Товарищи ученые

Глава 14

— А что у нас самое интересное? — спросил Яр.

— Гипотезы! Точно так же, как в науке. Самое интересное — это гипотезы. В данном случае, правда, они называются версии, но сути это не меняет. Ну и прогнозы, конечно

Георгий ухмыльнулся:

— Точные науки — точные прогнозы!

Я подхватил ломтик салями:

— Стараюсь. Итак: почему самопальные прослушки оказываются сперва у Сергея, потом у нас? Ну, насчет Сереги ничего не скажу, попросту не знаю. А гадать незачем. Достаточно того, что нас с Вольдемаром переводят в первый корпус, в ведущую лабораторию…

Здесь я заметил, как Вовка бросил на меня быстрый взгляд — но я не собирался, разумеется, трепаться про коллайдер.

— … Не надо объяснять, наверное, что Мартынюк на особом счету. Лаба тоже. Несомненно и то, что нас с Вованом не сразу перевели туда. Рассматривали кандидатуры, обсуждали, со всех сторон просвечивали. Это не один день, неделя минимум. Вывод? Утечка информации! Некто узнал, что двое переводятся в ключевую лабораторию — и тут же им в квартиру суют подслушивающее устройство!

Тут по лицу Татаренко я угадал, что его осенила толковая мысль.

— Постой, постой, — забормотал он, — а что, ничего заметно не было, что кто-то в квартире побывал? Кто-то же должен был установить этот жучок⁈

— И открыть дверь аккуратно, без взлома! — подхватил Фрэнк. — Ключом!

— Вот! — вскричал я, — вот, ребята! Я к тому и клоню. Я ведь чего добивался⁈ Чтобы у нас пошел мозговой штурм. Как говорится, одна голова хорошо, две лучше, а нас тут пятеро! И все головы. Смотрите, как здорово получается!

Вовка немедля подтвердил это:

— И еще: если кто-то проник в квартиру, когда не было нас, не было тети Зины, значит, это было днем. Значит, этот некто свободно перемещается в рабочее время по территории!

Ну разве не здравая мысль⁈

Встрял и Жора:

— Это все вэрно. Но тут слишком широкий круг подозреваемых. Почтальоны, служба обеспечения…

— Шоферы! — вставил свои пять копеек и Яр.

— Погодите, погодите, — я ощутил необходимость дирижировать штурмом. — Действительно, слишком широко получается. Давайте зафиксируем первую точку. В городе действует группа людей, занимающаяся… чем?

— Шпионажем, надо полагать, — брякнул Татаренко.

— Принимаем как рабочую версию! Теперь дальше.

Я ощутил нечто вроде вдохновения. Расклады строились лихо. И я пересказал Иркин рассказ о покойнике Кленове. Об его отсутствующих тоскливых глазах. Ну, здесь, признаюсь, я добавил художественных красок от себя. Суть не исказил ни на йоту, но эффект усилил здорово. Кое-кто даже не поверил.

— Что, так и говорила⁈ — переспросил Яр.

— Именно так! Слушай, Ярый, ну ты же был там, сам его видел. Да и все были! Ничего не почувствовали, никаких странных впечатлений?

Парни переглянулись. Все честно сознались, что никаких предчувствий. Интуиция промолчала.

— А у нее, стало быть, запульсировала. Это у Ирки-то, — не без сарказма вымолвил Фрэнк, — где ума палата!

— Это не ум, — наставительно сказал я, — вернее, особый ум, не логический…

— Неклассический! — блеснул познаниями Вовка. — Квантовый!

Тут народ малость расшалился, мне пришлось вновь вводить всех в рамки темы.

— Так чего вы хотите? Нет, она не дура! Только мыслит не суждениями-выводами, а прямым контактом с миром.

— Ну, это ты мощно хватил, — усмехнулся Георгий.

— Нормально я хватил. Как бы там ни было — я Ирке верю на все сто! Вот обычного-то ума просто у нее не хватит сочинить такое. Значит, было! Кленов был чем-то озадачен, угнетен. Так? Так. Был угнетен, а через сутки — труп. Случайность⁈

Все помолчали, переглядываясь.

— То-то же, — сказал я профессорским тоном.

Георгий многозначительно откашлялся:

— По-моему, пришла пора взбодриться!

И взял бутылку.

