— Так, что же мы имеем? Чем нас на этот раз одарила всеблагая Академия? Какие отличники учебы нам нынче достались, а? Как думаешь, сержант? Небось все сплошь великие воины и будущая гроза хагеров?
— Я думаю, что с каждым годом товар все дерьмовей, капитан. Очередное протухшее мясо.
— Вот… Поразительно! И отчего я думаю так же? Ну, кто из вас, лесных обезьян, сможет ответить на этот нехитрый вопрос?
Никто из нас, шестерых новоявленных солдат Ордена Часовых, приписанных к Корпусу Тринадцатой стражи в столице Северных Земель Лютограде, не проронил ни слова. Капитану Часовых Кречету явно казалось, что он задавал риторические вопросы. А его сержант, убелённый сединами ветеран, с длинными вислыми усами и изборождённым плохо зажившими шрамами грубым лицом, лишь привычно поддакивал, глядя на нас, как на мерзких докучливых насекомых.
Нам, вновь прибывшим, устроили смотрины. В самом центре городского Корпуса Часовых, в приемном зале капитана Стражи, который одновременно был и его кабинетом. Довольно большое помещение, такое же неприветливое, угрюмое и холодное, как и всё здесь. Обшарпанный камень стен, дубовая прочная мебель, узкие зарешеченные окошки-бойницы, вяло потрескивающий углями камин, мощные двустворчатые двери.
Кроме нас, рядком стоящими прямо посреди комнаты, тут присутствовало с дюжину Часовых, лениво подпирающих стены, и презрительно посматривающих на вчерашних курсантов. Сам капитан сидел, развалившись, за огромным столом, положив перед собой несколько папок с нашими документами. К которым он пока даже и пальцем не притронулся. Рядом с ним широко расставив ноги, замер сержант Корнедуб.
Я не скажу, что глазевшие на нас Часовые внешне как-то уж сильно отличались от остальных людей и прямо с порога производили неизгладимое впечатление. Нет… Люди как люди, матёрые, тёртые, разных возрастов, подтянутые и крепкие. Державшиеся с грацией прирождённых военных, побывавших не в одной битве. Здесь они, пожалуй, ничем не отличались от любого профессионального солдата. Но было в них что-то, что заставляло через некоторое время смотреть на них совершенно иначе. Чем-то они все были схожи. Выражение лиц, особый прищур глаз, манера держаться… Наверно все дело было в глазах. У всех набившихся в комнату на смотрины свободных от службы Часовых были одинаковые глаза. Глаза людей, не только заглянувших в саму преисподнюю, но и побывавших там. И сумевших вернуться.
Как только мы приземлились практически в центре Лютограда на взлётном поле Корпуса, нас уже встречали. Целая делегация, общаться с которой капитан Еремей Могильный вышел лично. Им он передал все перевозимые на корабле посылки и бумаги. Мы же поражённо оглядывались, оказавшись в крепости внутри крепости. Нас окружали высокие стены, замковые постройки, стремящиеся ввысь башни. На посадочном поле, расположенным прямо внутри крепостного двора, было пришвартовано с десяток воздушных кораблей, очень сильно отличавшихся от всех, что я видел до этого. Но рассмотреть всё более подробно нам не дали.
Без лишних проволочек повели сразу же на приём к главе Стражи капитану Ярославу Кречету. Который уже почти десять лет выполнял функции командующего всем Тринадцатым корпусом. Пока я не вырос, не сдал экзамен и уже в качестве Часового не вернулся, чтобы занять полагающуюся мне должность. А с этим, как я уже давно понял, будут очень серьезные проблемы. И мои опасения подтвердились, как только я увидел, что здесь, в этом гордом и суровом городе, живут такие же люди, привыкшие к трудностям и постоянной войне. Здесь, вдали от Столицы и более спокойных мест, в неприступном месте, в этом жестоком краю, были свои законы.
Да, из Северных Земель в императорскую казну регулярно шли поставки угля и железа, гарнизон Лютограда надежно охранял северные рубежи, а Часовые на корню пресекали все попытки иномирных тварей прорваться в глубь человеческих земель. Но менталитет здесь был иной. И наместник тут воспринимался чуть ли не за удельного князя. А капитан Часовых смог взять такую силу, что плевать хотел на любого пришлого дворянчика, у которого и молоко на губах не обсохло. А я для них был даже хуже, чем пришлый. Я был своим, но особенным. Не таким как другие. И отдавать мне то, что было по праву моим, никто не собирался. Господи, да как будто я больше всего на свете желал взвалить на себя это ярмо! Но я помнил дружеский совет Могильного. Кречет не простит проявления слабости и безволия. Я должен не просить. Я должен взять.
