Товарищи ученые

Глава 5

И тут мне внезапно помог Котельников.

Шагнув от своего рабочего стола к «совещательному», он произнес негромко:

— Наши ребята иначе и не умеют. Верно, Максим Андреевич?

— Так точно! — четко подтвердил я, по интонации замдиректора уловив, что мужской разговор пойдет в нашу пользу.

Кстати говоря, он-то как раз был больше похож на чекиста в расхожем представлении. Или на военного. Ранга «полковник — генерал». Коренастый, мощный, с ручищами-клешнями. Лысая голова, грубые черты лица. Тяжелый, властный взгляд. И при всем том — доктор физ-мат наук, глубокий знаток теоретической физики, и плюс к тому отменный организатор, умеющий решать вопросы эффективно. Счастливое сочетание! Для общего дела. Для кого-то оно оказывалось вроде горькой редьки. Нередко слышал я ворчливые обиды на него. Впрочем, с теми, кто по его мнению, с работой справлялся, он был сдержанно-поощрителен, а нерадивым говорил примерно следующее:

— На первый раз я прошу вас учесть ваши ошибки. Очень надеюсь, что вы их осознали, потому что второго раза не будет. Всегда помните: силой вас здесь никто не держит. А вот силой вас отсюда проводить за ограду — это очень возможно…

— Ну, — Пашутин усмехнулся, — коли так, то хорошо…

И руках у него неведомо каким чудом очутились вдруг две плотные картонные папки — наши личные дела. Я разглядел на ярлыках папок надписи: «Скворцов», «Мечников».

— Ну-с, молодые люди и ученые, — с неуловимой иронией спросил он, — догадываетесь, зачем мы пригласили вас?..

Володька слегка ткнул меня коленом в бедро, что нельзя было расценить иначе как: давай! Скажи! У тебя язык лучше подвешен.

— Чтобы сообщить нечто существенное, — вежливо сказал я.

Я чуть запнулся, подыскивая слово, и нашел.

— Та-ак, — поощрил зам по режиму. — В первом приближении верно. А конкретнее?

Вот ведь как тебя разобрало. Конкретнее… А, была-не была! Он говорит с нами вполне доброжелательно, стало быть, и мне можно вести себя повольготнее.

— Ну, полагаю, нам предстоит повышение по службе.

Пальцы Пашутина, перебиравшие листы в папке Мечникова, замерли. А сам Борис Борисович взглянул на меня с живым любопытством.

— Та-ак… — повторил он еще более растянуто. — А можно узнать ход ваших рассуждений?

— Позволь, Борис Борисыч, — чуть поморщился зам по науке. — Ну что здесь мудрить? Неужто непонятно — если тебя, рядового сотрудника, приглашают к замдиректора, а там присутствует еще один замдиректора… Ход мысли как минимум логичный.

Пашутин неопределенно хмыкнул. Алексей же Степаныч спокойно продолжил:

— Ты не забываешь, надеюсь, что ребята наши думают системно. Профессионально. Думать — это их работа. Им за это и платят.

Он вообще говорил очень спокойно, ровно.

— Моя — тоже, — подчеркнул Пашутин. — Только по другой части.

— Ну, кто же спорит, — Котельников слегка развел тяжелыми ручищами. — А уж раз так, то тебе карты в руки. Излагай.

Зам по режиму согласно кивнул. Помолчал. И лицо изменилось.

— Вот что, ребята, — промолвил он. — Как я уже сказал, разговор серьезный. И перво-наперво: ни единого слова из него за стенами кабинета прозвучать не должно. Надеюсь, это понятно?

И воззрился на нас холодно.

А я позволил себе легкую вольность:

— Вы в этом разве сомневаетесь?..

— Дополнительный вопрос, товарищ Скворцов, не означает сомнения, — столь же холодно и вежливо произнес особист. — Но давайте ближе к делу! Действительно мы отобрали вас двоих как способных молодых специалистов, подающих надежды. Проверили. По всем пунктам у вас безупречно, так что… Так что вам можно доверить новый уровень секретности! Новое дело. Самый передний край науки, можно сказать.

Он умолк и после краткой паузы скуповато улыбнулся:

— Ну, а здесь я этой самой науке слово и передаю. В лице уважаемого Алексея Степановича.

Алексей Степанович кратко кивнул. Лицо было сосредоточенным, даже хмурым.

