Мог и мотор крякнуть. Потому армян тот в нас так вцепился. Чистая неразбавленная соляра ниже рынка — это ж мечта! — Он посмотрел на меня, выпучив глаза. — Машины ломаются, их ремонтировать надо, а так будут ездить без проблем. Только где столько соляры взять? У тепловозистов столько нету.

— Кстати, вон заправка. — Я кивнул вперед. — Почем, интересно, дизель?

Мы подъехали к колонке.

— Шестьдесят восемь рублей, — сказал отчим то, что я и так увидел, АИ-95 был 79 рублей.

Теперь хоть понятно, от чего плясать. По идее, машинисты должны сбывать соляру немного дешевле. Если рублей на десять, этого маловато, заморачиваться не стоит. Разница с заправками должна быть хотя бы двадцать! Иначе весь смысл теряется.

По закону сохранения всего, деньги не берутся из ничего, нам по-любому придется вложиться поначалу, а уж дальше запустить процесс и гонять грузовик туда-сюда. Хотя те, кто нас интересует, располагают собственным автопарком. Грузовик отчима понадобится, только когда за едой поедем.

Одно мне не понятно, что мешает руководству предприятий самим этим заниматься? Видимо, пока просто не сообразили.

Колонка заработала — запахло бензином. Василий с пистолетом, погруженным в бензобак, стоял ко мне спиной. Закончив, вернулся за руль и проворчал:

— Недоливают, шоб их приподняло да гэпнуло. Все недоливают! — ворчал он, заводя мотор. — Где-то больше, где-то меньше. И разводят — все. Наши-то машинки работают, а иномарки убиваются.

— Зато не надо больше думать о заправке, — сказал я.

Подумалось о том, что пока бензин у нас дармовой. А вот в 2025 году его стоимость приблизится к доллару. Точнее, будет 80 центов, по нынешнему курсу 960 рублей, в сто раз дороже.

Отчим меня будто не слышал, говорил о своем:

— Ни за шо не хотел бы иномарку. Как ее чинить? Где детали брать? Мою ласточку я и сам могу. А та поломалась — двести баксов отдавай. Они ж ведь не для наших дорог!

Подумалось, что для человека, готового выложить за пригнанный «опель» от трех до пяти тысяч долларов, это мелочи.

— Ну что, с богом! — Василий перекрестился на иконку Николая Чудотворца, откинул козырек, где у него скрывался целый пантеон святых, еще раз перекрестился. — Николай тут и был, когда я машину покупал. Чудом уцелел, от смерти спас водителя.

— Давно это было? — поддержал беседу я, глядя на низвергнутые ураганом тополя, валяющиеся в канавах, которые так и не убрали.

— Три года как, — охотно поделился он. — У меня был оранжевый «Запорожец», и вдруг сосед в аварию на «Волге» попал, ноги переломал, хребет сломал, машину разбил, — он погладил руль. — И предложил мне купить ее за полторы тысячи рублей. Ну как отказаться? Я со сберкнижки снял две тысячи и начал ее потихоньку восстанавливать. Сам. Этими руками! — Он отпустил руль, растопырил пальцы, снова схватился за него. — Крылья все не решусь покрасить, по разборкам собрал, геометрию кузова вытягивал. Но самое хорошее не это! Деньги-то на книжках пропали! Я тогда из-за денег с женой развелся, не простила она мне этого. Так бы сгорели — и все.

Интересно, переместись я не в 1993, а в 1990 год, удалось бы мне убедит людей снять деньги с книжек? Да и сейчас есть в чем их убеждать: не покупать акции «МММ», а если они на руках — избавляться от них. Но только кто меня послушает?

Как донести до людей правду? Листовки расклеивать? В газете никто такое не напечатает, даже если подкупить рядового сотрудника, потому что вся информация согласовывается с главредом, а главред и деньги связываться не будет, потому что потом его снесут за клевету. Если же выпустить серию статей, где информацию подавать завуалированно, ее поймут только умные, которые и так в курсе, чем все закончится.