— И сдаётся мне, что дальше будет только хуже, — с раздражением сплюнул Кречет. — Кого мне пришлют на следующий год — младенцев? Или они там, в Столице, решили что мы тут только и делаем, что прохлаждается, попивая пивко, раз прислали этих мягкотелых засранцев?
— Лучших из лучших, — издевательски проскрежетал Корнедуб. — Как всегда.
Кречет изобразил на лице ужас, вызвав сдавленные смешки у едва ли не тыкавших в нас пальцами подчинённых. Мы стояли навытяжку, пристыженные, словно распекаемые строгим учителем нерадивые школьники. Наверно, я злился больше других. Так и подмывало вытащить из внутреннего кармана кителя свернутую трубочкой грамоту от Рокоссовского и швырнуть в харю Кречету. Но что-то мне подсказывало, чтобы я этого делать не смел.
Капитан наконец обратил внимание на лежащие перед ним бумаги. Лениво пролистал, брезгливо морщась и громко бормоча, так, чтобы слышали все:
— Ну, ну, посмотрим. Кто же здесь у нас… Кому не повезло, ха-ха! Считаете, что оказались в жопе мира, молокососы? Нееет… Вы ещё ничего не видели. Но должны уже сейчас начать бояться, за свои жопы. Потому что когда прорвавшиеся через очередной прокол твари начнут вас драть, никто не будет спрашивать, нравится вам это или нет!
Лютоградские часовые разразились хохотом. Им было смешно, нам не очень. Кречет раздражённо отодвинул от себя тонкие папки.
— Эти бумажки хороши только для подтирки. Я и без сопроводительных писем вижу, что вы из себя представляете. Ничто. Вы просто ничто. Даже меньше. Лосиное дерьмо под подошвами сапог. Или вы думаете, что раз вас отправили сюда, в наш славный город, на самую почётную службу из всех возможных, вы внезапно стали настоящими Часовыми⁈
Мне от таких слов хотелось закатить глаза и вздохнуть, но я сдерживался. А вот одному из моих сослуживцев хватило ума разинуть рот и оправдательного произнести:
— Мы все сдали экзамен, господин капитан, и были приведены к присяге…
— Экзамен? К присяге? — с угрожающими интонациями едва не промурлыкал Кречет, едва заметно улыбнувшись. Его глаза опасно сузились и он резко взорвался истошным рёвом, от которого даже его бойцы невольно присели. — Я тебя о чем-то спрашивал, вонючее мясо⁈ Экзамен⁈ Ты считаешь, что, если находясь в толпе себе подобных уродов, продержался сраный час днём, при свете солнца, на самом краешке приграничья, ты сдал экзамен⁈ Настоящий экзамен ты будешь сдавать здесь, в этих землях, каждый отпущенный тебе день, пока не сдохнешь! Ты понял меня? Здесь твои экзамены, поганое отродье!
Несчастный новобранец лишь ошарашенно хлопал глазами, успев сто раз пожалеть о своих опрометчивых словах. Кречет успокоился так же резко, как и взорвался.
— В общем, с вами пятерыми всё ясно. Просто самые никчёмные и убогие выпускники из всех, что наскребли в Академии. Всё как всегда, как уже подметил сержант Корнедуб. Но ничего, вам повезло, недоноски. Вами лично займётся наш сержант, чтоб даже из таких отбросов, как вы, сделать настоящих воинов. Вами займутся те, кто достоин называться Часовыми. И не потому что, видите ли, приняли присягу… И если в ближайшие пару месяцев вы умудритесь не сдохнуть, может, из вас ещё и выйдет толк.
Мои однокашники все как один побелели, гадая какая из альтернатив хуже. Хотя чего удивляться-то? Особенно после экзамена, что бы там себе не считал этот капитан. И так было ясно, что мы окажемся в жопе… Кречет тем временем, потеряв к ним всяческий интерес, наконец-то обратил всё свое монаршее внимание на меня. Я буквально шкурой ощутил, как на меня устремились взгляды всех, находящихся в этой комнате людей. Гвоздь программы, как никак.
