Глава 7

Мысль эта только родилась, и тут же ее смыл Володька дурацким возгласом:

— Михал Антоныч! А вы нас по ИТР-овской норме снабдите⁈

— Ну конечно! — завхоз разом смахнул с себя странное наваждение. — Все, давайте к делу!

И понеслось…

Советская спецодежда — да как любая иная — являла собой известный социальный срез. Рядовым рабочим полагался один комплект инвентаря, инженерно-техническим работникам (ИТР) — другой, руководящему составу — третий.

— Вот! — Рыбин потряс потрепанной брошюркой — нормами обеспечения разных категорий сотрудников Объекта. — Я, конечно, все наизусть помню, но лучше себя перепроверить. Чтобы никакого Гондураса не вышло. Комплект верхней одежды, комплект нижнего белья…

Верхняя одежда сотрудников различалась цветом: рабочие — куртка и брюки черного цвета, ИТР — темно-синие. Начсостав — голубые, чуть ли не джинсовые; правда, мы этого не увидели. Нижнее белье: летнее и зимнее, соответственно хлопчатобумажное (х/б) и полушерстяное (п/ш). Обувь: ботинки яловые высокие, по щиколотку (работягам полагались такие же по фасону, но кирзовые — подчеркнул Рыбин)… Носки х/б. Защитные каски белого цвета. Рабочим полагались желтые или оранжевые.

— Так, — подытожил завхоз. — Ну, вроде бы с одеждой, обувью все, теперь дополнительные средства.

Из таких средств мы прежде всего получили армейский «тактический фонарь» — коробочку немногим больше портсигара под плоскую батарейку 4,5 вольта, способную светить в режиме обычном, мигающем, а также трехцветном. Тут же проверили и работоспособность этого, как сейчас бы сказали, девайса. Все работало отлично: мигало, светило белым, зеленым, красным.

Вовка пришел в детский восторг:

— Ты смотри! Прямо светофор! — и залился жизнерадостным смехом.

Но это было еще не все. Выдали нам, так сказать, и интеллектуальное оснащение: офицерский планшет, рабочий блокнот в клеточку, шариковые ручки — самые простые, по цене 35 копеек. Карандаш ТМ, ластик. И, наконец, душевой комплект: мы получили по вафельному полотенцу, розовому бруску мыла «Земляничное» и по натуральной лыковой мочалке, издававшей совершенно волшебный древесно-лесной запах.

— Вот теперь все! Экипированы полностью, — Рыбин широко улыбнулся, золотой зуб хищно сверкнул. Но завхоз тут же согнал улыбку: — Ребята, предупреждаю! Все это только на территории объекта. Ничего не выносить за пределы! Вплоть до мочалки. У вас в душевой будет свой шкафчик, все там остается. И теперь… А, вот и ваш непосредственный начальник! Он вам все остальное расскажет.

В помещение, улыбаясь, шагнул здоровенный светловолосый парень в очках. Ростом за сто девяносто, в плечах черт знает сколько. Возраст — около тридцати. Редеющие волосы гладко зачесаны назад. Чем-то он заметно смахивал на знаменитого штангиста Юрия Власова — не лицом, а общим типажом, конечно: такой амбал-интеллектуал.

— Михаил Антонычу наш пламенный привет! — прогремел он. — Начальнику штанов, сапог и валенок!

— Ну-ну, — с юмором отругнулся Рыбин. — Валенок у меня вовсе нет, а без штанов и сапог наших не видать бы вам ваших нейтронов с протонами…

— Эт-то верно! — захохотал здоровяк. — Да здравствуют советские завхозы! Труженики закромов Родины!

Михаил Антонович только отмахнулся, посмеиваясь. Сел за стол, вынул из ящика бланки счет-фактур, накладных, синие листки копировальной бумаги. А завлаб наконец-то воззрился на нас. Глаза у него были очень светло-голубые, почти белые.

— Так, а это молодое пополнение? Ну, будем знакомы! Мартынюк Геннадий Кириллович, можно — Гена. Не обижусь.

Ладонь у него показалась мне размером со средний книжный том, но жал руку он бережно, без пустого озорства. И вообще в целом было в нем нечто сразу же располагающее, даже ободряющее. Словом — сразу в плюс. И заговорил деловито, без предисловий:

— Ну, парни, у нас с вами час на первое знакомство с объектом, а потом мне в лабораторию, есть дела неотложные. Имущество получили?

— Сейчас, — ответил за нас Рыбин. — Накладные выпишу — и забирай свое пополнение.

