- Так вот, уважаемый Иван Львович, я на правах старшего родственника запрещаю вам сейчас драться – Борис Петрович строго посмотрел на Нарышкина. – Вместо этого я предлагаю вам юноша отправится ко мне на обед. Там у вас будет возможность выслушать доводы Андрея Борисовича и уже принять взвешенное решение о драке по всем правилам. Так уж и быть в таком случае я по-родственному закрою глаза на то, что дуэли запрещены.
-А если я откажусь? – в запальчивости бросил неугомонный Нарышкин, размахивая шпагой.
В воздухе вдруг стало на несколько градусов холоднее. И непросто холоднее - повеяло стужей.
Настолько, что даже я, наблюдавший за окрестностями и сосредоточивший внимание на возвращающейся черной карете, решил, что опасность исходит с другой стороны.
Оглянувшись на Шереметева и Нарышкина, я заметил новую для себя картину.
Граф Шереметев увеличился в размерах. Нет, не он сам. Сам он по-прежнему стоял, слегка сгорбившись у кареты и строго смотрел на Ивана.
Но над ним весело огромное его же изображение, одновременно прозрачное и переливающиеся всеми цветами радуги. Возможно это, то, что в нашем мире различного рода шаманы и экстрасенсы окрестили аурой, энергетическим следом или чем-то подобным. В общем такое себе приведение графа Шереметева.
И это трехэтажное приведение дуло струей холодного воздуха в Нарышкина. Вокруг Ивана образовалась корка льда, поползшая по его ногам. У нас на глазах юноша стал превращаться в ледяную статую.
Призрак графа перестал дуть, только тогда, когда лед достиг колен Нарышкина. Приведение улыбнулось и прогромыхала:
- Я вижу, милостивый государь, вы забыли, что такое честь рода. Тогда я предоставлю вам богатый выбор. Либо, вы вспомните, что послушание старшему, один из столпов любого рода, либо я вас уничтожу как ослушника. Но сначала предам суду, как нарушителя сразу двух императорских указов о карантине и о запрете дуэлей!
Пока происходила вся эта фантасмагория, я посмотрел по сторонам. Невский жил своей жизнью.
По улице в обе стороны проносились экипажи, по тротуарам прогуливались или шли по своим делам жители столицы. Будто ничего такого не происходило. Только ямщики и извозчики слегка передергивали плечами от холода, да пешеходы, проходя мимо, бросали любопытные взгляды и шли дальше.
Судя по всему, никто никакой магии не замечал.
Отойдя на несколько шагов в сторону, я убедился, что и вправду ничего не заметно.
Стоит у края проезжей части экипаж. Около него беседуют несколько господ. Старший, судя по всему, аристократ, что-то строго выговаривает младшему. Младший, опершись на, почему-то обнаженную, шпагу, внимательно, хотя и недовольно слушает. И все! И больше ничего, даже слов не было слышно.
Я вернулся, чтобы услышать ответ Ивана. Подходя, я заметил, как в воздухе растаял призрак графа и вокруг его кареты снова стало тепло.
- Хорошо, я понял вас, Ваша Светлость. Прошу простить мою горячность. Безусловно, надо дать возможность высказаться этому дворянину, а потом принимать решение. Я принимаю ваше приглашение на обед.
- Вот и отлично, следуйте за моей каретой в своем экипаже.
Когда мы стали грузиться в карету, я выбрал момент и поинтересовался у Сергея:
- Они что и вправду родственники?
- Кто? – не понял Сергей.
- Граф и Нарышкин!
- Да, нынешняя жена деда Анна Петровна Салтыкова, была второй женой, а потом и вдовой отца Ивана Нарышкина. Так что родство есть, хоть и не кровное.
Мы приехали в новый дом, стоявший посередине огромного зеленого газона. В нашем мире и в наше время где-то здесь проходила Ставропольская улице. Центральная часть дома была двухэтажная, боковые крылья одноэтажные. Дом был выкрашен в кирпичные и белые цвета.
Богатое убранство внутренних помещений не могло скрыть, того, что отделка внутренних помещений еще продолжается.
