Товарищ "Чума"#12

Глава 8

Рассвет только-только начинал закрашивать небо в свинцово-серые тона, когда мы собрались на опушке. Воздух был чист и свеж, пах влажной землей и хвоей. Перед нами, словно живая, вилась вглубь чащи волшебная тропа — узкая, утоптанная тысячами никому невидимых ног, мерцающая призрачным серебристым светом.

Дедко Большак, с которым связался Вольга Богданович пока я спал, уже поджидал нас, задумчиво постукивая посохом по краю чудесного пути. Каин и Матиас стояли чуть поодаль, два тёмных безмолвных силуэта на фоне просыпающегося леса. Упырей леший не жаловал. Но мою просьбу провести и их тоже — всё-таки исполнил. Хотя, провести их по лесу я мог и сам. Слово мне было известно.

Но это уже было бы чудовищным неуважением к владыке местных лесов, моему верному другу и боевому товарищу — дедке Большаку. А расстраивать его мне совсем не хотелось, вот и пришлось проявлять чудеса словесной эквилибристики. И леший согласился, пусть и с явно выраженным недовольством.

В общем, пришло время прощаться. Нам троим: мне, отцу Евлампию и капитану гэбэ Фролову, предстояло добраться до Москвы, и как можно быстрее. А упыри — Каин с Матиасом, возжелали нас сопровождать. Не знаю, в какой момент они решат отправиться восвояси, но их помощь в дороге лишней не будет.

Фролов пожал руку дедуле с настоящей, мужской крепостью, которая говорит больше любых слов, а после приложил руку к козырьку фуражки, прощаясь с женщинами — Глашей и Акулиной.

— Спасибо за всё! — произнёс он.

— Еще свидимся, служивый! — проскрипел в ответ Вольга Богданович.

Отец Евлампий перекрестил на прощание моих женщин, невзирая на тот факт, что одна из них стала ведьмой, а вторая носила моего весьма непростого ребёнка. Священник, беззвучно пробормотав молитву, незаметно засунул в карман мертвецу маленькую иконку, а старик сделал вид, что ничего не заметил.

Каин и Матиас склонили головы, прощаясь с девушками и моим мёртвым дедом. Несколько мгновений тишины, тягучей и многозначительной, повисли меж нами.

— Ну, што ж… — Дедко Большак обернулся к тропе и ткнул кривым посохом в её начало. — Выступать пора. Пока солнце над лесoм не встало, успеем далеко уйти.

Я еще раз обнял моих родных и любимых, и мы ступили на волшебную тропку. Воздух задрожал, и мир вокруг поплыл, закружился водоворотом запахов и красок. Я обернулся, бросив прощальный взгляд на мою суженую. Глафира стояла чуть в сторонке, положив руки на живот. Её губы были плотно сжаты. Она не махала руками, а лишь кивнула — коротко и сильно.

— Береги себя! — беззвучно прошептали её губы. — Возвращайся!

И мы пошли, ускоряясь с каждым шагом, уносимые магией лесной дороги, оставляя тихий утренний лес и дорогих людей позади.

Леший, казалось, неторопливо шагал впереди, опираясь на свой посох. Его фигура временами растворялась в утренней дымке, словно становясь частью стволов и ветвей. Мы же со всех ног бежали по его тропе, но никак не могли догнать.Мимо пролетали овраги и ручьи, ветви сосен расступались перед нами, чтобы тут же сомкнуться за спиной. Мир вокруг превратился в размазанную акварель: свинцовое небо, зелёная хвоя и бурая земля сливались в один сплошной поток.

Мы как будто не шли, а нас несло неведомой силой, ноги сами неслись вперёд. Воздух свистел в ушах, и от этого бешеного движения слезились глаза. Отец Евлампий, крепко зажав в руке нательный крест, беззвучно шептал молитвы. Капитан Фролов был собран и молчалив, его взгляд был устремлён строго вперёд, в точку, где тропа терялась среди мелькающих деревьев. Он привык двигаться к цели, не отвлекаясь.

Каин и Матиас бежали легко и беззвучно, как тени. Их немёртвая плоть не знала усталости, а их лица не выражали ни удивления, ни восторга. Они просто следовали за нами с мрачной и неумолимой решимостью. Я подумал, что у меня так виртуозно управлять тропой никогда не получалось, хоть леший и научил меня слову.

