Холодная ночь впивалась в кожу колючей сыростью — как никак, была середина Листопада, второго осеннего месяца. Над головой в чёрном бархате неба висела расколотая луна, её два светящихся осколка бросали на землю неровные, раздвоенные тени, превращая улицу перед нами в подобие треснувшего зеркала.
Я поправил кожаную маску с фильтром (он понадобится позже), скрывающую нижнюю половину лица и прижался спиной к шершавой каменной кладке подворотни, стараясь не думать о промозглом холоде, пробивавшемся сквозь куртку. Рядом, в полушаге, замер Зефир. Его высокую, худощавую фигуру скрывал плащ, а лицо утопало в глубоком капюшоне. От него тянуло слабым запахом озона — тихим напоминанием о той силе, что была ему подвластна.
Наша засада была выбрана безупречно: из глубины подворотни нам был как на ладони весь подступ к массивным, обитым железом воротам поместья Хэмли, освещённым неровным светом факелов. Но нас самих не мог разглядеть никто.
Мы ждали — и представление должно было вот-вот начаться.
Честно говоря, я нервничал — так, как никогда до этого. В голове то и дело крутились мысли о том, зачем я согласился на предложение сестёр, но…
Жизнь, которую я выбрал, ощущения, которые она давала, куш, который маячил при удаче… Всё это и ещё множество других вещей сделали своё дело — я согласился.
И наверное, сейчас ещё можно было бы отказаться, но…
Мне не хотелось.
Сначала послышался тяжёлый, мерный топот крупных лап по булыжнику, сливающийся с хриплыми выкриками. Из-за угла на улицу, проходившую прямо мимо ворот поместье Хэмли, одна за другой довольно быстро выкатились две телеги, запряжённые здоровенными ездовыми ящерицами. На одной телеге громоздились бочки, на другой — бесформенные, туго перетянутые верёвками тюки.
Это были люди, опоенные и подговорённые нанятым Алисой человеком…
Расчёт был точен до секунды. Прямо перед самыми воротами возничий первой телеги, здоровенный детина с перекошенным от хмеля лицом, дёрнул вожжи, будто пытаясь увернуться от невидимой преграды. Ящерица взбрыкнула, телега резко накренилась — и с оглушительным треском, который, казалось, разбудил весь квартал, бочки покатились на мостовую. Одну разнесло вдребезги, и в воздухе тут же расплылось едкое, кислое амбре дешёвого, но крепкого портового рома.
Вторая повозка, не успев затормозить, врезалась в первую. Тюки полетели на камни, из них посыпалось зерно и сушёные бобы. Воздух взорвался хриплой, бестолковой руганью возничих, тут же принявшихся выяснять, кто из них слепой ублюдок.
Как по сигналу, из ближайших переулков и тёмных арок начали появляться люди. Сначала по двое-трое, потом больше. Двадцать с лишним человек, таких же подвыпивших и агрессивно настроенных — и тоже «завербованных» нанятым Алисой человеком.
Они моментально окружили место столкновения, словно стая зубастых рыб, почуявшая кровь. Их голоса, сиплые и хриплые, слились в один угрожающий гул. Кто-то тыкал пальцем в одного из возниц, кто-то уже пытался прикарманить рассыпавшееся зерно, кто-то просто орал, подливая масла в огонь.
Я мысленно прокручивал сценарий. Сейчас из ворот выйдет стража поместья. Не йакруты — те останутся внутри — а обычные люди. Кипишь задержит их минут на пять — стража явно попытается утихомирить толпу или прогнать её. Потом кто-нибудь из людей не выдержит и толкнет кого-нибудь из стражников — начнётся потасовка, ещё минут на пять, выбегут новые стражи…
И ещё пять-семь минут уйдёт на то, чтобы всё это успокоить и разогнать.
Пятнадцать минут. Ровно четверть часа. Всё время, отведённое мне на невозможную кражу…
Краем глаза я наблюдал за Зефиром. Он стоял недвижимо, словно изваяние, лишь его длинные, тонкие пальцы слегка перебирали складки плаща. Сёстры клялись, что этот мужик надёжен. Что его наняли через третьи руки, что он профессионал и ему нужно убраться из города. Что заплатили столько, что хватит начать новую жизнь где-нибудь в Земном Круге.