— Ладно, — согласился Мартынюк и вдруг элегически вздохнул: — А я сейчас хорошее такое вливание получил от Алексей Степаныча! Узнал откуда-то про наш погром…

— Все тайное когда-нибудь становится явным, — сдержанно молвил Рыбин, не поднимая головы и продолжая заполнять бланк.

А завлаб, помолчав, задумчиво проговорил вслух:

— Кто-то капнул ему, без вопросов… А кто — вот это вопрос!

— Ну, вопрос твой без ответа, — сказал завхоз совершенно спокойно. — Это департамент Пашутина, там сплошь секреты. Что есть правильно!

Геннадий помолчал, думая о своем. Лицо его не то, что омрачилось, но отразились в нем некие не озвученные мысли.

— Да, — наконец, произнес он. — Эти ребята работать умеют. Дело свое знают.

Видать, какие-то взрослые темы у него с «этими ребятами» случались.

А меня прямо так и тыкало сказать: да это ж он, Рыбин тебя и слил, а теперь вид делает, что его номер тут десятый! Но, разумеется, я промолчал. Однако зарубку в памяти сделал.

Тут наш завлаб стряхнул с себя задумчивость, сказал бодро:

— Ну, Антоныч, завершил ты свои бессмертные строчки?

— Бессмертная душа, как попы говорят, — неожиданно ответил Рыбин. — Но это вряд ли.

Мартынюк, показалось, опешил от такого ответа.

— Ну ты глубоко копнул, — в голосе прозвучала легкая насмешка. — На философском факультете не учился?

— Меня жизнь учила лучше, чем всякий факультет, — Михаил Антонович расписался в накладных. — Тебе, Гена, такие университеты и не снились… Расписываемся в получении, молодежь! Проверяем все по списку. И поступаете в распоряжение Геннадия Кирилловича.

Тот весело подмигнул нам:

— Вперед, юниоры! Приобщаться к высотам и глубинам науки.

И мы вышли в коридор вслед на новым шефом, в обнимку с барахлом, которого получился изрядный объем. Я еще и папку тащил, не забывая о загадочном письме в ней.

Могучая фигура Мартынюка рождала в коридорной полутьме причудливые волны теней. Шагал он быстро, не оглядываясь. Но мы не отставали.

Коридор был чудовищно длинный, куда длиннее, чем само здание корпуса. Немного загибаясь влево, он уходил вдаль, вдаль, вдаль… И никого! Тишина — если не считать монотонный гул вентиляции.

Мы так не дошли до конца, когда начальник сбавил ход, обернулся:

— Ну вот, товарищи! Вход в подземный храм теоретической физики.

Действительно, мы остановились перед массивной дверью с цифровым замком и штурвалом.

— Шифр запоминайте! Записывать нельзя.

И завлаб продиктовал нам пятизначный шифр: 79625, предупредив, что он ежемесячно меняется.

— Упражнение для развития памяти, — сострил Гена и предложил мне самому нажать кнопки, что я и сделал. Володька напряженно следил, беззвучно шевеля губами — запоминал код.

— Теперь вращай, — Мартынюк изобразил движение по часовой стрелке.

Я взялся за колесо, ощутив приятный холодок металла. Нажал — пошло очень, очень туго… Но чем дальше крутил, тем легче становилось, а сверхмассивная дверь сперва как бы нехотя отделилась от стены, а затем по плавной дуге стала двигаться вправо. И тут же включилось нечто вроде сигнализации: не очень громкие, но назойливые писклявые сигналы.

Тут пошло совсем легко, как по маслу. Хоть пальцем крути, одно только удовольствие. Не дверь, а перышко!

Пи, пи, пи… — унылая музыка сопровождала процесс.

— Стоп, — скомандовал Геннадий, когда дверной проем достиг ширины побольше метра, демонстрируя бетонные стены крайне аскетичного, зато очень ярко освещенного помещения. — Заходим.

И шагнув первым, сразу отключил занудную гуделку. Стало тихо.

Это самое помещение представляло собой, собственно, техническую лестницу, ведущую вниз: железные пролеты и марши. Мы в обратном порядке заблокировали дверь, прогремели вниз по лестнице, где и встретили еще один пост охраны, уже настоящий военный.

Прапорщик в полевой форме: сапоги, портупея, глухой китель; погоны и петлицы обесцвечены под окрас хаки. Никакого отличия от общевойскового коллеги. Эмблемы на петлицах те же самые: «сижу в кустах и жду Героя». Внешне — самый обычный парень немного постарше нас, среднего роста, с невыразительным лицом. Да, и через плечо в полной боевой готовности — новейший автомат АК-74, легко узнаваемый по толстой трубке дульного тормоза.

