Часовой: Воин Ордена

Глава 24

Я, с трудом сдерживая охватившее меня нетерпение, проводил после скромного корабельного завтрака все последующие часы нашего неспешного ковыляния по небесному морю время, на открытой всем ветрам смотровой палубе. До рези в глазах всматривался вдаль, словно стараясь заглянуть за горизонт. Уже совсем скоро, с минуты на минуту надеялся увидеть густой, утопающий в тени ельник, с трёх сторон подступающий к словно обрубленному утёсу, на плато которого возвышался порядком обветшалый, но гордый и непоколебимый старинный замок. Я жаждал вновь увидеть его башни и шпили, его древние каменные стены, ощутить дух времени и единство с этой старинной крепостью. Мой дом. Родовое поместье герцогов Бестужевых. Отрезанный от остальной части Великорусской Империи ломоть, забытый и отторгаемый. Но тем не менее бывший моей вотчиной. И я всем сердцем стремился туда. Вот так вот! И совсем скоро я должен был очутиться там.

Я порядком удивился, когда скупой на похвалы капитан Тринадцатой стражи небрежно сообщил, что выписывает мне небольшую увольнительную, на недельку. Дескать, я и так два года оттарабанил в Академии, да и вообще оказался не самым последним засранцем, вот он и решил немного погладить меня по шёрстке. Удивился? Да нет, не так. Я реально офонарел. Такого проявления великодушия от Кречета в самом начале своей службы Часовым я уж точно не ожидал. Думал, что смогу увидеть снившийся мне последнее время родовой замок самое близкое через полгода, если к тому моменту не окажусь в брюхе какой-нибудь пришлой оголодавшей твари. А тут на тебе, воистину сюрприз!

И теперь я коротал оставшееся время полёта, устроившись на носу открытой небесному простору палубы, и нетерпеливо смотрел вперёд. Меня обуяли смешанные чувства. Азарт, воодушевление, щемящее чувство радости возвращений в отчий дом и… Изрядная толика нервозного волнения. Иногда я начинаю забывать, кем являюсь на самом деле. Казалось, личность пришедшего из иного мира самого заурядного студента Алексея Воронцова почти растворилась в личности наследного дворянина огромной Империи, чью маску я стал носить. Но я все же не он. И мне до сих очень сильно не хватало всех знаний Бестужева. А без них смогу ли я и дальше достоверно выдавать себя за аристократа-изгоя? Одно дело пудрить мозги тем, кто лично не был знаком с этим парнем или весьма поверхностно знал его семью. И уж совсем другое оказаться в кругу этой семьи, в доме, где Алексея Бестужева очень хорошо знали!

Ха, семья! Да какая там семья… Подозреваю, что после смерти отца самым близким человеком для наследного дворянина проклятого рода стал управляющий поместьем дядя Игнат. Вот и вся семья. Но Игнат производил впечатление очень умного и незаурядного человека. Знавшего росшего под его крылом мальца как облупленного. Смогу ли я убедить такого человека, что я именно тот, кем и выгляжу? Вопросец…

И не случится ли так, что дядя Игнат раскусит меня, как только увидит. И озадачится мыслью — а кто это вернулся в замок под видом его воспитанника? И затеет обряд изгнания бесов. А о последствиях оного лучше и не думать! В любом случае мне не поздоровится. Мог ли опять сослаться на падение, удар головой и потерю памяти? С моими академическими однокашниками это прокатило. Я невольно почесал спину, где меж лопаток мирно дремало изображение грифона. Мой родовой знак спал. Возможно само наличие его на моей шкуре станет подтверждением, что я не какой-нибудь там самозванец или оборотень. Подобные родовые символы подделать в принципе невозможно. И знающий человек сразу определит его подлинность. А Игнат был очень знающим.

Через некоторое время ко мне на палубу поднялся вездесущий сержант Корнедуб. Усмехнувшись в усы, он подошел ко мне и похлопал по плечу.

— Иногда дом это единственное, что остаётся у человека, — изрек он. — А дом может быть везде, главное, чтоб тебя в нем ждали. Для некоторых домом становится Орден. А кто-то и всю оставшуюся жизнь в сиротах ходит. Тебе, считай, повезло. У тебя не только дом, но и история, имя!

— Вот уже почти сто лет, как тщательно втаптываемое в грязь всеми сведущими в Империи людьми, — невесело усмехнулся я, вызвав понимающий оскал ветерана стражи.

