Товарищи ученые

Глава 2

— Хотел, — сказал я. — Есть идея. Слушай, ты же Рыбина пародируешь прямо один в один!

Михаил Антонович Рыбин, завхоз Сызрани-7, был близким приятелем и порой собутыльником Кондратьева.

— Ну, Рыбин! Что там Рыбин! Я любого могу. Хочешь, тебя изображу?

— Потом. А Рыбина сейчас. Вот слушай…

И я изложил ему свою задумку.

— Толково, — оживился Сашка. — Сделаем!

— А если он перезвонить додумается? — возразил Володька. — Перепроверить!

— Это вряд ли, — возразил я. — Не переоценивайте его интеллект. И ошарашить так надо, чтобы мозги отшибло. А кроме того, Рыбин наверняка к соседу пошел в преферанс играть. Они там по субботам всегда пулю расписывают.

— Точно! — подтвердил Гоги. — Меня один раз пригласили. Ну, я их на пять червонцев и вынес! Больше нэ звали.

— Звоним! — решился Санька.

Сызрань-7 была снабжена маленькой, но автоматической телефонной станцией. Никаких коммутаторов, никаких телефонисток, набираешь четырехзначный номер — и пожалуйста. Прогресс!

— Семеныч? — произнес Фролов абсолютно голосом Рыбина. — Здорово, здорово… Как сам? Нормально, говоришь? Ну, не знаю, не знаю. Ты, говорят, двоих парней надул с оплатой? Они тебе поработали, а ты им кукиш? Эх, Семеныч, ну попал ты в историю! Слушай, только тебе, по-дружески. Один из них, Скворцов, он знаешь кто?.. Конь в пальто? Да нет, Семеныч, это ты теперь конь, только без пальто. Он самому Брежневу родственник, понял? То есть, не самому Брежневу, а жене его, Виктории Петровне, понял? Внук ее сестры. Откуда знаю? Да от Стаканыча. Шепнул по пьяному делу, потом просил-умолял, чтобы я никому ни слова. Ну я и никому, только тебе по дружбе…

«Стаканыч» — Николай Степанович Трунов, начальник отдела кадров, старый знакомый как Рыбина, так и Короедова. Старый КГБ-шник, естественно.

— Вот такой Гондурас, Семеныч. А вдруг парень обиделся? Смотри… Не знаю, но я бы на твоем месте как-то ситуацию поправил бы.

Насчет «Гондураса» — в самую точку. Завхоз прибегал к названию латиноамериканского государства в тех случаях, когда требовалось обозначить настолько экстремальную ситуацию, для которой в принципе трудно подобрать слово.

Кондратьев поверил и ужаснулся. Трубка отчаянно затарахтела. Фрэнк слушал, кивал, надменно ронял голосом Рыбина:

— Да вроде нет его дома сейчас. Тут этот доктор из отпуска приехал, как его… Ну, грузин-то… Да, Минашвили, точно! Все забываю фамилию. Так вот как будто у него они, приезд отмечают. Ага… Ну, смотри сам. Решай сам. Ладно, пока! Будь.

И положил трубку. Посмотрел на нас — и расхохотался:

— Ну, каково⁈

— Блеск! — искренне ответил я. — Не отличишь. Ну и что наш главснаб?

— В диком стрессе, — кратко резюмировал Сашка и передразнил: — Да ты что⁈ Да правда, что ли?.. Между прочим, Рыбин для него авторитет, это сыграло тоже. — Думаю, минут через десять будет здесь. С деньгами и извинениями. Ну а нам еще по чуть-чуть не помешает!

И тут же грянул дверной звонок. Мы изумленно переглянулись.

— Он что, на метле прилетел? — пробормотал Володька.

— Сейчас посмотрим, — Гоги пошел открывать. Мы услышали щелчок замка веселый голос:

— Не ждали? А мы приперлися! Незваный гость хуже Татаренко! — и жизнерадостный хохот.

— Надо же, — сказал Володька. — Вот нюх! Как будто у ищейки.

Это был еще один мой друг и коллега, из одной лаборатории с Сашкой — спец по электронному оборудованию Ярослав Татаренко, весельчак и жизнелюб, душа многих компаний.

— Ну, так и есть! — входя в комнату, вскричал он. — Яр, сказал я себе! Где могут быть твои друзья в субботний вечер? И неумолимая логика привела меня сюда… Ого, коньяк! Жорж, это привет из солнечной Грузии?

