Вор без имени

Глава 3 Новое место

На отмель меня вышвырнула волна.

Я закашлялся от попавшей в горло воды, оставившей неприятный вкус соли на потрескавшихся губах. Цепляясь онемевшими пальцами за мелкие камни, кое-как подтянул себя вперёд.

Потом ещё раз, и ещё, помогая ногами.

Грязь противно чавкала под локтями, пока я полз подальше от воды. Воняло тухлой рыбой и гниющими водорослями.

— Я живой… Живой, — вырвалось у меня, и я рухнул на песок, застонав от боли.

Холодная вода стекала по лицу, смешиваясь с кровью из рассеченной брови и уха. Каждое движение отзывалось болью в ребрах — кажется, одно или два всё-таки сломаны…

Как это вообще определить?

Несколько минут я просто лежал. Чувствовал, как ноги захлёстывают набегающие волны — и смотрел на огромную расколотую луну. Небо медленно светлело, на нём постепенно исчезали краски туманностей, а звёзды незаметно прятались.

— Я живой, — повтори я, — Живой…

От мысли, что мне удалось удрать из этого заброшенного форта, по лицу расползлась улыбка.

Как бы хреново мне сейчас не было — надо уметь радоваться мелочам…

Однако в голову тут же пришла мысль, что те неизвестные солдаты вполне могут осмотреть берег — чтобы убедиться, что я не выжил, сиганув едва ли не на скалы с такой-то высоты…

Я заставил себя сесть. Прищурившись, посмотрел на сереющее в заливе пятно каменного острова, с которого удрал, и покачал головой.

Он был далеко, очень далеко!

Сколько же я проплыл? Пару километров?

— Жесть…

Надо было найти… Что?

Людей? Убежище? Госпиталь?

Да и есть хотелось просто невыносимо.

Услышав эту мысль, желудок тут же утробно заурчал.

Я не имел ни малейшего представления, где оказался. Остатки одежды — обтягивающая нижняя сорочка с короткими рукавами, штаны из плотной синей ткани, и обрывки рубашки промокли насквозь и противно липли к телу. Я дрожал, и не мог понять — от холода это, или от пережитого страха?

Правый глаз заплыл, видел я через него плохо. Предплечья, локти и колени ободраны в кровь, нос… Кажется сломан, аж посвистывает… Рёбра болят, а голые ступни все порезаны…

— Проклятье… Лишь бы заразу не занести… — пробормотал я, осматривая ноги.

Обернувшись, я вгляделся вдаль. Похоже, меня вынесло на окраину какого-то портового района. На востоке, где небо начинало аллеть, отмель упиралась в широкую каменную пристань. Там виднелись огни фонарных столбов, слышались крики чаек и ругань людей, а на приколе стояло много кораблей… Парусных… И с гребными колёсами, кажется…

Я перевёл взгляд на город, который раскинулся вдоль порта. Судя по тому, что я видел — он был огромным, и…

Вспомнив, что ещё удалось увидеть перед прыжком, я задрал голову.

— Охренеть…

Над городом действительно висел ещё один… Город.

Не прямо над головой — гораздо выше, так, что не накрывал всю местность огромной тенью. На какой высоте он, интересно? Два километра, три? Четыре? Неужели это правда⁈ Летающий город⁈

Я не помнил ничего, и не знал, что есть норма, а что нет — но почему-то именно это зрелище меня сильно удивило.

И не просто удивило — поразило настолько, что я на некоторое время совсем забыл обо всём остальном. И лишь ущипнувший ногу краб вывел меня из молчаливого созерцания.

— Ай!

Мелкая сволочь засеменила прочь, а я зашагал к пристани.

Что мне теперь делать? Куда идти?..

— Надо сосредоточиться на проблемах… На текущих задачах, — бормотал я себе под нос, — Узнать, что это за место. Обработать раны. Не попасться этим… Солдафонам. Поесть. Поспать…

С трудом передвигая ногами, я добрёл до пирса и по каменной лестнице поднялся на него.

