Вор без имени

Глава 1 Кровь и смерть

Мои пальцы скользнули через прутья холодной металлической решётки, прикоснулись к нутру разорванного охранника, и я сглотнул комок тошноты.

— Ключи, — прошептал под нос, пытаясь заглушить рвотный позыв, — Мне нужны долбаные ключи…

В тусклом свете зарешеченного окна, труп, валяющийся перед камерой, выглядел жутко.

Серая кожа на лице — единственном уцелевшем участке тела — покрыта вязью вен и капилляров, пульсирующих изнутри изумрудным светом. Пустые глазницы казались чёрными провалами, словно кто-то вырвал глаза вместе с душой. Клыки, которыми щеголял охранник-орк — обломаны…

А тело… Тело представляло собой сплошной кусок фарша, в котором мясо, внутренности, переломанные кости и одежда смешались в единое целое.

Запах разложения стоял такой плотный, что его можно было резать ножом! Смрад пропитал всю камеру.

Ну ещё бы — в каменном мешке, где я оказался заперт, валялся десяток трупов, да и моя одежда была покрыта кровью насквозь… Кажется, к ней местами прилипло чужое мясо…

Стараясь не думать об этом, я потянулся дальше.

Решетка была слишком узкой для того, чтобы я мог свободно пошариться в этом… Месиве. Удалось просунуть руку меж прутьев всего лишь до локтя, ещё и оцарапав предплечье о ржавый нарост.

Проклятье!

Интересно, многим ли мальчишкам моего возраста выпадало на долю подобное?

Уверен, что нет!

— Знать бы ещё, сколько мне…

Стараясь не рассматривать тело, я погрузил руки в мешанину из плоти… Разгрёб её немного, задержал дыхание (это не особо помогло), принялся искать в другом месте…

Палец задел что-то металлическое. Сердце в груди скакнуло, и я замер, боясь пошевелиться. Неужели…? Нет, это был всего лишь какой-то мусор… Пряжка ремня!

Чёрт-чёрт-чёрт!

В этот момент я услышал шаги. Гулкие, медленные, тяжёлые. Кто-то шел по коридору…

Кто-то…

Возможно — это возвращается тот, кто превратил охранника и всех постояльцев этой камеры в трупы. И если он обнаружит меня прежде, чем я выберусь…

Стиснув зубы, я принялся лихорадочно шарить в останках. Потому что иного выбора у меня просто не было.

Незадолго до…

Я очнулся на холодных камнях, и первое, что почувствовал — боль. Она была повсюду: в затылке, спине, руках, которые я машинально подложил под голову — видимо, чтобы хоть как-то смягчить падение.

Падение?

Как я тут очутился?

В голове маячили какие-то образы, обрывки воспоминаний, но ухватиться за них никак не получалось.

Я вдруг со страхом осознал, что не помню, как меня зовут…

— Не понимаю…

Я кое-как перевернулся на спину, и сел. Вокруг простиралась улица, которую никак нельзя было назвать знакомой.

Старые, потрескавшиеся камни, между которыми пробивались тонкие стебли травы. Стены зданий с облупившейся штукатуркой, подгнившей снизу. Чуть поодаль — одинокий ржавый фонарь…

В нос ударила вонь — запах гниющих водорослей, нечистот, и чего-то ещё — рыбы, кажется…

Вдалеке, на одной стороне пустой улицы, виднелась водная гладь, покосившийся причал, и часть корабля с высокими мачтами.

— Где… я? — прошептал, оглядываясь вокруг.

Рядом никого не было…

Попытавшись встать, я снова рухнул на землю, больно ударившись коленями — ноги подкосились, не дав мне подняться. Тело отказывалось слушаться, словно кто-то вытянул из меня все силы.

Силы… Оглядев себя, я понял, что ещё молод — лет четырнадцать, или около того…

От осознания того, что я даже не знаю свой возраст, стало ещё страшнее, и мозг попыталась захлестнуть паника.