Восприняли по рюмке. Закусили. Я заел лимонной долькой и изрек:

— Таким образом, мы можем выстраивать конструкцию…

Конструкция моя была такова: в Сызрани-7 действует вполне развитая вражеская агентурная сеть. Сколько их именно? — сказать наверняка нельзя, но явно не один. Члены этой группировки имеют возможность оперативно перемещаться по территории, изготавливать ключи, проникать, устанавливать прослушку. А главное — кто-то из них, возможно лидер, имеет доступ к оперативной информации. И через нее рвется уже к информации научно-технической, имеющей бесценное значение для потенциального противника.

— Можно сказать, что Кленов был членом этой шайки-лейки. И что-то у них там пошло не так. Настолько не так, что они его устранили. Пошли на это, конечно, не от хорошей жизни. И замаскировали под несчастный случай. Логично?

Парни переглянулись.

— Ну, в целом, да, — осторожно признал Фрэнк.

— Вот исходный пункт, от которого нам надо стартовать, — заявил я с торжеством.

Минашвили сделал чрезвычайно глубокомысленное лицо:

— Э-э, а кому это — нам? Мы имеем какое-то отношение к контрразведке?

Вопрос справедливый. Все примолкли, ожидая ответа от меня. И я сказал:

— Имеем.

Это прозвучало так твердо, что тишина сделалась тише.

— Поясню, — сказал я.

Разумеется, я понял скепсис Георгия. Всяк должен заниматься своим делом. Физики — думать над формулами, копаться в приборах; медики — лечить; а контрразведка — ловить шпионов. И это справедливо, кто бы спорил. Так я и сказал:

— … Кто бы спорил!.. Но есть нюанс.

— То есть?.. — Вован наладился подгрести столовым ножом икру из баночки.

— То есть, они — Пашутин и его команда — не знают того, что знаем мы. Это наш плюс. Вопрос времени — вот что главное. Вопрос времени! Допустим, побежим мы к Пашутину со своими грандиозными открытиями. Пока суд да дело… А если эта группа враждебная есть — а она, похоже, есть — то вскрывать ее надо как можно быстрей. Ведь посмотрите, дело дошло до убийства!

— Если это убийство…- осторожно поправил меня Вовка.

— Ты тоже прав, Вольдемар, — сделал я реверанс ему, — формально, разумеется, так говорить нельзя. Но к черту формальности!

Тут я почувствовал, что должен сейчас попасть в яблочко. Сказать то, что проймет моих друзей до самого душевного ядра. По крайней мере, до какой-то такой струны, что зазвучит в такт сказанному. Только надо верно подобрать слова! И зазвучит струна, не может не зазвучать. Или я не разбираюсь в людях. А я разбираюсь.

— Подумайте сами, товарищи ученые! Что сейчас перед нами? Задача со многими неизвестными. А что такое наука? Это решение сложных практических задач. И что — мы, профессионалы, не сможем сами решить эту задачу⁈ Да сможем, я уверен! Каждый давайте включим свою внутреннюю ЭВМ! — я легонько постучал пальцем по виску.

Сработало. Вдохновенная речь упала теплым дождем на подготовленную почву. Поперли всходы.

Первым поддержал меня Фрэнк:

— А что⁈ Разве игра в сыщика — не прокачка мышления вообще? Отличный тренинг! Давайте попробуем, ребята, я только за!

Эти золотые слова стали переломным пунктом, да к тому же Минашвили разлил по второй, то бишь финальной порции. Санька пробормотал:

— Ну, раз пошла такая пьянка…

— Режь последний огурец! — подхватил Яр.

— Огурец резать не надо, — весело сказал я, берясь за рюмку, — а вот думать — это да. Думать надо непременно. Ну-с, поехали? За что поднимаем бокалы?

— За научный поиск! — решительно произнес Фрэнк. — Открывающий любые загадки!

Насчет любых Саня, возможно, и погорячился, но возражать ему никто не стал. Выпили, закусили, мозговой штурм вздулся с новой силой.

— Ну пусть! — горячился Татаренко, — пусть эта группа есть! Допустим. Допустим, что покойник принадлежал к ней. Но как определить остальных⁈ Вот в чем вопрос, почти по Шекспиру!

— Надо искать его связи, — рассудительно предложил Гога. — По лаборатории. Среди женщин. Я так понял, что он тот еще Дон Жуан был?

— Казанова, — плеснул эрудицией Сашка, с удовольствием жуя бутерброд со шпротами и икрой — странноватое изобретение, но едок от него явно испытывал блаженство.