— Канэчно, дарагой. Присаживайся!

Электронщику очень нравилось слышать о себе: «Яр» или «Ярый», и он категорически не желал называться «Яриком»:

— Ярики в шортиках с помочами бегают! Пройденный этап!

А в целом он был парень толковый, позитивный, и в научном плане — светлая голова.

Присел он, выпили еще по одной, потрепались о делах насущных — и минут через десять входной звонок отчаянно затрещал.

Мы невольно рассмеялись. А Володька подколол меня:

— Ну, теперь тебя в зятьях быть! Семеныч такого туза не упустит.

— Поживем — увидим, — сказал я, слыша, как Георгий отпирает дверь.

— В-ва, Ипполит Семенович! — донеслось из коридора. — Какими судьбами⁈

— Да вот, в гости, — торопливо залопотал Кондратьев. — Хотел зайти! То есть…

Здесь он запнулся, а интерн безжалостно переспросил:

— То есть?

— То есть это… У тебя же в гостях эти, Мечников со Скворцовым?

— А ви откуда знаете? — с почти неуловимой иронией осведомился Минашвили.

— Слухом, слухом Земля полнится, — вновь заспешил снабженец. — Так это, пройти-то можно?

Квартиросъемщик сделал крохотную паузу — и царственным тоном позволил:

— Входите.

Ипполит Семенович сменил пижамную амуницию на очень приличные, свежие, светлые рубашку и брюки. Футболки и джинсы он не носил из принципа, считая все это тлетворным влиянием Запада. А легкие ситцевые и льняные брюки — пожалуйста. Между прочим, в двадцать первом веке такие брюки выглядели бы эксклюзивным шиком. А тут — самый рядовой наряд.

— Добрый вечер! — провозгласил он. И тут же добавил: — С приятным времяпровождением вас!

— Спасибо, — чуть сварливо ответил Володька. — Но могло быть и лучше! Если бы гонорары платились вовремя.

— Да, да, да, — зачастил гость, — понимаю, конечно, понимаю. А я за тем и пришел! Вы уж извините, ребята, я того… попутал малость. Деньги-то нашел, да!

— Волшебник прилетел? В голубом вертолете? — спросил я, делая невинное лицо.

Толстячок хихикнул, показывая, что понимает ученый юмор.

— Да ведь это как сказать! Полез в комод, а там заначка. Три червончика, три. Да! Я и забыл про нее, а тут такое дело.

— Ну, это, бесспорно, волшебство, — прокомментировал Жорка с неправдоподобно серьезным выражением лица.

— А хоть горшком назови, лишь в печку не ставь, — живо откликнулся Короедов. — Ну да неважно! Я чего хотел-то? Айда ко мне домой, посидим, поговорим!

— Мы вроде бы и так, Ипполит Семенович, сидим и говорим, — нахально вклинился Ярый. — Какой смысл менять шило на мыло?

— Не мыло, не мыло! — энергично возразил гость, аж подпрыгнул на месте. — Ко мне дочка приехала на каникулы, пирог испекла. Она у меня мастерица. Идемте, попробуйте! Пальчики оближете, это я точно говорю. Вы такого и не пробовали!

Мы вновь переглянулись. Татаренко незаметно для Ипполита подмигнул и кивнул: дочка, мол, и вправду, класс, я видел!

Художественный вкус у Ярослава был отменный. Во всем смыслах. А в оценке женской красоты — вдвойне.

И мы, прикончив коньяк, пошли.

Уже смеркалось. Июльский вечер был прекрасен. По дороге я задумался о своих делах лабораторных: никак не шел у нас один эксперимент, не удавалось выйти на планируемый результат…

Впрочем, все мои мудрые мысли как ветром сдуло, едва я шагнул на приусадебный участок. Поскольку из дома на крыльцо вышла девушка в светлой блузке, клетчатой мини-юбке и в домашних шлепанцах. И одного взгляда хватило, чтобы понять: Яр был прав на все сто!

Но не только в том дело. Здесь другое. Почти чудо! И о том разговор особый.

А если без чуда — то все идеально. Шикарная фигурка, округлые стройные ножки. Темно-каштановые, с чуть-чуть рыжеватым отливом волосы, светло-серые глаза. Белозубая улыбка. Ну, точно пять звезд! — и Фрэнк не соврал.