Но все равно, даже если сто человек удастся уберечь от ошибки, это будет огромный плюс к моей нелегкой миссии. Нужно хорошенько подумать, как это провернуть. Я скосил глаза на отчима. Вот он, типичный представитель трудового класса, можно узнать у него.

— Василий Алексеевич, — нарушил молчание я.

— Ну? — буркнул он, глядя на дорогу, где яма была на яме.

— Если я вам скажу, что скоро лопнет «МММ» и акции сгорят, вы мне поверите?

— Нет, — бросил он.

— Почему?

— Ты не можешь этого знать.

Я зашел с другой стороны:

— А если в газете прочитаете?

Отчим задумался, помолчал немного и тоже мотнул головой.

— И им вряд ли.

— А кому железобетонно поверите?

Ответил Василий без раздумий:

— Провидице Даромире. Все, шо она мне говорила — сбылось. И шо разведусь скоро, и шо найду свою любовь, но будет сложно, и… — И снова этот взгляд, словно я — говорящая собака, — путь к деньгам укажет молодой человек, но надо напрячься, дабы… Это же ты, Пашка! Вот видишь, и в этом она права! Всё, совершенно всё сбылось! — Внезапно отчим погрустнел и выдал: — Будет и потеря, большая потеря. Кто-то меня подставит, я лишусь чего-то важного.

— А про «КАМАЗ» она знает? — уточнил я. — Которым фактически владеет только ваш Лёха?

— Знает. Но при чем тут это? Алексей надежный, я ему верю.

— Это и есть потеря, о которой говорила Даромира, — попытался хотя бы так предостеречь его я.

Василий Алексеевич задумался и надолго замолчал, а я представил выступление Даромиры, увешанной оберегами, с негнущимися от перстней пальцами, перед полным залом зрителей. «Продавайте акции, пока не поздно — истину говорю вам! Вижу, вижу обман. Обманут вас. Не получите вы денег. Избавляйтесь от акций срочно!» Глупость? Но такие вот легковерные, как Алексеевич, поверят и побегут продавать их. А потом прозреют, как и те, кто не сделал этого: а ведь не обманула ведьма!

— Наверное, так и есть, — подвел итог услышанного Василий. — Вернусь — серьезно с ним поговорю.

— Не вздумайте! — воскликнул я. — Сперва найдем юриста, который расскажет, как перестраховаться.

— Доверять людям надо, — пристыдил меня отчим.

Это да, но не гнилушкам, как тот мент.

— Не надо с ним говорить. Если он задумал плохое, то поймет. Что появилось опасность, и заберет машину. А так пока не хочет связываться с вами, бодаться. Вы же ремонтируете машину по очереди и, наверное, как что-то вскоре полетит, это ваши проблемы? Так что сперва юрист, потом будем думать, что делать дальше.

Отчим обиженно засопел и сосредоточился на дороге.

— Убью, — пробормотал он. — Если кинет — убью!

— И вас посадят лет на десять. Пока рано переживать, пусть идет как идет.

— Ладно, — буркнул он и сменил тему: — Знать бы еще, где какой колхоз и кто что выращивает.

Я начал перечислять:

— Арбузы, дыни, подсолнечник, зерновые, рис… Кстати, рис — неплохо.

— Сахарная свекла тоже хорошо. Сахар — белое золото. Как и мука, он нужен всем и всегда. Ну и фруктов тут много. А еще — винзаводы, но расплачиваться вином с рабочими нехорошо. Не оценят, переведут дорогой продукт.

— Ищем рис, семечки, элеватор.

— Это я помню! Это недалеко, километрах в тридцати.

Как же хорошо станет в будущем! Ввел запрос в поисковике: «зерновой элеватор» — получил адреса и контакты, а тут вслепую тыкаться приходится. Наверняка существует справочник, содержащий информацию о предприятиях. Где бы его раздобыть?

Увидев указатель с названием совхоза «Ленинский путь», мы переглянулись.

