Крик стражников раздался из-за угла, но он никак не повлиял на Джеки — он просто замер на месте, как соляной столб!
— Ты⁈ — изумлённо выдохнул парень, и в его голосе было столько невероятного изумления, что это прозвучало почти комично.
И этой заминки хватило.
Из-за угла, с громким топотом и лязгом оружия, высыпала стража. Трое крепких парней в стёганых куртках, с короткими мечами на поясах, обвитых алыми кушаками.
— Держи его! — проревел один из них, и бросился на Джеки!
Тот, наконец, опомнился (вот ведь увалень!) и попытался дать дёру — но было уже поздно. Первый стражник вцепился в него, к нему тут же присоединился второй — и они повалили здоровяка на землю.
Пока его напарники возились с орущим и дёргающимся Джеки, пытаясь застегнуть на нём наручники, третий стражник повернулся ко мне. Это был сержант, судя по нашивке с двумя звёздами на плече. Его взгляд скользнул по моей новой, добротной куртке, по сумке, по лицу…
— Вы в порядке, молодой человек? Этот отброс попытался вас обокрасть? — голос стражника был спокоен, даже вежлив.
Но сердце у меня мгновенно упало куда-то в сапоги, а по спине прокатилась ледяная волна.
Я узнал этого человека.
Узнал его спокойный, немного усталый голос, его внимательный, проницательный взгляд. Это был тот самый «нормальный» сержант — один из тех, кто допрашивал меня после ограбления той злополучной лавки и тот, который сопровождал меня через город!
Феррак…
Я поспешно кивнул, постаравшись нацепить на лицо маску безразличия.
— Всё хорошо, господин стра…
Я даже договорить не успел — понял по глазам «нормального», что он тоже узнал меня!
Его взгляд, вначале просто оценивающий, изменился за мгновение. В нём промелькнуло лёгкое недоумение, потом — узнавание, и, наконец — холодная, стальная решимость.
А у меня в голове заметались мысли: «Он меня узнал — сейчас задержит вместе со здоровяком, и мне конец!»
Торчать под замком в участке? Терпеть новые побои?
А Камень Силы — о нём же сразу узнают…
Нет уж.
Я действовал на чистом инстинкте. Резкий взмах рукой — и из специального кармана в рукаве куртки, затянутого тонкой ниткой, вырвалось небольшое облачко мелкого, едкого порошка.
Эту штучку я подсмотрел у одного из «теневых» Баронессы — неплохая защита от слишком любопытных собак или стражников. Смесь семи южных перцев, растёртых в пыль!
Облачко ударило сержанту прямиком в лицо! Сначала он лишь недоумённо хмыкнул, сделал шаг вперёд… Но уже через секунду его физиономию исказила гримаса дикой боли. Он взревел, захлёбываясь слюнями, принялся растирать глаза (делая только хуже!), которые моментально наполнились слезами и закрылись от невыносимого жжения.
Он полностью ослеп — пусть и всего на минуту с небольшим — и я, воспользовавшись моментом, подсечкой сбил его на землю!
Надо рвать когти!
Но в этот момент один из повязавших Джеки стражников заметил мой фокус — и вскочил на ноги…
— Зажмурься! — рявкнул я, не думая, что этот болван успеет сообразить, что делать.
Но к его чести, здоровяк, всё ещё боровшийся с последним служителем правопорядка, мгновенно исполнил мой приказ и уткнулся лицом в рукав.
Я взмахнул второй рукой, рассыпая второй мешочек с перцовой пылью прямо в лица двух оставшихся стражников. Эффект повторился — оглушительный рёв, слёзы и беспомощное размахивание руками.
Этого хватило.
Джеки, воспользовавшись замешательством, пнул по ногам ближайшего ослепшего стражника. Тот грохнулся на камни, захлебываясь проклятиями и кашлем. Ещё удар — и на землю летит второй!
Мой взгляд упал на блеснувший на мостовой предмет — ключ! Выпал из руки одного из стражников!
Я не раздумывая подхватил его и воткнул его в замочную скважину наручников, защёлкнутых на запястьях Джеки. Поворот, тихий щелчок — и стальные браслеты разомкнулись.
— Валим! — прошипел я, отшвыривая наручники в сторону.
