Вещий Андрей. На грани

Глава 8

Я быстро передвинулся за колонну, чтобы барон меня не заметил. Сам же я стал внимательно его разглядывать, но так, чтобы не привлечь его внимание.

На этот раз барон был одет подобающе случаю. Никаких экстравагантных кожаных штанов и колетов, и тем более очков-консервов.

Большие глаза барона были отчетливо видны за маленькими круглыми очками. Правда, слегка затемненные стекла очков почти полностью скрывали зрачки его глаз.

Я надеялся, что это всего лишь дань традиции его рода или личная прихоть барона, и защитные заклятия, наложенные на весь Петергоф, отлично нейтрализуют и наследственный Дар Ландорфов.

Наблюдая, как барон, взяв бокал с подноса лакея, мило беседовал с кем-то из гостей, я занимался мелким самоедством. Никак не мог простить себе, что упустил две вещи, которые должен был сделать каждый мало-мальски уважающий себя профессионал.

Первый промах допустил, когда еще в поместье у барона не убедился, что все иллюминаты мертвы, и не провел контрольных мероприятий. Понадеялся на огонь животворящий. Не понимаю, что на меня тогда нашло. Наверное, испытал эйфорию от найденной карты или еще отчего.

Ну и второй промах со мной случился буквально час назад, когда я не удосужился ознакомиться со списками приглашенных, положился на князя-кесаря. Как же ведь и так дел невпроворот. Ну да ладно, и на старуху бывает проруха.

Главное, что наконец установлено главное действующее лицо, причем со стопроцентной вероятностью.

Надеюсь, барон меня не узнал. Все-таки я был в военной форме, а форма значительно изменяет внешность. Теперь неплохо было бы предупредить князя-кесаря. Как раз подошел Сергей.

Вот Сергея, барон как раз мог узнать. Сергей и тогда, и сейчас был в форме. Поэтому я аккуратно развернул Шереметьева лицом к себе, спиной к барону и стал давать ему ценные указания.

Выслушав меня, Сергей кивнул и, стараясь не отсвечивать, пошел искать князя-кесаря.

Между тем прием шел своим чередом. Гости прибывали и прибывали. Их уже в анфиладу из трех залов набилось столько, что случись что-нибудь и начнись паника, без жертв не обошлось бы. Затопчут.

Впрочем, паника – это наименьшее, что меня сейчас волновало. Главное — не упустить Морфея.

Вдруг ударили литавры, заиграла бравурная музыка, и в зал вошли кавалергарды. Они рассекли толпу надвое и, встав спинами к гостям, образовали в ней широкий проход.

Ко мне неожиданно подошел Нарышкин, кивнул в знак приветствия и произнес:

- Смотрите, Андрей Борисович, сейчас распорядитель будет объявлять государя большим титулом.

Раздалась еще более бравурная музыка, и мажордом торжественно объявил:

- Пресветлейший и державнейший великий государь и великий князь Иоанн Алексеевич всея Великая и Малыя и Белыя России самодержец: Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский, царь Казанский, царь Астраханский и царь Сибирский, государь Псковский, великий князь Смоленский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных, государь и великий князь Новагорода Низовския земли, Черниговский, Рязанский, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский и всея северныя страны, повелитель и государь Иверския земли, Картлинских и Грузинских царей, и Кабардинские земли, Черкасских и Горских князей и иных многих государств и земель Восточных и Западных и Северных Отчичь и Дедичь и наследник и государь и обладатель.

После того как мажордом, закончил произносить свой большой загиб, в котором я даже не все слова понял, снова ударили литавры и появился царь Иван Пятый.

В принципе мне было понятно назначение большого титула. В феодальном обществе, где мерилом всего была земля, надо было время от времени при стечении всего честного люда померяться наделами. Большой государев титул позволял это сделать наиболее ярко и в то же время сжато.

Государь следовал к своему месту в окружении из боевых магов. Они образовали коробку, в центре которой и находился царь.

Все время, пока царь шествовал по живому коридору, я не спускал глаз с Ландорфа. Я стоял в двух шагах позади него, стараясь спрятаться за широкой спиной какого-то пожилого генерала.