— Аэлита! — вскричал счастливый папаша, понимая, что дочь морально уложила всех наповал, — принимай гостей!

— Ипполит Семенович, — внушительно молвил Яр, — с вашей стороны, можно сказать, это правонарушение. Скрывать от общественности такую красоту!

— А папа тут ни при чем, — парировала дочка с легкой язвинкой в голосе, — это я сама от вашей общественности скрывалась.

— Тогда будем считать правонарушительницей вас. И почему же, разрешите узнать?

— Набирала спортивную форму, — ловко подхватила красотка.

— Разумно, — закуражился Татаренко, — готов подтвердить, что вышли прямо-таки на пик этой самой формы… Я бы даже сказал — форм!

И он мгновенным, но явным жестом показал, какие «формы» имеет в виду.

— Ребята, ребята, проходите, — захлопотал хозяин. — Максим, Володя, сейчас вам ваши денежки… Червонец-то один я разменял в магазине!

— Ценим заботу, — ответил Вован с иронией, которую Кондратьев не заметил. И чуть ли не торжественно вручил нам по зеленой трешечке, после чего объявил:

— А теперь к столу, у столу! Аэлита, у нас все готово?

— Разумеется. Чай, пирог, все ждет.

И мы веселой гурьбой ввалились в дом.

Здесь все было не просто прибрано, а умопомрачительно чисто. Это так и бросалось в глаза. Круглый стол был торжественно накрыт: чашки, тарелки, в центре блюдо с пирогом.

— Аэлита! — провозгласил Яр, — да вы же завидная невеста! Ваш будущий супруг — счастливейший из смертных!

— А если он окажется бессмертный?

Девушка явно за словом в карман не лезла.

Минашвили вздохнул:

— К сожалению, нэ поверю. Как врач. Вообще, занятия медициной — лучший учебник материализма.

— Вы не романтик… — начала было дочка в адрес интерна, но папа перебил:

— Ладно, ладно! Романтик, хиромантик — шут с ним, ты лучше угощай гостей. А вы рассаживайтесь!

И так ловко распорядился, что я очутился рядом с Аэлитой. Подразумеваю, что снабженец уже прикинул, какая выгодная партия может привалить ему с дочерью. А может, зря все это, просто так я показался ему завидным женихом. А почему бы нет? Парень я видный, не хилый, рост сто восемьдесят, плечи широкие. Не то, чтобы красавец, но вполне симпатичен. Как говорится, вышел ростом и лицом — и почему бы его дочери не найти себе такого парня⁈

И со стороны самой девушки я уловил интерес.

— Скажите, Максим, вот вы такой неразговорчивый… — протянула она. — Вы такой всегда или только сейчас?

— Конечно, всегда, — я ответил мгновенно, не задумываясь.

— А почему?

— Слишком умный, — отшутился я. — Думаю все время, поэтому говорить некогда.

— Это, брат, не показатель, — воткнулся в тему Яр. — Вот я тоже умный, однако, рот не закрывается!

— У тебя ум особенный, — съязвил Сашка. — Как будто из Южного полушария. Где вместо зимы лето.

Ребята развеселились, пустились балагурить, изощряясь в остроумии. Я тоже улыбался, но в разговор не влезал. И Аэлиту видел краем глаза, она была на обочине происходящего, нечто среднее между живым человеком и чудом.

Почему? А это и есть особый разговор.

Потому что в ней, в Аэлите, я увидел другую девушку. Её.

Светлану.

В той своей прошлой жизни, в будущем веке — странно звучит, но что же делать! — я так и не сподобился жениться. Бывало всякое — но не цепляло, не попадало в глубь души. Кроме одного раза. Вот с той самой Светой. Одно лето, чуть больше. От конца мая до начала сентября. Она вошла в мою жизнь из ниоткуда и исчезла в никуда. И я не смог ее найти, несмотря на весь интернет, хотя искал.

И вот через года, только в обратную сторону, отблеск той Светы я увидел в Аэлите. Опять-таки, сходство не столько во внешности, сколько во врожденной незримой женской магии. Не всем, конечно, это дано. Но есть такие женщины и девушки, к которым мужские головы тянет, как подсолнухи к солнцу. И я не исключение. Только я умею владеть собой. И ставить блок этому потоку.