— Здравия желаю, — немного фамильярно сказал Мартынюк, доставая документы. — Это наши новые сотрудники, вот их бумаги. Постоянные удостоверения будут готовы в течение недели. Ребята, паспорта ваши дайте.

Прапор в ответ на это молча кивнул, все просмотрел с пристрастием, вернул. Лишь тогда обронил:

— Проходите.

И, пригнувшись, нажал какую-то невидимую кнопку.

Тотчас же дверь за его спиной почти бесшумно отъехала влево — примерно как дверь лифта, только одностворчатая. Мартынюк широко улыбнулся:

— Ну что? Прошу!

И мы шагнули в «святая святых».

Здесь, в отличие от «предбанника» с прапорщиком, царила полутьма. Помещение и вправду разительно напоминало тоннель метрополитена, ну, возможно, немного меньших размеров. И вместо рельсового пути по центру тоннеля — бесконечная многосоставная труба сложной конфигурации диаметром в человеческий рост. К ней шло множество подводов — проводов и трубок, где-то очень-очень далеко слышалось металлическое побрякиванье.

И заметно прохладно было здесь, и ощущался запах свежей стройки: совсем недавно застывшего цемента, извести.

Мартынюк легонько похлопал по трубе ладонью:

— Ну вот он, красавец!

В голосе его прозвучала искренняя нежность. Наверное, так художник мог бы сказать о своей картине. Ну а что? Ведь так оно и есть! Детище могучего коллективного разума советских ученых — и кандидат физико-математических наук Мартынюк как раз и есть один из многочисленных родителей.

— Ладно, ребята, пошли переодеваться. Бытовки у нас пока временные, оборудованы не очень… Осторожнее! И под ноги смотреть обязательно. Пока мы тут вроде метростроевцев, живем в полумраке. Фонари вам выдали?

— Да, — сказал я.

— Слушайте и запоминайте!

Он рассказал нам, в каких случаях какие режимы подсветки применяются.

— Запомнили?

— Конечно, — я кивнул.

— Еще раз на всякий случай: красный сигнал — непорядок. Любой. Поломка, угроза аварии, нечто непонятное… Ну, в этом случае можно и обычный свет в мигающем режиме: «привлекаю внимание», скажем так. Зеленый свет — движение группой. Колонной. Направляющий и замыкающий включают зеленый светофильтр. Ну, а обычная подсветка во всех остальных случаях.

— Э-э, — вдруг произнес Володька, — Геннадий Кириллович…

— Да?

— Вот вы сказали: нечто непонятное. В вашей практике бывало здесь вот такое — нечто непонятное?

Геннадий Кириллович сделал паузу, чуть большую, чем надо бы при ответе.

В самом деле, ответ простой: да или нет. А завлаб вдруг замялся. Самую малость — но я это просек.

— Да нет, — наконец, сказал он. — Здесь нет.

— А что, в других местах бывало? — вмиг всунул вопрос я.

— Э, брат! — бодро откликнулся Мартынюк уже без всяких запинок. — В разных местах чего только с нами не случается! Это другая история. Слушай насчет питания: оно здесь двухразовое. Завтрак и ужин — это ваше личное дело, а тут обед и полдник. Ну, полдник это пирожок с компотом, бутерброд ли. А обед полноценный, четыре блюда, качество отличное. Салат, первое, второе, десерт. Можно на выбор заказать.

Сказав это, он озабоченно глянул на часы.

— Ладно, коллеги, время не ждет, переодевайтесь поскорее, покажу наш участок работы, познакомлю с коллегами. Давайте!..

…Первый рабочий день на новом месте, как правило, кажется длинным, но в нашем случае такого ощущения не было. Мы сразу же включились в дело: необходимо было монтировать и проверять работоспособность определенного участка коллайдера. Познакомились и с коллегами… Ну как познакомились? Почти всех в лицо знали, виделись, здоровались и т.д. Но, разумеется, ведать не ведали, что эти ребята здесь трудятся. Теперь же они подмигивали, посмеивались:

— Ну что, вливаетесь в тайное общество? Обряд посвящения будете проходить?

Обряд посвящения — это, само собой, дружеская вечеринка, «простава», только на поверхности, как здесь выражались. В «метро» подобные вещи были заблокированы категорически. Запросто можно вылететь отсюда, чего не хотелось никому.

