Лодка скользила по мутной воде Трущоб, в которой отражались облупившиеся фасады, и оставляла за собой лёгкую рябь. Я молча сидел на корме — грести не приходилось, ведь двое из моих «проводников» споро работали вёслами, а третий, высокий, с изрезанными шрамами лицом, сидел напротив и не сводил с меня глаз. Его пистолет лежал на коленях, но ствол был слегка приподнят — на всякий случай.
Запах стоячей воды, гниющих водорослей и чего-то металлического висел в воздухе. Где-то вдали кричали чайки, но их голоса тонули в гуле Трущоб — скрипе канатов, перебранках на платформах, плеске вёсел.
Особняк Барона вырос перед нами внезапно — огромный, мрачный, с колоннами, некогда белыми, а теперь покрытыми тёмными подтёками плесени.
Когда-то это тоже было жилище богача — как бы не самого крутого в районе… Наверняка этот дворец стоял на каком-нибудь холме, окружённый целым парком, но сейчас…
Первый этаж ушёл под воду, и только широкие окна второго смотрели на нас, как пустые глазницы. Вокруг здания плавали платформы, на которых толпились вооружённые люди — «теневые». Одни чистили ножи, другие курили, третьи просто разговаривали, четвёртые обменивали что-то у проплывающих торговцев, или смотрели на нашу приближающуюся лодку.
— Прибыли, — хрипло сказал «длинный», и его пальцы слегка сжали пистолет, — Не дуркуй, малёк.
Мне не оставалось ничего, кроме как кивнуть.
Лодка замедлила ход, скользя под массивными каменными воротами. Из-за парапета выглянули двое мужиков с арбалетами. Один махнул моим сопровождающим и лениво сплюнул в воду.
— Кого приволокли?
— Малька новенького.
Стражник что-то буркнул в ответ, но мы уже заплыли внутрь.
Двор особняка был затоплен почти полностью. Вода, тёмная и неподвижная, отражала облупившиеся стены, балконы, галереи. Посреди двора торчали обломки статуй — кто-то когда-то украшал это место мраморными фигурами, но теперь от них остались лишь торсы, уродливо торчащие из воды — словно трупы…
Лодка причалила к широкому окну второго этажа. Один из моих сопровождающих прыгнул на подоконник, протянул руку, и я, стиснув зубы, перебрался следом. Под ногами хрустнули осколки стекла.
— Дальше пешком, малёк, — сказал «длинный», толкая меня в спину.
Мы начали подниматься по мраморной лестнице. С третьего этажа доносился гул голосов — крики, смех, чьи-то возмущённые возгласы.
Спустя несколько мгновений мы вышли на балкон.
Воздух дрожал от шума.
Передо мной открылся огромный внутренний двор, превращённый в арену. Внизу, в мутной воде, плавали деревянные платформы, а между ними мелькали тени — большие и стремительные.
Рыбы! Но не те упитанные карпы, которых ловили в каналах, а что-то с длинными телами и острыми плавниками.
Они тут явно не просто так…
По периметру, на балконах и галереях, толпились люди. Я с первого взгляда понял, что все они — «теневые». Одни пили, другие спорили, третьи просто орали, тыча пальцами вниз — в высокую и узкую клетку, подвешенную на высоком шесте. Это старая мачта что-ли?.
Я почувствовал, как по спине пробежал холодок, когда увидел, что в клетке стоит мужчина.
Это не просто собрание.
Это суд.
Я прищурился, пытаясь разобраться в хаосе криков и жестов. Воздух был густым от запаха пота, перегара и чего-то кислого — забродившего эля или испорченного вина?
А, неважно!
Где-то рядом хлопнула дверь, и эхо разнеслось по затопленному двору, смешавшись с плеском воды внизу.
— Рановато приплыли, — проворчал «длинный», стоявший слева от меня. Его пальцы постукивали по рукояти кинжала, — Придётся подождать, малёк.
Я хотел было спросить «чего», но он резко ткнул пальцем в сторону арены.
— Не дёргайся, и смотри внимательно.
Я послушно перевёл взгляд туда, куда указывал мой сопровождающий — и увидел, что на противоположной стороне двора, на балконе, слегка выступающим над водой, сидела женщина.