А Георгий внезапно сказал:

— Да, и ансамбль этот… песни и пляски народов Аляски. Как он там, «Большой взрыв»?

Я победно рассмеялся:

— Точно! Точно. Жорж, ты гений!

— Ну, где-то присутствует… — заскромничал эскулап.

Он сам, без всякой моей подсказки озвучил то, о чем я уже думал.

Все стрелки упорно сходились на Федорове. Он и покойник работали в одном корпусе. Участвовали в одном ансамбле. И наконец, не кто иной, как Костя Федоров заявился к нам в лабораторию со смутными разговорами. И вел себя… ну, не сказать, что подозрительно, но загадочно. Для версии этого хватит.

— А теперь, — сказал я Фрэнку, — напомни-ка нам, когда Серега Маслов отсюда смотал удочки?

— Да месяца два назад. Может, поменьше. В конце мая.

— В конце мая, значит. Так! А Костя когда объявился?

Сашка сдвинул брови:

— Сейчас припомню… А в самом начале весны! Может, даже конец февраля… Нет! Все-таки уже весна была. Март.

— Так, — утвердительно-задумчиво произнес я. — Как это в песне поется: отчего у нас в поселке вдруг такой переполох?

— Там не совсем так поется, — сварливо буркнул Вовка.

— Знаю. Это я для пущего эффекта! Значит, смотрите: появляется Костя. И почти сразу же началось! Как будто вселился к нам… кто?

— Злой дух Ямбуя! — брякнул Яр.

Фильм под таким названием — о приключениях геологов в немыслимой таежной глуши — недавно с большим успехом прошелся по экранам.

— Можно и так сказать, — промолвил я, по лицам приятелей читая, что они напряженно мыслят.

И в самом деле: дух-не дух, а стоило возникнуть в «семерке» гражданину Федорову, как странные и неприятные происшествия глухо поползли по городку. А он москвич, связи с Москвой у него никуда не делись. А столица, естественно — средоточие шпионской деятельности. Там и посольства, там тучи иностранных туристов. Среди которых, несомненно, есть разведчики… Там его и взяли в оборот. Предположим. Ученые в самых передовых дисциплинах — понятно же, зона риска! Объяснять не надо.

Примерно так я изложил свои соображения. К этой минуте я отлично видел, что «игра в шпионов» сильно захватила моих друзей. На самом деле, это ведь задача для интеллектуалов, да еще с принципиально открытым сюжетом, настоящий, самый реальный, жизненный детектив!

Но тут есть другая опасность. Можно перегнуть палку. Наплодить кучу версий и контрверсий, от которых у всех головы пойдут кругом.

Думаю, похожие мысли промелькнули и еще у кого-то. И я решительно сказал:

— Вот что, парни. Давайте пока остановимся на Федорове в качестве проверяемого. Как его можно прощупать, какие подходы искать? Продумаем. И соберемся здесь же. Жоржик, ты не возражаешь?

— Нэт. Напротив, приветствую.

— Тогда собираемся послезавтра. В это же время, в этом же составе. Идет?

На том и порешили.

…Возвращались мы с Володькой почти молча. Так, перекидывались фразами. Я думал о том, что надо жестче брать в руки инициативу. Костя, не Костя — вопрос другой, но вообще эту публику надо вытаскивать на себя.

Задумался. Вовка тоже о чем-то своем… Так и шли, два мыслителя. А уже у подъезда он вскинул взгляд и вдруг сказал:

— О! А это, похоже, к тебе.

Я повел взглядом по движению его руки и увидел, что у нашего подъезда топчется Кондратьев. И что он увидел меня, заволновался, затоптался еще сильнее

— О, — прокомментировал Володька. — Точно к тебе!

Ипполит Семенович нетерпеливым топтанием на месте до комичного напомнил пса, встречающего хозяина. Нормальный домашний собакен так выражает радость: лапами перебирает, корпусом виляет, хвостом машет что есть сил. У нашего главного снабженца хвоста не было, врать не буду, но в целом он сильно мне напомнил такого вот пса.

— Максим… Максим Андреевич! — с некоторым усилием вспомнил он. — Здра… Э-э… Добрый вечер! И вам, Володя, здравствуйте!

— Добрый, — я приостановился. — Вы к нам?

— То есть да, — от волнения Кондратьев сильно путался в словах, руками тоже сучил ненужно — потирал подбородок, хватался за воротник рубашки — все это были пустые, «мусорные», как говорят психологи, движения. — То есть, к вам, Максим!