Мы рванули вперёд, оставляя за спиной ревущих (скорее от обиды, чем от боли) стражников и сбивая с ног зазевавшегося торговца сушёными кальмарами, проезжавшего мимо проулка.
За спиной стоял оглушительные крики ослеплённых стражников и пары каких-то горожан, которые пытались поднять их и одновременно кричали что-то неприятное нам вдогонку. Но их голоса быстро растворились в гомоне улиц, в лабиринте узких, вонючих переулков Вороньего Гнезда.
Мы неслись вперёд, ныряли под низкие арки, продирались через завалы хлама, перепрыгивали через спящих пьяниц, пока одышка не начала жечь лёгкие, а сердце не стало колотиться как бешеное.
Наконец, в каком-то глухом тупике, заваленном пустыми бочками, мы остановились, прислонившись к стенам и жадно глотая воздух. Сзади не было слышно ни топота, ни криков.
Фух, кажется, пронесло!
Я выдохнул с облегчением, и повернулся к Джеки.
— Я тебя уже второй ра…
Даже моргнуть не успел, как здоровенный кулачище со всей дури врезался мне в челюсть!
Удар был сокрушительным. Мир на мгновение погас, потом вспыхнул белыми искрами. Я отлетел на пару шагов, ударился спиной о кирпичную стену и осел на землю, в кучу какого-то мусора. В ушах зазвенело, изо рта потекла солоноватая кровь.
— Ты что, гандар, обалдел⁈ — просипел я, тряся головой и с трудом фокусируя взгляд.
Джеки шёл ко мне, и я тут же вскочил на ноги, приняв боевую стойку. Пальцы сжались в кулаки — я был готов пробить голову этому тупому быку и вырвать ему глотку!
Но Джеки не кинулся на меня. Вместо этого он остановился в паре шагов и… усмехнулся. Широкая, глупая улыбка растянулась на его лице — а потом он протянул мне руку, широченную, как лопата.
— Это было за тот обман с монетами, — пояснил он, как ни в чём не бывало, — Теперь между нами всё ровно.
Я с опаской посмотрел на его ладонь, потом на лицо. Злость потихоньку отступала, уступая место лёгкому недоумению.
— Нифига не ровно! — я пожал руку, а другой вытер окровавленный рот рукавом рубахи, — Я тебя от стражи дважды спас! А обманул с монетами — один раз. Так что теперь я тебе задолжал один удар по морде. Понял?
Джеки фыркнул, но в его глазах мелькнуло что-то вроде уважения.
— Ладно, ладно, — легко согласился он, — Сочтёмся.
Я кивнул.
— И что теперь?
— Теперь? — он на секунду задумался, — Найдётся у тебя пара медяков?
— Допустим. А что?
— Пошли поедим? А то вся эта беготня от стражников заставляет меня нервничать. А от волнения я всегда голодным становлюсь.
Жара в Артануме стояла такая, что даже вода в каналах Трущоб, обычно прохладная, казалась тепловатой и густой, как похлебка. Воздух над городом колыхался маревом, смешивая вонь гниющих водорослей, дёгтя и тысяч потных тел в один удушливый котёл. Солнце пекло немилосердно, выжигая последние силы из тех, кому некуда было спрятаться.
Последние две недели пролетели быстро. С утра — слежка. Я уже знал расписание Элиры до минуты: когда она выходит из своего высокого дома-крепости, какой именно путь выбирает до лавки, у кого покупает хлеб (всегда у разного пекаря, демоны её забери!). Я изучил каждое окно её жилища на шестом этаже, каждый выступ кирпичной кладки, каждый зазор между водосточными трубами.
План в моей голове медленно, но верно обрастал деталями, как днище старой баржи обрастает ракушками. Была даже пара идей, как незаметно подняться на такую высоту — но всё упиралось в то, что одна из сестёр практически всегда торчала дома, и я понятия не имел, где и под какой защитой хранится их коллекция магических книг и редкостей…
Но слежка слежкой — а денег она не приносила. Мне требовалось есть, а деньги, добытые в лавке книжника, таяли на глазах, несмотря на всю мою экономность. Нужно было что-то решать.
Именно тогда я и решил привлечь к своим делам Джеки.
Пораскинув мозгами, я понял, что здоровяк идеально подходит для определенного типа «работы». Не для тонкого вскрытия замков, конечно — а для того, чтобы создать «отвлекающий манёвр».