— Так… Спокойно… — прошептал я, — Что-то я всё же помню? Названия вещей, образы, определения, понятия…

Лёжа на камнях я попытался вспомнить хоть что-нибудь, но в голове мелькали только смутные образы. Фигура в светящихся доспехах, фигура в плаще… Какая-то огромная птица… Фиолетовый вихрь…

И девушка… Девушка с золотистыми волосами, чьё лицо я не мог вспомнить.

Зато помнил, что у неё на шее был какой-то кулон…

Голова затрещала от боли и я застонал.

Меня охватило такое отчаяние, что хотелось завыть волком, забиться в панике и разрыдаться — но я удержался.

Истерика делу не поможет!

Оглядевшись снова, я увидел то, что не заметил в первый раз — у стены здания валялась гитара! Целёхонькая, разве что чуть запачканная грязью.

Отчего-то я сразу понял, что она моя.

Она будто придала мне сил. С трудом, но я всё же поднялся на ноги, доковылял до стены и поднял инструмент. Провёл рукой по грифу, чувствуя шершавую текстуру дерева — и внезапно успокоился.

Это был кусочек моей прежней жизни, которого я мог коснуться…

— Эй, ты! — раздался голос позади.

Я обернулся и увидел, из ближайшей подворотни выходят трое парней. Явно не старше шестнадцати лет, они отлично вписывались в окружающую обстановку — лица покрыты грязью, одежда нелепая и рваная, ботинки на ногах «просят каши», а в глазах сверкает смесь любопытства и… жадности?

Один из парней, самый высокий, плечистый, курносый, с уродливым шрамом на подбородке, с копной спутанных и грязных волос, указал на гитару.

Отчего-то я отметил, какой у него странный, чуть ли не квадратный палец, с обломанным ногтем…

— Чо это у тебя, приблуда? — спросил он, подходя ближе. Его голос был насмешливым, почти издевательским.

Я инстинктивно сжал гриф гитары крепче.

— Музыкальный инструмент.

Сердце колотилось так сильно, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Хотелось бы сказать, что мой ответ прозвучал твёрдо, но… Я не был в этом уверен.

— Му-зы-каль-ный? — смеясь, переспросил второй парень, с лицом, покрытым оспинами, и мутными, почти белыми глазами, — Ты бард, приблуда? Не похож… Одёжка дрянь…

— Ботинки айдза-а-а, — протянул непонятное слово третий, коротышка в очках без стёкол, с веснушчатым лицом и рыжими лохмами.

— Чё забыл тут? — спросил первый.

Они окружили меня, и я почувствовал, как спина покрылась холодным, липким потом. Сделав шаг назад, я наткнулся на стену дома.

— Мимо проходил.

— Сюда давай брякалку, — сказал мелкий-рыжий.

— Нет, — выдохнул я, чувствуя, как страх сменяется злостью, — Это всё, что у меня есть!

— Ашибачка, приблуда, — первый высморкался на землю, и потёр шрам на подбородке, — Всё, чо было.

Он сделал резкий шаг вперёд, и я лишь каким-то чудом успел пригнуться.

Кулак парня врезался в каменную стену, выбив кусок штукатурки. «Шрам» заорал от боли, а я пнул его под колено и рванул было в сторону…

Но двое других босяков набросились на меня с разных сторон. Я попытался отмахнуться от мелкого — но он нырнул под мой размашистый (и слабый) удар, и в его руках тут же появился мешочек на верёвке.

БАМ!

Мешочек крутанулся в воздухе и, оказавшись неожиданно тяжёлым, врезался мне в висок. Заставил пошатнуться, и в следующий миг второй босяк пнул меня по рёбрам, отбрасывая к стене.

Гитару вырвали из рук, пнули меня в голень, добавили в ухо, в корпус — я не мог прикрываться сразу от троих нападавших… Посыпался град ударов, заставив меня рухнуть на колени. Чья-то подошва впечаталась в лицо — и упав на землю, я почувствовал вкус крови во рту.