Так, некстати наткнувшийся на меня Иван Львович Нарышкин очень мешал. Я не в службу, а в дружбу попросил его принести мне чего ни будь прохладительного.

Когда он ушел, я постарался сменить диспозицию так, чтобы не терять из виду барона, но и снова не попасться на глаза Нарышкину. Хотя бы не сразу.

В один момент мне показалось, что началось. Иван Пятый как раз проходил по живому коридору мимо барона. Ландорф поднес руку к своим очкам. Я уже готов был броситься на него.

Краем глаза заметил, что еще три человека в окружении барона напряглись и прямо впились взглядами в его фигуру. Значит, Сергей успел сообщить Ромодановскому, и тот прислал людей.

Каждый из них держал руку за пазухой, где в оттопыренной ткани кафтанов угадывались контуры пистолетов. Как они умудрились спрятать туда довольно громоздкую штуку одному богу известно.

Но у меня даже такого не было. Приходилось рассчитывать на свой посох, теперь выглядевший как трость, и на тесак на поясе.

Тем временем Ландорф аккуратно достал из кармана батистовый платок, демонстративно медленно снял очки, протер их и водрузил на место. При этом он едва заметно, только уголками губ улыбнулся.

От всего этого у меня сложилось четкое впечаение провокации. По-моему, он кого-то из нас раскусил и решил подразнить.

Царь прошел, и кавалергарды быстро свернули свой живой коридор. Благородное собрание вздохнуло свободнее и подтянулось к месту дислокации монарха.

После того как государь занял свое место, началась официальная часть.

Сначала Иван Пятый толкнул речь.

Речь была на тему того, что в столь тяжелое время, когда страна окружена врагами и ведет тяжелую войну, каждый честный род и каждый честный маг, должны сплотиться вокруг трона, чтобы в едином порыве дать отпор проискам как внешних, так и внутренних врагов.

Аплодисментов не было. Не знали, по-видимому, еще, что это такое. Но громкие крики «Виват!» раздались. Дальше пошла церемония награждения за различные подвиги. Вручались какие-то знаки отличия, наградное оружие, раздавались поместья и крепостные души.

Я внимательно следил за обстановкой и старался не выпускать из виду Ландорфа.

В один момент, я заметил, что Морфей как будто случайно пересекся взглядами с каким-то напыщенным аристократом, однако подходить к нему не стал.

Я даже был уверен, что несмотря на всю свою напыщенность, аристократ едва заметно подмигнул барону.

Еще через некоторое время, я заметил, что Ландорф говорит с каким-то молодым человеком, одетом чуть менее блестяще, чем остальная кампания.

Переговорив с Ландорфом этом, молодой человек, схватив бокал с напитком, пошел по залу. То здесь остановится у кучки аристократов, улыбнется, то там кинет пару слов. Но нигде он не задерживался так надолго, как с бароном.

Сделав круг по залу, молодой человек неожиданно оказался рядом с тем надменным аристократом, который переглядывался с бароном.

Аристократ и молодой человек о чем-то довольно долго беседуют. Причем больше говорил вельможа, а юноша почтительно слушал. Говорили они долго, но не настолько долго, чтобы привлекать внимание остальной публики. Если специально не наблюдать, вряд ли обратишь внимание.

Выслушав аристократа, юноша отправился в обратном направлении, все тем же манером, иногда останавливаясь перекинуться словечком. Но закончился его маршрут опять рядом с Ландорфом.

Этот раз оба делали вид, что случайно оказались вместе и просто стоят рядом. Они даже стояли вполоборота друг от друга, и каждый то и дело приветствовал и улыбался проходящим мимо людям. Но в промежутках между раздачей улыбок и приветствиями они перебрасывались словами. Спустя некоторое время юноша опять кружным путем направился к аристократу.

Поймав Сергея, я аккуратно показал ему надутого аристократа и спросил:

- Кто эта важная шишка?

- Шишка? - не понял Сергей.

- Тот важный дворянин, кто он?

- О! Это сам Илларион Гаврилович Воронцов! Боярин, воевода туринский и тюменский, глава обширнейшего и богатейшего рода!