Облачённая в обтягивающие стройные и длинные ноги штаны, высокие сапоги и простую белую рубаху, с пышными платиновыми волосами, она восседала на чём-то вроде трона — груде старых ящиков, обломков мебели и ржавых металлических пластин, скреплённых между собой цепями. Но даже в этом хаосе мусора она выглядела… правительницей.
Я пригляделся внимательнее. Женщина была красивой — но красота её была испорчена.
Лицо скрывала половинчатая маска — левая сторона, от виска до подбородка, была закрыта тёмным металлом, отполированным до блеска. Правая же оставалась открытой — высокие скулы, острый подбородок, пухлые, алые губы, слегка приподнятые в усмешке. Но даже эта открытая часть казалась… неестественной. Слишком гладкой. Слишком безупречной.
А потом я заметил её руку.
Она лежала на подлокотнике «трона» и была скрыта за широким рукавом белой рубахи — но было отчётливо видно, как торчащая из него кисть почернела, будто обуглилась. Пальцы скрючены, кожа потрескалась — и в этих трещинах — в самой плоти! — светились камни силы.
Даже со своего места я понял, что их было много.
Они пульсировали тусклым, но ядовитым светом — зелёным, синим, багровым. Неужели у этой женщины такая рука из-за них? Меня вдруг передёрнуло — мелькнула мысль, что камни пожирают её изнутри, медленно превращая в полуживого трупа…
Я почувствовал, как мой собственный камень под ключицей ответил слабым толчком — будто почувствовал родню.
— Кто это? — прошептал я, не в силах оторвать взгляда от контраста красоты и увечий.
«Длинный» усмехнулся.
— Та, к кому ты должен был прийти сразу. Баронесса.
Женщина поднялась с трона медленно, словно давая всем насладиться моментом. Её движение напомнило мне кошку, потягивающуюся после сна — такая же грация хищника. Гудящая толпа мгновенно замерла — только где-то на задних рядах кто-то неудачно кашлянул, и этот звук прозвучал неприлично громко в внезапно наступившей тишине.
— Капитан Дирк, — голос баронессы звучал как бархатная петля, оборачивающаяся вокруг шеи — мягкая, но неумолимая, — Ты знаешь, почему оказался в клетке.
— Я не виноват, госпожа!
Лицо Баронессы исказилось, и она швырнула в клетку жареный каштан, который ей только что подал мальчишка-слуга.
— Заткнись! Ты получил возможность оправдаться ранее — и вылил на меня ушат лжи и дерьма!
Мгновение — и на лицо женщины вернулась спокойная улыбка.
— Ты продал своих людей, Дирк. Жителей Трущоб. Наших братьев и сестёр… В РАБСТВО!
Слова разлетелись над водой, отразились от стен и вызвали недовольный гул среди собравшихся.
Баронесса сделала театральную паузу, обводя взглядом толпу. Её глаза сверкали, а металлическая половина маски отражала блики воды, создавая странный эффект — казалось, она смотрит на всех одновременно.
— Разве мы не договорились? — Она резко развела руки, и рукава её рубахи чуть распахнулись, обнажив почерневшую руку с вживленными камнями. Те замерцали в ответ на эмоции женщины, — Разве все мы не договорились⁈ Никто в Трущобах не смеет торговать рабами! НИКТО!
Толпа взорвалась. Кто-то начал колотить кулаками по деревянным перилам, создавая грохот, похожий на барабанную дробь. Другие свистели, выкрикивали проклятия. Одна женщина с перекошенным от ненависти лицом швырнула в сторону клетки гнилой фрукт, который шлепнулся в воду рядом, подняв фонтанчик брызг.
Я не смог сдержать ухмылки. То, что я услышал, было хорошим знаком. Значит, здесь, в самом хреновом для жизни районе Артанума, есть хоть какие-то правила. Хоть кто-то защищает своих.
Если всё дело в этом, конечно… Быть может, это просто красивый предлог, и на самом деле этот капитан утаил деньги с прибыльного дела?
Не удивлюсь…
Мужчина в клетке — сухопарый, жилистый, загорелый, в одних рваных, коротких штанах — вдруг рванулся к прутьям. Его пальцы вцепились в металл так, что костяшки побелели.
— Это ложь! — его голос сорвался на визг, — Я не… Мы просто…
— Ты просто хотел серебра, — Баронесса перебила мужчину, и её голос стал холодным, как лед, — И продал за него своих людей… Только что всем предъявили улики. Серебро, — она указала на мешочек с деньгами, лежащий рядом с ней на перилах, — Которое нашли у тебя в тайнике. Показания свидетеля, — Баронесса неопределённо махнула почерневшей рукой за спину, — И слова твоих же компаньонов. Да-да, Дирк, не удивляйся! Их ты, увидеть, к сожалению, не сможешь — они заняты, общаются с крабами на дне старого залива.