Поймав мой взгляд, граф Борис Петрович Шереметев пожал плечами:
- Да, да, да. Я только что сюда переехал. До этого этот дом принадлежал предателю Кикину, но сейчас в казну отписан. Я здесь буду квартировать, пока в Петербурге порядок не наведу.
- Начальнику адмиралтейства? – спросил Иван Львович. - Так, я служил под его началом!
- Так вы тоже по морской части, служить изволите? – спросил Сергей.
- Да, я учился в Голландии и служу на флоте. Меня туда как раз Александр Васильевич Кикин направил. И только совсем недавно я вернулся в Россию. И сразу эта история с этим господином – Нарышкин с ненавистью посмотрел на меня.
Значит, Нарышкин - не преображенец, а флотский офицер. Интересно, что он делал
- Ну полноте! – граф Шереметев метнул строгий взгляд на Ивана. - И мой вам совет, меньше рассказывайте, что вы служили под началом у Кикина. Он предатель и был колесован пару месяцев назад. Ну да хватит, прошу всех к столу.
Стол был накрыт в большой зале и ломился от яств. Во время обеда, я подробно рассказал о вызове меня на дуэль Крынкиным. О причинах такого вызова, я не стал рассказывать. Не моя тайна.
Впрочем, Сергей подтвердил, что Крынкин вызвал меня на дуэль необоснованно, и он в том готов поклясться. Потом Сергей сам рассказал о бессовестном нападении на нас банды Крынкина, почти сразу после вызова. Заодно Сергей присовокупил и описание наших подвигов в Риге, отмеченных самим генерал– губернатором, князем Репниным.
Иван Нарышкин слушал все это с угрюмым видом, потом встал, вытащил перчатки и одну швырнул в меня, вторую в Сергея со словами:
- Сергей Михайлович, я вам не верю, вы лжец! Я вас вызываю. Господин Ермолич вы трус и заставили рассказать своего друга эти побасенки, чтобы избежать дуэли.
- Вот же дурень, упертый – разочарованно проворчал граф Шереметев, - что в лоб ему, что по лбу!
- Ваша Светлость, Борис Петрович, я выполнил ваше распоряжение и выслушал этих господ. Теперь, как честный человек вы выполните свое и не будете препятствовать дуэлям. Уверен, что родственные чувства, не будут основанием для нарушения взятых обязательств! – Нарышкин резко дернул головой и щелкнул каблуками.
- Ладно уж деритесь! – разочарованно разрешил Шереметев.
Вот как у этих дворян выясняется правда. Победил на дуэли – значит прав, а уж если убил противника, то вообще молодец.
При обсуждении, когда провести дуэль, решили, чтобы не выносить сор из дворца, прямо здесь и сейчас. Благо наличие большого количества пустующих залов позволяло это сделать.
Заминка возникла только с секундантами. Их просто не было. Нет, народу в палатах было достаточно, но благородных среди них – нет.
Помог Его Светлость, граф. Он пригласил пару своих адъютантов, ошивавшихся тут же на первом этаже. Те согласились и тут же поклялись никому и нигде о дуэли не рассказывать.
Следующий вопрос должны были решить мы с Сергеем между собой. Сергей настаивал, что он должен драться первым. На правах хозяина ринга, так сказать. И еще с его точки зрения, весомым аргументом, было то, что если я убью Нарышкина, то в его глазах Сергей навсегда останется лжецом.
Я, в свою очередь, пообещал, что ради Сергея. Убивать Ивана не буду, но драться должен первый. Потому что все присутствующие, кроме Нарышкина, знают, что Шереметьев не лжец.
Я же здесь человек новый: и для графа, и для адъютантов, поэтому драться должен первым, чтобы одним этим фактом доказать, что не трус и не прячусь за чью-то спину. В общем уболтал.
Правда, потом выяснилось, что Нарышкин настаивает на поединке насмерть, но это его проблемы. Я не возражал. Пусть пытается. Видя, как он обращается со шпагой, я был уверен в своем превосходстве.
После долгих пререканий решили, что драться будем на всех видах оружия, кроме огнестрельного. Кроме огнестрельного это значит холодное оружие и боевая магия.
На вопрос Сергея не разнесем ли здесь все к такой-то матери, граф Шереметев улыбнулся и повел нас в подвал.
