Товарищ "Чума"#12

Глава 7

Но Глаша не отпрянула. Наоборот, она сделала шаг вперёд и снова положила ладонь мне на грудь. Её прикосновение было всё таким же тёплым, но теперь в нём чувствовалась не только нежность, но и непоколебимая сила.

— Успокойся, любимый! Я — его мать. И я никогда не позволила бы даже тени опасности коснуться его. Я была уверена… И он тоже… А теперь я точно знаю — вы связаны. Ты не причинишь ему вреда. Никогда. А он — твой ключ к контролю. Твоя непробиваемая защита от самого же себя.

Гнев отступил так же быстро, как и набежал. Я глубоко вздохнул, чувствуя, как нервная дрожь отступает.

— Значит, теперь мне придётся везде таскать вас с собой? — с горькой иронией поинтересовался я.

Глаша улыбнулась.

— Нет, конечно же. Связь уже установлена. Она не разорвётся, даже если вы будете на разных концах света. Она сильнее любой магической клятвы! Но… — Её улыбка стала чуть «хитрее». — Для полной стабилизации и укрепления этой связи нужны периодические… сеансы. Так что готовься, Рома. Эксперименты будут продолжаться.

— Нет! Только не это! — Я застонал и навалился спиной на холодный лабораторный стол, уцелевший неведомо каким способом.

— Ну вот и договорились! — Весело хохотнула жёнушка, погладив выпирающий живот.

Её жизнеутверждающий смех подхватил и Вольга Богданович, чтобы ему пусто было!

— Привыкай, мой мальчик! Настоящая магия всегда требует жертв!

Глаша ласково провела рукой по моей щеке.

— Не драматизируй, котёнок! В следующий раз я приготовлю тебе восстанавливающее зелье с клубничным вкусом. Обещаю!

Я лишь застонал в ответ, глядя в потолок. Но почему-то на душе стало спокойнее. Пусть это и был сумасшедший риск, но они нашли ответ. И имя ему было не «проклятье», а «сын». Но я всё равно посмотрел на Глашу с немым укором.

— Ну что, доктор, какой вердикт? Я смогу жить с этим даром, и не прибить случайно кого-нибудь из своих родных, друзей и товарищей?

Она не ответила сразу, перекладывая какие-то блестящие инструменты на столе с таким видом, будто только что провела обычный осмотр, а не три часа пыталась выяснить, и что у меня там такое? Вольга Богданович, ставший верным помощником Глафиры Митрофановны в её исследованиях (она забрала бразды правления лабораторией в свои руки, но дедуля, казалось, был только этому рад), с интересом разглядывал показания какого-то хитроумного циферблата, густо усыпанного рунами.

— Вердикт… — наконец отозвалась Глаша, поднимая на меня свои блестящие глаза. — Ты — самый нетипичный пациент, с которым мне доводилось работать. И да, с тобой всё в порядке. Даже лучше, чем должно было быть. Гораздо лучше.

— Это потому, что я так старался? — с хитрым прищуром поинтересовался я, натягивая новую рубашку, которую мне приготовили. Гимнастерка, побывав в «нечеловеческих» условиях, пришла в полную негодность

— Это потому, что метаморфоза, хоть и была спонтанной, прошла… идеально, — в её голосе прозвучала неподдельная зависть учёного, столкнувшегося с настоящим феноменом. — Твоё тело не отвергло новую форму, а приняло её, как родную, и вернулось обратно без каких-либо повреждений. Организм адаптировался. Ты не просто носитель сущности Змея — ты с ней единое целое!

Я молча переваривал её слова. Единое целое с чудовищем, которое чуть не сожрало самых близких мне людей. Не самая обнадёживающая перспектива. Но именно об этом и предупреждал меня Каин. Да и «мастер Йода» об этом тоже вскользь упоминал.

— То есть «это» может повториться? — спросил я прямо.

— Не «может», а обязательно повторится! — так же прямо ответила Глаша. — Но не спонтанно. «Это» может быть призвано. Тобой. Осознанно. И контролируемо.

В лаборатории повисла тишина. Даже Акулина, всё это время нервно шуршавшая какими-то древними пергаментами в углу, замерла.

— Ты предлагаешь мне… научиться этому? — произнёс я с недоверием. — Превращаться в змея по щелчку пальцев?

— Я предлагаю тебе перестать бояться части себя, — поправила она. — Страх рождает неуверенность, неуверенность — потерю контроля.

Старик одобрительно хмыкнул, отходя от магического артефакта непонятного мне предназначения.