Я оказался на самой окраине порта — довольно пустынной. На восток тянулась длинная, насколько хватало взгляда, улица, затянутая лёгким туманом.

Со стороны воды она была усеяна пирсами, с другой — каменными и деревянными зданиями. Фонари на столбах качались на ветру, их свет дрожал, и был каким-то неестественным… Приглядевшись, я увидел, что за мутными стёклами мерцают какие-то кристаллы.

Я побрёл по улице.

Тусклые пятна света освещали грязные камни мостовой, покрытые трещинами, местами скользкие от водорослей. Между домов валялся мусор — обрывки верёвок, разбитые ящики, и даже кости какого-то большого животного… Кое-где виднелись следы крови, уже запекшейся, чёрной.

Похоже, этот порт — место не из безопасных… Уж не из него ли меня забрали те орки-морячки?

Народу здесь, несмотря на ранний час, хватало. Моряки, разодетые в короткие матерчатые штаны и простые рубахи, в сапогах (чему я сейчас сильно завидовал!) загружали и разгружали большие лодки, которые курсировали от берега к кораблям, и обратно. Часть людей таскала грузы к каким-то складам, часть закидывала их в телеги, запряжённые здоровенными ящерицами.

Это тоже показалось мне чем-то необычным. Я встал, как вкопанный, неподалёку от одного из причалов, уставившись на невозмутимую, метра три длиной и полтора высотой, ящерицу, запряжённую в здоровенную телегу.

И не сразу заметил, как ко мне направился один из рабочих, грузивших её.

— Пшёл атсяда, рвань! — рявкнул он, обнажив гнилые пеньки зубов и взмахнув массивным кулачищем, — Навочик ля! Пшёл, ска, пка не пршиб!

Его лицо выражало такую злость, что я на секунду опешил, а затем, поняв, что он сейчас меня ударит — рванул оттуда, как только мог!

Пробегая мимо какого-то здания — по виду, портовой таверны — услышал, громкие голоса, смех, пение, звон кружек. Изнутри пахнуло жареной рыбой, но я… Не решился зайти внутрь.

Я выглядел, как оборванец, у меня не было денег — а жалостью тут никого не проймёшь, это я уже прекрасно понял. И воспоминания об орках, которые хотели продать меня в рабство, были слишком свежи, чтобы я оставался наивным…

Это место опасно для такого как я.

Беззащитного…

Но делать что-то было нужно — голова кружилась, перед глазами всё расплывалось. Правый глаз почти не видел, он распух и горел огнём. Я провёл рукой по лицу, стирая пот и кровь, и почувствовал, как грязь липнет к коже. А ещё вдруг понял, что сил у меня почти не осталось…

Отдохнуть… Мне было нужно отдохнуть.

Но где?

Я наугад свернул на одну из улиц, не желая оставаться на потихоньку заполняющейся народом причальной улице. Пройдя по ней пару сотен метров, увидел у каких-то ворот здоровенную бадью с водой.

Заглянув в неё, увидел разбитое лицо обычного четырнадцатилетнего мальчишки — с тёмно-каштановыми волосами, широким подбородком и чуть оттопыренными ушами.

Озираясь, убедился, что вода относительно чистая — и наспех промыл раны на руках, теле и на лице. Ноги тоже сполоснул — но за воротами кто-то появился, и я тут же свалил подальше.

Главное, не заплутать и не нарваться на каких-нибудь типов, как те, которые отобрали у меня гитару…

При воспоминании о ней, я почувствовал ярость. Найду сволочей — вздрючу по полной!

Выдохнув сквозь сжатые зубы, я заприметил у одного из деревянных домов старую приставную лестницу, ведущую на крышу.

Хм… Крыша — это лучше, чем на земле, в грязи.

Рассохшиеся ступени заскрипели под моим весом, но выдержали — и я продолжил подниматься. Каждое движение отзывалось болью в боку, но я лез и лез…

Наверху оказалось пыльно, и почти пусто. Сквозь жестяную крышу местами просвечивало небо. Пол был выстлан грубыми досками, на другом конце крыши было кругом навалено старое, вонючее тряпьё вперемешку с вязанками какого-то хвороста, а в углу, за выступом стены, разделяющей чердак на две части, и стальной, чуть тёплой трубой, нашлась ниша, за которой валялись несколько деревянных ящиков и мешок, набитый соломой.