По толпе прокатился хохот.
— Так что доказательств у меня полно, Дирк, — продолжила Баронесса, — И наказание за подобное — СМЕРТЬ!
Толпа встретила эти слова оглушительным рёвом.
Баронесса повернула голову, и из тени за ее троном вышел…
Это был человек-гора. Лысый чернокожий великан с плечами, которые казались шире любого дверного проёма. Его мускулистая грудь была покрыта шрамами, складывающимися в странные узоры, напоминающие паутину.
Но больше всего меня поразил один глаз — вернее, его отсутствие. В левой глазнице гиганта сверкал камень силы — ярко-жёлтый, как расплавленное золото.
Когда чернокожий поднял руку, я увидел, что его пальцы неестественно длинные, почти когтистые, и на каждом суставе — крошечные металлические кольца.
— Нет! Пожалуйста! — Капитан в клетке завопил, когда великан вышел из тени. Его голос стал таким высоким, что было больно слушать, — Я всё верну! Я расплачусь! Я…
Помощник Баронессы щелкнул пальцами. Металлические кольца на его пальцах звякнули, и дно клетки распахнулось с громким лязгом.
Удивительно, но капитан успел вцепиться руками за край, повиснув над водой. Его пальцы побелели от напряжения, ноги беспомощно болтались в воздухе.
— Я отдам все! Я…
Тык!
С балкона напротив раздался выстрел арбалета. Болт со свистом вонзился капитану прямо в ладонь, пробив её насквозь. Кровь брызнула на лицо осуждённого. Он взвыл — звук, от которого у меня по спине пробежали мурашки — и рухнул вниз.
Вода вспенилась, когда его тело ударилось о поверхность. На мгновение воцарилась тишина, а затем…
Рыбы. Их было с десяток — длинные, серебристые тени с глазами-бусинами и пастями, усеянными игловидными зубами. Они рванули к капитану ещё до того, как он полностью скрылся под водой.
Первая схватила его за ногу — я увидел, как ткань штанины разорвалась, словно бумага. Вторая вцепилась в плечо. Вода вокруг капитана забурлила, став мутно-красной.
Кто-то на балконе закричал от восторга. Другие подхватили. В воздухе запахло кровью — медным, резким, перебивающим все другие запахи.
Капитан ещё пытался бороться. Его рука на мгновение вынырнула из воды, пальцы судорожно сжались в кулак… А затем исчезли под поверхностью, утянутые вниз. На месте «казни» осталось только кровавое пятно, да клочья мяса, медленно исчезающие в глубине.
Всё было кончено. Рыбы успокоились, лишь изредка всплывая к поверхности, словно проверяя, не осталось ли ещё кусочков. Вода постепенно светлела, разбавляя алый цвет до грязно-розового.
Толпа начала успокаиваться. Люди переговаривались, смеялись, некоторые уже потягивали пиво, как будто только что наблюдали не казнь, а представление бродячих артистов.
— Ну что, — мой сопровождающий хлопнул меня по плечу так, что я едва не врезался в перила, — Теперь Баронесса тебя примет.
Я хотел сказать, что готов — но не успел. Перила передо мной неожиданно распахнулись, и сильный толчок в спину отправил меня вниз.
Воздух засвистел в ушах, а затем…
БАМ!
Я приземлился на деревянную платформу, расположенную прямо под балконом, и едва не соскользнул в воду! Народ, наблюдавший за этим, снова расхохотался.
— Эй малёк, проверь водичку, тёплая, нет? — выкрикнул кто-то из толпы.
— Познакомься с нашими красотками!
— Потанцуй с ними!
Я скрипнул зубами и поднялся на ноги — и тут же снова пошатнулся, потому что платформа, безо всяких вёсел и шеста, поплыла вперёд. Она остановилась на середине арены — ровно под клеткой, где только что растерзали капитана…
Кровь еще не успела раствориться — алые пятна расплывались вокруг платформы, привлекая хищников. И они уже плыли ко мне — серебристые тени под водой, их плавники оставляли на поверхности легкие расходящиеся круги.
