Глава 8

В «Сызрани-7» имелись два кафе полуресторанного типа с названиями, достойными наукограда: «Электрон» и «Метеор». У них имелась специфика: «Электрон» больше для молодежи, а «Метеор» облюбовала публика солидная, семейная, с учеными степенями и званиями. Отсюда я сделал первый штришок в духе Шерлока Холмса: ага! Скорее всего, автор письма — человек молодой. Не факт, конечно. Но…

События закручивались в еще более интересную спираль. Выспренно-канцелярский стиль текста выглядел нелепо и смешно, можно было предполагать, что так может изъясняться малограмотный человек, желающий выглядеть «культурным»… Но нет, что-то отвернуло меня от этой версии.

Нет! Малограмотный так не напишет. Писал образованный, но зачем-то вздумал кривляться под выходца из низов… А впрочем, ладно! Это я уже пошел на воде вилами писать. Что тут думать? Надо поспешать.

Я припустил домой, где, к некоторому удивлению своему, застал Фрэнка.

— Здорово, Александр! Каким ветром?

— Ну уж, сразу и ветром! А сам я не могу зайти? Своим ходом?

— Пожрать на дармовщинку, — сострил Вован.

— Так что ж? Вы теперь богатые! Особы, приближенные к… э-э… сиятельным лицам.

— С чего ты взял? — Мечников слегка нахмурился.

— Э, тоже мне, тайна, покрытая мраком! Вас же к Мартынюку в лабораторию перевели?

— Есть такое, — сдержанно сказал я.

— А вы прямо и не знаете, что это придворная лаба? Кавалергардский полк, можно сказать.

— Знаем.

— Ну вот, о чем и речь. Мартынюку едва тридцать лет, а он, можно сказать, без пяти минут доктор. Его Котельников тащит, как трактор телегу!

— Хм, — произнес я. — Ну, положим, Мартынюк и сам не телега. Тот еще бульдозер.

— Не спорю, — охотно согласился Саня. — Но у Степаныча он в любимчиках. Правда, и есть за что. Талант!

— Талант… — эхом повторил я.

Опять-таки — случайный будто разговор вдруг повернул картину мира неведомыми прежде гранями. И ведь я пока не мог сказать, в чем тут дело! Что в этом разговоре задело меня. Но что конкретно⁈ — я не мог сказать.

Зато одна внезапная идея вспыхнула во мне. Отлично! Так и сделаю.

— Да, Фрэнки! Ты будто говорил, у тебя его монография есть? Мартынюка, в смысле.

— Не то чтобы у меня, это у Вальки Демина, соседа моего.

— Не существенно. Дай-ка нам, ознакомимся. Труды начальства надо знать!

Сашка чуток помялся:

— Она вообще-то с грифом. Для служебного пользования.

— Так мы кто такие есть? Самые служебные пользователи!

— Да я не к тому. Не дай Бог потеряете, потом греха не оберемся.

— Не потеряем. Не маленькие.

— Ну… У нас вон Алтынов уж на что не маленький, а на старости лет пробки перегорели, теперь дурак дураком. Хотя по ученой части котелок варит по-прежнему, это надо признать!

Сашкин завлаб, профессор Алтынов, давно овдовев, вдруг ни с того, ни с сего испытал, что такое «бес в ребро». Вдруг воспылал страстью к молодухе, клюнувшей на его немыслимые оклады и вознаграждения… и быстро загнавшей старика под каблук. Теперь вынужден был пахать день и ночь на ее прихоти и капризы. А что касается науки — все верно, тут его лысая голова оставалась такой же светлой, что и раньше.

— У нас с Вованом не котелки, а ядерные реакторы, — сказал я. — Верно, Владимир Юрьич?

— Да практически солнечные ядра!

— Вот, слыхал? Голос народа.

Фрэнк рассмеялся:

— Ладно, черт с вами! Идем, что ли?

— Пошли.

Володька, запоздало смекнув, что я ловко отскочил от плиты, враз потускнел:

— Э, Макс, а ужин как же? Кто дежурный по камбузу?

— Одно дневальство вне очереди за мной. Если что, сосиски сваргань на скорую руку, я купил. Или тетю Зину раскошель.

— Как же, раскошелишь ее…

Но мы с Сашкой уже не слушали, поспешив на выход. А в подъезде он хитро прищурился, довольный своей догадливостью:

— Ты, никак, меня вытащил на разговор тет-а-тет?

— От тебя, Александрит, ничего не скроешь, — потрафил ему я. — Да, есть тема. Слушай и вникай!

— Да? — Сашка невольно приосанился.