— А невестка права, Ромка! Лучше иметь за душой такого козыря, чем всю жизнь оглядываться, не начнёт ли у тебя вдруг хвост отрастать. Да и… — он хитро прищурился, — с твоими-то талантами, да под нашим руководством… Это ж какой мощный инструмент воздействия на всё и всех может получиться! Сила настоящего хтонического чудовища и древнего божества в твоих руках внучек!

Инструмент? Оружие? Ещё недавно я бы с радостью отказался от такого «дара». Но сейчас, глядя на серьёзное лицо Глаши, на спокойную уверенность старика, я понимал — они оба правы. Теперь — это моя природа. Моя проблема и моя сила. Куда более мощная и смертоносная, нежели ведьмовской дар седьмого чина.

Мысль о контроле над чудовищем внутри меня была одновременно пугающей и пьянящей. Но её сразу же затмила суровая реальность.

— Обучение, испытания… это всё займет недели, если не месяцы, — сказал я, глядя на своих родных. — А у нас нет этого времени. Мне нужно в Москву. Сегодня. Сейчас.

Тишина в лаборатории стала невыносимой, и в ней утонули все наши «если» и «но». Сейчас прежде всего — ответственность. И счет времени. С испытаниями на сегодня, да и на ближайшее время было покончено. И мы вернулись в особняк.

Мы собрались все вместе в каминном зале особняка за столом, накрытым Пескоройкой. Понимая, что особая пышность была не нужна, стол был весьма скромным. Да и нас, в общем-то тоже было немного: я, Глаша, Акулина, оправившийся от ран капитан госбезопасности Фролов, отец Евлампий, дедуля, да два упыря, на которых на всё время недовольно косился наш святой отец. Вольга Богданович в еде вообще не нуждался, а Каину с Матиасом обычная пища наслаждения не приносила, хоть они и могли её употреблять без вреда для себя.

Я посмотрел в окно, где уже сгущались ранние осенние сумерки. Где-то там, за сотни километров отсюда, гремела война.

— Каждая минута здесь — это минута, за которую кто-то платит кровью… — с горечью произнёс я.

— Ты поедешь, — заверила меня Глафира Митрофановна. — Но не с пустыми руками. Твой дар нельзя игнорировать — надо подстраховаться… На всякий случай.

Вольга Богданович шумно почесал затылок, тоже взглянув в окно.

— Верно сказано, невестушка. Твой новый дар, Ромка, не оставить в поместье. Он часть тебя. И ты поедешь с ним…

— С дорогой тоже загвоздка, товарищи… — подключился к обсуждению дальнейших планов чекист. — Отсюда, из вашей глухомани, до ближайшего авиатранспорта — добрых два дня пути. И это при условии, что нас опять леший своими тропами через лес проведёт…

— Леший проведет, — заверил я Лазаря Селивёрстовича. — Тут проблем не будет.

— Немецкие диверсанты и наши наступающие части эти места тоже опасными сделали — мины чуть не на каждом шагу, хоть теперь это и опять наша земля… А нам так до самой Москвы…

— А если нашей, усовершенствованной тропой… — заикнулся, было, дедуля, но неожиданно «на дыбки» встал Каин:

— Вот, уж, чего не надо — так не надо! У меня до сих пор от вашей «усовершенствованной» тропы изжога, несварение и головная боль. А я, к примеру, немертвый — у меня не может голова болеть!

— Что, настолько всё серьезно? — вскинулся старик, старающийся всеми правдами защитить своё детище. — Ведь работает она! Быстрая…

— И работает, и быстрая, Вольга Богданович — спорить не буду, — согласился упырь. — Но как вам удалось сделать её такой, чтобы все жуткие древние твари, каких и я не упомню, к тропинке стекались, словно им там мёдом намазано? Ведь я тоже, так скажем, не подарок… Но от них и у меня мурашки по коже бегут. Поэтому, пусть ребятки с лешим идут — по обычной тропе. Дольше — но зато безопаснее, — подытожил он свою пламенную речь.

— Ладно, — скрепя сердце, согласился мертвец, — позову дедку Большака, попробуем её еще доработать…

— Боюсь даже предположить, что из неё может получиться в итоге, — усмехнулся упырь, тонко поддев старика.

— Значит, так, — снова включилась Глафира, не давая дедуле ответить колкостью на колкость. — Я подготовлю для Романа серию укрепляющих эликсиров и артефакт-стабилизатор. Он должен помочь сдерживать трансформацию до критического момента. А этот момент… — Она посмотрела на меня прямо. — Момент может наступить в пути. Ты должен быть готов ко всему!