— Поехали на разведку, — предложил Василий.

А как волновался поначалу, аж почернел перед визитом к Завирюхину! Теперь же рвется в бой, землю роет, копытом бьет.

Двухэтажный админкорпус находился в центре села, между двумя пятиэтажками. Рядом стояли «запорожец» и «москвич». Не научились еще начальники зарабатывать, не поняли, что им дали карты в руки: можно всех нагнуть и стать хозяином завода, это пытается провернуть бывший начальник винзавода, можно попытаться сохранить предприятие, как это делает Завирюхин.

Мы сразу направились на второй этаж, где обнаружили директора: уставшего мужчину в коричневом брючном костюме, похожего на Шурика в преклонном возрасте.

Из недлинного разговора выяснилось, что у совхоза есть черешневый и абрикосовый сад, а также тут выращивают огурцы и помидоры в грунте и теплицах, кабачки, баклажаны и перец, у них свой консервный завод, выпускающий кабачковую икру, яблочный сок, абрикосы в собственном соку, томатную пасту, маринованные помидоры, огурцы, перец — все высочайшего качества, можно хоть сейчас попробовать.

— Это еще не все! У нас собственная пекарня! — распекался директор. — Только она деньги и приносит, хоть едой с людьми расплачиваюсь.

Мы попросили сформировать запрос, что ему нужно, он выкатил целый список: от муки и соли до дизтоплива. Про ЖБИ мы спрашивать не стали — и так все понятно.

Из предложенного им нам подойдет разве что томатная паста, кабачковая икра и хлеб. А вот абрикосы в собственном соку в литровых банках наверняка будут интересны деду, когда у него кончится товар. Он поехал по другой дороге. Надеюсь, найдет что-то подобное.

У него теперь есть машина, потому вес полученного товара не принципиален, а цена у абрикосов смешная — 150 рублей за банку. В нашем регионе, где их можно поехать и насобирать тонну под придорожными деревьями, эти банки бессмысленны, а в Москве они — экзотика. За тысячу улетят только так.

Потому я купил шесть паков по двадцать четыре банки, потратив чуть больше двадцати тысяч, а превратится это в сто сорок четыре тысячи!

Директор колхоза и минимальным деньгам был рад. Зато я увидел, как товар проводят через накладные и бухгалтерию, нам даже сопроводительные документы дали.

— Зачем тебе абрикосы? — спросил отчим, садясь за руль.

— Деду в Москву, они там не растут, — объяснил я.

— А-а-а!

В следующем колхозе, «Заря», нам повезло больше: там было зернохранилище. Директор, длинный и тонкий, как макаронина, Юрий Никитич Мутко, оказался словоохотливым и рассказал, что покупатель за товаром не приехал, теперь оно портится, а сдать зерно на хранение в элеватор денег нет, пробиться на рынок нельзя из-за бандитизма и поделенных сфер влияния, продавать за копейки он не будет из принципа.

Цена оказалась более чем приемлемой. Я попросил сформировать запрос, что нужно колхозу, пообещав забрать зерно. Зерно — то, что мне надо!

И этим нужно было дизтопливо. Василий сказал, что будет, а еще у нас есть хлеб, икра и железобетонные конструкции. Директор согласился на хлеб и икру.

Снова обмен контактами, экскурсия в зернохранилище, чтобы мы убедились, что зерно не прелое, без жучка.

В машине я сказал отчиму:

— У этих купим пшеницу, отвезем на мельницу, получится мука и отруби. Отруби дешевые и объемные, мы ими расплатимся за помол. Заберем муку, отдадим предыдущему директору, возьмем икру и хлеб, расплатимся с этими, а оставшуюся муку продадим, это будет наш доход.

— Как ты себе это представляешь? — спросил отчим, когда мы уже тронулись. — Встанем на рынке и будем продавать с машины?

Я качнул головой.

— Нет. Зачем привлекать внимание? Заедем в любое село, встанем возле магазина, где наверняка нет ни муки, ни сахара в промышленных объемах, и местные растащат все, как муравьи. Осталось найти мельницу.