Я сделал крохотную психологическую паузу и одновременно сбавил шаг. Фрэнк невольно сделал то же самое. Мы остановились на площадке между третьим и вторым этажами. И я сказал негромко и таинственно:

— Ты знаешь… Странная история.

— Ну? — с интересом спросил он. И я понял, что поймал его на крючок.

— Мне назначили свидание.

— Кто⁈ — от любопытства Санек чуть не подпрыгнул.

— Инкогнито, — влет срифмовал я на последнем слоге. — Аноним. Вот, посмотри, — и дал ему бумажку.

Фрэнк вынес вердикт через пару секунд:

— Да ну, бред! Романов старинных начиталась дура какая-то и пишет высоким штилем.

— Стоп! — я вскинул указательный палец. — Почему ты сказал: «она»?

— Я не сказал — она… — запаясничал он.

— Ну, не надо играть в бирюльки, — я поморщился. — Ты употребил женский род. Почему?

Он призадумался.

— Хм… А ведь пожалуй. Я просто одну-единственную причину предположил.

— А могут быть и другие, — веско заключил я. — И самая реальная — кто-то подшутил.

— Кто?

— Ну, кто! Фантомас в пальто. Это и хочу выяснить. Вполне возможно, кто-то из наших общих знакомых. Но не обязательно. Вот я и прошу тебя помочь. Ты только представь: явлюсь я туда и буду хлопать глазами, как дурак. А кто-то со стороны будет смотреть и хихикать в кулачок. А назавтра слухи потекут: как Скворцов ходил на свидание с призраком…

Мысль моя была простая и здравая: пусть Фрэнк в районе 20.00 заглянет в «Электрон» как бы перекусить, чайку там попить с бутербродами, с пирожными, что ли. Но при этом зорко промониторит ситуацию. Кто явится в это время маячить перед входом?

— Может, и никто! — брякнул он.

— Может быть, — согласился я. — Вот и отследи, пожалуйста. Сразу скажу, почему прошу тебя, а не Володьку. Он, конечно, парень классный, и спец хороший, уж я-то знаю. Но болтун. Балабол. Обязательно растрясет. Да и наблюдательность житейская у тебя повыше.

Такими несложными манипулятивными приемами я замотивировал Фрэнка по самую маковку. Увидел, как он загорелся. Ну, сюжет-то на самом деле интересный!

— Ладно! А ты где будешь ждать?

— Да вон, в соседнем дворе.

И мы договорились. Он полетел взбодренный, ясным соколом. А я, да, расположился в соседнем дворе на лавочке.

Разумеется, я прокручивал в голове разные результаты нашего хитроумного захода. По большому счету, без информации от Фрэнка все это было игрой ума, и действовал я тренировочно-развлекательно. Чувствуя, однако, как душевное напряжение растет.

И потому, когда примерно без двадцати девять я увидал торопящегося, почти бегущего Фролова, сердце мое счастливо трепыхнулось. А Сашка был такой озабоченно-деловитый, что по лицу не угадать.

Плюхнувшись рядом на лавку, он не стал тянуть:

— Ф-фу! Запыхался чуток. Ну да ладно! Однако, «Электрон»-то наш становится центром светской жизни! Музыка играет, народ отдыхает… Вино, шампанское, танцы, все как полагается!

— Культурный отдых, — согласился я. — Это хорошо. Но ты без введений и предисловий, давай к сути.

— Суть несложная. Позицию я занял идеальную. За столиком, в смысле. Все, что перед входом, было как на ладони! Да еще пару раз покурить выходил.

— И? — протянул я, уже предвидя ответ.

— И ноль целых, ноль десятых. И сотых. И так далее.

— То есть никого. Это можно сказать короче.

— Вы очень проницательны, как подобает ученому и благородному мужу…

— Ладно, ладно! Тоже мне, благородный юморист…

Словам Фролова я доверял абсолютно. Несмотря на веселое раздолбайство, он по складу мысли был настоящий ученый-экспериментатор: наблюдательный, внимательный, хваткий. Замечал все, ничто не ускользало от его взора. И продолжил:

— В общем, смотрел-смотрел, никого не высмотрел. Дважды выходил покурить. Как там у тебя сказано? Перед входом?

— У входа. И не у меня. Но в главном — да.

— Таким образом?..

— Таким образом, — подхватил я, — какие мы отсюда делаем выводы? Либо это в самом деле шутка, и мы успешно парировали повод посмеяться надо мной. Либо…

— Либо автор письма сидел в зале и тоже наблюдал! — подхватил Фрэнк. Я кивнул:

— Совершенно верно. И в принципе может пересекаться с первой версией. И ты, естественно, наблюдал за наблюдающим?