Я пытался закрыть голову руками, а удары продолжали сыпаться со всех сторон…

— Хватит! — закричал я, но слова утонули в смехе этих уродов.

— ЭЙ!

— Ох тыж гоблинский зад! — пискнул один из босяков, — Морячки! Валим!

Удары перестали сыпаться также быстро, как начали.

Послышался удаляющийся топот — и я, наконец, смог отвести руки от лица. Чтобы увидеть, как избившая меня троица убегает, унося с собой гитару…

— Сволочи! — прохрипел я, пытаясь подняться, — Суки! А-а-ахх… Я найду вас… Найду…

Всё болело — ещё сильнее, чем раньше…

С другой стороны улицы послышались шаги. Тяжёлые, уверенные, они эхом разносились по улице.

Я обернулся как раз в тот момент, когда мои спасители приблизились. И уставился на них.

Двое здоровяков остановились, нависнув надо мной словно высоченные деревья. Массивные, с серо-зелёной кожей, заострёнными ушами, проколотыми стальными серьгами, и клыками, торчащими из-под верхней губы.

На них были потрёпанные кожаные доспехи, украшенные металлическими заклёпками, а за плечами висели короткие мечи. Головы «морячков» украшали банданы, на широких поясах висели пистолеты с колесцовым замком…

Я знал что такое 'колесцовый замок…

И я знал, что это — орки.

Я попытался встать, но ноги подвели, и я снова рухнул на землю.

— Эй, гладкокожий! — произнёс один из здоровяков, присаживаясь на корточки. Хотя даже так он возвышался надо мной, как осадная башня…

Его голос был грубым, с хриплыми нотками, и я его прекрасно понимал.

— Зачем тут седишь?

Я открыл было рот, чтобы ответить, но слова застряли в горле.

Что им ответить? Я и сам… Не знаю.

— Я… я не знаю, — мне хотелось, чтобы голос звучал увереннее, чем я себя чувствовал, — Я очнулся здесь… после…

— После чего? — перебил меня второй орк, также присаживаясь на корточки. Его клыки блеснули серебром. Вставные? — После того, как дружки тебя бросили?

— Я не… Они мне не дружки. Они избили меня, и отобрали… Гитару…

— Избили и отобрали, хм? — ухмыльнулся первый орк, — Такие мелкие дерьмоеды? Значит, за тебя некому заступиться?

Мне не понравился его тон.

— Отец… Отец найдёт их, — решил соврать я, снова пытаясь встать.

На этот раз получилось. Хотя ноги всё ещё дрожали, я сумел удержать равновесие, и опёрся на стену.

— Нет у тебя отца, врун, — произнёс первый орк.

Он протянул руку и неожиданно — и очень больно! — схватил меня за волосы, заставляя запрокинуть голову.

— Ай!

— А если и есть, он не знает, что ты тут…

— Точно не знает! — подтвердил второй орк.

— Смотри Грак. У парня все зубы здоровые и целые… — заявил первый орк, приблизив свою страшную морду к моему лицу. Изо рта у него несло как из помойки… — И кожа чистая, чище чем у богачей из Элиона…

— За таких платят хорошо. И в Круге, и в княжествах… Особенно если кожа целая.

— Она целая, дерьмодум! Синяки и порезы — херня, залечим уриной рыгаловов. А потом продадим малька.

Я почувствовал, как холод пробежал по спине. Они собирались продать меня? Как раба⁈

— Пусти, сволочь! — крикнул я, и попытался пнуть орка в ногу — но ударил будто по каменной стене…

— Заткнись, мелкий дерьмоед! — усмехнулся зеленокожий, и в следующий момент я почувствовал удар по голове.

Мир завертелся, и последнее, что я увидел — насмешливые лица орков… А затем провалился в темноту.

На этот раз первое, что я ощутил при пробуждении, был холод. Он обволакивал меня, как вторая кожа, проникал в каждую клеточку тела, заставляя дрожать. Я снова лежал на камнях, которые были мокрыми и скользкими.