- Не про него ли говорил твой дед Борис Петрович Шереметев.

- Почему ты решил, что про него? Воронцовых знаешь сколько. И Воронцовы - Дашковы, и Воронцовы – Вельяминовы.

- А ты понаблюдай за ним и за Ландорфом! И сделай правильные выводы!

Сергей некоторое время наблюдал за ними обоими, точнее, троими. Потом воскликнул:

- Так это значит это они хотят…

Я приложил палец к губам:

- Не знаю! Выводы пока делать рано. Вот ты понаблюдай за ними, а пойду найду светлейшего князя-кесаря.

Его Сиятельство, я нашел недалеко от царя, но в тени. Церемония награждения продолжалась, а вокруг Ивана Федоровича Ромодановского, казалось, шла какая-то особенная, отдельная от церемонии, но незаметная жизнь.

Князь-кесарь был центром какой-то странной круговерти людей неброской наружности в ливреях с царскими вензелями, аристократов и авалонцев.

Иван Федорович стоял, уткнувшись в список приглашенных, и что-то невнятно бурчал. То и дело он, тыча в список унизанным перстнями пальцем, он о чем-то советовался с двумя очень старыми, но очень щегольски одетыми эльфами. Те важно кивали, соглашаясь или, наоборот, не соглашались.

После того как троица приходила к единому мнению, один из ливрейных, получив указания, бежал в блестящую толпу и вежливо выдергивал кого-нибудь из аристократов.

Этого отобранного со всем вежеством провожали в соседнее помещение, откуда он возвращался к гостям спустя двадцать минут целым, но слегка ошарашенным.

И этот конвейер не замирал ни на минуту. Подойдя к князю-кесарю, я хотел ему рассказать про Ландорфа и Воронцова, но, увидев меня Ромодановский, воскликнул:

- О, Ермолич, ты мне как раз и нужен. Ступай за мной. Я тебе обещал проверку, я тебе ее устрою.

Пройдя за ним в соседнее помещение, я там увидел шесть небольших столиков. С двух сторон от каждого стояло по креслу. В одном из них сидел авалонец, в другом сидел какой-нибудь, дворянин.

На столах стояли странные сооружения, представляющие собой две огромные линзы, между которыми был помещен кристалл. Кристалл по форме был похож на сталактит и переливался всеми цветами радуги.

Каждый из авалонцев и аристократов смотрели в одну из двух линз.

Аристократ смотрел непрерывно, а авалонец, то и дело отвлекался, чтобы задать вопрос аристократу и сделать запись в толстенную амбарную книгу.

- Что это? – спросил я.

- Это своего рода механическая замена твоего Дара, Андрей Борисович. Слабая, конечно, но если правильно задавать вопросы, то можно узнать врет человек или нет, и даже увидеть, что он делал последние сутки, - довольно ответил Ромодановский.

Офигеть, они тут и магический детектор лжи. И теперь пропускают через него весь высший свет, всех глав родов и магических кланов. Теперь понятно, ради чего они этот прием затеяли. А то до этого, я о нем думал, как о пире во время чумы.

Что ж это за мир такой, фантасмагоричный. Мама! Я домой хочу! Можно мне назад в мой простой патриархальный мир двадцать первого века.

- И кто это изобрел? Авалонцы?

- К сожалению, да, - помрачнел Ромодановский. – Мы очень долго добивались, чтобы они дали нам возможность использовать. Но они нам все двадцать лет отказывали. А мы им горы золота предлагали. И вот впервые согласились. Вошли, так сказать, в положение. И прислали сразу шесть штук. Считай половину оттого, что у них есть.

- Они изобрели эту штуку двадцать лет назад? – спросил я.

- Нет, двадцать лет назад мы о ней узнали, а когда она изобретена, кто же нам скажет – сказал Иван Федорович.

- Ваше Сиятельство, а вас ничего не смущает? – спросил я.

- Что именно? – вмиг насторожился Ромодановский. – Ты давай, Ермолич, не темни, говори прямо.

