Глава 20 Но есть нюанс!

На улице было черным-черно, словно сейчас не утро, а самая настоящая ночь — ну а что я хотел зимой в шесть утра? Проснулись мы с Василием вообще в пять. Зевая наперегонки, наскоро перекусили, освежились в душе, взяли приготовленные с вечера вещи и деньги, залезли в «КАМАЗ», куда я погрузил и мопед — на случай, если придется ехать к бабушке и крутиться по нашим с Канальей делам — и тронулись.

Я-нынешний на грузовиках ни разу не ездил. Ощущение было непривычным: когда еду на Карпе, я на дороге самый маленький, если такая махина, как этот «КАМАЗ», пронесется мимо, меня потоком воздуха треплет так, что приходится сбавлять скорость, а теперь мы смотрим сверху на редкие легковушки.

В салоне было чисто. На торпеде дергала головой собачка. Болтался на зеркале «чертик», сплетенный из трубочек капельниц. На нас были самые лучшие наши вещи, потому Василий все равно застелил сиденья покрывалом, дабы не испачкаться.

— Я вчера у Даромиры спрашивал, получится ли что-то, — поделился он со мной. — Так вот она сказала, что поначалу все будет отлично, если я послушаю друга, а потом меня может ждать большой обман, если я уже сейчас не позабочусь о своей безопасности.

Вот где он пропадал! К провидице ходил! А главное, как она складно заливает! Любую сову можно натянуть на глобус — забавное выражение из будущего. В том числе — ситуацию с совместным владением «КАМАЗом». Ключевое слово «может». Если поначалу что-то пошло не так — так ты же друга не послушал! А если обман с Пацюком отменяется, значит, позаботился о своей безопасности. Если все-таки влип — значит, не позаботился. Но плюс все же есть: можно попытаться всунуть в голову Василия мысль, что мент с большой вероятностью машину заберет, и я попытался:

— Ну, видите, все совпадает. Ненадежный у вас напарник, надо о себе позаботиться заранее.

— Это Алексей-то? — Василий повернул голову и пронзил меня взглядом. — Еще какой надежный! Он меня такому научил, у-у-у! И бочки, вон, дал, и рупор там, в кузове, лежит.

— Вы хоть не рассказали ему, чем собираетесь заниматься? — насторожился я.

— Нельзя раньше времени, ты ж сам говорил. Сказал, шо нашел, где купить муку и взять солярку для машины, буду перепродавать.

Аллилуйя!

— Ну и отлично.

На место мы приехали в условленное время. Возле вокзала свернули с главной на примыкающую дорогу, еще раз свернули, метров сто ехали вдоль спящих частных домов, пугая собак и кошек, пока наконец не остановились возле обычного советского дома, обнесенного забором из шифера, с каменным гаражом.

Звать никого не пришлось. На рев мотора из калитки вышел заспанный незнакомый товарищ в фуфайке и растянутых спортивных штанах, махнул рукой и исчез во дворе.

Мы с Василием, ожидавшие, что дело придется иметь с Ринатом, переглянулись и насторожились. Скрежетнули, открываясь, ворота гаража, и оттуда выехал бортовой «уазик» с тентом, он же «буханка-головастик».

— Куда лить? — деловито спросил мужик, почесывая бритый череп.

Бочки были в кузове. Василий вылез из машины, отдернул тент, кивнул в кузов. Продавец что-то спросил, отчим показал ему часть денег, вторая часть была у меня, и пошел за ним в гараж, откуда они вынесли ручной насос с длинными шлангами.

Ага, понятно, это посредник, который в доле и приезжает на «буханке» воровать солярку, все у них поставлено на поток

Я тоже вылез, чтобы видеть процесс и понимать, что, куда и как.

Один конец насоса продавец сунул в свою бочку, другой — в нашу. И там, и там отверстия были только сверху, и еще полчаса назад меня волновал вопрос, как мы вручную погрузим бочки по 200 литров, а ларчик просто открывается!

Но не тут-то было. Продавец начал качать вручную. Он качал, качал и качал. Минуту, две, пять. Десять минут на бочку! А их шесть. Вторую бочку перекачивал отчим — в новенькой кожанке и костюме, в начищенных до блеска туфлях. И снова десять минут на бочку.

— Дайте мне размяться, — предложил я, чтобы он не вспотел и не устал, и отчим с удовольствием уступил мне место.

Так мы и чередовались, но не уложились и в час, и закончили в пятнадцать минут восьмого. Два раза пересчитав деньги, отчим расплатился, они с продавцом распрощались, и мы поехали дальше.

— Ненавижу опаздывать, — проворчал Василий. — Это оказалось так долго, я весь вспотел!

— Нюанс номер один, — прокомментировал я. — Сколько их еще будет! Держим себя в руках, улыбаемся. Больше уверенности!

Возле уже знакомого двухэтажного админкорпуса, который, будто стражи, окружали высокие туи, стояла еще одна «буханка-головастик» с бочками в кузове и трактор-«петушок».

— С Богом! — Отчим перекрестился на иконы, которые и тут были в изобилии, и я ударил по его поднятой ладони.