— Это точно. Супротив общества не попрёшь. Хотя всякое бывало, всякое… Ты это, Игнату привет передавай. Несколько месяцев его уже не видел. Или он стал меньше в Лютоград заглядывать, или дорожки наши всё никак не сходятся…

Я, повернувшись к Корнедубу, поинтересовался:

— А разве «Икар» не станет приземляться? Или для него в замке тесновато будет?

Сержант сплюнул за борт и пробурчал:

— Вот балда… Для корабля класса рейдера в замке Бестужевых есть специальная причальная башня, если ты забыл! Какие тут проблемы? Но каждый спуск и подъем пожирает остатки сил нашей энергоустановки. Вот капитан и запретил лишние движения. Спустим тебя во внутренний двор на лине, и всех делов. А хошь, дам пинка и так приземлишься?

Последние слова Корнедуб произнёс с затаённой надеждой. Я негромко рассмеялся и, вспомнив, уточнил:

— Кстати, на счёт колдуна… Вам поверили?

— А то, — односложно ответил сержант, вцепившись пальцами в перила ограждения и уставившись вдаль. — Да то не твоя забота, малец. Ты, считай, уже дома. Смотри!

Но и без его окрика я уже увидел то, что ожидал все последние часы. Жаждал узреть и подспудно боялся. Мой дом. Старинное родовое гнездо, крепость герцогов Бестужевых. Древний замок, раскинувшийся на выступающем подобно корабельному килю утёсу. Чёрный замок без знамен и штандартов. Словно вздымающийся вверх каменный кулак, вызов всем обстоятельствам и всему миру.

Я выдохнул, изо всех сил напрягая глаза. Замок все нарастал и приближался. Совсем скоро!

Наш корабль, натужно жужжа отдававшими последние силы движителями, завис над внутренним двором поместья, на высоте примерно пятидесяти метров, бросая на раскинувшееся внизу подворье густую предвечернюю тень. Казалось, исцарапанное и обцелованное всеми ветками брюхо корабля вот-вот зацепит одну из островерхих башен замка. Но рулевой своё дело знал туго, ловко удерживая судно и балансируя на воздушных потоках.

Я спустился в десантный отсек, одетый как во время вылазки в туннели, с тощим мешком нехитрых пожиток за спиной. Капитан Кречет лично пристегнул страховочный трос к моей портупее и проверил исправность лебёдки. Тут же оказался сержант Корнедуб, с любопытством заглядывая в открытый люк.

— Что-то не вижу я особого ажиотажу, — протянул он. — Никто даже не соизволил выскочить во двор. Хотя в окнах вроде и мелькнул кто. Мда… При Алексашке, царствие ему небесное, такого не бывало. А тут приходи и бери голыми руками!

— Слова-то какие знаешь, старый ты конь, — пробурчал Кречет, ещё раз придирчиво осмотрев трос. — Ажиотажу… И слепому понятно, что мы свои. Нас то ещё, поди, издалека рассмотрели. Так к чему лишний переполох поднимать, да и кому? Счас в поместье нашего везунчика совсем негусто. Или ты ждал, что его ковровой дорожкой и пышными букетами встречать будут?

— Не его, а нас, — не унимался Корнедуб.

— Да ну тебя козе в трещину, Федька, задрал уже! Ну всё, рядовой, считай, что твоя увольнительная началась. Чтоб ровно через неделю был в Цитадели. Опоздаешь хоть на один день, лично явлюсь за тобой и пинками погоню пешком всю дорогу до Лютограда. Понял?

— Так точно, господин капитан!

Поморщившись от моего голоса, Кречет потянул за рычаг лебёдки, а я, махнув им напоследок, ступил в развёрнутую под ногами пустоту. И вновь ощутил уже знакомое чувство свободного падения. За мной с негромким визгом разматывался трос, а я, придерживая его затянутыми в перчатки руками, неторопливо спускался вниз, к раскинувшемуся подо мной замощенному растрескавшейся брусчаткой внутреннему двору. Вскоре я оказался как будто стиснут со всех сторон башнями, могучими стенами, древним камнем, а потом мои ноги, спружинив, коснулись земли и я торопливо отстегнул карабин. Втянув трос, «Икар» медленно набрал высоту и полетел прочь, далее на восток. А я… А я, снедаемый жадным нетерпением и любопытством, с резко вспотевшими ладонями, повернулся к выходящей во внутренний двор двери, на вид очень крепкой, окованной железом, с массивным врезным замком. Возвышающиеся вокруг стены погрузили меня в колодезную прохладу, заслоняя от скатывающегося к горизонту летнего солнца.

