Глава 23

— Постойте, — забормотал я, — постойте…

— Ты что? — удивилась Аэлита.

— Вспомнил, — твердо сказал я. — Да!

Вспомнил я наш разговор в подземном складе, где мы получали дополнительное вещевое довольствие. Я, Вовка, он. Теперь я допускаю, что он и выдумал эти лишние две пары носков нарочно для того, чтобы завести с нами эту беседу.

Я могу восстановить ее дословно! Так она застряла в памяти.

Видимо, в лице моем нечто изменилось сильно, потому что Аэлита едва ли не встревожилась:

— Да Макс! Что с тобой⁈

Ну, здесь я и повторил то, как Рыбин завел тему о таинственных призраках и голосах в подземных сумерках коллайдера.

Ипполит Семенович необыкновенно взбудоражился:

— Вот-вот! — заговорил он, — точно! В самую точку!

И тут же горячо распространился о том, что это и был первый психологический подход шпиона к нам, носителям секретных знаний. Проба. Проверка нашей внушаемости. С серьезным видом изложить что-то абсурдное-не абсурдное… Ну, так, наверное, не скажешь, но нечто крайне нестандартное. И цепляющее душу. Такой вот флер мистической тайны, с легким потусторонним оттенком — именно то и есть, что многих людей остро дергает за внутренние струны. И многоопытный агент вражеских спецслужб решил проверить нашу реакцию. Говорил как бы между делом, с иронией, но в то же время так извилисто — мол, я вроде шучу, конечно же, такого не бывает; но вы все же где-то намотайте на ус. А черт его знает, шучу я или нет…

Конечно, Кондратьев так не говорил. Это было бы выше его сил. Это я так додумывал, слушая его искреннюю, горячую, сбивчивую речь. Но пусть коряво, малограмотно — сказал он ровно то, что я подумал! Полный синхрон мыслей. Рыбин психологически раскачивал нас, четко отслеживал нашу мимику, выражение глаз, всю вот эту психомоторику. Он прекрасно читал по нашим лицам и соображал, кого проще будет взять в оборот. Кто более внушаем, более податлив. Разумно? Ну еще бы!

— Да уж, умел, паскуда, — с каким-то ожесточенным восхищением сказал Кондратьев. — И немчура сволочи, учить умели в своем этом гестапо… или как там он?.. Забыл.

— Абвер.

— Вот-вот! Делали этих психологов как на конвейере!

Аэлита улыбнулась:

— Тогда уж парапсихологов, пап. Кстати! Помнишь, ты рассказывал, как здесь у вас чуть было не выступил один такой?

— Я рассказывал? — удивился было Кондратьев-старший, но тут же прояснился: — А-а, да, верно! Было, было! Я и позабыл.

— Что было? — не уловил я.

— Да как же! С Мессингом-то с этим все же как с ума посходили. Так вот и до нас докатилось!

Действительно, эстрадный виртуоз Вольф Мессинг — на минуточку, заслуженный артист РСФСР! — выступавший как гипнотизер, и где-то даже экстрасенс, был очень на слуху. Сумел создать себе крайне необычное реноме мага-не мага, но человека со сверхъестественными способностями. Бог весть, какой был из него медиум и оракул, но технологиями пиара, саморекламы он владел блестяще. Гастроли проходили с фурором, народ валом валил.

Успех, как водится, породил последователей. Множество ловких пройдох, как отпетых мошенников, так и в самом деле одаренных людей, заколесили по городам и весям, со сцен районных, сельских клубов значительно тараща глаза, изрекая туманные, загадочные фразы… Мода, одним словом.

Странно, но эта мода не миновала и наукоград «Сызрань-7». А впрочем, странного и нет. Пытливые умы физиков, электронщиков, физико-химиков жадно интересовались всем на свете, жаждали разобраться во всем, включая загадки психики. Поэтому концерт гипнотизера прошел бы на ура. Этим делом бодро занялся культмассовый сектор комитета комсомола, и уже чуть было не организовал выступление. Однако в последний момент спохватилась парторганизация. Негоже вроде бы в цитадели советской науки устраивать такое! Уж больно того… Не то, чтобы клоунада, но в любом случае тема скользкая. Где-нибудь в цирках, в обычных дворцах и домах культуры — пойдет. Главное, деньги в бюджет государства! А здесь все-таки другое дело.

— И что? — осторожно спросил я, чувствуя в данной теме поживу, но еще не находя ее до конца.