Судя по всему, этот подвал простирался под всем домом. И это был один большой зал. На некотором расстоянии от стен, потолка и пола зала весели незнакомые мне символы, очень смахивающие на руны.
- Что это? – спросил я, указывая на руны.
- Это защитные знаки. Делаются с помощью магической каллиграфии. Очень древнее и редкое искусство. Требующее большого мастерства и годы тренировок. Пришло откуда-то с востока. Предназначено в основном для защиты городов, крепостей и домов. За пределы этих знаков – ни один магический дар отдельного человека не выйдет – пояснил Шереметев.
Секунданты, Шереметев и Сергей встали между стеной и рунами.
Мы же с Нарышкиным вступили на сами эти знаки. Ощущение будто ступаешь по льду или по только что начищенному паркету.
Один из офицеров махнул рукой, и мы закружились в смертельном танце. Каждый сжимал в руках привычное ему оружие. Нарышкин шпагу и абордажную саблю, я свой любимый тесак.
Иван Львович подскочил ко мне и ловким движением зажал мой тесак между саблей и шпагой.
Нужно признать, что Нарышкин был силен. Высок и силен. Таким же был и Петр Первый. Судя по всему, это у них наследственное. Неимоверным усилием, мне удалось высвободить тесак и обманным финтом нанести Нарышкину укол в предплечье.
Укол был не глубоким, но рана от него сильно кровила. Увидев кровь, Нарышкин взъярился и в прыжке попытался нанести мне укол в печень шпагой. Я еле успел подставить под шпагу тесак, как с другой стороны, на меня обрушилась огромная полосатая лапа с длинными когтями.
Она содрала мне кожу с головы, щеки, разодрала мне всю одежду на боку. Больно не было – было неожиданно. Я упал на пол, откатился и тут же вскочил на ноги.
Вытерев кровь, залившую глаза, я увидел перед собой огромного саблезубого тигра, стоящего на задних лапах. Приглядевшись, я понял, он стоял не на задних лапах. Он стоял на ногах.
Это не был тигр в чистом виде. Это была некая помесь человека и тигра.
С высоты более двух метров на меня смотрела огромная тигриная голова с верхними саблевидными клыками, но с человеческим носом. Смотрела желтыми кошачьими глазами с вертикальными зрачками, но вполне себе с человеческой ненавистью.
Голова сидела на мощном человеческом торсе, покрытом полосатой шерстью. Верхние конечности были нечто средним между руками и лапами, но с длинными, бритвенной остроты когтями.
Впрочем, долго себя разглядывать оборотень не дал. Издав рык победителя, он прыгнул на меня, вытянувшись в полете, как кошка. Хорошо, что я стоял достаточно далеко. До меня ему таких прыжков минимум три
Но еще мгновение, и он всей тушей приземлится на меня. Что в таком случае останется от меня – одному богу известно.
Решение пришло одновременно с действием. Надо было сбить его с траектории или хотя бы самому с нее отвалить.
Когда тигр совершил свой третий прыжок, я бросился ему навстречу и, опустившись на колени, проскользил на них буквально метр, держа тесак перед собой острием вверх.
Получилось, что мы с тесаком оказались под брюхом летящего в прыжке тигра. Тесак словно тонкую ткань вскрыл тигриное брюхо по всей длине.
На землю уже приземлился не грозный тигр, а громко стонущий молодой парень, держащий руки на распоротом животе в страхе потерять свои внутренности.
Дуэль была окончена моей честной победой. Это признали все секунданты.
Пришло время заняться раненым. Как там говорил герой старой советской новогодней комедии: «сам поломаю, сам и починю».
Сначала влил немного живительной энергии, чтобы Иван пришел в себя.
Когда он пришел в себя, спросил:
- Получил ли он удовлетворение, и согласен ли Нарышкин принести извинения мне и Сергею.
Иван Львович Нарышкин признался, что он был не прав и принес извинения. После этого я еще раз попробовал тот метод лечения, что давеча применил на князе-кесаре.
Ивана удалось собрать более или менее быстро, но чувствовал он себя плохо. Мы с Сергеем и офицерами – секундантами подняли его в одну из гостевых спален и передали в руки лакеев и лекарей.