Я замер, чувствуя, как под ногами покачиваются доски. Камень силы под моей ключицей вдруг заныл — тупая, тревожная пульсация, словно предупреждая об опасности.
Спасибо, конечно, но и без тебя понятно!
Сверху раздался хлопок — Баронесса ударила в ладоши, и звук эхом разнесся по затопленному двору.
— О-о-о, это что же, наш новый гость прибыл? — её голос звенел театральной радостью, но в нем явственно слышались стальные нотки. Женщина широко раскинула руки, обращаясь к толпе, — Давайте же поприветствуем… как тебя там?
И я вдруг понял, что от того, как я сейчас буду говорить, зависит моя жизнь.
— Краб.
Баронесса улыбнулась — только здоровой половиной рта, тогда как металлическая часть маски оставалась неподвижной, создавая жутковатый эффект.
— Краб! Рада знакомству! — Она сделала изящный реверанс, и камни в её руке вспыхнули ярче, — Ну же, «теневые», поприветствуйте Краба как следует!
Толпа взорвалась нестройными криками, свистом, топотом. Кто-то швырнул в мою сторону медную монету. Я машинально поймал её на лету, чувствуя, как ладонь становится влажной от пота.
— А что, неплохо!
— Ты сам себе имечко выбрал?
— Где же твоя клешня⁈
— Ловкий малый!
Баронесса снова взмахнула рукой, заставляя всех замолчать — и толпа заткнулась почти мгновенно.
Они её слушались — беспрекословно.
Вот это власть…
— Я всегда рада видеть в своих рядах новых людей, — произнесла Баронесса, медленно прохаживаясь по краю балкона. Её туфли с острыми носами постукивали по дереву, — Но только если они соблюдают правила!
Она резко остановилась и повернулась ко мне.
— А ты, милый Краб, эти правила нарушил.
Я почувствовал, как по спине пробежал холодок. Вода вокруг меня забурлила — рыбы, словно подчинённые чьей-то воле, снова подплыли к самой платформе. Я глубоко вдохнул, заставляя себя сохранять спокойствие.
— Госпожа Баронесса, — я сделал небольшой поклон, насколько позволяла шаткая платформа, — Я не слишком хорошо знаком с жизнью «теневых». И… Прошу прощения, если нарушил ваши правила. Но я с удовольствием и уважением приму ваши знания.
Толпа загудела — кто-то засмеялся, кто-то одобрительно зацокал языком. Баронесса приложила почерневшую руку к груди в преувеличенно потрясённом жесте.
— Ох, ну надо же-е-е! Какой воспитанный мальчик! — Она засмеялась, — Язык у тебя подвешен хорошо, это факт. Многим девушкам это нравится, а уж если научишься правильно им пользоваться… Но этого недостаточно!
Баронесса резко опустила руку, и камни на ней вспыхнули багровым светом.
— Мне плевать, кем ты был раньше. Чем занимался. Что делал, — Каждое слово она отчеканивала, будто забивала гвозди в крышку гроба, — Но ты живешь в Трущобах! На моей территории! Живи, мне не жалко. Однако… У меня есть уши и глаза повсюду, милый Краб. И они доложили мне, что ты уже несколько раз ходил 'на дело" — в другие районы, но это ничего не меняет!
Она наклонилась вперед, и я увидел, как её глаза сузились.
— Полагаю, ты хотел бы промышлять делами на улице? «Теневыми» делами? Или предпочтёшь стать рыбаком?
— Рыбаком, госпожа, я… Становиться не хочу.
Толпа снова негромко рассмеялась. Кто-то выкрикнул что-то одобрительное.
— Значит, хочешь быть с нами?
— Если позволите, госпожа.
Баронесса постучала пальцем по подбородку.
— Каждый «теневой» должен отстёгивать долю своему Барону. А если он этого не делает… Знаешь ли ты, какое наказание за это полагается?
Толпа замерла в ожидании. Где-то капля воды упала с потолка в бассейн, и этот звук прозвучал невероятно громко.
Камень силы под ключицей вдруг стал холоднее, будто реагируя на опасность. Пальцы непроизвольно сжались в кулаки.
Я медленно перевёл взгляд на окровавленную воду вокруг платформы, где ещё плавали клочья одежды казнённого капитана. Хищные рыбы кружили внизу, их серебристые спины мелькали под мутной поверхностью.