Арикель говорили, что его магия Воздуха будет незаменима для того, чтобы проникнуть в поместье.
Но доверять ему? У меня даже мысли такой не было!
Как я не уставал себе повторять — доверие в Артануме роскошь, которую нельзя себе позволить. Даже с Джеки или сёстрами, не то что с каким-то наёмным магом, от которого пахло грозой.
Он был очередным инструментом. Удобным, дорогим, возможно, даже острым. Но инструментом. А я уже прекрасно знал, чем заканчивается игра с чужими инструментами — можно запросто отчекрыжить себе палец или вовсе распрощаться с жизнью.
Именно поэтому я встретился с ним уже в маске — не хотел, чтобы он знал меня в лицо.
Скрип массивных петель, громкий даже на фоне общего гама, вырвал меня из размышлений. Тёмное дерево ворот поместья Хэмли с тяжёлым стоном подалось наружу. В проёме, подсвеченные трепещущим светом факелов, возникли три фигуры в кожаных доспехах с эмблемой Хэмли на наплечниках — скрещённые кошель и ножны. Их лица были хмурыми и раздражёнными.
— Эй, доходяги! А ну брысь отсюда!
Взгляд Зефира, холодный и острый, встретился с моим. Он едва заметно кивнул.
Мы рванули одновременно, выскочив из укрытия, пересекли улицу вне зоны зрения стражи и помчались вдоль чёрной базальтовой стены, уводящей вдоль владений Хэмли. Шум потасовки у ворот быстро остался позади, заглушаемый гулом крови в ушах. Под ногами шуршали опавшие листья, а от стены веяло могильным холодом.
Через несколько десятков шагов мы замерли у нужного участка. Стена здесь была такой же неприступной, как и везде. Однако это был участок, за которым был самый неприметный участок внутреннего двора.
Зефир, не теряя ни секунды, выхватил из кармана плаща небольшой бронзовый диск, испещрённый сложными серебряными насечками — артефакт, который я месяц назад выкрал у одного «чешуйчатого». Как выяснилось — для этого самого момента.
Зефир прижал диск к груди, его пальцы побелели от усилия.
Воздух вокруг нас вдруг загустел, затрепетал. Пахнуло озоном так сильно, что запершило в горле. Диск упал на мостовую и звякнул, а в следующий миг я почувствовал, как невидимая сила обвивает мои ноги, талию, подхватывает под мышки — плотная, упругая, словно канат из невидимой паутины. Зефир что-то прошептал, его голос сорвался на высокой ноте, и земля уплыла из-под ног.
Мы поднимались рывками, неровно. Не плыли, а скорее дёргались вверх, будто марионетки на невидимых нитях. Я закусил губу, впиваясь пальцами в складки плаща мага, стараясь не смотреть вниз. Базальтовая кладка проносилась перед глазами тёмным, шершавым потоком.
И тут я услышал его дыхание.
Оно стало частым, прерывистым, совсем не похожим на ровный ритм всего несколько минут назад. Я бросил взгляд на Зефира. Его лицо, освещённое двойным светом расколотой луны, было искажено гримасой животного ужаса. Он смотрел не вверх, на край стены, а куда-то в сторону, его взгляд был стеклянным, широко раскрытые глаза блестели влажным блеском.
Ну блеск! Сёстры наняли мага воздуха, который боится высоты!
Невидимые «канаты» воздуха на мгновение задрожали и снова натянулись, отчего меня качнуло в сторону, и я едва не стукнулся плечом о выступ стены.
— Соберись, болван! — прошипел я сквозь стиснутые зубы, чувствуя, как холодный пот стекает по моей спине, — Расшибёмся же!
Зефир ничего не ответил, лишь сглотнул с таким усилием, что это было слышно даже за звуком ветра подъёма. Он зажмурился, развёл дрожащие руки, и нас резко дёрнуло вверх.