— Естественно. Правда, явного подозреваемого не определил.

— Н-ну хорошо, — молвил я со сдержанным энтузиазмом. — Давай просеивать данные. Кто из наших знакомых присутствовал?

— Так не обязательно знакомые…

— Не обязательно! — в голосе моем звякнули стальные ноты. — Но начнем с них. Шурик, мне за вас неловко. Где ваша системность мысли? Вы ученый или где?

— В Караганде, — Сашка попытался прикрыть смущение плоской шуткой. Вышло не очень, но он извернулся: — Не учи ученого… Ну, первым делом Ярый наш там фигурировал. Я к ним за столик и подсел третьим лишним. По блату, так сказать.

— Третьим?

— Ну да. С девицей он там был. Зовут Марина, работает в бухгалтерии. Фамилию не знаю. Я ее прежде видел мельком. Да и сейчас не очень всматривался. Объект не представляет оперативного интереса, скажем так.

— Ты смотри, какую терминологию освоил! — засмеялся я.

— Ну, раз пошло такое дело! — улыбнулся и Сашка, но во взгляде его вдруг мелькнуло то, что поразило меня когда-то. На миг, не больше. Но было!

— Успел заметить, что она тупая и дремучая. Конечно, в бухгалтерии большого ума не надо, но даже так что-то чересчур. Как будто класса четыре закончила.

— Ничего себе, — я усмехнулся. — Как же в закрытый город попала?

— Чья-то родственница, скорее всего. Ну, чужие сюда и не попадут, сам понимаешь.

— Понимаю. А внешность?

— А вот с этим получше. Твердая четверка. Не «ах!», но и не «ох…» Годится. Шатенка, глаза светло-карие. Не особо красотка, но вот эти, знаешь, бабские флюиды… Они от нее идут, это точно!

— Знакомо, — усмехнулся я.

— Ну еще бы не знакомо! Вот наш Ярослав Мудрый на это дело, как видно и запал. Так что это не он с письмом, тут голову можно дать на отсечение! У него все силы были на эту Маринку брошены. Уж не знаю, что у них там выгорит или прогорит, но старался он как передовик производства.

— Ясно. Дальше!

— Ну, там же все в той или иной степени знакомые. Ну, кто-то новенькие, молодые… Командированные, может быть. Да! Кондратьевская дочка имелась.

— Аэлита?

— Она самая. Ипполитовна.

Я вдруг ощутил легчайший укол ревности.

— Так не она ли это и есть? — пробормотал я.

— Да вот я тоже думаю… Знаешь, какое-то нетерпение в ней просматривалось! И покурить тоже выходила.

— Она что, курит? — удивился я.

— Нет-нет! — Фрэнк замахал руками. — Это я не так выразился. Вышла за компанию. Там я был, еще разный народ… Между прочим, один музыкант! Ну из этого, из ансамбля Костиного…

— «Большой взрыв».

— Вот-вот!

Костя Федоров, фанат современной музыки, без большого труда нашел тут таких же увлеченных: молодых инженеров, техников, один даже кандидат наук. Создали ансамбль. Говорят, вроде бы неплохо получалось… Но я этим не увлекался.

Тем не менее, сообщение меня задело глубже, чем я мог предполагать.

— А что за музыкант, кто именно?

Фрэнк досадливо сморщился:

— Эх, не скажу имени-фамилии… Я его внешне знаю, он вроде бы в четвертом корпусе работает. И все на этом.

— А в ансамбле он кто?

— Бас-гитара. Стояли, курили. Трепались. И она тоже приперлась. Не курит. Вопрос: зачем?..

— Ответа нет, — подытожил я. — Но будет. Ладно, дружище, спасибо! Ты подтвердил высокую квалификацию исследователя.

— Служу Советскому Союзу, — заскромничал Фролов. — Кстати: ты монографию-то Мартынюка возьмешь? Или так, болтовней останется?

— Возьму, — согласился я, вставая. — Труды шефа надо безусловно знать. Это я не для красного словца. Идем?

— Пошли!


…Я возвращался домой, держа невзрачную книжечку в мягком голубеньком переплете с грифом «Для служебного пользования». И думал, разумеется.

Итак: если исходить из того, что автор письма присутствовал в «Электроне», то самой подходящей кандидатурой будет Аэлита. Но если так, то что она хотела сказать? Что она может знать⁈

Ладно, нарисовалась проблема, надо решать. При этом в любом случае надо как-то по-умному подходить к Аэлите… Продумаем! А пока еще с одной стороны зайдем.

И в подъезде я, поднявшись на второй этаж, звякнул в Иркину квартиру.