Грубо говоря — я решил использовать своего нового знакомого также, как меня в своё время использовал Рив и его симория.
Ещё тогда, после заключения нашего «перемирия» я нашел «лёжку» Джеки. Это оказалось не сложно — скрывался он из рук вон плохо, а выследить его я решил, движимый не столько любопытством, сколько жгучей потребностью проверить.
Доверять в Артануме — значит подписать себе смертный приговор. Мне нужно было знать, не ведет ли этот увалень двойную игру, не работает ли на Зубоскала или какого-нибудь другого «чешуйчатого» — или «теневого», который хочет меня как-то использовать.
Спасибо, научен уже горьким опытом…
Я провел полдня, затаившись на крыше одного из жилых домов и наблюдая, как Джеки копошится в своем «гнезде» — логовище на одной из крыш, заваленных всяким хламом.
Парень не выглядел агентом могущественного колдуна — скорее, как большой, одинокий и вечно голодный медведь, который чистил свой единственный нож, жевал какую-то краюху хлеба и с тоской смотрел на заходящее солнце. Это зрелище странным образом успокоило меня.
После этого я ещё несколько раз проверял здоровяка, пытаясь найти его контакты с другими «теневыми» или «чешуйчатыми» — но ничего не обнаружил. А после того, как мне пришла идея использовать Джеки, и родилось наше спонтанное партнёрство.
Всё началось с того, что в поисках новой «цели» я приметил лавку мясника, хозяин которой очень любил продавать несвежее мясо, а от стражи просто откупался.
Я проверил — к «теневым» он не имел никакого отношения…
Лавка находилась на одной из оживлённых площадей Старого порта, и кругом всегда была полно народа. Сам мясник — здоровенный детина с бычьей шеей — постоянно сидел внутри.
«План» был до смешного прост. Я объяснил его Джеки, после того как пришёл к нему на крышу, и предложил поработать за половину прибыли.
— Тебе не нужно ничего красть, — объяснял я, а здоровяк смотрел на меня с предельной концентрацией, будто я втолковывал ему основы сложнейшей науки, — Тебе нужно только поссориться. Громко, очень громко! Создать побольше шума, чтобы все, включая хозяина лавки, высыпали на улицу посмотреть. А я в это время быстренько заскочу туда и обчищу кассу. А ты можешь пока кому-нибудь даже морду набить.
— А стража?
— Да пока они появятся, мы всё уже сделаем! В Старом порту стража неохотно работает, а мы перед тем, как идти на дело, всё вокруг изучим — и пути отхода, чтобы не бегать вслепую, в случае чего.
Джеки медленно кивнул и почесал затылок.
— Ну затею я свару, и что потом?
— Да ничего особенного. Пошумишь немного, привлечёшь внимание, а потом пошлёшь всех к демонам, перевернёшь какую-нибудь корзину и медленно, с достоинством, удалишься.
— Да кто ж мне позволит так себя вести?
— А вот для этого мы тебя немного переоденем.
Потратив пяток серебряных, я прикупил для здоровяка пару «нормальных» вещей, и…
Всё сработало как надо!
Джеки разыграл настоящий спектакль — изображая подвыпившего моряка, он налетел на лоток торговца фруктами неподалеку от скобяной лавки, начал орать, что его обвесили, швырнул в сторону прилавка каким-то тухлым овощем, затеял драку с каким-то «сознательным» горожанином, опрокинул бочку с водой… Народ, как и предполагалось, на такое представление сбежался быстрее, чем на представление бродячих артистов. Из лавки высунулся и любопытный хозяин.
Это мне и было нужно.
Пока улица гудела, как растревоженный улей, я юркнул в открытую заднюю дверь лавки, нашел под прилавком тяжелый железный ящик с простейшим замком.
Возиться с отмычками я не решился — пока ими я владел слабовато. А тут надо было приложить лишь немного магии, в которой я со своими тренировками изрядно поднаторел, так что…
Камень Силы дрогнул под ключицей, по руке пробежала ледяная волна. Я прикоснулся пальцами к металлу, сосредоточился — и с глухим щелчком личинка замка повернулась на два оборота!