Когда собрался идти за ним, он сказал:

— Побудь здесь. Все детали я знаю, подробности сделки помню, договоренности в силе. Я буду обсуждать бюрократические моменты… сомнительной законности, очень рискованные, на которые Мутко может не пойти при тебе. Я тебя позову, когда перейдем к деталям.

Уж не этому сомнительно-законному научил мент? Виталя рассказывал про самодельные печати, уж не они ли имеются в виду? Этот вопрос между мной и Василием поднимался, а я знал, что за подделку печати можно и сесть. Потому, вероятно, отчим не хочет меня впутывать и учить плохому, и Мутко тут совершенно ни при чем.

С одной стороны, обидно, что я не могу видеть, как запускается маховик процесса, с другой — спасибо отчиму за то, что он щадит мою типа детскую психику больше, чем это делали родители.

Только он распахнул дверцу и собрался слезать, как навстречу разболтанной походкой зашагал тонкий и длинный Мутко в сопровождении невысокого, небритого и сутулого, похожего на сидельца, мужичка в ватнике. Чуя неладное — некая нервозность виделась мне в движениях Мутко — я тоже вылез из салона «КАМАЗа».

Взрослые поздоровались, Василий показал солярку. Мелкий в ватнике — то ли механик, то ли водитель — залез в кузов, видимо, проверять товар. Оставшись удовлетворенным, он спрыгнул на землю, вытащил из водительской кабины своей «буханки» черный поливочный шланг и спросил у директора:

— Ну что, переливаем?

— Да, — с готовностью кивнул он.

— Сначала деньги, потом стулья! — воскликнул я, отчим посмотрел непонимающе, а вот Мутко понял, улыбнулся, обращаясь к низкорослому:

— Не спеши, Марат. Парень дело говорит. — Он повернулся к отчиму. — Идем подписывать документы?

Я вернулся в кабину, развалился на сиденье, собираясь заставить себя вздремнуть, но не тут-то было: появился встревоженный Василий, пригласил меня внутрь здания загребающим жестом.

Что у него опять? Усталость как рукой сняло, и я рванул к нему, вытащив ключ из замка зажигания и закрыв дверцы машины. На пороге он затараторил с мольбой в голосе:

— Там куча договоров. Я такого никогда не делал! Вряд ли, конечно, но вдруг ты в этом понимаешь… Вдруг облапошат?

Я оцепенел. Та-ак. Совершенно упустил из виду, что отчим не разбирается в бумажках, возможно, он и пишет с жуткими ошибками, а самое сложное, что он составлял — заявление на отпуск, и то по шаблону.

— Мы проходили это в школе, — почти не соврал я.

Мы это действительно проходили на дисциплине «Основы права», но не в девятом, а в десятом классе, не в этой реальности, а в другой. Нас учили грамотно составлять заявления, прошения и прочее. К тому же я-взрослый сталкивался с бюрократией и кое-что в этом понимал.

— Тогда пойдем.

В кабинете Мутко Василий принялся оправдываться:

— Сына, вот, привел. Пусть учится.

Конечно, а как еще, не признавать же, что он не разбирается в документации!

Документов было несколько: о продаже зерна фирме Смирнов И. И. — на печати так было написано — и о покупке 125 л. дизтоплива у Сабирова А. М. Причем сперва нам продали пшеницу, затем купили у Сабирова топливо. Все было липовым: и подписи, и печати, и названия фирм. Иначе подобные сделки оформить было очень сложно, практически невозможно, и предприятиям пришлось бы закрываться. Я прочел договоры медленно и вдумчиво, сопоставил цифры, озвученные вчера, с теми, что на бумаге, кивнул с умным видом.

— Да, на основах права нас так же учили, я все понял, па. Все верно.

Последнее я сказал специально для отчима — он вроде успокоился, взял себе копию договора, еще кипу каких-то бумажек.

— Это что? — кивнул я на них.

— То, шо у нас пшеница третьего сорта, она годится для муки, не поражена болезнями, без химикатов, у нее невысокая зольность и правильное количество клейковины.

— Вот как, — выдохнул я.

Наблюдающий за мной Мутко рассыпался в объяснениях, что без сопроводительных документов нас на мукомольный завод не пустят. Так он пел, так пел, что у меня закралось подозрение в обмане.

— Можно посмотреть документы? — проговорил я. — Так интересно!

Отчим уловил мое настроение и тоже насторожился, отдал мне справки. Если и там липовые печати, все у нас срывается, потому что пшеница плохого качества, хорошо, что солярку не перелили. Обидно! Цель казалась так близко!

Но печати оказались вроде правильные. Проверить их подлинность было необходимо. Потому я посмотрел на Мутко и жалобно проговорил:

— Юрий Никитич, не сочтите за наглость, мы недавно в школе проходили, как писать всякие заявления, а я в юридический хочу, мне это жутко интересно. Не могли бы вы показать какое-нибудь сложное заявление? За свой счет, например. Или в отпуск. Может, что интересненькое есть. Заявка на обслуживание оборудования или на ремонт.