— Прошу слушать внимательно, коллеги, — объявил он. — И запоминать!

…По пути домой Володька дал волю эмоциям:

— Так это же! — чуть не захлебывался он, — это же выходит, что мы и триста в месяц сможем заколачивать! А может, больше⁈

— Если балду гонять не будем, — посмеивался я.

— Ну-у нет! Никакой балды. Я ради такого дела день и ночь пахать буду!

— Да уж, это тебе не конденсаторы-транквилизаторы тырить!

— А, ладно тебе! Проехали.

— Проехали, согласен. А могли бы приехать! Счастье, что никто не слышал, кроме меня. Сейчас попали бы на спецобъект, как же!

— Да я бы никому и не сказал!

— Ну, товарищ дорогой, это еще вилами на воде писано…

Вовка усердно сопел и шмыгал носом, сознавая мою правоту. Пошмыгав так, он поразмыслил о чем-то и осторожно спросил:

— Слушай, так об этом прямо-таки никому? А Сашке Фрэнку?

— Володя, ну ты маленький, что ли, а? — с сердцем сказал я. — Детский сад, штаны назад! Ты осознаешь, что нам доверили⁈

…Там, в кабинете, Котельников веско проговорил:

— Прошу слушать внимательно, коллеги. И запоминать! Вы правы, Скворцов, мы действительно хотим предложить вам перейти на перспективный участок работы. Собственно… Борис Борисыч, как это лучше описать с твоей позиции?

— Да в общем, несложно. Смотрите, парни, — почти по-дружески произнес Пашутин, — весь наш институт, вернее, весь город, «Сызрань-7», он как будто на поверхности, так? Ну, режим, секретность, это понятно, обязательно. Святое дело! Но по сути, это прикрытие для главного. А главное — оно находится здесь, под первым корпусом. В глубине!

Он энергично ткнул пальцем в стол строго сверху вниз:

— Понятно?

Я вмиг смекнул: что может находиться в глубине, невидимое не только для рядовых граждан, но даже для большинства сотрудников «семерки»? Только то, из-за чего я отправился в путешествие по времени! Ускоритель заряженных частиц, он же коллайдер.

Пашутин невольно понизил голос:

— Там, можно сказать, целое метро. Это известно ограниченному кругу лиц. И теперь вы допущены в этот круг. Конечно, мы вас долго проверяли, наблюдали. Рекомендации от вашего руководства самые положительные.

Здесь как бы неуловимо подмигнул — так, что не скажешь, было это или нет. Почти волшебство.

Специально, что ли, их учат таким приемчикам?..

И сказал тоном заговорщика:

— Знаете, если бы вы себя вели постно, как монахи — мы бы еще подумали, привлекать вас к делу или нет. Ну а вы нормальные молодые люди! Все, как говорится, психологические и социальные реакции совершенно соответствуют…

— Ничего себе, — я улыбнулся. — В наши дни все поставлено на научную основу!

— Вот именно. Вам ли это не знать! Мы вас просветили как рентгеном. И решили: годитесь! Ну, вот это по моей части, — заключил он. — А теперь слово Алексею Степановичу.

Тот наклонил голову, как-то набычился, что ли. Подбирал нужные слова.

— Борис Борисович описал форму, — наконец, промолвил он. — А теперь по содержанию. То, что строится вот здесь, — он постучал ногтем по столу, — это ускоритель двух встречно направленных потоков частиц. Понимаете!

— Конечно, — с интересом сказал я. — Это ведь то самое, что американцы… ну, что по-английски называется коллайдер?

Теперь пришел черед Котельникову смотреть на меня с интересом. Секунд пять смотрел молча.

— Верно, — согласился он. — Откуда информация?

— За литературой слежу, — скромно признал я. И назвал пару свежих публикаций в «Nature».

Пашутин с Котельниковым переглянулись. Молча. Но я прочел в их взглядах: «Ага! Не ошиблись!»

— Верно, — повторил он. — Коллайдер. По-английски, значит, сталкиватель. Звучит коряво, да. Я для себя называю: «встречный тоннель». Правда, — он косо усмехнулся, — правда, подозреваю, что это не приживется.

— По-английски так и станут называть, — буркнул Борис Борисович. — Как обезьяны все передирают у янки…

Алексей Степанович сумрачно кивнул.