Я выгреб изнутри три золотых, полтора десятка серебряных, и пригоршню медных монет, сунул их в мешочек на поясе, выскочил обратно через заднюю дверь и растворился в том же переулке, откуда пришел.
На всё про всё ушло меньше двух минут.
Мы встретились на заранее оговоренной крыше в соседнем квартале. Джеки, запыхавшийся и довольный, уже ждал меня там.
— Ну что? — спросил он, и его глаза блестели азартом.
Я высыпал добычу на каменный парапет. Монеты весело звякнули.
— Четвертина — моему Барону. Четвертина — Барону Старого порта, — объяснил я, отделяя золотой и пятнадцать серебряных, — Остальное — пополам.
Вот так, за одно быстрое дело мы с Джеки нажили по целому золотому!
Конечно, из-за платы сразу двум Баронам половины прибыли пришлось лишиться — но я решил не рисковать. Всё же это было первое дело, организованное мной с кем-то. Мало ли, Джеки проболтается где-нибудь сколько денег мы умыкнули, потом это где-то всплывёт, дойдёт до Барона Старого порта — и у меня возникнут проблемы…
Не, в пень! Оно мне было не надо, и жадничать в таком случае не было никакого смысла. Конечно, я уже успел понять, что «теневые» не всегда платили прям каждому из Баронов! Своему — да, всегда, а вот сторонним…
Зависело от дела, цели, и ещё кучи разных обстоятельств.
Но сейчас я не видел смысла юлить — чтобы обезопасить себя.
Джеки взял свой золотой и с удовлетворением подкинул его на ладони.
— Неплохо! — довольно произнёс он, — Куда лучше, чем работать в одиночку!
Я кивнул, убирая свой кошель за пазуху, в тайный карман рубахи.
Здоровяк был прав. Шумный и, на первый взгляд, недалёкий, он оказался на удивление эффективным инструментом, которым после этого дела я ещё пару раз воспользовался!
Он не претендовал на лидерство, не задавал лишних вопросов, был доволен своей честной долей — и самое главное, доверял мне! Мы не были симорией, не клялись друг-другу в вечной дружбе.
Мы были двумя одиночками, которые нашли друг в друге временное, но выгодное дополнение. Джеки по-прежнему жил в Вороньем гнезде, на крыше, а я — в Трущобах. Наши миры соприкасались лишь на время «дел», и пока это устраивало нас обоих.
Пока в какой-то момент здоровяк вдруг не решил, что мы всё-таки друзья…
Мы сидели на плоской, прогретой за день крыше какого-то склада в Вороньем гнезде, свесив ноги над тёмной бездной переулка, и жевали мясные пирожки. Внизу, у подножия здания, гудела ночная жизнь района — крики пьяниц, скрип вывесок, доносившийся из открытых окон смех, музыка из таверн. Воздух был густым и тёплым, пах жареным луком, дёгтем и чем-то кислым.
Джеки молчал, перебирая в своих могучих пальцах серебрушки с нашей последней «делянки». Я уже собирался уходить.
— Ладно, Джек, до скорого. Найдёмся.
Я встал, и уже направился к лестнице, как он вдруг глухо произнес, не глядя на меня:
— Не зови меня так. Я Джеки.
Я остановился, повернулся и удивлённо поднял бровь.
— Эм-м-м… Ладно, не буду.
— Джек — это не моё имя. Папино.
Он замолчал снова, и тишина затянулась, став очень тяжёлой. Я не торопил здоровяка, чувствуя, что он хочет сказать что-то важное.
— У нас… у семьи… мастерская была, — наконец начал он, и его голос, обычно грубый и громкий, стал тихим и каким-то сдавленным, — В Новом Порту. У самых доков. Паруса, канаты… Всё самое лучшее! Лучшая парусина во всем Артануме, я тебе говорю! Отец… Он был мастер, настоящий! Не то, что эти жулики, которые дешёвым тряпьем торгуют. Он… — Джеки сглотнул, и его могучие плечи напряглись, — Он мог поспорить с любым капитаном, если тот плохую веревку требовал. Гордый был…
Он умолк, сжав кулаки.
— А мать… Мама всё считала. Всех этих жадных купцов и поставщиков в кулаке держала. И нас с отцом тоже, — На грубом лице Джеки промелькнула тень улыбки, быстрой, как вспышка молнии, — А я… Я в мастерской с детства лазил. Канаты эти таскал, рулоны с парусиной… Вот и вымахал таким.
