Товарищи ученые

Глава 15

Но я не подал вида. Повторил, что зайду, пошутил насчет пирогов к чаю, что Кондратьев воспринял всерьез и горячо, пустился в пылкие обещания, из которых я понял, что количество и качество выпечки будет первоклассным.

— Эх, Максим, да вы из-за стола не встанете! И еще добавки будете просить.

Ну а что? Тоже неплохо.

Благосклонно послушав это, я аккуратно вернулся к заинтересовавшей меня мысли:

— Послушайте, Ипполит Семенович. Вот какое дело! Вы ведь здесь старожил, в «Сызрани-7»?

— Я? Ну так-то да. Чуть ли не с первых дней. Не то, чтобы… Мы сюда в конце шестьдесят третьего приехали. Да! С Серафимой тогда еще.

Он горько, прерывисто вздохнул.

— Аэлитка совсем кроха была… Ну да что теперь об этом! Да. В самом начале зимы. Только-только снег выпал. А через месяц Рыбин появился. Под самый Новый год. Тогда кладовщиком был. Потом завскладом. А уж потом до завхоза вырос.

К чему он Рыбина приплел? Чудак.

Я тоже вздохнул сочувственно: да, мол, жизнь идет, годы летят, никто не молодеет… А сказал следующее:

— Я к чему клоню, Ипполит Семеныч? Вот вы уже пятнадцать лет здесь. Почти. Скажите, за эти годы были еще какие-то подозрительные случаи, вроде того, что вчера? Не то, чтобы преступления, хотя, и это тоже, кто знает. Но вообще всякие необычные события. Мало ли что!

Кондратьев уставился на меня с непониманием. Пришлось пояснить:

— Ну, что-то вообще происходило из ряда вон выходящее? Такое, что всколыхнуло бы весь город, о чем бы толковали, судачили… Что поразило бы всех! А может, и нет, но вас это удивило. Понимаете?

— А! — дошло до снабженца. — Из ряда вон? Понял. Да нет, такого не припомню. Ну, когда только начинали, отбор еще не ахти какой был, с бору по сосенке. И всякая публика попадалась. Конечно, боролись с этим. И сухой закон устанавливали. Но все равно разную дрянь пили. Спирт технический, шадым, политуру… Смертных случав не припомню, но травились, было дело. Откачивали. Драки случались по пьяному делу. Напьются дураки, потом друг другу морды чистят. Но это быстро все в порядок привели. Контингент чистили. У нас тогда — начальник кадров — ух какой был! НКВД-шник бывший. У него не забалуешь. Навел порядок. По струнке ходили. Года с шестьдесят четвертого таких обормотов больше не было. И тихо стало.

— Тишь, гладь, Божья благодать?

— Ну да, ну да… А! Вот хотя случай был. Хм! Странно…

Он крепко задумался.

— Что? — осторожно подтолкнул я.

— Да в семидесятом… Или в семьдесят первом? Эх, не вспомню уже! Ну, неважно. Осенью. Шофер один у нас аварию устроил. То есть даже катастрофу. Сам погиб. Ладно, не погубил никого! И слух такой был, что сознание потерял за рулем…

— Погодите, погодите, — зацепился я. — Ну-ка, с этого места поподробнее. Случилась авария, так?

— Так. Да! Это семидесятый год был. Точно! Вот пошла речь, и сразу все вспомнилось. Значит, ехал себе шофер, не здесь, за оградой. За продуктами послали, срочно привезти. Капусты три тонны. Это мы на зиму запасались, мне ребята из Райторга по дружбе подогнали. Ну вот я его и послал, этого парня. Пашка его звали, Савельев.

— А машина какая?

— Машина? Газон пятьдесят третий. Ну, вот послал я его на базу Райторга, это километров двадцать пять от силы. С погрузкой, со всякой бумажной волокитой — это сколько? Ну, три часа от силы. И то много. А его нет и нет, нет и нет…

Кондратьев вздохнул, заново переживая тот давний случай.

— Ну, а потом является ГАИ к нашему главному входу. И нам как снег на голову: так, мол и так. Авария со смертельным исходом. Что характерно: свидетелей никаких нет! Никто не видел, как случилось. Ехал какой-то частник на «Москвиче», смотрит: в кювете грузовик перевернутый валяется кверху колесами. Сообщил. Ну, дальше как положено: следствие, прокуратура, экспертиза, понятное дело.

— И к чему пришли?

— Если коротко: внезапно потерял сознание за рулем. Скорость порядка семидесяти. Так и ушел в кювет.