С каждым мгновением знакомый лес менялся. Пахло уже не только хвоей и грибами, но и дымом, гарью, порохом. Воздух стал тяжёлым и горьким. И вдруг движение замедлилось. Мы вышли на опушку, уже иную — за много километров от той, с которой начали путь. Перед нами расстилалось огромное выгоревшее поле, уходя к горизонту, где клубился черный дым. Тропа лешего здесь заканчивалась, упираясь в разбитую танками грунтовую дорогу.

— Ну, вот мы и пришли, — глухо произнёс Дедко Большак, обернувшись к нам. Его взгляд был суров. — Дальше — ваш путь. — И он ткнул посохом в сторону дороги.

Капитан Фролов сразу преобразился. Плечи расправились, взгляд стал острым и оценивающим. Он раскрыл планшет и достал из него карту.

— Еще бы определиться, где мы сейчас? — произнёс он, шаря взглядом по окрестностям, выискивая приметные ориентиры.

Отец Евлампий перевёл дух, осеняя себя широким крестным знамением, благодаря Бога за благополучный путь. Каин и Матиас неподвижно стояли чуть поодаль, стараясь лишний раз не попадаться лешему на глаза. Я повернулся, чтобы поблагодарить его, но на опушке никого уже не было.

— Идём, командир? — поинтересовался Лазарь Селивёрстович, ступая на разбитую грунтовку.

Я согласно кивнул, и мы двинулись за ним, оставив позади тихую магию леса, по земле, пахнущей железом, порохом и кровью. И вот, вскоре сквозь кусты стали проступать иные картины, совершенно отличные от пасторальных видов осеннего леса: обгорелые скелеты изб, почерневшие, искореженные остовы танков и другой техники, воронки от снарядов, залитые ржавой водой.

Мы шли через поля недавних сражений. Земля здесь была перепахана взрывами, искалечена окопами и рядами колючей проволоки, на которой кое-где трепетали клочья ткани.

— Может в деревне посмотрим? — предложил Фролов, внимательно вглядываясь в разрушенное селение. Хоть что-то для ориентира.

Мы последовали за ним, обходя глубокую колею от гусениц. Капитан подошёл к единственному относительно уцелевшему объекту — обгорелой кирпичной стене, когда-то бывшей частью какого-то не слишком большого строения. Остальные постройки были сплошь деревянными и сгорели дотла, оставив на всеобщее обозрение лишь закопчённые печи.

Отец Евлампий, побледнев, молча осенял крестным знамением почерневшие груды брёвен, под которыми угадывались страшные очертания обуглившихся человеческих тех. Да и вообще, трупов, не преданных земле, в деревне хватало. Как наших бойцов, так и фрицев. Видимо, в этом месте фронт быстро ушел вперед, и похоронные команды за ним не поспевали.

Каин и Матиас, не говоря ни слова, разошлись в разные стороны, беспристрастно осматривая местность. Отец Евлампий остановился у полузасыпанного окопа, где среди стреляных гильз валялась небольшая медная икона-складень, позеленевшая, но уцелевшая. Он бережно поднял её и тихо зашептал молитву.

Я же, обходя груду кирпича, споткнулся о что-то металлическое. Это был почтовый ящик с оторванной дверцей и сплошь изрешечённый осколками. Из него вывалилась пачка писем, обугленных по краям. Я машинально поднял несколько конвертов. На первом адрес был почти съеден огнём, но на остальных название деревни можно было рассмотреть.

— Капитан! — позвал я Фролова, протягивая ему находку, после того, как он подошёл.

Фролов взял конверт и внимательно его изучил.

— Это Берёзовка, — уверенно сказал он, после чего развернул карту. — Вот она! — Его палец уткнулся в указанное место. — Мы здесь…

Он сунул обгоревший конверт в планшет, и мы покинули это скорбное место, теперь уже точно зная, куда нам идти. Мы шли, напряженно вглядываясь в серую пелену дыма, стелящегося над мертвыми полями. Воздух был густым, тяжелым, пропитанным запахом гари, разложения и влажной земли. Вдруг Каин, шедший первым, резко замер, подняв сжатую в кулак руку. Мы все мгновенно присели, затаив дыхание.