Лицо Джеки вдруг исказилось. Словно его кто-то за горло схватил! Он резко отвернулся — наверное, чтобы я не увидел его глаз…
— А потом… Пожар… — просипел он, и в его голосе вдруг послышалась детская беспомощность, которую он так тщательно скрывал за своей медвежьей внешностью, — Всё сгорело. Всё… Мастерская… дом… Все, что они строили всю жизнь — всё сгорело за одну ночь.
Он сделал резкий, рваный вдох, будто ему не хватало воздуха.
— И они там… Они… — Он не смог договорить. Просто сидел, сгорбившись, огромный и вдруг бесконечно одинокий, уставившись в освещенные окна напротив.
Я молчал. Что можно было сказать? Ничего. Слова были бы пустыми и фальшивыми. Так что я просто ждал, но… Чувствовал горечь на своем языке — будто сам вдыхал дым того пожара…
Джеки резко встряхнулся, смахнул тыльной стороной ладони слёзы и обернулся ко мне. Его глаза были сухими, но в них стояла такая бездонная, звериная тоска, вперемешку со злостью, что мне стало не по себе.
— Что-то я много болтаю… Просто… Не зови меня Джеком, ладно? — его голос снова стал грубым, но теперь я понял, почему.
Эта грубость была щитом, за которым здоровяк прятал свою рану.
— Не буду, — пообещал я, и направился к лестнице.
Уже внизу, идя в сторону Трущоб по улицам Вороньего гнезда среди уличных танцовщиц, бродячих артистов с лютнями и гитарами, огнеглотателей, стражников со служебными жуками, расслабляющимися после тяжёлого дня горожанами и «теневыми», мельтешащими в толпе, я задумался.
И чем дольше думал, тем больше видел в истории Джеки дыр и нестыковок. Пожар. Случайность, или поджог? Отчего загорелась мастерская, гордящаяся качеством, где наверняка знали толк в смолах, маслах и прочей легковоспламеняющейся дряни? Такие люди как отец Джеки не роняют свечи на сухую парусину…
Да даже если и так — почему он оказался один, на улице? Куда делись друзья отца, клиенты, те самые капитаны, которые ценили его работу? Разве честный и уважаемый мастер не оставил после себя хоть кого-то, кто протянул бы руку его единственному сыну⁈ Неужели не нашлось никого, кто предложил бы Джеки кров, работу, помощь?
А земля, дом, мастерская? Участок у доков в Новом Порту? Даже если от дома и мастерской остались одни головёшки, земля-то никуда не делась. Она должна была стоить целое состояние! Ее можно было продать, отстроиться заново, начать все сначала. Почему вместо этого наследник славного рода судоремонтников болтается без гроша на крышах Вороньего гнезда и лупит морды стражникам за горсть серебра?
Вопросы клубились в голове, натыкаясь на глухую стену.
Я не сомневался, что Джеки говорит правду — врать он умел очень слабо, и я читал его, как открытую книгу. Но… Что-то он недоговаривал. Выдал мне только ту часть правды, которая болит, как открытая рана, и спрятал остальное — грязное, стыдное? Или что-то, за что, возможно, было переживать мучительнее всего?
Пройдя через заполненную народом площадь, я начал подъём на цепочку холмов, разделяющих Воронье гнездо и Трущобы.
Джеки-Джеки-Джеки…
Он не обязан мне ничего рассказывать. Я не его клык, не друг, не брат. Мы — два одиноких бродяги, случайно пересёкшиеся на охотничьей тропе. Мы можем какое-то время идти рядом, потому что так выгоднее, но наши логова находятся в разных концах леса.
Моё — в Трущобах, запертое на замок, с ловушкой в стене для любопытных. И я не собирался никого туда впускать. Доверие — роскошь, которую я не мог себе позволить. Ни тогда, когда проснулся в переулке без памяти, ни сейчас, когда в моей груди спал Камень Силы.
Джеки со своей болью был интересен и полезен, но… Не более того.
Я отогнал навязчивые вопросы о его прошлом. Они не имели для меня никакого значения. Важно было лишь то, что он мог сделать для моего будущего.
А всё остальное… Всё остальное неважно.