— Ну а почему потерял-то сознание?

— Так ведь это и загадка! Всякое потом болтали: пьяный, с похмелья… Да нет! Я ж его в тот рейс отправлял, своими глазами видел! Не пьяный, не с похмелья, не больной никакой! Медосмотр перед рейсом прошел, следователь все до запятой потом проверил. Здоров на все сто! И вот здоровый парень ни с того ни с сего отключается за рулем! Это как так?

— Причину не установили?

— Нет! Потеря сознания, и все тут. Алкоголя в крови нет, это проверяли. Ничего не нашли.

— М-да. Грустная история.

— Да уж веселого мало.

Похоже, Ипполит Семенович расчувствовался, вспомнив давнее происшествие. Я же вдруг ощутил усталость. Рассказ главснаба был интересен, но как его прицепить к уже имеющейся информации?..

Пока никак.

Тем не менее, я нутром чувствовал, что здесь зацепки могут быть.

Не знаю, что промелькнуло на моем лице, но Кондратьев как будто спохватился:

— Ладно, Максим, час поздний, вы отдыхайте. Я только прошу, чтобы завтра вы заглянули к нам, ладно? Я за Аэлитку переживаю, она ведь у меня одна-единственная на свете, никого больше нет! Серафима вот померла, детей больше у нас не было. А свою родню я всю в войну растерял. Я родом-то из Смоленской области, там представляешь, как война проклятая прошлась⁈ Два раза фронт все сносил! Сперва когда мы от немцев драпали, потом когда их, паразитов, гнали… Там живого места не было! Своими глазами видел. А после войны не никого своих не нашел, не встретил, не знаю, что с ними. И никто о себе не дал знать. Вот так!

Ипполит Семенович расчувствовался, заговорил без суетливого мельтешения, от души. Вздохнул:

— Ну да ладно, что теперь об этом. Жизнь прошла! Теперь у меня только одна мысль: о дочери… Так ты заходи, очень прошу!

Я тоже расчувствовался и пообещал:

— Обязательно! Только не обещаю, что завтра. Но на днях — зайду. Железно!

Распрощались. И я мгновенно переключил мысль на другое. Я это умею.

Весь короткий путь домой я думал о том, как же мы будет проверять проверяемого. Федорова то есть. Задачу-то я поставил всем, но и самому надо будет поразмыслить… Ну что ж! На то я и ученый. Профессионал.

Квартира вновь встретила меня ошеломительными запахами. В данном случае благоухал творожный пирог «Королевская ватрушка».

Зинаида Родионовна была раскрасневшаяся, румяная, счастливая. Очевидно, ватрушка удалась.

Тем не менее, хозяйка тут же пожаловалась на безвинного Демьянова:

— Ах, Максимушка, здравствуйте! Знаете, я с этим пирогом сегодня чуть не угорела. Не тянет вентиляция, и все тут! Это опять сосед наш со второго этажа нам житья не дает…

Вот черт возьми, как бы ее отвлечь от этой идеи-фикс? Побежит ведь еще к Демьянову ругаться, а тот ни сном, ни духом.

И я сказал как можно рассудительнее:

— Ну, Зинаида Родионовна, может, он вовсе ни при чем. Мало ли чем может засориться вентиляция с крыши? Упало что-то в трубу… Птицы, кстати говоря, часто попадают, увы. Голуби, например.

— Ах, какой ужас! Неужели так бывает⁈

— К сожалению.

И не успел я сказать это, как меня посетила замечательная мысль. Но к тете Зине она отношения не имела.

— Макс! — крикнул Вовка из хозяйской комнаты. — Двигай скорей, иначе я все съем! Удержаться невозможно.

— Поторопитесь, поторопитесь, — шутливо заговорила Зинаида Родионовна.

— Не бойтесь, — улыбнулся я. — Своего не упущу.

…А когда мы, отдуваясь, встали из-за стола, я пошутил:

— Ну, спасибо, Зинаида Родионовна! Боюсь, что с вашей кухней мы приобретем избыточный вес.

— Ах, Максим, да полно вам! В вашем-то возрасте все впрок, ешьте без оглядки. Молодой организм все проработает.

— Будем надеяться… — пропыхтел Вовка. Он обожрался похлеще моего. И когда мы вошли в нашу комнату, колодой повалился на кровать.

— Ф-фу! — выдохнул он. — Н-нет, так трескать нельзя, надо с этим кончать!