— Сойдёт в качестве подушки…

Здесь было достаточно тихо, приглушённый шум просыпающегося порта доносился снизу — но не настолько, чтобы помешать мне мгновенно уснуть…

Проснулся я в середине дня, в не самых приятных ощущениях.

Боль во всём теле, посаженные в колени и ладони занозы от грубых досок, заплывший глаз, и судорожно сжимающийся от голода живот — вот, что меня разбудило. Ещё и знобило — не иначе, как давал о себе знать заплыв в холодных водах залива.

— Проклятье, проклятье, проклятье! — выругался я сквозь зубы, и кое-как сел, привалившись к шершавой кирпичной трубе.

Со всех сторон снаружи доносились звуки — крики людей и чаек, скрипы снастей, шум повозок, ветра, какой-то грохот, визги…

Мне не хотелось делать ничего. Хотелось просто лечь и сдохнуть — так хреново я себя чувствовал…

Но разум, который оставался единственным, что удерживало меня от полного раздрая, намекал, что бездействием я ничего хорошего не дождусь. Максимум — загнусь от какой-нибудь загноившейся раны, или голода.

— Еда! — прохрипел я, — Надо найти еды… Всё остальное — потом.

Осторожно выглянув с чердака и не обнаружив в проулке никого, я спустился по лестнице. Рёбра нещадно ныли, правый глаз вообще ничего не видел — но я всё-таки переборол страх, и поковылял к ближайшей улице. Может, тут есть какой-нибудь колодец, чтобы напиться для начала…

На улице, на которую я вывернул из проулка, жизнь кипела вовсю. Тут сновали люди, гномы, эльфы и полуэльфы, гоблины, от которых я старался держаться подальше, но которые не выказывали ко мне никакой агрессии, по воздуху плавали какие-то крылатые создания ростом не больше метра, похожие на фей переростков, а ещё я был готов поклясться, что видел, как колдун в балахоне вёл за собой на привязи сразу трёх зомби!

Я знал, кто есть кто… Может, это значит, что память потеряна не полностью?

Улица была широкой, с кучей каких-то лавочек, вывесок на незнакомом мне языке, складов, в которые и из которых постоянно выезжали загруженные телеги, запряжённые уже знакомыми мне ящерицами-переростками и обычными лошадьми. У домов располагались и наспех сколоченные деревянные киоски, туда-сюда катались разного размера двухколёсные тележки с какой-то уличной едой, разными безделушками, украшениями, тарелками, кружками и кувшинами, ракушками, и даже ножами и саблями.

В толпе кто-то постоянно ругался, смеялся, громко спорил…

У меня от всего этого голова пошла кругом — хотя, может, дело было в голоде. Я даже не понимал, сколько времени прошло с того момента, когда я ел в последний раз…

Увидев добродушного толстяка в высоком цилиндре и замызганном фартуке, стоящего на углу здания за тележкой, на которой расположились какие-то крендели, я решил попытать счастья.

— Уважаемый, — прохрипел я, осторожно подходя ближе, — Простите за беспокойство… Я не ел уже три дня… Не могли бы вы…

Дубинка, которую толстяк сорвал с пояса, мелькнула в воздухе так стремительно, что я едва успел увернуться от удара по плечу, и отскочить назад.

— Можно было просто сказать «нет»! — прорычал я, пятясь от злобно ухмыляющегося торговца.

Следующие несколько попыток выпросить еды также ни к чему не привели. Ну, точнее, привели к похожим результатам.

Каждый лоточник норовил садануть меня побольнее, а иные и вовсе начинали кричать и призывать «честной люд отмудохать попрошайку!»

Я быстро понял бесперспективность такого способа добыть пропитание — и решил попробовать иначе. Отыскав какое-то заведение типа таверны, заглянул в него — но тут же едва не получил по шее от вышибалы.