— Но есть среди вас один, который до сих пор скромно молчит и не проронил ни звука, — как бы в великой задумчивости пробормотал Кречет, не сводя с меня тяжёлого, полного едва сдерживаемого бешенства взгляда. — Альрик Безродный, прошу любить и жаловать. Наследник проклятого Рода, достигший совершеннолетия, окончивший Академию, разумеется, сдавший экзамен и принявший присягу. Этакий добрый молодец, вернувшийся в родные края после долгого отсутствия. И вернувшись не просто так, а чтобы занять моё место, и принять на себя командование всей Тринадцатой Стражей, по праву законного приемника своего покойного отца! Каково, а парни?
Парни уже едва не давились от издевательского смеха. Сержант Корнедуб и тот скалился во всю ширь. Пятёрка новобранцев в непонятном ожидании испуганно косилась на меня. Чего они ждали, что я вот так запросто закрою рот этому горлопану, способному всех нас скормить ведьминым гончим и не поморщиться при этом?
— Мне вот интересно, они там, в Академии, когда занимаются распределением новичков, хоть иногда думают чем-то еще, помимо своих изнеженных задниц? — продолжал вслух изрекать собственные глубокие мысли капитан. — Интересно, чтобы на это сказал наш глубокоуважаемый наместник, барон Горь, услышь он подобное? Наверно, все же стоило его пригласить на наши смотрины, а, Фёдор?
Сержант Корнедуб страдальчески скривился.
— Навряд ли барону будет интересно смотреть на этих убогих. Зачем отвлекать занятого человека?
— А мы, значит, отвлекаться можем? — деланно возмутился Кречет, не спуская с меня тёмно-карих, очень умных и угрожающе блестевших глаз. — Как будто нам больше заняться нечем, нежели разглядывать эту свиную требуху? Пятеро из которых сдохнут на первом же рейде!
Мои сослуживцы с нарастающей тревогой стали переглядываться. Да, похоже их самые страшные подозрения начали оправдываться. А судя по изменившимся лицам Влада и Олега, они уже всерьёз думали о том, не совершили ли роковую ошибку, согласившись принять мое предложение…
— Ну так что молчишь, рядовой Безродный, — насмешливо обратился ко мне Кречет. Его тонкие губы раздвинулись в презрительной усмешке. — Отвечай. Только сразу тебя прошу. Не начинай мне тут заливать про указ ректора Академии, распределение, сданный экзамен и присягу. И меньше всего говори о своих правах. Нет у тебя тут никаких прав, крысеныш. Они были у твоего отца. Единственного достойного человека из всего вашего проклятого Рода. Но ты не он. И никогда им не станешь. Оглянись вокруг и пойми, что всё то, что ты увидишь за пределами стен Лютограда, стало возможно благодаря твоему прадеду. И мы все здесь в такой заднице, что дна не видно, тоже благодаря ему. Думаешь, почему Северные земли стали самыми поганым местом во всей Империи? Да потому, что здесь располагается ваш чертов Дом. Ваше осквернённое якшанием с ведьмами дворянское гнездо. Это расплата. Так почему же за грехи твоего далекого предка-предателя должны платить мы все? А теперь, теперь скажи мне хоть что-нибудь, мальчик.
В зале повисла такая густая и напряженная тишина, что хоть ножом режь. Смешки и говорки стихли. Все без исключения смотрели на меня. Я же, уставившись на капитана, старательно подыскивал нужные слова. Заготовленная, было, речь как-то сама собой напрочь выветрилась из головы. От того, что я сейчас скажу, действительно будет зависеть очень много. Для меня в первую очередь. Наказ о том, что Кречет ненавидит слабаков и трусов из головы не выходил.
Я выпрямился, высоко задирая подбородок и не отводя глаз от буравящего меня угрожающим взором капитана Тринадцатой Стражи. Расправил плечи и осознал, что, наверно, я выше всех, кто находится сейчас здесь. Лютоградские часовые, затянутые в кожу и кольчуги, с портупеями, отягощёнными мечами и кинжалами, были крепкими мускулистыми парнями, но я выделялся даже на их фоне. Наверно, только Ярослав Кречет был выше меня. Но он сидел за столом. И я не мог этого точно сказать. А что сказать я мог совершенно точно, так это то, что он был ну уж очень здоров. Очень. Крупнее любого, кого я прежде встречал. Возможно, лишь загадочный Франк с «Архангела Гавриила» мог посоперничать с капитаном Часовых габаритами. Бычья шея, могучая, выпуклая грудь, на которой едва не трещал темно-зеленого цвета мундир, с приколотым значком капитана Стражи. Плечи шириной с грузовик, толстенные, бугрящиеся чудовищными мышцами руки, чьей грозной мощи не скрывала ткань униформы. Пальцами Кречет, скорее всего, мог вязать из арматуры морские узлы. Но вот лицо капитана… Оно не походило на кирпичную физиономию безмозглого амбала. Высокий лоб, коротко стриженные черные волосы, ястребиный нос, широкие скулы, твёрдый подбородок. Породистое лицо. Как у меня. И вот этому человеку я должен доказать, что достоин командовать им. Серьёзно?