Вот я и дома. И, более не раздумывая, уверенно, с трудом сдерживая порыв сорваться на бег, зашагал к двери. Я представил, как выгляжу со стороны. Высокая широкоплечая фигура, затянутая в кожу и кольчугу, с мечом и кинжалом на поясе и мешком за спиной. На коротко остриженную голову наброшен капюшон, из-под которого настороженно зыркают стальные глаза. Худощавое, словно вытесанное из камня, небритое лицо, пружинящая лёгкая походка бывалого путешественника. Что обо мне подумали те, кто наверняка видел через окна замка, как я опускаюсь вниз? Узнали или нет? Насколько сильно изменился покинувший кров два года назад наследник Бестужевых? Сейчас узнаю.

Взявшись за массивную бронзовую ручку двери, потянул её на себя, тут же поразившись толщине полотна, после чего переступил через порог, прикрыв дверь за собой. Я оказался в небольшом зале, с каменным полом и высоким потолком. Аркообразные узкие окна, забранные железными прутьями, впускали внутрь остатки гаснувшего дня. Кое-где по стенам были развешены масляные светильники. С центральной балки потолка на железных цепях опускалась крестообразная свечная люстра. Обстановка в целом была довольно скромной и не прихотливой. Ни дорогих картин, ни ковров, ни мягкой мебели. То ли потому что эта комната являлась по сути черным ходом, или же в силу неприхотливости в обиходе обитателей замка, то ли из-за того, что моя семья действительно испытывала финансовые трудности.

Я застыл на пороге, слегка растерявшись. Кроме меня, здесь никого не было. Меня и впрямь никто не встречал. Я словно вернулся в опустевший дом-призрак. Из зала дальше, в глубь поместья, вела еще одна дверь. Большая, двустворчатая и наглухо закрытая. Но мои чуткие уши уловили, что к ней кто-то приближается. Чьи-то лёгкие, довольно торопливые шажки по каменным плитам пола. Я поспешил сбросить с головы капюшон.

Слух меня не подвёл. Двери распахнулись и в зал буквально влетела… Юная девушка. А вовсе не Игнат, чьи шаги уж точно нельзя было бы назвать лёгкими!

Я замер, поражённый увиденным. Кто это⁈ Совсем юная, стройная как камышинка, с плавными изгибами точёной фигурки, что подчёркивало простое облегающее платье. Рассыпанные по плечам густые чёрные волосы, чувственные губы, милые, но твердые черты лица, лучистые зелёные глаза. И кого-то она мне смутно напоминала. Увидев меня, она так же замерла, приложив руки к груди. Её глаза засияли еще ярче. Затем она выдохнула и с радостным криком бросилась мне навстречу.

Я оказался совершенно беспомощным перед налетевшим на меня визжавшим от восторга вихрем в юбке, и оказался заключён в крепкие объятия прежде, чем успел сложить в уме два и два.

— Алёшка! Братик!.. Ты все-таки вернулся!..

Я так и обмяк, невольно пошатнувшись под её весом и вдыхая исходящий от девушки аромат вишни и полевых цветов. Неловко поднял руки и прижал её к себе, внезапно ощутив целую бурю захвативших меня эмоций. Во мне проснулся водоворот чувств и образов. Офигеть… Так у меня, оказывается, ещё есть сестра! Вот почему её лицо сразу показалось мне смутно знакомым. Она напоминала моё собственное и моего, хм, нашего, отца. И почему меня никто не предупредил, едва не завопил я, с ужасом думая, что же мне теперь делать и что говорить!

А она всё прижималась ко мне, смеясь и что-то лепеча, затем пылко расцеловала и, крепко прижавшись, обхватив руками шею, игриво подняла ножки, согнув в коленях. В её глубоких глазах блестели слёзы радости. Она неверяще выдохнула:

— Я знала… Знала, что ты совсем скоро вернёшься из этой своей Академии. Чуяла! А дядя Игнат всё своё долдонит, что ещё не скоро тебя отпустят со службы. Если ты, конечно, сдашь экзамен… А я знала! Ой, какой же ты здоровый стал! Больше папки уже! И такой колючий…

Стоически перенося все поцелуи и объятия, я не мог не отметить, что мне очень приятно стоять, обнявшись, с этой девушкой. Я чувствовал исходящее от нее тепло даже через одежду и кольчугу. Я видел, что она искренне любит меня. И готов был поклясться, что тоже люблю ее. Всегда любил. У меня есть сестра, потрясающе! Но… Я лихорадочно заскрипел мозгами. Она лет на пять младше меня. Моя мать умерла при моих родах. Отец вроде больше не женился. Значит… Значит, она однозначно мне сестра, только сводная и, скорее всего, появилась в нашем доме незадолго до гибели Александра Бестужева. Совсем маленькой. Но почему я ни разу не видел её в моих снах-воспоминаниях? И какие у нас были отношения? Наверняка самые близкие и хорошие, тут же решил я, прислушиваясь к себе.