Перед нами мелькнул узкий зубчатый парапет, увенчанный острыми металлическими копьями. Я едва успев вцепиться в ледяные, обжёгшие пальцы холодом, наконечники обеими руками — и магия воздуха перестала меня удерживать.
Тело вдруг стало тяжёлым, и я, стараясь не слишком скрипеть зубами, подтянулся, упираясь ногами, перекинул одну из них через парапет, и уселся меж двух копий.
Тяжело дышащий Зефир сделал то же самое. Капюшон слетел с него, длинные чёрные волосы разметал ветер, и уверен — под маской его рот перекосило от ужаса. Он дышал так, будто только что пробежал десять миль, а не поднял нас на десяток метров.
Оказавшись на узком карнизе, я не стал тратить драгоценные секунды.
Оглядевшись, и убедившись, что под нами конюшни, а ближайшая стража рядом с ними, я скрежетнул зубами.
— Снова твой ход, — едва слышно бросил Зефиру, всё ещё бледному, но уже взявшему себя в руки.
Маг кивнул, его пальцы сложились в сложную фигуру. А затем он щёлкнул пальцами, послав в дальний угол двора тонкий, сконцентрированный сгусток воздуха.
В тишине ночи прозвучал резкий, хрустальный треск — где-то в темноте упал и разбился одинокий фонарь. Стекло звякнуло, свет погас, и тут же под нами донеслись удивлённые вскрики стражников, а затем и тяжёлые шаги, уходящие в сторону шума.
Пора!
Я скинул с плеча свёрнутый канат с крюком, размотал его и, сделав короткий размах, швырнул тяжёлый стальной наконечник вверх, в сторону тёмного силуэта особняка.
Одновременно послал вдогонку импульс магии — ледяную волну, бегущую от ключицы к кончикам пальцев. Камень Силы под кожей дрогнул, отозвавшись напряжённым холодком.
Старый трюк лучше нового, как говорил Хрип…
Крюк, описав тяжёлую дугу, начал было терять высоту, но моя сила удержала его, подтолкнула вперёд и вверх. Правда, мне хватило сил лишь на то, чтобы дотянуть его до уровня второго этажа. С приглушённым лязгом он впился в каменную кладку прямо рядом с одним из высоких, тёмных окон, но до крыши или окон третьего этажа добраться не смог.
Хватит и этого, всё равно окна третьего этажа защищены так, что взламывать их пришлось бы всю ночь…
Я замер, глядя во двор — но стража была увлечена тем, что исследовала сломанный фонарь и прислушивалась к творящему у ворот беспорядку.
Отлично!
Мы поползли по верёвке, перебирая руками и цепляясь ногами за скользкий канат. Ветер гулял по двору, раскачивая нашу ненадёжную переправу, но отвлекающий манёвр сработал — на нас никто не смотрел. Вскоре мы уже стояли на узком каменном выступе под окном второго этажа.
Я прижался к холодному стеклу, стараясь не смотреть вниз, в чёрную бездну двора. Моя ладонь легла на металлическую раму. Под пальцами я ощутил холодную, упрямую твердь замка и задвижек.
Закрыв глаза, я отсёк всё лишнее. Камень Силы под ключицей встрепенулся, и знакомая ледяная дрожь побежала по руке, собравшись в кончиках пальцев.
Этот замок я не стал ломать. Уже знал, как можно обращаться с металлом, и имел примерное представление, из чего он состоит. Поэтому представил его не как преграду, а как податливую глину — послал в него тончайшую нить воли, не командуя, а убеждая.
Уговаривая структуру на мгновение забыть свою жёсткую, незыблемую форму.
Металл с той стороны окна дрогнул. Прозвучал тихий, похожий на вздох скрип. Сталь не плавилась, но стала вдруг вязкой, податливой. Задвижка изогнулась, изменила форму, наклонилась, превратившись в каплю — и застыла, с тихим щелчком освободив створку.
Окно бесшумно подалось внутрь.