— По-моему, ты только начал, — сострил я, раздеваясь. И оставшись в трусах и майке, тоже с удовольствием прилег. Володька зевнул:

— Что, будем готовиться к отбою?

— Не совсем, — сказал я.

Он удивился:

— А что такое?

— Хотел обсудить кое-что по нашим делам. Шпионским страстям.

— А именно?

— Я предлагаю приступить к активным действиям.

— Это как? — в Вовкином голосе послышалось ехидство. — Организовать засаду? Провести войсковую операцию? Где мой черный пистолет⁈

— Юмор ценю, — суховато произнес я. — Но я о другом.

— О другом, так о другом. Слушаю!

— Смотри: мы обнаружили «жучка». Другими словами, выявили оружие противника. Значит, нам что надо сделать?

— Что? — приятель отразил вопрос зеркальным вопросом. Но я подачу принял:

— Значит, надо это оружие обратить против него! Классика жанра.

— Это как? — Вован не очень понял, но заинтересовался.

— Э, брат. Ну что тут не понять? Слушай! Нам надо в кухне сказать что-то такое, что их, — я указал пальцем на таинственных «них», — должно сильно заинтересовать. Но не до конца! Понимаешь? Такой смысловой крючок забросить, который сам заставит их на нас выйти. Они же не знают, что мы их подозреваем! А мы скажем это и будем ждать: кто завертится, заклубится вокруг нас.

— М-м… — Вовка задумался. Признал: — Согласен, в этом что-то есть. Но надо такое придумать, чтобы у них враз уши навострились.

— Так я тебе о чем и говорю! Вот это самое интересное и есть.

— И самое сложное.

— Ха! Но мы же работники науки, так? Думать — наша стихия.

— Не кочегары мы, не плотники, а мы научные работники…

Я ощутил лихой азарт. Сел на кровати.

— Слушай! Я вот что думаю. Если Кленова устранили свои, то по какой причине?

Вовка подумал. Осенило:

— Шантажировал их? Грозил пойти и сдаться?

— Вот именно! И у меня такая же идея.

— Может, в долгах завяз?

Я пожал плечами. В принципе, мысль здравая.

— В карты продулся, на том его и зацепили, — сказал Володька.

— Все может быть.

Сильно пролететь можно было в преферанс. Тешить себя этой игрой позднесоветская интеллигенция очень любила. Играли, разумеется, на деньги: благородно, по-взрослому. И по-разному. Были просто любители культурно отдохнуть под коньячок и умные разговоры. Были и профессиональные «каталы», шулеры — у этих, правда, главный доход шел с более примитивных игр, которыми «раздевали лохов». Однако и в преферанс картежники высокого класса, конечно, «катать» умели. Ну и бытовали полупрофессионалы: ребята из своей же среды, способные под бутылочку умело вынести приятелей на умеренные суммы. Так сказать, с миру по нитке. Каждую субботу по червонцу — чем не побочный доход, нормальный такой приварок к зарплате!

Я мгновенно прикинул все это. Резон тут был. Кленов мог профукать и задолжать большую сумму. Из-за этого, собственно, мог и ввязаться в шпионскую грязь. А еще вернее, его туда втянули…

Но это все пока домыслы! Одно ясно: в любом случае Кленов стал слабым звеном в большой игре. Настолько слабым, что его решили устранить.

Все это промчалось во мне вторым планом, а первым я вернулся к идее, которую до поры-до времени отложил.

— Слушай, Вован, — проговорил я. — Не будем гадать. А попробуем вот что…

И предложил свой план.

Володька, выслушав, сделал глубокомысленное лицо:

— Ну, это интересно, пожалуй. Только ведь надо разыграть как на сцене, без фальши.

— Непросто, — согласился я. — Но попробуем! Беру главную роль на себя. Твоя задача — подыграть. Вторым номером.

Он подумал, пошевелил бровями:

— Тогда давай обсудим подробности.

…И утром я проснулся с предчувствием удачи. Бывает так: ты чувствуешь, что жизнь вдруг покатила по нужным рельсам. Это сложно описать, это почти неуловимое чувство. Но несомненное.

И тут же открыл глаза Володька. Я ему подмигнул:

— Готов, товарищ Попов?

Шутка такая не самого высокого разряда.

— Стараюсь, — ответил он с легкой иронией.

— Тогда главное: как будто мы начали разговор где-то в комнате, и в кухню зашли уже с ним. Это будет достоверно. Идем?

— Прямо сейчас?