Вокруг было темно, а воздух был таким затхлым, что каждый вдох казался настоящей пыткой. Запах гниения, пота и ещё чего-то металлического смешивался в зловоние, которое невозможно было игнорировать.

Я закашлялся, а затем услышал какое-то шебуршание, приглушённое бормотание — и ощутил, как с меня стягивают ботинок!

Тело среагировало инстинктивно — я поджал ногу и резко её выпрямил, попав во что-то мягкое. Раздался тихий вой, ругань, на неизвестном языке, а я резко перевернулся на спину и попытался сесть.

А нет, боль никуда не ушла… Просто ждала своего часа.

Рядом со мной, держась за нос, стоял…

Ростом чуть ниже меня, широкоплечий, с зеленоватой кожей, вытянутым лицом с острыми зубами, торчащими из-под верхней губы. Его глаза блестели в полумраке, словно два крошечных фонарика. Одежда — рваные лохмотья, что-то вроде накидки, на коротких ногах — ничего, кроме здоровенных ногтей на кривых пальцах.

Гоблин.

За спиной у него стояли ещё двое таких же, поменьше. Их лица выражали ту же жадность и агрессию, что и у вожака…

Слабый луч света, пробивающийся через маленькое зарешеченное окно высоко под потолком, освещал небольшое помещение, в котором мы находились.

Камера?..

Судя по здоровенной решётке во всю стену — так оно и было… В сумраке виднелись силуэты других людей, но они держались у стен.

— Ах ты крыса… — оскалился гоблин, вытирая капающую из носа кровь, — Мелкая мразь…

Он обнажил острые зубы и двинулся ко мне.

Я попытался отползти назад, но почти сразу упёрся в стену. Боль прострелила позвоночник и, чувствуя себя загнанным зверем, которого вот-вот растерзают, я зашипел:

— Отвали!

— Иди сюда, крыса… — прорычал гоблин, делая ещё один шаг вперёд, — Сначала снимай башмаки, а потом… Ответишь за удар…

Двое его дружков тут же оказались рядом и схватили меня. Я почувствовал, как короткие грубые пальцы вцепились в ткань моей рубашки, и услышал треск.

Напугавшись до полусмерти и, одновременно, разозлившись, я что есть сил влепил локтём правому гоблину в глаз. Тот явно не ожидал такого, вскрикнул, выпустил меня, и я успел заехать второму по носу — но большой гоблин мгновенно оказался рядом, схватил меня за руку, а другой вцепился в горло.

— Не дергайся, крыса! — прошипел он, прижимая меня к стене, — Будет только хуже!

Один из его дружков нагнулся, и начал стаскивать с меня правый ботинок — и я тут же, не чувствуя себя от страха, пнул его ногой в лицо.

— Арг-х!

— Ублюдок! — рыкнул большой гоблин и ударил меня широким лбом в нос.

Голова мотнулась назад, я приложился затылком о камень, и почувствовал, как во рту появился металлический привкус крови. Мир завертелся перед глазами, и я на миг потерялся в пространстве.

Ботинки мигом исчезли с моих ног. Рубашка оказалась порвана в лоскуты, а в следующий миг кто-то пнул меня по рёбрам, и они полыхнули огнём…

— Харош! — раздался чей-то голос. Грубый, но спокойный, — Аставьте мелкава!

Лёжа на полу я моргнул несколько раз, и увидел, как за решёткой камеры стоит орк. Тот самый, который раньше говорил о продаже «гладкокожих». Он скрестил руки на груди, и смотрел на всех нас сверху вниз.

— Товар нужен мне целым, дерьмоеды, — также спокойно продолжил орк, — И если кто-то из вас испортит каво-то другова — вытащу ваши кишки из жопы, ясно?

Гоблин и его дружки замерли, а затем медленно отступили.

— Ты, — сказал орк, указывая на большого гоблина, — Ещё раз увижу, что ты трогаешь гладкокожего мелкого — пажалеешь.