— Решили, что негоже, — Кондратьев развел руками. — Дескать, мы-то кто? Передовой край науки! И вдруг какое-то поддувало со сцены будет чудить. Нет, вообще культурная-то программа у нас, конечно — ну ты сам знаешь! И Кобзон тут у нас выступал, и «Современник» был. Театр в смысле. Вроде бы даже Высоцкого хотели пригласить, да тоже в конце концов решили, что слишком уж того… Фигура спорная.

— Понял, — я вежливо вернул снабженца на главный путь беседы. — Так что с этим парапсихологом?

— А! Есть такой в Куйбышеве. Вроде как Мессинг местного разлива. Ну, конечно, слава не та, но по окрестностям чешет знатно, говорят, полные залы собирает. По Ульяновской по Саратовской областям жарит. Ну и у нас, само собой. Аншлаг! Ну вот, хотели его к нам заманить. Вроде бы уже все на мази было, да вдруг дирекция дала по тормозам. Партком, точнее. Шум подняли: да как так, да что за шарлатанство в научном городе! Отбой, короче говоря. Ну и по-тихому замылили это дело.

— А когда это было? — проговорил я, чувствуя, как логические шестеренки в голове завертелись с бешеной скоростью, и от счастливого предчувствия захватило дух! — тот случай, когда от предчувствия до открытия остался последний шаг.

— А позапрошлой осенью. Да, в семьдесят шестом. В октябре. А этого типа-то, который выступать был должен, знаешь, как зовут? То есть, сценический псевдоним. Захочешь — не забудешь: Лев Султанов! Это же надо такое придумать⁈

— С филологической точки зрения гениально! — рассмеялась Аэлита. — Когда имя-фамилия во-первых, дважды царские, а во-вторых, создают единую фразу. Ну, словосочетание. Я представляю, как это зрителям должно по мозгам бить!

— Как молотом, — согласился я, с трудом удерживая счастливую улыбку.


Учитесь властвовать собою! — сказало «наше все», то есть А. С. Пушкин. Золотые слова!

Я держал себя. Ничего не дрогнуло в лице, хотя в мозгу уже не зарница — а молния сверкнула.

Все! Все! Нашел!

Я уже абсолютно был уверен, хотя еще никаких доказательств не было. Ни малейших. Но их уже и не надо было. Интуиция мимо не стрельнет. Я уже видел, как все дальнейшие события послушно ложатся в эту догадку.

И у меня хватило самообладания еще с четверть часа попить чайку, поболтать с Кондратьевыми о пустяках, посмеяться. Но наконец сказал:

— Так, товарищи! Спасибо за хлеб-соль, то есть, чай-сахар, пойду. Пора! Дела есть.

Во взгляде Аэлиты прочитал немой вопрос: а что, не останешься?..

Не знаю, каким чудом угадал это Ипполит Семенович, но сказал совершенно простодушно:

— Максим! А ты дела закончишь-то, обратно приходи! А?

Вопрос во взгляде девушки превратился в мольбу.

— Да конечно! — бодро ответил я. — Снова готовьте чай да сахар.

Аэлита расцвела. А Семеныч окончательно расставил точки:

— Теперь наш дом — твой дом, чего уж там стесняться-то!

«Не зря яму под сортир копал,» — нелепо мелькнуло у меня.

— Договорились, — и встал из-за стола.

Пока прощался, выходил на улицу, в голове крутилось: а как мне Волчкова найти?.. Я знать не знал, где он живет! Но решение, конечно, пришло мгновенно: спешить в расположение роты. Так и сделал.

На мое счастье дежурным по части был пожилой лейтенант Иваныч. Меня встретил радушно-приветливо:

— А, старый знакомый! Каким ветром?

Вот интересно, почему он даже не старлей⁈ Наверное, из прапорщиков недавно вышел. Но матерые опытные прапора в офицеры совсем не рвутся: смысла нет. Нашли себя, другого не ищут. А здесь, видно, какой-то особый случай.

Впрочем, я тут же отбросил посторонние мысли.

— Здравия желаю! По делу. Волчкова ищу. Срочно. Он в расположении?

— Сергеич-то? Так он сегодня в командировке!

— Знаю. Вместе ездили в Куйбышев. Уже вернулись. И вновь понадобился.

— А, вот оно что! Так значит, дома.

И кратко, толково объяснил, где дом. Недалеко. Я тут же припустил туда.

Знакомые «Жигули» стоят возле подъезда. Отлично! Через полминуты Волчков открыл дверь квартиры:

— Здорово! — с легким удивлением. — Давно не виделись. Что случилось?

— Все! — с торжеством сказал я.

— Даже так? Ладно, — он вышел на площадку, прикрыл дверь. Объяснил: — Извини, домой не приглашаю. К моей подружки пришли, балаболят. Да и незачем бабам мужские разговоры слушать. Излагай!