Василий снова насторожился, Мутко в моих действиях подвоха не увидел, снял со стеллажа первую попавшуюся папку, выхватил первый попавшийся лист. Просмотрел его и отдал мне. Это была заявка на комплектующие для тракторов. Содержание меня не волновало, меня интересовало, совпадут ли печати, потому я положил один лист поверх другого.

Печати были идентичными.

Сделав вид, что изучаю написанное, я посидел-подумал и вернул заявление:

— Спасибо, Юрий Никитич! Идемте переливать солярку.

Низкорослый принес еще два шланга. Кузов «КАМАЗа» был выше кузова «буханки», и напрягаться не пришлось, солярка неспешно стекала самотеком. Ушло на все про все около сорока минут. Когда дело было сделано, следящий за процессом Мутко деланно удивился:

— А куда вам пшеницу сгружать? Тут самосвал нужен.

— У вас есть? — спросил отчим, директор колхоза виновато развел руками.

Ну молодец! Сразу нельзя было сказать? Главное получить свое, а потом не расти трава. Растерянность сменилась злостью. И что, нам теперь самосвал искать? Где? Не столько денег жалко, сколько времени.

Низкорослый заинтересованно на нас посмотрел, почесал голову и сказал:

— Так Толик же! У него немецкий грузовичок типа этого, — он хлопнул по борту «Буханки», — но самосвал! Три тонны возьмет только так! Только он мукой не возьмет, деньги есть⁈

— Спросите, сколько он хочет за то, чтобы отвезти пшеницу на мукомольный завод? — спросил я, мысленно молясь, чтобы получилось с этим грузовичком.

Мутко посторонился, чтобы ему не прилетело ненароком, и наблюдал за нами со стороны.

— Момент! — Низкорослый выставил руку перед собой и спросил у начальника: — Никитич, отпускаешь?

Тот кивнул, и мужичок оседлал старый «Иж» с коляской. Прежде, чем заводить мотор, он представился, сняв кепку — волосы у него были жиденькими, а череп — вытянутым, как у инопланетянина.

— Кстати, я — Жека!

Мы с Василием назвали свои имена, и мотоцикл с рёвом унесся прочь.

— Нюансы, — проворчал я

Так и подмывало рассказать анекдот про Василия Ивановича, Петьку и нюанс, но в моих устах анекдот звучал бы не очень.

— Идемте в зернохранилище. Точнее, в амбар. — Мутко жестом поманил нас за собой.

* * *

Вернулся Жека на зеленом пучеглазом грузовичке размером с «буханку», представил выкатившегося из салона водителя, круглого, низкого, с розовыми щеками, лежащими на плечах:

— Анатолий!

Мы с отчимом тоже представились, пожали его горячую потную ладошку.

— Сколько стоит час работы вашей машины? — спросил отчим.

Водитель окинул нас наметанным взглядом и изрек:

— Ладно, пусть будут две тысячи. К аэропорту минут сорок езды, а обратно я вам уже не нужен. — Он отвел взгляд, как если бы тяготился вранем, но я-то знал, что это чистая правда.

Пока стоявший рядом бульдозер, которым управлял Жека, на глазок насыпал пшеницу в ковшик грузовичка, Мутко нас успокаивал, что все хорошо. А потом бегал вокруг, помогал затянуть накрывающий пшеницу брезент и уверял, что в кузове тонны три с половиной, а это больше того, что мы обменяли на солярку.

Анатолий ему поддакивал, Василий мрачнел, а мне это раздолбайство нравилось все меньше и меньше. Только сейчас стало ясно, что пшеница просто лежала в ангаре, не в амбаре даже. Наверное, отсырела и поросла плесенью, мыши, вон, табунами вокруг здания бегают, аж трава колышется, и ястребки деревья засидели. Выданные нам сертификаты качества ничего не стоят.

Что будет, если пойдет дождь, и пшеница намокнет? Я запрокинул голову, глядя на свинцовые тучи. Успеем доехать посуху?

Но мы уже ввязались в бой, и с товаром, теперь уже нашим, надо было что-то делать.

Мы думали сгонять на мельницу, сгрузить пшеницу, забрать муку на этом же грузовике, чтобы не гонять «КАМАЗ» туда-сюда, но в салон самосвальчика помещалось лишь два человека. Потому водитель поехал один, а мы — следом на «КАМАЗе».

Следующий нюанс поджидал возле мукомольного завода в виде вереницы зерновозов.

— Эт шо, они в очередь встали? — выпучил глаза Василий.

Наш грузовичок пристроился позади последней фуры, мы припарковались на обочине, благо она была широкой, и подошли к Анатолию, который снова отвел взгляд. Тут-то до меня дошло, в чем обман: стоять нам тут до темноты, влетели мы тысяч на пятнадцать. И непонятно, что еще случится: начнется ливень, пшеница не пройдет проверку, нас обсмеют, потому что здесь многотонные тягачи, а тут мы на своем лягушонке.

Подойдя к грузовичку, Василий прорычал:

— Ты знал? — Его глаза налились кровью.

Вот только драки не хватало!

Ситуация неприятная, но не безвыходная. Другой на моем месте опустил бы руки, но у меня был план.

Загрузка...