Из ближайшего перелеска, расположенного от нас в сотне метров, медленно выплыли две фигуры в пятнистом камуфляже, с автоматами «МР-40» на груди. Они шли осторожно, оглядываясь по сторонам, но нас не видели. Почти сразу за ними, чуть левее, показались еще двое, обходя груду искореженного металла, бывшую некогда грозным «TIV»[1].

Еще один, вооруженный винтовкой «Mauser» с оптическим прицелом, возник чуть позади них, прикрывая тыл. Шестым, последним, судя по мощному биноклю на шее, шел командир. Пока — шестеро.

Фролова едва слышно прошипел, выдергивая пистолет из кобуры:

— Диверсанты! К оружию…

— Не суетись, капитан! — слегка осадил я боевого чекиста. — Разберёмся мы с ними.

Сколько немцев еще бродит по округе, я не знал. Поэтому быстро развернул вокруг нашей маленькой команды «ловчую сеть», которая начала стремительно накрывать местность. Такой легкости в активации конструктов я не испытывал никогда! Вот, что значит, когда меридианы поистине божественной проводимости!

«Сеть» практически мгновенно разлетелась частыми «ячейками» на несколько ближайших километров. Другой живности, кроме мелкого зверья, да массы кровососов (не наших упырей, а злобных комаров и гнуса), не нашлось. Сомневаюсь, что на этой выжженной войной земле найдётся хоть один одарённый, способный защититься от моего поискового заклинания.

— Значит, шестеро? — Я повернулся к упырям. — Голод утолить не хотите, господа?

— Не отказались бы, — прошелестел мастер вампиров.

— Да я вас, демоны… — возмутился было отец Евлампий, хватаясь за распятие на груди начинающими источать Благодать ладонями.

Но, поймав мой красноречивый взгляд, священник сумел обуздать свой Божественный дар. И только он отвернулся, как упыри «исчезли». Они не растворились в воздухе, нет. Но их движения были настолько быстрыми, что вампиры буквально размазались в окружающем пейзаже.

Сомневаюсь, что глаз обычного простака сумел бы их разглядеть. А вот мне с моими способностями, это легко удавалось. Вот плавный перекат за покореженную башню танка, затем бесшумный шаг в тень развороченного фундамента одного из домов, небольшая рябь за кустом калины, краснеющего созревшими ягодами. Они даже не бежали, они перетекали с места на место. Как ртуть. Как очень быстрая ртуть.

Первый немец, проходивший ближе всех к засевшему в кустах Матиасу, вдруг резко дернулся и тихо рухнул лицом в грязь, даже не успев вскрикнуть. Я заметил размазанное движение какой-то тени, провернувшей голову лежащему с тихим хрустом почти на сто восемьдесят градусов. Зрачки под шлемом закатились, полные немого удивления, и тело фрица обмякло.

Почти в тот же миг со стороны, где прятался Каин, раздался короткий, сдавленный хрип (обычному человеческому слуху нереально такое услышать) — второй диверсант, обходивший танк, был прижат лицом к оплавленной броне. Пальцы Каина с отросшими когтями играючи вскрыли ему гортань, разрывая трахею. Ногами фриц упирался в гусеницу, пытаясь вырваться, но древний упырь, не проявляя ни усилия, ни эмоций, спокойно удерживал агонизирующее тело практически на весу. Фриц дёрнулся в последних конвульсиях, испражнился и затих.

Оставшиеся в живых гансы, каким-то звериным чутьём осознали, что попали в засаду, и резко рванулись в стороны, пытаясь занять круговую оборону. Они залегли на небольших расстояниях друг от друга, не выдав себя ни единым звуком или словом. Их реакция на опасность просто поражала. Очень опытные и опасные твари. Но даже они пока не могли понять, что же их убивает.

Каин буквально в это же мгновение оказался рядом со снайпером. Тот, опытный боец, буквально почуял смерть за спиной. Он резко развернулся, пытаясь ударить противника прикладом. Но приклад прошел сквозь пустоту — Каин будто растворился и тут же материализовался с другой стороны, вгрызаясь фрицу в шею.

Диверсанты, наблюдая настолько внезапную и непонятную гибель своих товарищей, пришли в натуральный ужас — рассмотреть стремительных вампиров они так и не смогли. Немцы открыли беспорядочную стрельбу по сторонам, но, естественно, никакого эффекта она не принесла. А Каин, уже подбираясь к следующему автоматчику, сделал едва заметное движение рукой. Немец вдруг дико вскрикнул и замер. Он выпустил оружие, схватился руками за грудь и, беззвучно корчась, повалился на землю, разевая беззвучно рот, словно рыба, выброшенная на берег.