— Пшёл вон, рвань! — сплюнул одноглазый здоровяк с иссечённым шрамами лицом, — Тут приличное место!

— Я работу ищу! — рискнул я, — За еду!

— Куда тебе! — расхохотался он, но всё же кивнул, — Иди с задней стороны спроси.

Я обошёл здание, едва не попавшись под пинок какому-то забулдыге в проулке, и отыскал заднюю дверь таверны, у которой на бочке сидел тощий мужик и жевал яблоко.

Он ожидаемо послал меня нахрен — как и пятеро других, работающих в таких же местах людей. Уж не знаю, кто это был — но в зал пообщаться с хозяином заведения меня не пустил ни один…

К последнему заведению мне это изрядно надоело. Поэтому, когда я получил очередной отказ, а важного донельзя слугу, всего-то года на три старше меня, кто-то окликнул изнутри и он исчез за дверью — я тут же заглянул внутрь.

И увидел на небольшом столике сразу за дверью еду! Кувшин с напитком, краюху хлеба и здоровенное яблоко!

От голода и боли у меня в голове билась только одна мысль — «Возьми-возьми-возьми!!!».

И я взял. Схватил хлеб и яблоко, и рванул обратно — чтобы врезаться в толстяка пекаря, незаметно подошедшего сзади.

Я отлетел от его надутого пуза, словно мячик, упал на задницу — но свою добычу не выпустил.

— ВОРЮГА! — заорал пекарь, засучивая рукава, — ДЕРЖИ ВОРА!

Я вскочил на ноги и рванул в противоположную от него сторону, вдоль проулка, слыша, как позади меня кто-то грязно ругается.

Не оборачиваясь, я выскочил на улицу, снёс с ног какого-то мальчишку, оттолкнул вальяжно вышагивающего почтенного гнома, выслушал в свой адрес пару непонятных оскорблений, увернулся от пинка морячка с серьгой в ухе, проскочил между выставленных вдоль улицы лавочек и оказался на самом настоящем базаре.

Людской поток подхватил меня — но я рано радовался, потому что сзади снова завопили:

— Вон он, в толпе, в синих штанах! ДЕРЖИ ВОРА!

Сразу же кто-то обернулся, указал на меня пальцем, заорал…

Я почувствовал, как по спине пробежали мурашки, а в желудке будто ледяная глыба образовалась — и снова побежал, расталкивая всех подряд локтями.

Толпа стала плотнее, то и дело кто-то пытался ухватить меня за волосы, руку или шиворот, и пару раз это даже получалось — но я так дико, так отчаянно хотел скрыться, что раз за разом выворачивался.

А долбаные преследователи всё никак не отставали!

Один поворот в торговый ряд, второй… Нырнув под какую-то лавку, я прополз под ней, под ногами нескольких возмущённых людей, вылез с другой стороны, вскочил и снова побежал, на этот раз куда свободнее.

Оглянулся, чтобы убедиться, что оторвался — и в тот же миг влетел в какого-то худощавого парнишку примерно моего возраста. Он налетел на прилавок, и из его рукава вылетел тяжёлый кошель.

— Щипач! Щипач в толпе! — заголосил усатый торговец, на чей прилавок упал кошель.

Усач выставил палец, указывая на нескладного парнишку, которого я сбил — и в тот же миг откуда-ни возьмись рядом с нами появилась стража с глефами в руках, подпоясанная красными кушаками, и в кожаных доспехах на голое тело.

Парень дунул от них так резво, что я только диву дался.

— Этот его сообщник! — завопил торговец, на этот раз указывая на меня, — Хватайте его!

Несправедливость обвинения захлестнула с головой — вот только ноги уже сами несли меня прочь от места преступления. Нечего было и думать оправдаться — в лучшем случае, меня просто изобьют, я это уже прекрасно понял…

Снова мелькание людей, снова торговые ряды, повороты, крики, запахи рыбы и благовоний, бьющие в нос…

Да закончится этот рынок когда-нибудь, или нет⁈ Как из него выбраться⁈

Каким-то чудом я несколько раз свернул в нужную сторону, и выскочил на узкую улицу, где было посвободнее.