— Всегда готов! — не придумав ничего лучше отзыва из девиза пионеров, ответил я.

Глафира Митрофановна лишь тяжело вздохнула, давая понять, что мой юмор сейчас не совсем уместен. Она отпила из своей фарфоровой чашки, поставила её со звонким стуком о блюдце и выпрямилась, глядя на меня тем пронзительным, рентгеновским взглядом, который видел насквозь не только людей, но и всю подноготную этого мира.

— Готовность твоя, Ром, сейчас заключается не в браваде, а в терпении. Артефакт, который я дам — не игрушка. Он будет сдерживать твой дар, как плотина бурную реку. Но плотину тоже может прорвать, если давление окажется сильнее. Ты должен чувствовать этот натиск, этот гул внутри себя, каждую секунду. И уметь вовремя его… перенаправить. Или выпустить.

— То есть, в случае чего, рвать всех, кого попало в клочья? — уточнил я, стараясь говорить как можно более беззаботно.

— В случае чего, — парировала Глаша, — ты должен будешь сделать выбор. Кого рвать, а кого — нет… А это весьма сложно, когда вокруг только свои.

— Мы с Матиасом составим вам компанию, — неожиданно предложил Каин. — Леший проведёт нас через чащобу, а мы постараемся, чтобы Романа никто не отвлекал.

Матиас, молчавший всё это время, лишь кивнул.

— Это разумно, — кивнул Фролов к удивлению остальных. — Лишние стволы… простите, лишние клыки в такой дороге не помешают.

Решение было принято. Я чувствовал, как на плечи ложится тяжёлый, невидимый груз. Эти люди — мёртвые, живые, и не совсем живые — спорили, переругивались, но сейчас они были едины. И всё это — ради меня. И ради той цели, которую я должен был выполнить. Сейчас мы были настоящей командой!

Я снова посмотрел в окно. Сумерки окончательно поглотили лес, превратив его в чёрную, бездонную стену. Где-то там, за тысячу вёрст, горели города и гибли люди. И мне предстояло шагнуть в эту тьму, чтобы попытаться остановить хотя бы часть этого ада.

Глафира встала.

— Ну, что зря время тянуть? Пойдём, Ром, я тебе покажу, с чем тебе предстоит иметь дело. Остальные — постарайтесь отдохнуть.

— Выдвинемся с рассветом, — произнёс я, отодвигая стул и поднимаясь на ноги.

А девиз пионеров больше не казался мне таким уж неуместным. Просто готовность теперь была другого рода. Не к костру и песням, а к боли, смерти и войне. Но я был ко всему этому готов. Как говорится — как пионер!

Глафира Митрофановна двинулась к выходу из зала, и я послушно поплелся за ней. Её стройная фигура, казалось, не шла, а плыла по коридорам старого особняка, и я едва за ней поспевал. Черт, как же мне хотелось обнять её покрепче и… Но, сейчас не время. Скорей бы уже разобраться со всем накопившимся дерьмом, и наслаждаться тихим и семейным счастьем…

Мы спустились в подвал, который был не сырым и мрачным погребом, а скорее напоминал филиал дедулиной лаборатории. Воздух густо пах сушёными травами, металлом и озоном. На дубовых стеллажах стояли склянки с причудливыми жидкостями и непонятным содержимым, странные артефакты и причудливые обереги — в общем, колдовской хрени здесь хватало.

В углу, на обычном гвоздике висел оберег, плетёный из ниток, перьев и прочего животного и растительного мусора. Нечто подобное я и сам изготавливал для защиты от действия на людей магии Лихорука. В этот же оберег был искусно вплетен некий артефакт из темного металла, похожего на чугун, и инкрустирован сложной мозаикой из крошечных серебряных рун, которые словно светились изнутри холодным, мерцающим светом. И еще я заметил встроенный в него кристалл накопителя.

Глаша сняла оберег с гвоздика и протянула его мне. Металлический артефакт оказался на удивление тёплым и живым на ощупь.

— Как это работает?

— Ты наденешь его под рубаху. Он будет ограничивать твой дар, впитывать его излишки, если вдруг наступит неконтролируемый выброс. Хотя, я недеюсь, что ты со всем справишься и без него.

— Постараюсь, родная, — произнёс я с глупой улыбкой. Я готов был вот так стоять и слушать мою любовь хоть сотню лет подрял.