Дверь распахнулась, Ирка предстала в очумелом виде: шлепанцы, халат, волосы кое-как скручены назад в неряшливый узел. Она как-то и обрадовалась и смутилась одновременно:

— Ой, привет! А я тут, извини, не одна…

«Да хоть пятеро вас,» — чуть было не ляпнул я, но вовремя спохватился.

— Ради Бога! Я на полминуты. У меня к тебе один вопрос: скажи, ты вчера или, может, сегодня утром кого-то постороннего в подъезде нашем видела? Знакомого, незнакомого, неважно. Вспомни!

Ирка вытаращила прекрасные голубые глаза:

— Кого⁈

— Ну, неважно кого. Просто: видела или нет?

— Зачем⁈

О, Господи… Вот то, что умный человек ловит сразу, этому чуду в халате надо вдалбливать так в бошку, что сам устанешь, а до нее и не дойдет.

— Ира! Господи ты, Боже мой… С тобой говорить — надо сперва валокордину наглотаться.

Она слегка нахмурилась:

— Это почему еще?

— По технике безопасности. Для нервной системы. Все, бывай! Пошел я.

— Да погоди! Не видела я никого. То есть, не встречала. Точно, не было такого.

— А сразу нельзя было так сказать? Обязательно надо было пустозвонить?

— Ну ладно тебе, — она постаралась обворожительно улыбнуться. — Ты же знаешь про женскую логику!

— Знаю, но она же неисчерпаема, как атом.

Лохматая красотка заморгала и решила сменить тему:

— А ты зачем спрашиваешь?

— Должен был коллега по работе зайти, да не зашел. Вот я и интересуюсь: может приходил, когда меня дома не было.

— А, — сказала Ирка, мигом утрачивая интерес. — Нет, не видала. Слушай! Я в субботу хочу устроить вечерок такой забойный. Квартирник. С сюрпризами! Говорить пока не буду. Приходи! Приглашаю.

— За приглашение спасибо. Подумаю.

— Друзей своих тоже позови! Будет весело.

— Передам, — я пошел вверх. — Пока!

Поднимаясь, я подумал, что от этого квартирника весь дом может ходуном пойти… Ладно, черт с ним! Подумаем. Опять же логика судьбы: если она в Иркином обличье предлагает что-то, значит, в этом что-то и есть. Подумаем.

Зинаида Родионовна, судя по приглушенным звукам из ее комнаты, смотрела телевизор, а Вовка встретил меня малость надутым — обижался.

— Вот, — я потряс книжкой. — Сочинение нашего завлаба.

— Это ты за ним полтора часа ходил?..

— Не только, — сразу уловил я, куда ветер дует. — Есть еще нечто интересное. Сейчас расскажу.

Я уловил, что заострил интерес приятеля. И не стал тянуть.

— Смотри, — вынул письмо, дал Володьке, рассказав все как было и как есть, добавив лишь, что позвал не его, а Сашку лишь потому, что наблюдаемый сразу бы догадался: Скворцов пришел не сам, а направил свои глаза и уши — то есть Мечникова.

Психологический ход оказался верным. Володя прояснился. И даже «глаза и уши» проглотил, хотя мог бы повыпендриваться.

— Хм! — произнес он. — Так это кто ж такой изобретательный… такая, то есть? Кондратьева-юниорша, что ли?

— Пока не знаю, — пожал плечами я. — Но очень может быть.

— Да, — глубокомысленно проговорил Вовка. — Ситуация, конечно, интересная.

И впал в молчаливую задумчивость. Настолько погруженную, что я даже удивился. Взгляд застыл, лицо стало неподвижным. Я окликнул:

— Володя!

Он медленно повернул взгляд ко мне. И медленно, с расстановкой произнес:

— Ты знаешь, я тебе сейчас одну умную вещь скажу…

— Умные вещи послушать приятно.

— Так вот. По совокупности наблюдений у меня сложилось впечатление, что она в твою сторону неровно дышит. И косит глазом. И даже двумя. Нет-нет, — поспешил оговориться он. — Объяснить не смогу. Но впечатление есть. Это ведь, знаешь, ловится на полутонах, чем-то мимолетном таком… И потом откладывается в сознании.

Володька увлекся, даже вдохновился. Ему, похоже, понравилось почувствовать себя психологом. Но я его слушал, признаться, краем уха. Размышлял.

Но если честно, мысль пока крутилась на одном месте. Разрозненные события не удавалось соединить в систему, поймать в них единый смысл. Как это сделать? Как подтолкнуть ход событий⁈

Я пока не знал. А есть уже хотелось сильно.

Послушал, покивал, и сказал:

— Все это хорошо, но что у нас с ужином?

Загрузка...