Мы тихо скользнули в комнату. Окно бесшумно закрылась, и в тот же миг воздух вокруг сгустился, стал вязким и глухим — Зефир и впрямь хорошо знал своё дело. Он окутал нас звуконепроницаемым коконом. Мы замерли в кромешной тьме, прислушиваясь к тишине, которую сами же и создали.
Я осторожно приблизился к двери и приоткрыл её на щель. За ней тянулся широкий, слабо освещённый коридор второго этажа. Где-то впереди должен был быть холл с лестницей на третий этаж — к нашей цели.
Мы выскользнули из укрытия, двигаясь как тени, сливаясь с полосами глубокой темноты под сводами арок.
А я… Я пытался «ощущать» весь металл вокруг. Подсвечники, дверные ручки, блюда, замки, украшения в комнатах… Теперь, собравшись, я мог чувствовать их, хоть и недолго — но сейчас это было нужно, потому что…
Тут я почувствовал движение. Все металлические предметы вокруг нас были неподвижны, но несколько — перемещались! Кажется, в комнате, выходящией на фасад, туда, где вовсю гремел наш «концерт».
И это движение приближалось к коридору…
Люди! Стражники с металлическим оружием!
— Назад! — моё предупреждение было беззвучным шевелением губ, но Зефир уловил его.
Мы рванули к ближайшей двери (открытой!), едва успев юркнуть в тёмное пространство за ней и прикрыть створку, как в коридоре раздались тяжёлые, размеренные шаги. Голоса стражников, приглушённые магией Зефира, доносились словно из-под толстого слоя воды.
— … никогда ничего такого не происходит, а тут на тебе…
— … головы с плеч поснимают, если Хэмли проснётся…
— … пошли вниз, посмотрим, что там…
Шаги затихли, сместившись в сторону лестницы. Мы переждали ещё несколько томительных секунд, пока звуки не растворились окончательно.
Выбравшись из укрытия, мы уже не таились — время работало против нас. Лестница на третий этаж оказалась прямо перед нами — широкая, мраморная, устремляющаяся вверх в сумрачную высоту. Мы взбежали по ней, прижимаясь к стене, но высовываться не спешили, пригнувшись и аккуратно выглянув с верхних ступеней.
На третьем этаже коридор был уже, но лучше освещён. И прямо у двери в конце замерла высокая, хитиново-блестящая фигура. Йакрут. Его сложные фасеточные глаза, казалось, смотрели сразу во все стороны, а мощные мандибулы медленно перетирались.
Не сговариваясь, мы действовали одновременно — достали из карманов небольшие, обтянутые кожей сферы — «сонные» гранаты, созданные Элирой. Свернув половинки, и сломав запирающие печати, катнули их вперёд.
Сферы покатились по полированному полу, шипя и выпуская струйки густого, молочно-белого дыма.
Фасеточные глаза йакрута мгновенно сфокусировались на них. Его тело напряглось для прыжка, мандибулы раздвинулись, чтобы издать предупреждающий щелчок. Но он опоздал.
Зефир взметнул руку. Гранаты с дымом толкнуло вперёд, а воздух перед насекомым-стражем сгустился, стал видимым, заискрился — плотная, упругая стена отсекла его от остального коридора, заперев на крохотном участке.
Йакрут рванулся вперёд, ударился в невидимый барьер, отскочил — и вдохнул первую порцию усыпляющего газа.
Ещё прыжок — соверщенно бесшумный за воздушной преградой, и я увидел, как она стала менее плотной, а Зефир застонал…
Но дым уже заволок крохотную «темницу» йакрута. Его мощные лаги подкосились, хитиновый панцирь с глухим стуком ударился о камень пола. Он замер, погружённый в магический сон.
У нас было пять минут до его пробуждения.
Зефир убрал воздушный барьер, и двигаясь в дыму, расползшемуся по коридору, мы перешагнули через неподвижное тело йакрута, от которого тянуло сладковатым, одурманивающим запахом снотворного и чем-то острым, насекомым.
Дым попытался забраться нам в нос и рот, но маски с фильтрами делали своё дело.
Я не к месту вспомнил обман Рива и ту лавку, в которой они провернули похожее… Тряхнув головой, отогнал эти мысли — не до них сейчас!