Не знаю, зачем он повторил это персонально для гоблина, но для меня это не значило ничего хорошего… Тот зло зыркнул в мою сторону, но ничего не сказал. Вместо этого вернулся в свой угол, бормоча что-то себе под нос. Орк ещё раз обвёл камеру взглядом, и ушёл.

Я снова сел, опёршись о стену, потрогал сломанный нос, зашипел. А потом почувствовал, как внутри нарастает ярость и страх. Что я мог сделать? Один против троих, да ещё и драться толком не умею… Судя по всему.

Сплюнув прямо на пол, я огляделся.

В камере было человек десять… Человек? Хм-м… нет.

Вон та парочка мужчин чем-то смахивают на эльфов, с их заострёнными ушами, да ещё и гоблины эти… Впрочем, остальные четверо и вправду были людьми — мужчинами среднего возраста, разной степени побитости…

Все сидели или лежали по углам и вдоль стен. Кто-то стонал, кто-то просто смотрел в пустоту и молчал. Все выглядели так, будто уже давно смирились со своей участью.

И ни один не попытался мне помочь… Хотя теперь на меня пялились — и отнюдь не с сожалением…

Большой гоблин натянул мои ботинки, и под восхищённое цоканье своих прихлебателей прошёлся по камере. Оказавшись рядом со мной, он присел на корточки, оскалился, и прошептал:

— Мне до тёмной звезды, что говорит этот морячок, крыса… Там, куда он хочет нас отвезти, я сдохну… В муках. Так что лучше раньше, и с наслаждением… Поэтому ночью, когда он будет пить с друзьями наверху, я до тебя доберусь… Никуда ты не денешься!

Он вернулся в свой угол, а я сглотнул комок в горле.

Проклятье… Что мне делать? Как… Как выжить⁈

Остаток дня пришлось просидеть у стены, в холоде и сырости. Мозг то и дело пытался запаниковать, но я усилием воли гасил эти порывы, пытаясь переключится на рациональные мысли.

Получалось с трудом…

Ещё и эта головная боль каждый раз, когда пытался вспомнить, кто я…

То, что гоблин ночью попытается что-то мне сделать — в этом сомнений не было никаких… Он по виду сущий головорез.

Кто может мне помочь, кто защитит?

Да никто, конечно… Никому не захочется связываться с психом ради неизвестного мальчишки… К тому же — все пялились на меня с такой злобой, будто я в чём-то виноват!

Как я могу защититься? Нужно оружие — но где его взять? Никаких железок, никаких тарелок, ложек, стульев — в камере не было вообще ничего! Даже камней мелких не было! Только несколько деревянных скамей, висящих на ржавых цепях. На них сидели те эльфы (или полуэльфы?) и люди, которые были поздоровее прочих…

Но они послали меня какими-то незнакомыми словами, стоило только к ним обратиться.

Орки-«морячки» то и дело появлялись возле камеры, проверяя, как мы тут. Они приходили откуда-то сверху и справа, спускаясь с лестницы — а уходили по длинному коридору, ведущему влево…

Значит — мы где-то под землёй? Подвал, или что-то такое… Как отсюда выбраться?

Как?..

Тело болело, постоянно наваливалась усталость, и я то и дело проваливался в беспокойную дрёму — но выныривал из неё, едва заслышав какой-нибудь шорох.

В последний раз такое случилось, когда свет за маленьким оконцем под потолком окончательно исчез. Камера погрузилась в почти непроглядную темень, которую едва-едва разгонял свет закреплённого у наружней лестницы факела…

Я сидел рядом с одной из скамей, прижавшись спиной к холодной стене и обхватив руками колени. Босые ноги мёрзли на мокром полу, да и порванная рубашка не добавляла комфорта и уверенности…

Вокруг царила тишина, нарушаемая лишь редкими стонами других заключённых, или их храпом.

А затем послышались шорохи. Лёгкие, едва различимые шаги по каменному полу. Я замер, прислушиваяь к ним.