Увидев магазин, Василий воскликнул:

— О! — И остановился. — Сейчас выясню, продавщицы все знают.

Он юркнул в магазин, а вернулся через пару минут с новостями:

— Мукомольный завод в сорока километрах отсюда, возле аэропорта. Погнали?

И мы погнали.

Переговоры с директором мельницы закончились почти в шесть вечера. Мы уезжали голодные, уставшие, но полные задора.

Все прошло много лучше, чем планировалось. Я думал, что хотя бы в одном месте мы получим от ворот поворот, но начальники встречали нас как спасителей и равных партнеров.

Рухнула многотонная махина под названием СССР, рассыпалась на множество обломков, да и эти обломки не были целыми, потому что разорвались торговые связи, разрушилось то, что работало. Теперь крутиться приходилось самим, и очень немногие руководители разглядели открывшиеся возможности. Большинство производств загибалось, и лишь немногие делали то же, что и мы.

Чтобы сообразить, что можно делать так же, как мы, понадобится полгода, и производства перейдут на бартер, а пока у нас есть шесть месяцев форы, я построю дом, хотя бы стены выгоню, а Василий обеспечит себя и новую семью.

Но больше всего радовало не это: мы появились в трудный для этих людей период, и наша помощь для них бесценна.

В начале восьмого мы заскочили к бабушке, чтобы определить в подвал консервацию, она отчиталась, что звонил дед, он уже въезжает в Ростовскую область, и все у него хорошо. Конечно же, накормила нас, и мы поехали домой.

Когда въезжали в город, я поднял неприятную тему:

— Вы вчера поссорились с Борей. Расскажите, как это случилось.

Потому что у таких историй всегда есть две версии, причем совершенно разные.

У Василия от негодования аж усы задвигались.

— Как-как… он поел и тарелку за собой не помыл. И чашку, и тарелку на толе бросил, и крошки оставил. А Оля взяла и давай мыть его посуду. У нее руки потрескались от воды и соды, я, когда могу, сам все мою. Ну, не сдержался, сделал замечание, попросил помыть за собой, на шо получил ответ: «Все равно воды нет». Как нет, когда Оля, вон, моет? Вон она журчит… Ну и слово за слово, а дальше ты слышал.

— Может, не было, когда он поел, а потом ее включили. Тогда ваше замечание кажется обидным.

— Да была вода. Он просто за дурака меня держит!

— Понимаете, отец рукоприкладствовал, запрещал ему рисовать, — не оставлял я попыток его убедить. — И он очень боится, что опять будет так. Вы — новый человек в нашей семье, Боря был всегда, ему сложно, и не исключено, что он вообще не сможет с вами примириться просто в силу возраста. Пожалуйста, не трогайте его. Просто не замечайте. Мама сама разберется. А если он творит что-то, на что нельзя закрыть глаза, говорите мне. Меня он послушается…

— Вот же говна какая, — проворчал отчим, наливаясь дурной кровью. — Буду я перед сопляком на цырлах ходить, когда он гадит под себя! Весь коридор грязью заляпал, а обувь так и бросил!

Так и думал, что упрямство не даст ему принять свою неправоту. Попытаюсь по-другому.

— Вы же любите маму? Боря — ее младший любимый сын. Когда вы ссоритесь, она вынуждена разрываться между вами и ним. Вашу сторону примет — потеряет доверие сына. Его защитит — потеряет вас. И то, и другое плохо. Именно поэтому жизнь для мужчин, которые пришли к женщинам со взрослыми детьми, становится невыносимой. Вспомните себя в его возрасте. Представьте, что в вашем доме появился чужой дядя, который вас гоняет. Вот когда построю деду дом, заберу его туда.

Похоже, проповедь подействовала, Василий буркнул:

— Хорошо.

— Вот и прекрасно. Надо вас помирить, не дело жить в ненависти, сидеть за одним столом и смотреть друг на друга волком.