- А я и говорю, не кажется вам, странным, Ваше Сиятельство, что от вас неизвестно, сколько времени прятали эту штуку, потом двадцать лет отказывались давать, а тут бац и дали сразу половину мировых запасов. Не странно ли?

- Да, умеешь ты, Ермолич, так все с ног на голову поставить, что тошно становится. Ты хочешь сказать, что авалонцы нам так быстро разрешили, что им самим что-то надо узнать? – князь-кесарь внимательно посмотрел на меня.

Да, вот что ум и опыт делает, враз Иван Федорович всю цепочку проследил, и правильный вывод сделал. Да уж не глупее нас с вами наши предки были. Возможностей у них просто поменьше было. Так, у нас этих возможностей побольше, потому что они нам их создали.

Здесь я впервые поймал себя на мысли, что думаю о людях этого мира, как о своих предках. Интересно получается.

- Не исключено! – ответил я.

- Что еще рассказать хотел? – наконец решил-таки спросить Светлейший.

Я ему рассказал про Воронцова и Ландорфа, а заодно детали той истории в усадьбе остзейского немца.

- Где же ты все это дерьмо откапываешь, Андрей Борисович. Пошли, притащим твоего Ландорфа и Воронцова уж заодно.

Только мы собрались покинуть помещение, где стояли детекторы лжи, как вокруг началась какая-то движуха.

Все авалонцы разом встали и организованно покинули помещение. Только самый старый и, по-видимому, старший по должности авалонец, подошел к князю-кесарю.

Несмотря на то что у этого авалонца, как обычно, у них всех трудно было поймать черты лица, я понял, что этот старый эльф очень волнуется.

Подойдя, он ответил низкий поклон и произнес:

- Ваше Сиятельство! От долгой и напряженной работы, кристаллы перегрелись и требуют охлаждения в течение минимум получаса!

- Ну и где я вам их охлажу? В ледник на кухне их чай не положишь? – князь-кесарь недовольно поморщился.

- Совершенно верно, Ваше Сиятельство, ледник на кухне не подходит. Но прошу не беспокоиться, в наших экипажах все для этого предусмотрено.

- Хорошо делайте, а мы пока Ермолич, пойдем, Воронцова и барона твоего притащим.

Прежде чем уйти, я обратил внимание князя-кесаря на то, что если один авалонец собирал кристаллы, то второй собирал амбарные книги, в которых делались записи результатов.

Иван Федорович, глянул, нахмурился, подозвал к себе одного из одетых в ливрею, и через минуту в помещение вошел десяток преображенцев во главе с офицером. Офицер подошел к авалонцу, собирающему амбарные книги, отсалютовал ему и мягко, но настойчиво забрал книги.

Было видно, как авалонец не очень хотел их отдавать, но под взглядом старого эльфа уступил.

Авалонцы с кристаллами потянулись в сад, мы же с князем-кесарем вернулись в зал. Там уже закончилась официальная часть, и гости пытались непринужденно танцевать, насколько это позволяло присутствие монарха, ну и сама программа танцев начала восемнадцатого века.

Я отыскал глазами Воронцова. Это было непросто в такой толпе. После нескольких минут поиска я обнаружил его двигающимся вдоль стенки в стороны выхода в сад. Я указал на него Ромодановскому и тот направил к нему своих людей в ливреях.

Найти Ландорфа оказалось проще. Он стоял в одной из ниш недалеко от того места, где восседал на троне Государь и самодержец Великая, Белая и Малая Россия и прочая, прочая, прочая.

Барон Морфей Ландорф стоял и смотрел на часы–луковицу. Время от времени он отрывался от своих часов и обводил взглядом зал.

В один момент, он, по-видимому, узнал меня, потому что стекла его очков блеснули в свете свеч. Что-то победное было в этом отблеске. Барон широко улыбнулся, по максимуму растянув тонкие губы, и еще раз взглянул на часы. Потом весело помахал нам с князем-кесарем рукой и снял очки.

В этот момент раздался страшный грохот, послышался звон бьющегося стекла и женский визг. Стены пошатнулись, пол ушел из-под ног, и я почувствовал, как на меня навалилась, туша князя–кесаря Ромодановского.