— Вы ошиблись с моим именем, капитан, — громко, выдерживая тяжелый взгляд оппонента, произнёс я. Мой голос гулко разнесся по просторной комнате. Кречет удивлённо заломил бровь.
— Меня зовут не Альрик Безродный. Здесь, на Родине своих предков, я отказываюсь называться этой позорной кличкой. И так же как и вам начхать на указы столичных, мне наплевать на тех, кто думает иначе. Я не оспариваю императорский указ столетней давности о наказании для моего прадеда. Но я не он. Я отказываюсь отвечать за грехи предка. Мой отец… Он бы понял меня и поддержал. Я проклятый наследник проклятого рода, да. Но у моего Рода есть фамилия. От которой я никогда не откажусь. Я Алексей Бестужев!
Боковым зрением, я увидел, как стоявший рядом со мной Влад обреченно закатил глаза, а его губы почти беззвучно шепнули что-то типа «ну и дурак». В глазах же Кречета я приметил пробудившийся интерес. Он весь подался вперед. Под его чудовищным весом заскрипел дубовый стул.
— Ты хоть понимаешь, что сейчас сказал, сынок? — тихо спросил он с недоброй улыбкой. — Это похоже на измену. Твои слова ставят под сомнение приказ Государя, который не имеет срока давности и распространяется на всю территорию Великорусской Империи! Я прямо сейчас могу отдать тебя под Трибунал. Хочешь облегчить мне жизнь, мальчик?
— Не думал, что вы так боитесь меня, господин капитан! — презрительно усмехнулся я.
Словно скала выскочила из-за широкого дубового стола, способного вместить на своей поверхности целого африканского буйвола. Но мне показалось, что с гневным рычанием подскочивший человек смог бы с лёгкостью этот стол разнести на щепки. Боже мой, да этот Кречет настоящий Голиаф! В бешенстве налившийся дурной кровью капитан Часовых упёрся сжатыми кулаками в столешницу, выпрямляясь во весь свой рост. Не думал, что существуют такие огромные люди! Сами судите. Я нынче был довольно мощным парнем, поджарым и мускулистым, ростом под два метра. Но Кречет, он был выше меня почти на голову! Невероятно! Да, столкнуть бы их лбами с Франком… Это была бы воистину битва титанов.
Прибывшие со мной бедолаги-новобранцы жалостливо смотрели на меня, как на живого покойника. Сержант Корнедуб положил руку на рукоять короткого меча в потёртых ножнах. Несколько долгих секунд широко раздувающий ноздри капитан злобно таращился на меня. Затем каким-то отстранённым голосом произнес:
— Я? Я боюсь тебя⁈ Ты хоть понял, что сказал, щенок?
Я с залихватский обречённостью мерзко улыбнулся и сказал:
— Конечно понял, господин капитан. И не надейтесь, что я откажусь от своих слов. Но вы сразу превратно меня истолковали. Не дали высказать всё, что я хотел. Для вас я изначально был никем. А с пустым местом и особо разговаривать не хочется. Понимаю! Вот только вы ошиблись. Я не корм для пришлых тварей и не безродный изгой. Я тот, кто я есть. Алексей Бестужев. И я от своих слов не отказываюсь. И готов на деле доказать право на свою фамилию.
Среди часовых пошли удивлённые шепотки. Седовласый сержант недоуменно посмотрел на меня, словно прикидывая, не свихнулся ли я часом. А Кречет с радостным изумлением недоверчиво переспросил:
— Что? Уж не послышалось ли мне, рядовой? Ты хочешь бросить мне вызов⁈
Я набрал полную грудь воздуха и обреченно выдохнул:
— Да!
На это раз Влад уже не смог сдержать эмоций, громко простонав:
— Ну идиот…