Прямо перед нами возвышалась дверь в кабинет Хэмли. Не дубовая, не обитая железом — цельная, отлитая из какого-то тёмного, матово поблёскивающего сплава. Замок на ней был не просто сложным — он был произведением искусства, предназначенным быть отпертым только владельцем ключа…
Ну, или…
Я приложил ладони к холодной металлической пластине рядом с замочной скважиной. В пальцы ударил лёд, но я не отдернул руку. Вместо этого закрыл глаза и отпустил сознание вглубь металла. Камень Силы под ключицей затрепетал, выплёскивая в руку волну пронизывающего холода.
И на этот раз, после всех тренировок, после книг, которые мне давала Элира, это было не похоже на простое ощущение — это было как бы «зрение».
Внутренности замка проступили в моём сознании с кристальной, ослепительной ясностью. Я видел каждый штифт, каждую капризную пружину, каждый хитроумный поворот механизма. Сложнейший лабиринт из закалённой стали отзывался на мою магию с сопротивлением — но отзывался!
Попытка силой заставить всё это встать на свои места была бы самоубийством — у меня бы башка от подобного лопнула, столько сил и такая тонкая работа потребовалась бы!
Но мне и не нужно было его ломать. Мне нужно было его обойти.
Я рванул нарукавный карман, и в пальцах оказались отмычки.
Пальцы заработали с сверхъестественной скоростью и точностью, которой у меня никогда не было. Я не искал вслепую, не подбирал — я знал, что делать. Тонкий штырь вошёл в скважину, занял нужное положение. Вторая отмычка, загнутая на конце, скользнула следом. Я водил ею, едва касаясь препятствий, которые уже видел своим внутренним взором. Лёгкий нажим здесь, чуть сильнее там, проворот на три градуса…
В ушах стоял звенящий гул собранности (или магии?), но сквозь него я слышал тихие, удовлетворяющие щелчки, один за другим. Пружины сжимались, штифты послушно занимали свои места.
Это был танец, где я знал каждый шаг наперёд…
Меньше чем за минуту раздался последний, самый глубокий и бархатный щелчок. Я повернул штырь — и тяжёлый, неподатливый механизм послушно провернулся внутри.
Не удержавшись, я тихо усмехнулся.
Зефир едва слышно присвистнул:
— Ну ты мастер…
Было приятно услышать такое, не скрою.
Я с трудом толкнул тяжеленную дверь, и она подалась с тихим, масляным шипением. Воздух, хлынувший из кабинета, ударил в нос запахом старой, дорогой кожи, вощёного красного дерева и едва уловимой пылью веков. Мы вошли в просторное, почти квадратное помещение.
Кабинет Хэмли буквально излучал из себя богатство.
Стены были отделаны тёмными панелями из тёмной древесины с причудливой золотой инкрустацией. Массивный письменный стол, больше похожий на алтарь, стоял у окна, заваленный аккуратными стопками пергаментов и с дорогими письменными приборами из слоновой кости и серебра.
Напротив него располагались кожаные кресла такой безупречной выделки, что, казалось, на них никто никогда не садился. В углу на мраморном постаменте стояла астрономическая сфера из бронзы и чернёного серебра, а пол был выложен отполированным паркетом.
Но наше внимание привлекло не это. У восточной стены, в неглубокой стенной нише, установленный на невысокий подиум стоял тот самый сундук! Он был отлит из тёмного, почти чёрного металла, и его крышка представляла собой толстое, идеально прозрачное стекло.
Зефир, забыв про осторожность, сделал стремительный шаг вперёд. Но я инстинктивно вцепился ему в запястье, резко дёрнув назад.
— Стой!
Под пальцами я ощутил его учащённый пульс. Он нервно обернулся на меня, холодные серые глаза сверкнули.
— Что ещё? У нас нет времени!
Я не ответил, сделал шаг вперёд, присел. Опустив руку ладонью вниз к полу перед нишей, я ощутил кое-что. Две прямоугольные пластины, скрытые под полосками паркета. Холодный, отполированный до зеркального блеска металл, а под ним — сложный механизм, начиненный смертоносной хитростью. Ловушка на давление.