В суть монтажа мы вникли быстро — ну, мне это вообще было знакомо, о чем я помалкивал. И теоретическую основу происходящего сознавал отлично. А отсюда ясно, что к чему, зачем здесь такой провод, а тут этакий патрубок, а там еще что-то… Но, естественно, я меньше всего собирался корчить из себя вундеркинда. Вникал и трудился старательно, с толком, ровно на том уровне, на котором действовал бы всякий нормальный молодой исследователь.

И работа работой, а главное — череда событий, вроде бы никак одно с другим не связанных, замаячивших окрест меня.

Монтаж совсем не мешал мне думать об этом. Все знакомо, как будто я вернулся в двадцать первый век. Примерно то же, разве что попроще, погрубее. Мне рассуждать не надо было: память в руках, в пальцах, они сами находили нужное, легко делали то, что надо. А рассуждал я понятно о чем.

Прослушка. Внезапный перевод сюда. Письмо! И все как будто вразброд, одно с другим никак… Ага, как же! Все это не случайности. Их вообще на свете нет. Есть недостаток знания.

Мы видим лишь поверхность бытия. Сумбурный поток событий. И по причине суеты просто не видим связь меж ними. А она есть.

И главное — письмо! Естественно, оно не просто так. Естественно, его не могло не быть! Когда вокруг тебя начинает клубиться туман как бы случайностей, жди вот такого «бога из машины», который свяжет все одной нитью. Он будет обязательно! Так говорит мой опыт. И вот он, этот бог, бросил письмо в мой ящик.

Но добраться до этого письма я никак не мог.

Во-первых, рабочая смена так нагрузила нас с Володькой, что и минуты свободной не было. А во-вторых, опять же ни минуты я не был один. Все время рядом кто-то был. И мысль о письме все время грела, даже припекала, вливала энергию. Что там может быть? Что⁈ — это пылало во мне, никак не проявляясь внешне.

Закончив работу, переодевшись, потрепавшись с парнями на предмет «посвящения», миновав суровых прапорщика и вохровца, мы наконец-то оказались на дневном свету. И только тут я вдруг почувствовал, насколько устал.

В ту же секунду Володя выразил то же самое:

— Ф-фу… Ну, потрудились на славу, а? Вот что значит передний край науки!

— Тише, — одернул я.

Он мгновенно сбавил голос:

— Да-да, точно… Ну что, боец с передовой, кто сегодня в магазин?

— Ну, а ты не знаешь, — слегка огрызнулся я.

Порядок у нас был заведен такой: закупка товаров на ужин — день я, день он. Сегодня был мой день. И это на руку!

— В гастроном схожу в пятом комплексе. Там выбор хороший. Тебе что взять?

— Да не твое усмотрение! Что возьмешь, то и возьмешь.

— Хорошо.

— Слушай, а чего ты эту папку с собой все таскаешь?

— Ну, здрасьте, Новый год! Я ж бумаги в отдел кадров заносил. Какие понадобились, какие нет.

— А! Так давай мне, я домой отнесу.

— Нет уж, — отказался я. — Сам.

— Да я не потеряю!

Вот ведь прилип некстати, а?..

— Знаю. Но мне так надежнее. Психологически.

— Тоже верно, — легко согласился Володька. — Ладно, давай! Жду. Не тяни, жрать охота!

И я пошел. Сперва в магазин, закупил продукты, и только потом, чувствуя приятное нетерпение, завернул в уютный, заросший зеленью дворик, нашел там одинокую скамейку. Еще малость сладко потомил себя неизвестностью… И, наконец, достал письмо.

Обсмотрел конверт, подумал. МАКСИМУ СКВОРЦОВУ — четкий, аккуратный, ровный почерк. Скорее, женский. Но это гипотеза.

И никаких больше пометок. Ни марок, ни почтовых штемпелей. Кто-то не поленился зайти в подъезд, бросить письмо в наш ящик, и раствориться в неизвестности. И это уже не гипотеза.

Я надорвал конверт, вытряхнул сложенный вдвое небольшой листок, предъявивший теми же крупными печатными буквами следующее:

ЗДРАВСТВУЙТЕ! ИМЕЮ СООБЩИТЬ ВАМ ВАЖНЫЕ СВЕДЕНИЯ ПО ИНТЕРЕСУЮЩЕМУ ВАС ВОПРОСУ. В СЛУЧАЕ СОГЛАСИЯ БУДЬТЕ СЕГОДНЯ В 20.00 У ВХОДА В КАФЕ «ЭЛЕКТРОН».

Я вскинул левую руку, глянул на часы. Так! Остается еще час с лишним до встречи с таинственным незнакомцем. Или незнакомкой…

Загрузка...