— И даже у дикси, — сказал он, обнаружив знание различий между северянами и южанами в США. — Но черт с ним! Так вот значит, встречный тоннель.

— Как кольцевая линия метро, — не замедлил подчеркнуть я. — В Москве.

— По существу, так. Ну, диаметром поменьше. Но с Бульварным кольцом вполне сопоставимо.

Володька зачарованно покачал головой:

— Надо же… Это ведь грандиозные масштабы строительства! А я совсем ничего не замечал. Абсолютно!

Умел Вован подмахнуть начальству в нужную точку в нужную минуту.

Пашутину слышать такое был как ликер в душу.

— Хлеб с маслом даром не жуем, — он самодовольно откинулся на спинку стула. — Но теперь будете знать. Серьезно, ребята: вникните в то, что вам доверено! Вы в научную элиту попадаете. В высшую лигу! Я бы сказал, теперь перед вами путь открыт полностью. В кандидаты, в доктора, в академики…

— Вникли, — я кивнул.

— Не совсем еще, — неожиданно изрек особист. — Окончательно будет сейчас. Вот!

И он вынул из портфеля два небольших разграфленных листочка, пояснив:

— Подписка о неразглашении. Ответственность — сами понимаете. Читайте, пишите: я, такой-то, ознакомлен… Номера паспортов. Помните?

Я свой помнил, Вовка нет — но у Пашутина, конечно, было все зафиксировано.

— … подпись, дата, — закончил он. — Ну, поздравляю! Теперь дальше о режиме секретности…

— … Мне все это тебе напомнить? — жестко сказал я. — Ты соображаешь, каким уровнем ответственности это пахнет?

— Да уж конечно, чего там, — недовольно пробормотал Володька. — Ладно, все, тема закрыта! Ты мне лучше другое скажи…

— Ну, слушаю, — произнес я с некоторым внутренним напрягом, ибо мой друг обладал способностью присылать мне по жизни сюрпризы, от которых хотелось выражаться неприлично.

Он многозначительно помолчал — и с умным видом выдал:

— Пирог какой-нибудь нам Родионовна сегодня оформит? К вечернему-то чаю?..

— Тьфу ты, Господи, — искренне сказал я. — Разыграл!

Вовка, довольный, расхохотался.

…Яблочный пирог с посыпкой — шикарный, слов нет — конечно, был, и вообще мы поужинали от души. Правда, Зинаида Родионовна включила было тему Леонида Робертовича, поэтому я, ловко улучив момент, вклинился в речевой поток:

— Зинаида Родионовна, извините… Володь, у тебя же Ландсберг есть? Трехтомник?

Вовка будто споткнулся, глянул с изумлением:

— Конечно! А что?

— Надо бы взглянуть.

И я сам взглянул на приятеля очень выразительно.

Он вмиг все смекнул: чаепитие надо закруглять, иначе хозяйка нам пропарит покойником мозги до состояния манной каши.

— Да! — звонко хлопнул себя по лбу. — Как же я забыл-то! Идем… Зинаида Родионовна, прошу прощения, нам надо срочно одну формулу глянуть… Это как раз по нашей работе в лаборатории. Так называемая формула Ландау. Есть одна серьезная проблема… э-э, теоретическая… надо бы поработать, подвигать мозгами…

Зинаида Родионовна, услыхав про теории, формулы и трехтомники, поджала губы, сделав запредельно умное лицо. Сама-то она в физике и технике ни бум-бум, конечно, но от покойника чего-то худо-бедно нахваталась и навсегда усвоила благоговейное отношение к наукообразной терминологии.

Мы прошли к себе, я поплотнее прикрыл дверь. Не убежден, что Зинаида Родионовна не подслушивает у пристенка. И тут же телевизор включил.

— А ловко ты про формулу Ландау ввернул! — приглушенно рассмеялся Мечников.

— Смекалка в науке — первое дело, разве не знаешь, — подмигнул я.

Знаменитый физик Лев Ландау, жизнелюб, весельчак и неисправимый греховодник, шутки ради вывел вполне солидную с виду формулу женской красоты: соотношение объемов бюста, талии, бедер, еще чего-то там… Ну а я и сболтнул для солидности. Сработало.

Что же касается Ландсберга, то это так называемый «Элементарный учебник физики» в трех томах. Для многих поколений советских ученых и инженеров он служил незаменимым оперативным приложением к памяти. Если надо было припомнить что-то позабытое, уточнить, перепроверить себя — трехтомник должен быть под рукой.