— Василий Сергеевич! — сказал я с пафосом. — Ты даже не представляешь, насколько ты был прав!

— Уже интересно, — в голосе почувствовался азарт.

— Дальше еще интереснее будет, — пообещал я. — И я не знал, ты только представь! Что научное мышление реально создает суть дела из ничего. А оно создало!

— Так-так, — у особиста пробилась улыбочка, — ну-ка, с этого места подробнее…

И я все изложил подробно. Когда закончил, всякие улыбки на лице Волчкова выжег лихой сыщицкий кураж.

— Так! — сказал он как отрубил. — Кто у нас зав культмассовым сектором?

— Ох, — вырвалось у меня, — не знаю точно. Далек от этого.

— Зря, — усмехнулся он. — Татьяна Казакова. Знаком?

— Не очень. Видел на собраниях, не больше того.

— Ну вот и познакомишься. Давай вниз, жди меня там. Пять минут! Своей объясню, она поймет. И еще позвонить надо.

Точно через пять минут спустился. Объяснил:

— Сейчас к одному из ребят Пашутина заскочим. Для антуража. Я же для всех прапорщик из охраны. А этот парень пусть беседует.

И дальше все понеслось в бешеном темпе. Прямо на улице мы подхватили сотрудника Пашутина, молодого парня, бойкого, с хорошо подвешенным языком, погнали к Казаковой. Звали его Роман.

Татьяна, симпатичная худощавая блондинка, оказалась дома одна. Визиту нашему, конечно, удивилась, но вроде и обрадовалась:

— О, наши доблестные органы! Чем обязана?

Как высокопоставленная комсомолка, она, конечно, соприкасалась с миром местных спецслужб.

— Не до юмора, Татьяна Сергеевна, — холодновато осадил культорга Роман. — Мы же не на чай с бубликами к вам пришли. А по делу.

— А я разве что говорю? — вмиг перестроилась она. — Проходите, прошу.

— Разговор под грифом «секретно», — Роман произнес это помягче, но все же суховато.

— Понимаю.

И чекист тут же заговорил по-приятельски:

— Слушай, Тань! Ты помнишь, как года полтора назад хотели сюда гипнотизера из Куйбышева пригласить?

— А как же! Я, правда, тогда сектором не заведовала. Рядовой член. Этим не занималась, но все при мне происходило.

— Расскажи, как было.

— Да как было? Идет совещание, думаем: какие нам мероприятия устроить. Вдруг Димка Новиков и говорит…

— Стоп! Не знаю такого что-то.

— Да он перевелся потом в Подмосковье куда-то. Вообще-то спец по радиоволнам, не совсем наш профиль. Сейчас вроде бы кандидат уже. Буквально месяц-два как защитился. Кто-то обмолвился.

— Так. Значит, он эту идею предложил.

— Ну да. А! Еще вспомнила: говорил, что пару дней назад зашел к Рыбину по каким-то делам. Разговорились. И вот как-то слово за слово, не знаю уж, как там у них зацепилось, только Михаил Антонович и брякнул: есть, мол, в Куйбышеве такой деятель. Говорят, чудеса творит. Димка-то и загорелся, как член культсектора. Отличная идея! Да и всем интересно стало. Но партком зарубил.

— Почему?

Вопрос был совсем пустой, но я понял, что Роман задал его нарочно, чтобы отвлечь Татьяну от главного. Она действительно пустилась рассказывать с азартом, с увлечением, но я уже не слушал.

Я переживал про себя совершенно немыслимое упоение.

Ну что, неужто нашли⁈ — с восторгом спрашивал сам себя, не нуждаясь в ответе. Ответ — конечно! Таких совпадений быть не может. Нет, ребята, мы сделали это!..

А главное, на самом деле из ничего! Мы совершили чудо. Ведь после суицида Бубнова у нас ровным счетом ничего не было. Ни-че-го! Даже времени. А теперь есть. Правда, со временем и сейчас туго. И тянуть нельзя!

Роман еще поспрашивал Татьяну о ненужных нам подробностях, умело затушевывая главный интерес. Мы же с Волчковым скромно помалкивали, и я видел, как хозяйка изредка бросает на нас любопытные взоры. Кто мол, эти два безмолвных деятеля?.. Но спросить не решилась.

Наконец, распрощались. Роман спокойно, даже как бы лениво, нехотя промолвил напоследок:

— Татьяна Сергеевна, мы ведь уверены, что из нашего разговора ни слова, ни звука нигде не прозвучит? И что мы трое вообще к тебе заходили?

— Да что вы! Да похоронено навек! Как в индийской гробнице!