Его сосед, увидевший непонятную смерть камрада, с перекошенным от ужаса лицом, поднял автомат, но выстрела не последовало. На этот раз из тени за его спиной возник Матиас. Его левая рука с когтями, которым бы позавидовал и медведь, резко влетела диверсанту под нижнюю челюсть, вырывая её с мясом. Фриц «булькнул», подавившись собственным языком, а теплая и тугая струя крови хлынула Матиасу прямо в оскаленную пасть.

Оставленный «на сладкое» командир отряда, увидел это и бросился бежать. Он делал отчаянные прыжки через воронки и петлял как загнанный заяц, но бежать ему пришлось недолго. Спустя секунду он получил мощный удар кулаком в затылок от догнавшего его Каина. Удар был точным и сокрушительным — диверсант споткнулся, и упал на землю, перекувырнувшись через голову.

Тишина вернулась так же внезапно, как и была нарушена. Только воздух теперь пах не только гарью и тленом, но и свежей кровью. Отец Евлампий, судорожно сглотнул, с трудом удерживая рвущуюся Благодать, и снова начал креститься, шепча молитву уже за упокой этих душ. Хотя они и были этого недостойны.

Капитан Фролов, не без зависти наблюдавший за «работой» упырей, довольно кивнул и убрал пистолет в кобуру. Он посмотрел в сторону, где, слившись с тенями, стояли недвижимые фигуры Каина и Матиаса. Их работа была сделана. И сделана безупречно. Страшно, молниеносно, эффективно. Капитан снова почувствовал знакомый холодок, пробежавший по спине. Он был рад, что эти твари пока на нашей стороне.

Командир диверсантов лежал без сознания, но ровное дыхание свидетельствовало, что удар древнего упыря не был смертельным.

— Живой, — произнес Фролов, подходя к немцу. — Язык нам сейчас не помешает! — голос капитана прозвучал громко, нарушая звенящую тишину.

Отец Евлампий, бледный, подошел ближе.

— Может, хоть похоронить их… как-то?

— Извини, святой отец, — произнёс Фролов, — но здесь и наших бойцов… не похороненных… хватает… Если кого и хоронить с почестями — так это их… А у нас даже на это времени нет — нужно срочно продвигаться, пока еще кто-нибудь не появился.

Пока Фролов разговаривал с батюшкой, пленник очнулся. Капитан госбезопасности присел на корточки, глядя диверсанту прямо в глаза. Его взгляд был твердым и холодным, как вечная мерзлота.

— Говорить будем? — жестко бросил ему чекист. — Или отдать тебя этим… кровососам?

Пленный диверсант напрягся, услышав эти слова. Его звериное чутье, которое помогло ему выжить в десятках рейдов, теперь кричало о немыслимом, о сверхъестественном ужасе. Он понял главное: его отряд был уничтожен не обычными солдатами, не людьми. Их перерезали как стадо овец какие-то беспощадные и быстрые твари, для которых война — всего лишь удобная возможность поживиться. И теперь он был в полной их власти.

Пленный задрожал. Он видел, как допрашивающий его офицер отводит взгляд и слегка бледнеет, когда слышит чавкающие и влажные звуки, доносящиеся со стороны разбитого танка, а священник шепотом читает молитву. Он понял, что капитан не блефует. Самые страшные сказки из детства, самые кошмарные байки про упырей и вурдалаков оказались правдой. И эти твари сражались на стороне русских.

Он обреченно кивнул, и из его пересохшего горла вырвался хриплый, полный крайнего ужаса шепот:

— Was wollen Sie wissen?[2]

Фролов удовлетворенно улыбнулся — это была привычная для него работа, допрашивать врагов страны. И он умел делать её хорошо.

[1] Panzerkampfwagen IV («Панцеркампфваген IV»; Pz.Kpfw. IV, также Pz. IV; в СССР был известен также как «TIV») — средний танк бронетанковых войск нацистской Германии периода Второй Мировой войны. Самый массовый танк Вермахта: выпущено почти 8600 машин; серийно выпускался с 1937 по 1945 год в нескольких модификациях. Является самым массовым танком в истории немецкого танкостроения.

[2] Что вы хотите знать? (нем.)