— Слушай, — вполголоса произнес Вован. — до сих пор не могу в себя прийти… Нет, как нам подфартило-то! Можно сказать, выигрышный билет вытянули, да?

— Конечно. Цени, — кратко ответил я. — Кстати, Ландсберга дай мне все-таки. Третий том. В самом деле нужно кое-что взглянуть, без маскарадов…

…Лунный свет призрачно заливал комнату. Володька давно дрых без задних ног, слегка похрапывал во сне. Я же ворочался, сон не шел.

Какова связь между установкой «жучка» и приглашением на сверхсекретный объект? Никакой? Случайность?.. Хм! Не думаю. Впрочем, допустим. Тогда выходит, что прослушку устанавливала не служба Пашутина. В пользу этого тезиса говорит и то, что торчит там кустарщина, а не фабричный аппарат… Да, худо-бедно можно предполагать, что в нашем охранном ведомстве попробовали сами соорудить такую технику — почему бы не поэкспериментировать при такой мощной производственной базе?..

Так! Не будем чересчур мудрить. Иначе никогда не вылезем из бесплодного перебора вариантов. Принимаем позицию: «жук» установлен в нашем дымоходе неизвестными лицами.

И отсюда вопрос: зачем⁈

Я так заворочался, что Володька чуть не проснулся. Что-то пробормотал невнятное, перевернулся с боку на бок. И захрапел дальше.

Я притих, но думать, конечно, не перестал.

Итак: зачем? Подслушивать!

Это ясно, но это не ответ. Ответ: подслушивать не кого-то, а нас с Мечниковым. И дальше совсем не сложная логика: значит, эти некто заранее знали, что нас двоих переводят на работу крайней степени секретности. В коллайдер. И никакой случайности тут нет! И если жучка впихнула не служба режима, то стало быть…

То стало быть, в «Сызрани-7» завелся крот. А так как одному такую тему, конечно же, не потянуть, значит, ползучая плесень распространяется по нашему научному городку… Вернее, уже распространилась.

А из этого пункта вырастает вопрос главный: кто они?..

Ответа нет. Пока. Найти его! — вот она, задача. Вот тебе, товарищ ученый, самый что ни на есть житейский экзамен. Насколько ты умеешь системно мыслить. Решать любые задачи. Ищи!..

С этой мыслью я уснул, и снилось мне что-то неясное, но приятное. А проснувшись, первым делом подумал, что надо забежать в отдел кадров, донести вкладыш с оценками из вузовского диплома. Почему-то его там, в кадрах не оказалось. Володькин на месте, а моего нет. Маленький, но непорядок. Потребовали найти. Тот самый Трунов, Николай «Стаканыч», известный буквоед. Как он прошляпил мое приложение к диплому — Бог весть, но вот сейчас промах нужно было срочно закрыть.

Вчера вечером, порывшись в своих бумагах, я без труда сей документ нашел — и вот теперь надо было заскочить к кадровикам. И еще ряд бумаг собрал, так что пришлось их все сложить в плотную картонную папку.

— Вован, — второпях, обжигаясь горячим чаем, сказал я. — Выйдем пораньше, чтобы вкладыш этот забросить Стаканычу?.. А ровно в девять в приемной, тютелька в тютельку.

Володька одновременно и кивнул, и рукой отмахнулся, при этом жуя бутерброд.

— В девять у Котельникова, — согласился он. — А в кадры ты сам спеши. Я нормально хочу пройтись, без суеты. Воспринять утреннюю свежесть…

Ты смотри, какой эстет!

Но спорить я не стал:

— Ладно. Тогда я помчался!

— Валяй.

И Мечников подлил в свою чашку крепкой заварки. А я наскоро оделся и припустил вниз по лестнице.

Между вторым и первым этажами я совершенно инстинктивно бросил взгляд на наш почтовый ящик…

Стоп.

В смотровых дырочках ящика белела бумага.

Я почему-то подумал, что письмо хозяйке от Оленьки — ну, если так, но брать не буду, сама возьмет. Но взглянуть стоит.

Я открыл ящик, оттуда выпал конверт.

В графе «Кому» ровными печатными буквами было написано:

СКВОРЦОВУ МАКСИМУ.

И больше ничего.