— Догадываюсь, госпожа, — ответил я, заставляя голос звучать ровно, хотя сердце колотилось как бешеное.
Баронесса рассмеялась — её смех был резким, и в нём слышалась какая-то странная живость.
— О, нет-нет, милый, такое наказание было бы слишком суровым! — Она развела руками, и камни в её почерневшей кисти вспыхнули зелёным, — Иначе у меня в подчинении никого бы не осталось.
Толпа рассмеялась, будто это была шутка. Будто бы только что одного из них не отправили на корм рыбам! Так что… Я нисколько не расслабился.
Рано.
— Тогда… — я подбирал слова с осторожностью, — Позвольте узнать… Госпожа Баронесса… Как я могу исправить свою… Хм… Оплошность?
Баронесса слегка наклонила голову, её маска блеснула в тусклом свете.
— А ты интересный мальчуган, Краб… Мне нравится, как ты держишься. Без паники, но и без подобострастия, — Она сделала паузу, обводя взглядом собравшихся, — Хм… Ты похож на нас. Каждый из тех, кто выбрал Трущобы своим домом, пришёл сюда по своей воле. У каждого были на то причины.
Она медленно прошлась по краю балкона.
— Но раз уж ты здесь, раз уж спрашиваешь, раз уж хочешь жить, как «теневой»… То есть три правила. Те самые, что держат нас всех вместе.
Она подняла почерневшую руку, загибая пальцы:
— Первое: никогда не сдавай своих и не стучи властям. Второе: с каждой «работы» — четвертина в общак. Третье: никогда не обвиняй другого «теневика» без железных доказательств.
Я кивнул. Те же правила, что когда-то рассказал мне Рив — вот только теперь они звучали куда весомее.
— Я понял, госпожа, — сказал, чувствуя, как камень под ключицей слегка пульсирует.
Как будто… Одобряет?
Проклятье, да какое там «Одобряет»⁈ Я уже просто придумываю всякую чушь, лишь бы не свихнуться!
Баронесса улыбнулась — только здоровой половиной рта, и медленно провела пальцами по краю своей маски.
— Конечно, есть и другие правила, — продолжила она, и её голос стал чуть тише, — И наказание всегда зависит от проступка. Но я надеюсь, ты со временем во всём разберёшься. А пока… ты должен ответить за нарушение второго правила, милый Краб. Ты уже несколько раз работал в Вороньем гнезде. Три, насколько я понимаю?
Она испытующе посмотрела на меня, и я слегк покачал головой.
— Четыре.
— Ты мне нравишься всё больше и больше, — промурлыкала Баронесса, — Честность нынче не в почёте, но в редкие моменты… Впрочем, мы отходим от темы. Что-то я не припомню, чтобы с этих дел в общак поступали деньги.
Тишина на балконах стала ещё плотнее. Даже вода вокруг моей платформы будто замерла, и только лёгкая рябь от движения рыб нарушала её зеркальную гладь.
Я почувствовал, как камень Силы под ключицей слегка дрогнул — будто предупреждая.
Феррак, да неужели он и правда реагирует на… На что?
Ох, мне совершенно точно как можно скорее нужны учебники по магии!
— Я всё понял, госпожа, — сказал я, не отводя взгляда от Баронессы, — Если вас это не затруднит, то… Могли бы вы назвать сумму?
Уголки губ Баронессы дрогнули — ей явно нравилась моя прямотa.
— Один золотой.
Я сжал зубы. Это было куда больше, чем я реально должен. Но также я прекрасно понимал — это не просто долг. Это штраф, за то, что я не явился сам. Не представился, не попросился к ней под крыло. За то, что работал сам, и за то, что её людям пришлось меня искать.
Кто-то бы сказал, что это несправедливо, но…
Чего уж теперь поделать?
— Хорошо, госпожа. Я всё сделаю.
Она рассмеялась — звонко, почти искренне, но в этом смехе всё равно слышалась сталь.
— Пять дней, милый Краб. Не больше.
И выражение её лица мгновенно изменилось. Всё веселье испарилось, оставив только холодную, безжалостную реальность.
— И если не принесёшь… — она лениво махнула рукой в сторону воды, где ещё плавали останки капитана Дирка, — Ну, ты видел, что бывает с теми, кто меня обманывает. Но для первого раза… может, мы просто сделаем тебя калекой, и отправим просить милостыню. Или… — она наклонила голову, — … можешь просто валить из города.