— А чего тянуть? Давай только еще раз сценарий повторим.

И мы повторили, попутно и оделись. И пошли в кухню. Зинаида Родионовна безмятежно дрыхла без задних ног, облегчая нам задачу. Сработать нужно было четко, естественно.

Я шепотом произнес:

— Начали!

Он лишь кивнул.

И я заговорил еще в коридоре, голосом раздраженно-наставительным:

— … А я тебе говорю, что верю ей! Она врать не будет. Хотя бы потому, что это ей не под силу. Головной мозг не той мощности.

— Ну, про себя она мне лихо врала, аж уши в трубочку скручивались, — парировал Володька. — Она и такая, она и сякая! И серебряная, и золотая…

— Такое врать легко, — отмахнулся я. — А тут… Ну сам представь, можно ли это придумать? Да я бы не смог выдумал, а тут какая-то дура!

Вовка с сомнением покачал головой:

— А зачем ему ей говорить⁈ Этому… Черт, забыл фамилию, как его?

— Кленов.

— Да! Зачем болтать⁈ Он же не дурак вообще-то.

— Нет, конечно. Но ты представь, в каком диком напряжении он жил! В тисках, можно сказать. Если вляпался в такую грязь. Пробки-то перегорают! А тут еще выпил. Стоп-кран и сорвало. Вот и разболтал как бы по секрету… Психология! Может, легче стало.

— Ага. В гробу. Там легче некуда.

— Ну, это другой оборот событий развернулся. Да и когда бухой, не думаешь же о последствиях. Вот и протрепался по пьяной лавочке.

— А она? Может, уже всем разнесла на хвосте!

— Нет, — твердо сказал я. — Она мне под страшным секретом рассказала. Здесь я ей тоже верю. Умом не блещет? Согласен! Но здесь не ахти сколько ума-то надо, чтобы перепугаться до икоты. И заткнуться с перепугу. Ты представляешь какое это дело⁈ Это ведь шпионаж самый натуральный! Тут ведь можно так влипнуть, что до конца жизни не отлипнешь, не отмоешься. Уж это она точно смекнула. И со страху затихла.

— Ха! А тебе зачем тогда проболталась⁈

— Ну, Володь, а ты женщин не знаешь! У них же в голове такая диалектика, что нам не снилась. Если о чем-то страшно говорить, значит кому-то одному обязательно надо рассказать!

— Тише ты, — цыкнул Вовка. — Разбудишь хозяйку.

— Ах, да! — как бы спохватился я. — Ладно… А где спички?

— Да вон они, — он сдержал улыбку. Видно было, что игра увлекла его.

Я погремел спичечным коробком, вынул спичку.

Мечников сделал значительное лицо:

— Тогда зачем она тебе сболтнула?

— Не сболтнула, — поправил я, — а рассказала! Совершенно осознанно.

И зажег конфорку.

Все эти звуки: тряска коробка, чирканье спички, шум горящего газа — делались сознательно, создавая эффект натуральности. И разговаривали мы с Володькой совершенно естественно, надо отдать ему должное. Да и мне тоже, отчего ж нет

— Почему рассказала? — повторил я. — Да потому же интересно ей до упаду, а сама идти туда боится.

— Туда — это где тетрадь спрятана?

— Тетрадь-не тетрадь… Может, это блокнот, а может, и вовсе листы бумаги. Ну, это, конечно, вряд ли. Но суть не в том! Я понял, где он это спрятал! Вот что главное!

— Ну уж! Она не поняла, а ты понял?

— Я — не она. Надеюсь, ты это успел заметить. Вот здесь как раз нужна логика. А она меня не подводила! Пока.

В голосе моем явственно прозвучал сарказм. Володька примирительно рассмеялся:

— Ладно, ладно, мыслитель! И где же это может быть?

— Я определил два места. Проверим оба.

— А что он в этой тетрадке мог написать?

— Ну откуда я знаю? Товарищ научный сотрудник, вы что-то существенное наверняка.

— Ага… Так ты Пашутину об этом не говорил?

— Нет! И ты помалкивай. Сперва сами проверим, найдем, потом уже пойдем по инстанциям… Кипит чайник, выключай! Ты бутерброды с чем будешь? Масло, колбаса?

— Тащи все. Кофе где у нас?

— Так вон же банка стоит!

— Ага, ага, вижу.

И разговор сошел на детали завтрака.

Главное было сказано. Оставалось ждать. Кто клюнет на этот разговор? И клюнет ли вообще⁈

Посмотрим.