Вован слегка комически вскинул руки:

— Нет вопросов! Иду.

— С Капустиным завтра переговори, — на всякий случай напомнил я ему о наших незаконченных рабочих делах. — Не забудь.

— Естественно! — и Мечников вошел в подъезд.

Кондратьев немедля встрепенулся:

— С каким Капустиным?

— Неважно, Ипполит Семенович, — тоном я обозначил, что любопытство неуместно — хотя уверен, что главснаб затревожился не по существу, а просто так, по привычке совать нос в любую щель. — Это наши научные проблемы, к вам отношения не имеют.

— А, ну да, ну да, — вспугнуто забарабанил Кондратьев. — Я к чему, Максим Андреич? Специально к вам пришел.

— Хотели поговорить?

— Ну да, ну да… Поговорить надо. Мы… давайте отойдем немного, ладно?

Смысла в отходе не было ровным счетом никакого, но я снисходительно списал чепуху на волнение Ипполита Семеновича.

— Конечно. Можем даже немного прогуляться.

Гулять в теплых июльских сумерках мой собеседник не захотел. Отошли метров на тридцать. Здесь Ипполит Семенович оглянулся — тоже вполне бессмысленно — и понизил голос:

— Я чего хотел-то, Максим Андреич…

— Оставим Андреевича. Просто Максим.

— Да? Ага, ага… Так я чего: дочку-то мою, Аэлиту, сегодня вызывали.

Последнее слово он произнес таинственным шепотом. И без указания адресата.

Но в этом и нужды не было. В СССР русский язык модернизировался так, что глагол «вызвали» не требовал никаких уточнений. Вызвали — значит, «туда». А куда — «туда», тоже было ясно без всяких лишних слов. В органы правопорядка. А еще точнее — госбезопасности.

Но я все-таки переспросил:

— Туда вызвали?

— Туда, туда, куда же еще. К Пашутину. И Зарубин еще был. То есть, она-то их, конечно, не знала, они вежливо так представились… Вообще, говорит, так очень любезно, обходительно все было. Впечатления, говорит, самые благоприятные.

Последнюю фразу Ипполит Семенович произнес как бы по памяти. Видимо, дословно воспроизводя то, что сказала дочь.

— Понятно, — ответил я и решил, что стоит рулить беседой самому:

— Стало быть, вы в курсе того, что произошло? Аэлита вам рассказала?

— Да, да. Сказала. Тот парень утонул. То есть не утонул, но непонятно что. Дочка у меня в шоке, все твердит: какой ужас, какой ужас… Максим Ан…

— Максим.

— Конечно, конечно. Я что хочу сказать: Максим, вы ее поддержите морально, ладно? Очень прошу! Вы для нее… ну, как бы моральный авторитет!

Я усмехнулся:

— Насчет этого утверждать не стану, но поддержу, спору нет.

— Ага, ага! Завтра по возможности загляните к нам, ладно? Посидим, чаю попьем… И вообще заходите всегда, будем рады!

Ишь ты, как запел старый хрыч! Неужели в зятья наметил меня?

Тут я поймал себя на том, что эта мысль вовсе не вызывает во мне отторжения.

Воображение мгновенно набросало мне образ Аэлиты. Нечего сказать, эффектная девушка. На редкость. Редкая красота досталась ей в наследство от матери. И потом, она же сама первая пошла мне навстречу! Что там ни говори, а мое Эго самолюбиво надулось после этого. Когда такая красотка сама делает первый шаг к тебе!

Но это все же не главное.

Главное, цеплявшее меня в Аэлите — ее странное, почти сверхъестественное сходство со Светланой из моей прежней жизни. Как будто между этими молодыми женщинами из разных эпох и мест есть некая таинственная связь, волшебная невидимая нить… А кто знает⁈ Может, эта нить генетическая, и никакой мистики в ней нет.

Ведь Свету я толком и не знал, хоть она вошла в мою судьбу раз и навсегда. Со счастьем и с душевной болью. Вот я живу уже другую жизнь, а помню, это не уходит из меня, как не уйдет однажды увиденный в детстве пожар рассвета на все небо. Кто она, эта Света, кто ее родители, вся прочая родня⁈ Не знаю! Не знал тогда, не знаю и сейчас.

— Конечно, зайду, — сказал я, и здесь меня внезапно накрыла интереснейшая мысль совсем из иной области.