— Пол, — коротко бросил я, — Там скрытые плиты. Наступать нельзя.
— Демоны расколотой луны! — выдохнул Зефир, сжимая и разжимая пальцы, — Так что, мы прошли весь этот путь зря? У нас остались минуты!
— Спешка нас убьёт, — отрезал я, окидывая взглядом комнату.
Мой взгляд упал на одно из тяжёлых, низких кресел. Оно стояло на толстых, резных ножках, а его основание явно было шире тех злополучных пластин. Я усмехнулся, двинулся к нему, схватил за спинку.
— Помоги.
Мы приподняли тяжёлый предмет мебели и подтащили его к нише. Установив кресло прямо перед ней, аккуратно, чтобы ножки встали на свободные от пластин участки пола, я вскарабкался на него. Теперь я возвышался над коварным полом, стоя лицом к лицу с заветным сундуком…
Стекло на крышке оказалось не прозрачным, а мутным. А вот от тёмного металлического корпуса расходились тончайшие, почти невидимые глазу магические нити. Они были тоньше паутины, и уходили куда-то в неизвестность…
«Сигнализация»… Элира, уж не знаю, откуда она всё это узнала, предупреждала, что так будет.
Эти проводники пульсировали едва уловимым магическим напряжением — чары, готовые в мгновение ока известить весь дом и, что хуже, напугать меня до смерти при малейшей попытке их разорвать.
Зефир, стоявший у двери, выглянул за неё и вернулся ко мне. Его пальцы бессознательно теребили край плаща.
— Быстрее! Йакрут может очнуться раньше, или сменится патруль!
Я игнорировал его. Сейчас требовалась не скорость, а точность, сравнимая с работой часовщика. На ощупь я извлёк из поясных карманов семь стержней из вулканического стекла, которые мне тоже дала алхимичка. Они были холодными, абсолютно гладкими и, что главное, мёртвыми для моего внутреннего чутья — а значит и для «сигнализации».
«Абсолютно инертны к магии» — так сказала Элира.
В памяти всплыла схема, которую вдалбливала мне алхимичка — причудливый узор, напоминающий цветок или звезду. Это была единственная слабая точка в паутине защиты.
Первый стержень. Я вставил его между одной из нитей и углом сундука. Обсидиан стукнулся о подиум бесшумно, не вызвав ни малейшей ответной реакции.
Второй. Третий…
Мои пальцы не дрожали — я вообще забыл о всех чувствах и эмоциях, сосредоточившись на деле, будто на игре в «палочки», которую любили дети Трущоб. Вплетал чёрные иглы в магический узор, физически, но не магически, разделяя связи.
И когда последний стержень встал на место, пространство вокруг сундука начало меняться. Воздух затрепетал, исказился, будто его заключили в невидимую клетку. Чары, ещё мгновение назад бывшие единым целым с артефактом, теперь бушевали в изоляции, но их гневный гул доносился словно из-за толстого стекла.
Связь была прервана!
На меня снова накатили волна самых разных чувств. Я выдохнул и повернулся к Зефиру. Краем глаза я видел, как пальцы мага уже сложились в новую, готовую к действию фигуру. Я коротко кивнул ему, показывая, что барьер установлен. Оставалось самое опасное — снять стеклянный колпак и забрать добычу.
Рука сама потянулась к карману и выудила оттуда маленький пузырёк с мутной, безвкусной жидкостью, который Элира вручила мне со словами: «Когда дойдёт до дела, выпей. Не задумываясь. Он будет действовать всего минуту, так что не медли после…».
Горлышко хрустнуло, и я залпом опорожнил флакон.
Эффект наступил мгновенно. Это было похоже на то, как если бы в моей голове кто-то резко выключил свет. Волна ледяного, абсолютного безразличия накрыла меня с головой.