Оборачиваться не стал — припустил по ней, надеясь затеряться за углом, и…

Чья-то мускулистая рука ухватила меня за волосы, когда я пробегал мимо узкого проулка, и затащила внутрь.

Меня с размаху припечатали к стене — да так, что клацнули зубы, а яблоко и краюха хлеба, в которые я вцепился, словно краб и не выпускал весь забег, упали на землю.

Меня окружили трое — тех самых сволочей, которые избили меня в самом начале!

К стене меня прижимал главарь — высокий, курносый, с уродливым шрамом на подбородке, с копной спутанных и грязных волос. Он злобно смотрел на меня прищуренным взглядом.

По бокам от него стояли двое других — один парень, с лицом, покрытым оспинами, и мутными, почти белыми глазами, и второй — коротышка в очках без стёкол, с веснушчатым лицом и рыжими лохмами. В темноте проулка был и третий — тот самый худощавый с острым лицом, на которого я налетел на рынке.

— Он! — выпалила эта щепка, — Он меня толкнул и запалил, сука!

— Да ла-а-а-ан! — выдохнул здоровяк, обдав меня чесночным дыханием, — Знакомые всё лица!

— Это ж тот приблуда-бард! — изумился веснушчатый рыжий.

— Где моя гитара, сволочи? — прорычал я — и тут же получил удар под дых, мигом выбивший из меня весь воздух.

Захрипев, я упал на колени — но у меня хватило ума тут же выставить перед собой руки, потому ногу рыжего очкарика, который хотел меня пнуть, поймать удалось.

Эти суки напали на меня уже во второй раз! Просто так!

Ярость затопила разум так быстро, что я даже понять не успел, что произошло. Боль на несколько мгновений отошла, слабость тоже — и я дёрнул ногу обидчика на себя, слегка отклоняясь назад и выкручивая её.

Парень вскрикнул, повернулся на пятке — и рухнул лицом вниз, на грязные камни. Успел выставить руки — но оставил лицо открытым, и я, вскочив, с остервенением пнул его в рожу со всей силы, которую только удалось собрать.

Он всхлипнул, очки треснули, нос хрустнул и из него брызнула кровь.

— Ах ты тварь… — раздался голос сбоку…

…а затем на меня обрушился град ударов.

На этот раз ублюдков никто не остановил, и меня избивали долго — мне показалось, целую вечность…

Живого места на мне не осталось вовсе — разве что голова, которую я всё время прикрывал.

Когда босяки закончили, здоровяк снова поднял меня за грудки и прижал к стене.

— Ну вот чо, приблуда… — вздохнул он, — Ты нам дело испоганил, слыш? Навару ноль, виновен ты. Значит тебе и исправлять ситуацию, есть понимание?

— Пош-шёл ты…

— Пайду-пайду, — расплылся в улыбке курносый, — Только падажжу пару деньков — вдруг ума наберёшься? Ты пацан, живчик явно, придумаешь чё надо. Кароч — пять серебряков на этом же месте послезавтра нам отдашь. Взамен тех, которые Крыса, — курносый указал на худого товарища в чёрных обносках, — Не смог из-за тебя упереть.

— Гитару верни… Тогда принесу, — сплюнул я.

— Продали мы твою брянчалку, идарак, — курносый обозвал меня каким-то непонятным словом, — Да и так бы не дали, дебилы чоль?

— Похожи…

Ещё один удар под дых, и я снова осел на землю, скорчившись как ребёнок.

— Кароч послезавтра ждём. Не принесёшь серебро — переломаем нахрен ноги, понял? А чтобы понял серьёзность… Да и за дерзость надо добавить, да, симория?

Я почувствовал, как кто-то взял меня за левую руку, вытянул её…

Попытка выдернуть её ни к чему не привела — а через секунду послышался треск, и предплечье разорвало от невыносимой боли…