Поэтому я в меру любезно разговаривал с ней и вполне поддерживал компанейское веселье, а про себя думал о том, как странно играет с нами судьба. Зачем и в этой жизни она подвела меня к женщине, до боли схожей с той, навсегда утраченной? Это же не просто так, это не может быть случайностью! Значит моя миссия не только в науке и в общественном благе. Что-то еще есть в моем попадании сюда, в СССР образца 1978 года. Нечто более тонкое, более глубокое. И я задумался об этом. Думать-то думал об этом, а ответа не находил.

…И когда мы шли по домам в теплом июльском полумраке, тоже думал. Молча. А ребята живо обсуждали красоту Аэлиты, все-таки дивясь тому, откуда у неказистого Кондратьева такая изумительная красотка дочь. Наверняка так причудливо сыграли гены матери, деревенской Венеры от природы. От земли.

— Да, ударная телка! — смаковал Ярый. — Есть в ней эта самая вещь…

— Сексуальность… — вторил Сашка.

— Я бы даже больше сказал. Шарм! — как говорят французы.

— Кстати, — как бы между прочим обронил Фролов, — к ней уже Костя Федоров клинья подбивал.

Этой новостью он сумел всех огорошить. Главное, в ней все уловили некую нотку правды! Костя Федоров, мажор и пижон, законодатель мод, недавно переведшийся к нам из московского НИИ, конечно, вызвал волнение среди юной женской половины «Сызрани-7» и глухое ревнивое бурление среди мужской.

— Когда это он успел? — удивился Вован. — Она приехала-то на днях!

— Наш пострел везде поспел, — усмехнулся я. — Вообще-то на него похоже. В таких делах он мастер.

Этот самый Костя мне чем-то безотчетно не нравился. Не тем, что высокомерный москвич, столичный сноб и тому подобное… Он, кстати, таким и не был. Он умел быть обаятельным. Но мне вот так и чудилась в нем какая-то моральная гнильца. Я не искал с ним знакомства, хотя он сразу же сделался тут источником светской жизни. В том числе, будучи знатоком современной рок-музыки. Всякие там «Битлы», «Роллинги» и «Смоки» были для него как раскрытая книга. Мог четко рассказать всю биографию Леннона или там Мика Джаггера, вызывая зависть некоторых.

— Ну уж, Костя твой!.. — сварливо заявил Яр, на что последовал спокойный ответ:

— Не мой. Я с ним и не общался толком. Мне он, честно сказать, как рыбке зонтик.

— Так Серега твой с ним был — водой на разольешь! Маслов который, — заметил Вовка.

— И все равно разлили, — хохотнул Татаренко. — Слушай, Фрэнки! А ты не знаешь, чего он так вдруг дернул отсюда? Как скипидаром под хвост плеснули!

Сергей Маслов — тоже перспективный молодой ученый, немногим постарше нас — примерно месяц назад перевелся от нас в Новосибирский академгородок. В НИИ примерно такого же профиля. В общем-то не без логики, но все равно странно. Смысл?.. Как выражается наш Ярослав: сменил шило на мыло, часы на трусы. Зачем?..

Работал он с Сашкой в одной лаборатории, и они не сказать, чтобы сильно дружили, но были приятелями, хотя к нашей компании Маслов не прибивался, предпочитая держать дистанцию.

Татаренко спростл по-простому, даже не задумавшись. А Фролов вновь изменился в лице — я это увидел даже в сумерках. Ироничный шутник-остряк вдруг пропал. Как будто молодой двадцатисемилетний парень внезапно превратился в человека на десять-пятнадцать лет старше.

Чудеса какие-то! Не припомню, чтобы за ним раньше такое водилось.

— Серега?.. — врастяжку переспросил Саня. — Хм!

И совершенно неожиданно произнес:

— А хотите, расскажу, почему он так от нас сорвался?

— Хм! — теперь хмыкнул Минашвили. — Слушай, ты так говоришь, как будто хочешь открыть нам секрет племени бороро!

Чехословацкий фильм «Секрет племени бороро» в жанре «приключенческая фантастика» с большим успехом прошелся не так давно по советским экранам.

— Ну, у меня секреты похлеще… — проговорил Фрэнк, как бы размышляя… и вдруг решился:

— Ладно! Слушайте.