После этого мы с Сергеем вернулись за хлебосольный стол Шереметева и воздали должное умению его поваров.
Беседуя с Борисом Петровичем о превратностях судьбы, я узнал, что он тоже приглашен на аудиенцию к императору.
- И кто там еще будет, Ваша Светлость? – спросил я.
- Списков, приглашенных я не видел, не моя епархия, но насколько я знаю приглашены главы всех великих родов империи и иже с ними – ответил Шереметев.
- И в чем смысл собирать все сливки Российской Империи в такие тяжелые времена, да еще после какого-то серьезного происшествия в Тайной Канцелярии? – недоуменно поинтересовался я, поглощая вкуснейший гусиный паштет.
Шереметев внимательно посмотрел на меня и осторожно ответил:
- Не скажите, Андрей Борисович, не скажите. Смысл есть, да еще какой! Впрочем, я думаю, завтра вы сами все узнаете. Но для начала вспомните древнюю максиму: «Хороший правитель держит друзей рядом, а врагов еще ближе»! – Шереметев внимательно посмотрел на меня.
- А разве у нашего Государя, есть враги? – с невинным видом задал я идиотский вопрос.
- Я этого не говорил. И потом, Андрей Борисович, не разочаровывайте меня. Не старайтесь быть тем, кем вы не являетесь. Этим вы рискуете разбить хрупкое стекло доверия. Идите вон дуэлянта лучше проведайте - граф в сердцах скомкал и отбросил от себя салфетку.
- Хорошо, Ваша Светлость, иду! – поднялся из-за стола и пошел наверх.
Иван Нарышкин находился в беспамятстве.
Все время общения с ним мне не давала покоя один вопрос. Был он среди тех, кто нападал на нас, когда мы вышли из трактира?
Я приказал сиделки выйти, а сам взял Ивана за руку. Зажег белую искру своего Дара и сосредоточился на Иване. Тонкий луч белой магической энергии протянулся от меня к закрытым глазам Нарышкина.
Иван Львович что -то почувствовал, но в себя не пришел. Я действовал очень осторожно, так как боялся, что с погружением в мысли Ивана, может, повторится то, что случилось при погружении в беспамятного Ромодановского.
Но нет, на этот раз все прошло без сучка и задоринки. В большую часть мыслей мне проникнуть не удалось. По-видимому, все представители местной аристократии, так или иначе, защищены от проникновения в их мысли.
Тем не менее мне удалось увидеть, что происходило с Нарышкиным в последние дни. Он действительно приходил вместе с Крынкиным в таверну делать мне вызов. Здесь все мне было понятно.
Что же касается участие в налете на меня и моих друзей, когда мы направлялись домой, то здесь было не все ясно.
Вот вроде я настолько погрузился в воспоминания Нарышкина, что уже вижу глазами самого Ивана, как я на коне несусь на Олега. Вот вижу, как Олег выстраивает магический щит, а вот уже я рукою Нарышкина метаю в орка сгусток магической энергии. Все вроде бы очевидно. Получается, что Нарышкин лжет – он участвовал в налете.
Но в следующее мгновение я почему-то вижу Нарышкина, несущегося на орка, как бы со стороны – глазами другого члена банды. Что-то странное происходит. Мне показалось, будто это не совсем воспоминания Ивана Львовича. В общем, не очень понятно, надо будет понаблюдать за Нарышкиным. Если виноват – ответит.
Но в свежих воспоминаниях у Нарышкина была еще одна защищенная область. Ну как защищенная, скорее, как будто скрытая за матовым стеклом. Видны какие-то тени, но конкретики никакой.
Я попытался проникнуть в эту область, но меня так тряхануло и выкинуло наружу, будто я залез в трансформаторную будку.
Иван Нарышкин застонал и почти пришел в себя. Слегка приоткрыв глаза и увидев меня, он простонал:
- Андрей Борисович, это вы. Спасибо, что не дали умереть, спасибо, что спасли. Спасите еще, пожалуйста, их!
- Кого их? – спросил я.
- Тех, кто будет завтра на аудиенции! – еле слышно прошептал Нарышкин и снова впал в забытье.