Пульсирующий страх, гложущая нервозность, даже азартная дрожь вора — всё испарилось, оставив после себя лишь плоское, безэмоциональное спокойствие. Я почувствовал странную, почти физическую тяжесть в конечностях, лень шевелить даже пальцами! И где-то на задворках этого нового, пустого сознания мелькнула отстранённая мысль: ' Феррак, я должен бы сейчас напугаться этой перемены до смерти!'.
Но испугаться я не мог. Ничего не мог почувствовать, превратившись в бездушную куклу!
А значит — эликсир действовал.
Моя рука легла на холодный металл сундука. Сознание, лишённое помех, без усилия проскользнуло внутрь структуры сплава. Я увидел массивные петли, скреплявшие крышку с основанием, их внутреннее строение, похожее на решётку.
И вот сейчас мне уж точно было всё равно на тонкую работу, на незаметность. Нужен был результат.
Я силу в один безжалостный импульс и послал её в металл петель не как убеждение, а как приказ — сломаться!
В висках резко, больно дёрнуло. По спине пробежала знакомая ледяная волна — откат. Магия отвечала мне болью, предупреждая, что следующее такое усилие может стать последним на сегодня.
Но петли с глухим, внутренним хрустом поддались. Металл не согнулся, а треснул, его структура была грубо разорвана изнутри.
Мой голос в следующий миг прозвучал чужим, ровным, безо всякой интонации:
— Ломик.
Зефир, наблюдавший за мной расширенными от напряжения глазами, мгновенно сунул в мою руку короткий, прочный рычаг. Мои движения были медленными, точными, лишёнными всякой суеты. Я вставил ломик в щель у основания крышки, поддел. Металл скрипел, сопротивляясь, но повреждённые петли не могли ему помешать.
Я действовал аккуратно, с невероятным спокойствием, стараясь не задеть хрупкие обсидиановые стержни, всё ещё стоявшие вокруг сундука и удерживавшие барьер.
А затем крышка с тихим скрежетом приподнялась, и я снял её, доломав остатки замка, и отдал Зефиру.
Внутри, на бархатном ложе, лежал Компас.
Это было не просто навигационное устройство. Его корпус был выточен из цельного куска тёмного камня, испещрённого серебряными прожилками, словно бы складывавшимися в карты неизвестных земель и схемы незнакомых созвездий. Стрелка была не железной, а вырезанной из перламутра, мерцавшей собственным, призрачным светом. Внутри, под идеально гладкой поверхностью, медленно перетекали и пульсировали капли жидкого серебра.
Он не указывал на север. Он словно бы смотрел внутрь себя…
Я протянул руку и взял его.
В тот же миг на меня обрушилась ментальная атака. Я почувствовал её как внезапное, давящее присутствие в сознании — слепой, животный ужас, первобытный страх потери и боли, призванный парализовать волю и разорвать сердце. Но он разбился о ледяную, непробиваемую гладь эликсира. Эмоции скользнули по мне, не задев, как струи дождя по стеклу.
Однако чары защиты всё же оказались хитрее…
Не знаю, где я ошибся, но воздух в кабинете взорвался пронзительным, визгливым магическим звоном, резанувшим слух. Он не просто звучал — он вибрировал в костях, в зубах, и голосил на весь дом о состоявшейся (почти) краже.
Зефир побледнел как полотно.
— Всё пропало! Бежим! — его крик едва пробивался сквозь оглушительный гул.
Снизу, сквозь звон, донёсся оглушительный, яростный рёв — видимо, самого Хэмли. Ему вторили крики стражников, лязг оружия и тяжёлый, учащающийся топот ног, уже несущихся по лестнице.
Но я не чувствовал страха. Я смотрел только на Компас.
В моей руке он вдруг начал меняться. Внутреннее свечение усилилось, превратившись в ослепительное, бело-голубое сияние. Жидкое серебро внутри закипело, закрутилось в бешеном вихре. Камень стал горячим, почти обжигающим. Он пульсировал, отдаваясь в моей ладони мощными, нарастающими толчками, словно живое, пробуждающееся сердце. И это сердце билось всё сильнее, сливаясь с нарастающим грохотом шагов за дверью.
А потом всё вокруг затопил яркий свет…