Роман хмыкнул:

— Ты прямо как поэт заговорила… Ладно! Верим.

Уже в салоне «копейки», когда уселись, с полминуты все трое молчали, еще не веря до конца, что поймали Фортуну.

— Ну что я говорил? — промолвил Волчков. — Вот вам и научное мышление! Всегда я был уверен, что это лучший инструмент. Ну, теперь только финиш не изгадить! Не дай Бог… Интересно, вернулись наши?

— По идее, должны, — сказал я.

— Рвем к Пашутину! — решительно объявил Волчков и включил стартер.

Шеф наш оказался дома, причем по его виду заметно было, как он сдал. Под глазами обрисовались темные круги. Но в этих самых глазах — я это видел ясно! — прямо-таки вспыхнула надежда, когда он увидел наши лица.

Тем не менее спросил спокойно, даже нарочито равнодушно:

— Ничего себе делегация. С чем пожаловали?

— С хорошими новостями, — не стал томить Василий Сергеевич. — Головы рубить не придется!

Надежда во взгляде полковника полыхнула как протуберанец в солнечной короне. Он помедлил секунду.

— Ну, входите.


Задачу изложить наши открытия и соображения дружно возложили на меня. Я это постарался сделать как можно четче и яснее. Вроде бы получилось. Закончил так:

— Посудите сами, Борис Борисович. Превосходная маска для резидента! Такая яркая фигура: эстрадный артист, да еще в столь оригинальном жанре. Ну кто на него подумает⁈ Вот и не могли подумать.

Пашутин слушал меня молча, ни слова не проронил. И мне казалось: слушая, он напряженно размышляет о чем-то своем, о чем пока молчит. И когда я закончил, он еще молчал секунд десять-пятнадцать. И никто не решился прервать это безмолвие.

И вот шеф решительно растормозился:

— Так! Роман, свободен на сегодня. Волчков, Скворцов, со мной. Вы на машине?

— На моей, — доложился Волчков.

— Поехали.

— Конечно, мы не спросили — «куда?» Поехали и поехали.

Приехали в первый корпус. Пожилой вохровец на вахте сперва заартачился было, но Пашутин цыкнул на него:

— Иван Игнатьевич! Ты меня знаешь? Я когда-нибудь туфту гнал⁈

— Да Борис Борисыч…

— Ну вот и пропускай! Ты же старый служака, ну что я тебе объяснять буду? Давай журнал твой, распишусь, вся ответственность на мне.

Старикан просиял, мигом сунул нам журнал регистрации и шариковую ручку.

— Эти двое со мной, — кивнул в нашу сторону Пашутин.

— Пусть тоже распишутся!

Полковник добродушно усмехнулся:

— Ну, Игнатьич, ты и бюрократ! Как ты при таких талантах в начальники не вышел?

— Так с образованием-то у меня швах! — охотно подхватил дежурный. — Где мне его было взять?

— Да я понимаю, что негде, — Пашутин передал ручку Волчкову.

— А-а, то-то и оно. Курсы младших лейтенантов — вот и все университеты. А дальше путь-дорога, пыль да туман…

В кабинете начальник сразу прошел к телефону.

— Садитесь, — махнул рукой на стулья вдоль стены.

Нам он больше ни слова не сказал, но по его переговорам я логически догадался, что звонит он в областное управление КГБ. И вызвонив хорошего приятеля, попросил того выяснить ближайшее расписание выступлений артиста оригинального жанра Льва Султанова.

Люди этой системы, видать, железобетонно усваивали два правила: ничему не удивляться и не задавать лишних вопросов. Если твой коллега спрашивает тебя, за сколько суток Юпитер совершает полный оборот вокруг Солнца или каков был состав московского «Динамо» в матче против лондонского «Арсенала» в 1945 году — значит, ему это жизненно надо. Вот именно что туфту гнать не будет. Не спрашивай, а ищи ответ.

Перезвоны Пашутина с областными коллегами длились порядка получаса. За это время он успел предложить нам чай, правда, без ничего. Себе тоже налил. Попивая чаек, мы переговаривались о пустяках, с натянутыми нервами ожидая звонка из Куйбышева.

И вот телефон загремел. Пашутин схватил трубку:

— Алло! Я, да. Слушаю, конечно. И пишу!

Схватив блокнот, ручку, и приговаривая:

— Так… так… — он начал быстро писать в блокноте, а потом сказал: — Спасибо, Игорек! За мной… Ну, ты понял, что за мной! Будь здоров.

И брякнув трубку на рычажки, окинул нас повеселевшим взглядом.

— Ну, сослуживцы, — провозгласил он, — вот теперь я верю, что вы правы!

И расхохотался.

Загрузка...