Началось…

Что делать⁈

Сердце колотилось так сильно, что казалось, его стук разносится по всей камере! Я подобрался, встал и вглядывался в темноту, но видел лишь смутные приближающиеся силуэты.

Они двигались медленно, осторожно, словно хищники, окружающие свою добычу.

— Ну что, гладкокожий? — донёсся из темноты голос, полный злобы, — Готов повеселиться?..

Я не ответил. Язык будто прилип к нёбу, а горло мгновенно пересохло. Я сжал кулаки, приготовившись драться, хотя понимал — шансов у меня нет.

Но сдаться… Сдаться было ещё хуже.

Я не заметил, как тени разошлись и растворились в окружающей тьме. Первый удар пришёлся по ногам. Я вскрикнул от боли, когда гоблинская нога врезалась в голень. Попытался отмахнуться — но не попал. Второй удар под колено заставил меня рухнуть на пол.

Лежащего на лавке мужчину как ветром сдуло…

Я ткнул кулаком наугад, в едва заметное движение — и угодил во что-то мягкое. Раздался вскрик, а затем ещё один удар — в грудь — выбил из моих лёгких воздух.

Я согнулся пополам, и гоблины тут же налетели со всех сторон. Неожиданно сильная подсечка опрокинула на спину, и через секунду эти уроды начали с остервенением пинать меня!

Мир вокруг начинает расплываться — боль терзала каждую клеточку моего тела! Единственное, что я мог — попытаться забиться под лавку, съёжиться и закрыть лицо руками.

Сквозь боль и собственное тяжёлое дыхание я слышал лишь мерзкий гоблинский смех…

А затем за пределами камеры что-то грохнуло…

Продолжая прикрываться от обезумевших, не обращающих ни на что внимания гоблинов, я не видел, что там происходит — но услышал, как возбуждённо и радостно заголосили другие пленники.

Кажется, кто-то пробежал по коридору снаружи…

Кажется, я услышал ругань орка-охранника…

А через несколько секунд раздался резкий треск!

Что-то сверкнуло в темноте — яркая вспышка, которая на мгновение осветила всю камеру. Кожу обожгло страшным огнём, боль, которую я испытывал от избиения, оказалась ничем. Её новая волна, пришедшая извне, казалось, хотела разорвать меня изнутри — и я заорал. Как и все прочие пленники.

Но их крики тут же стихли. Что-то влажное брызнуло на меня, окатив с ног до головы и заставив заткнуться. А затем гоблины рухнули рядом, завалив меня, избитого и съёжившегося под лавкой…

В ноздри ударил тяжёлый металлический запах. А уже через секунду я, не имеющий ни возможности, ни желания пошевелиться, почувствовал, как под прижатое к полу лицо затекает кровь.

Я догадался, что не должен шевелиться.

Догадался, что не должен даже дышать…

Шаги. Тяжёлые, размеренные.

Усталый, слегка раздражённый вздох.

Я затаился под скамьёй, придавленный трупами гоблинов, стараясь не издавать ни звука.

Снова шаги — на этот раз удаляющиеся…

И лишь когда они совсем стихли, я позволил себе выдохнуть.

Медленно, очень медленно выбрался из-под трупов, стараясь не шуметь. Моё лицо и руки были покрыты кровью, а одежда пропиталась ей насквозь. Я чувствовал липкость на коже, видел, что куски чужого мяса прилипли к одежде — и это вызывало тошноту.

Трупы валялись по всей камере — изуродованные, едва ли не вывернутые наружу… Кровь была везде. Она разбрызгалась из тел сокамерников, словно из разорванных шлангов, заливая стены, пол, потолок. Я почувствовал, как к горлу подступает ком.

Что… Или кто сотворил это? Зачем? И почему я остался цел?..

Вопросы крутились у меня в голове, пытаясь отвлечь внимание от этого ужаса — но затем я увидел изуродованный труп орка-охранника, валяющегося совсем рядом с решёткой.

Ключи… У него должны быть ключи…

Друзья, не забывайте ставить лайки! А если оставите комментарий, я вообще буду счастлив)