— Но ёмкость накопителя не безгранична, — вернула меня Глаша в суровую реальность. — Когда почувствуешь, что тепло сменится жаром, а сам артефакт завибрирует — значит, кристалл-накопитель близок к переполнению. Это и есть твой критический момент. В этот миг ты должен будешь сознательно высвободить накопленную энергию. Повторяю, сознательно и контролируемо! Понял?

— Да понял я, Глаш, понял, — отмахнулся я, пытаясь обнять супругу.

— Но, не обманывайся, — она ткнула пальцем мне в грудь, проигнорировав попытку. — Дар никуда не делся. Сила просто копится. С каждым твоим шагом, с каждым ударом сердца. И чем дольше ты его сдерживаешь, тем мощнее будет прорыв. Твоя задача — чувствовать, как растет это давление.

— Пока никакого давления, — фыркнул я, надевая оберег на шею.

— Это пока…

Потом Глаша вручила мне ещё и небольшую кожаную суму, туго набитую склянками.

— Укрепляющие. По одной в сутки. Не больше. Всё ясно?

— Так точно, товарищ комиссар! — по-армейски отбарабанил я.

Глаша снова тяжело вздохнула, но в уголках её губ наконец-то появилась долгожданная улыбка.

— Пойдём — тебе нужен отдых. Хотя бы пара часов…

Я кивнул и последовал за ней, крепко сжимая в руке кожаную суму. В нашей небольшой, но удивительно уютной спальне пахло старым деревом, воском и той особой тишиной, что возможна только в домах с очень толстыми стенами. В центре стояла массивная кровать с горой подушек. Глафира потянулась к магическому светильнику у изголовья, чтобы его выключить, но я остановил её, мягко взяв за запястье.

— Пусть посветит ещё секунду, — попросил я. — Хочу запомнить тебя такой…

Она не стала сопротивляться. Свет лампы мягко очерчивал её профиль, делая кожу еще более бархатистой, чем она была на самом деле. А в её глазах, таких глубоких и серьёзных, плавали золотые искорки. В этот миг она была не гениальным разработчиком магических заклинаний или строгой докторшей-доцентом, а просто моей любимой женой. Той, ради чьей улыбки я был готов перевернуть небо и землю и выдержать любую боль.

Я притянул её к себе и поцеловал. Сначала легко, почти нежно, ощущая под губами теплоту её кожи, а потом со всей страстью и отчаянием человека, который знает, что завтра может и не наступить. Она ответила с той же силой, её пальцы вцепились в мои плечи, словно она боялась, что я растворюсь в воздухе.

— Возвращайся… — выдохнула она, отрываясь. Её голос был низким и хриплым от нахлынувших чувств. — Возвращайся ко мне… к нам… живым! Слышишь?

— Я всегда возвращаюсь к вам, — прошептал я, касаясь лбом её лба. — Вы и есть смысл моей жизни.

Она ещё секунду постояла, закрыв глаза, потом резко выпрямилась, снова становясь собранной и деловой.

— Ложись. Тебе надо поспать, хоть немного — твой организм слишком слаб после всех метаморфоз.

— Эх! Жаль, что нам сейчас недоступны другие способы… э-э-э… восстановления сил, — тонко намекнул я на интимную близость и дерзко подмигнул.

Глафира фыркнула, а в её глазах мелькнула тёплая искорка.

— И не мечтай! Даже, если было бы можно — ты на строгом постельном режиме! Так доктор прописал.

Она потушила светильник, и комната погрузилась в мягкий полумрак, пробивавшийся сквозь тяжелые шторы. Я покорно улёгся на спину, чувствуя, как приятная прохлада постели обволакивает усталое тело. Оберег на груди пульсировал едва заметным, ровным теплом.

Я ожидал, что Глаша уйдёт — у неё всегда находились дела: от изучения древних фолиантов до вполне современных экспериментов с магией. Но вместо этого она легла рядом, повернувшись на бок, и положила руку мне на грудь, прямо поверх оберега. Её ладонь была прохладной и удивительно легкой.

— Спи! — тихо приказала она. — Я побуду с тобой.

Её дыхание постепенно выровнялось и стало глубоким, но я чувствовал — она не спит. Она слушала ритм моего сердца, отслеживая малейшие изменения в моём состоянии, как всегда — и учёный, и целитель, и любящая женщина в одном лице. От её присутствия напряжение последних дней наконец-то стало отпускать. Веки налились свинцом.

А потом меня накрыло тёмной, бездонной волной забытья, и я впервые за долгое время уснул без привычных кошмаров. Только ощущение её руки на груди, словно наличие самого надёжного оберега в мире, не отпускало меня до утра.