— Эээ… Ты даже не представляешь, как я скучал. Извини, что так нагрянул неожиданно… Сам не думал. Командир говорит, что смогу побыть дома неделю.

Я пытался что-то сказать, она же, чуть отстранившись от меня, капризно надула губки:

— Всего неделя? Командир? Я думала, теперь ты будешь всеми командовать! Как наш отец.

Осторожно поставив её на пол, я обреченно вздохнул:

— Всё не так легко и просто, как могло бы быть. Пока я простой рядовой и вынужден подчиняться приказам высшего командования. Пока я обычный воин, сестрёнка.

Как же её зовут то хоть? И как быстро она поймёт, что я не знаю её имени. Несмотря на юные годы и вид взбалмошной, радующейся каждой прожитой минуте девчонки, в больших зелёных глазах светился незаурядный ум. Эта девочка далеко не наивная дурочка, понял я. И отчего-то преисполнился к ней еще большей нежности. Сестра.

— Совсем скоро именно ты будешь всем раздавать тумаки и шишки, — уверенно заявила она, по-хозяйски стягивая с меня вещмешок. — Вот увидишь. Пойдём, Лёшка, не стой как не родной. Скоро вернётся дядя Игнат, вот обрадуется! А я пока накормлю тебя. Искупаешься, переоденешься. А потом мы будем долго разговаривать. До утра.

— А куда запропастился Игнат? — я позволил ее изящной но сильной руке схватить меня за рукав и повести за собой. Пока тут обживусь и запомню, где что…

— Ещё с утра отправился в деревню за зерном для лошадей, да и давно обещался там что-то по кузнечному делу помочь. Скоро будет, не переживай! Ой, слушай, а ведь у нас с тобой целая неделя! Не так уж и мало, если разобраться, а?

Я невольно улыбнулся и сказал:

— Если только будешь давать мне высыпаться.

Она звонко рассмеялась. И смех у неё был такой же чудесный, как и она. Так как же её зовут?

Она увлекала меня вглубь моего дома. Дома, которого я практически не помнил, и лишь часть мест здесь мне была знакома по моим снам. Кабинет отца, оружейная, мастерская дяди Игната. И… Всё. Так мало осталось от моей прошлой жизни. И так хотелось наверстать упущенное.

Я шёл за своей сестрой, проходя через коридоры и залы, озираясь по сторонам и подмечая многие детали обстановки. Да, мои первоначальные суждения оказались верными. Рассвет этого дворянского домена остался в далёком прошлом. Теперь, несмотря на размеры и планировку, родовое имение Бестужевых превратилось в довольно скромное провинциальное жилище, застывшее во времени. И что-то мне подсказывает, что и людей здесь обитает не так уж и много. Вряд ли у моей семьи нынче водилось достаточно деньжат, чтобы содержать внушительный штат прислуги. Насколько я понял, у моего прадеда отобрали практически всё: титулы, наделы, земли, а также имя и деньги. Оставили лишь семью, да этот старинный замок, ну и прилегающую поблизости деревушку для прокорма домочадцев.

Что ж, сейчас, по здравому размышлению я был вынужден признать, что тогдашний Император поступил по отношению к семье предавшего человечество аристократа более чем великодушно. Нам оставили дом. И потомство. И возможность плодиться. На благо государства, конечно, из века в век тянуть нескончаемую повинность за грехи предка.

И вот, идя за своей сестрой, вдыхая прохладный, чуть затхлый запах окружавших меня стен, прислушиваясь к каждому скрипу под ногами, когда каменные плиты сменялись дубовыми досками, смотря по сторонам и мысленно сливаясь с этим домом, я понял, что моё уже принятое решение лишь укрепилось.

Это мой дом и моя семья. У меня есть вотчина и сестра. И это значит, что есть за что сражаться. Жить и… Нет, не умереть. А победить и вернуть то, что причиталось нам по праву.