Первая шеренга «мертвецов» остановилась как вкопанная. И лес наполнился сухим, щелкающим звуком взводимых затворов. А после — залп. Выстрелы прозвучали почти одновременно, сухо и гулко. Пули просвистели над головами, срывая кору с сосен и вышибая щепки. Стреляли твари с нечеловеческой быстротой, но, к счастью, без какой-либо тактики и точности — просто в сторону цели.
Палили фрицы почти синхронно, не крича и не отдавая команд, с той же бездушной механической эффективностью. И в этот момент моя перестроенная магическая сеть выдала новый, ошеломляющий импульс. Я почувствовал не самих солдат, а тончайшие, почти невидимые нити колдовской энергии, из которых и были созданы их управляющие конструкты, заставляющие двигаться немецкие трупы после смерти.
— Они не люди, капитан! — воскликнул я, хватая Фролова за рукав. — И не обычная нежить. Это… какое-то новое оружие Рейха… — неожиданно с кристальной ясностью понял я — очередное колдовство старика-Вилигута, освоившего некромагию.
Фролов, ругаясь на чем свет стоит, все же прекратил бесполезную пальбу и спрятался за толстый ствол дерева. Он, человек войны, видел всякое, но, чтобы пули не брали… Это было за гранью его понимания, хотя в моей команде он уже и так повидал немало.
А я же продолжал изучать холодные, безжизненные тела, неумолимо приближающиеся к нам. Теперь я точно убедился, что мы имеем дело с чем-то совершенно новым. Это нежить — не примитивные зомби, но и не «высшие» мертвецы, типа моего дедули, чей разум не отличается от разума обычного живого человека.
Эти твари — нечто среднее между двумя этими «крайностями». Но ужасно эффективные! Чертов фашистский колдун умудрился свести воедино немецкую дисциплину, оккультные знания и темную магию, создав идеальных солдат, не знающих страха и упрёка, боли и сомнений.
Неожиданно мне на глаза попался обычный труп немецкого пехотинца, вполне себе тихий, неподвижный и «миролюбивый», оставшийся навечно в нашей земле, после недавнего боя. Он хотел нашей земли — и он её получил. Участок два на полтора в вечное пользование.
Так вот, мельком пробежав взглядом по мёртвому телу фрица, я заметил в нём постепенно нарастающее «свечение». И это «свечение» мне абсолютно не понравилось, потому что оно было следствием «нарождающегося» магического конструкта, который сейчас и управлял жизнедеятельностью восставших мертвецов.
Эта неживая плоть в скором времени тоже восстанет из мёртвых и присоединится к команде ходячих, продолжающих нас методично расстреливать. Я в ужасе отвёл взгляд. Теперь смысл происходящего стал мне кристально ясен. Это было не просто заклинание, наложенное на группу солдат. Это была самая настоящая «магическая чума», способная вновь ставить павших бойцов в строй!
И эта нацистская колдовская «технология» уже работала здесь, на недавно освобожденной нашими войсками земле. А каждый немецкий труп — потенциальный новый солдат для их армии! Вот только как это было сделано? Думается мне, что над каждым таким солдатом еще до отправки на фронт был проведён специальный ритуал, позволяющий ему восстать в виде ходячего мертвяка, если его убьют.
Черт! А если этот грёбаный колдун проведет подобный ритуал над каждым немецким солдатом? Пусть, это и займет массу времени, сил и ресурсов… Меня просто ледяным холодом обдало от таких мыслей. Если эта зараза распространиться по всем фронтам, боюсь, дело закончится куда большей кровью, чем в моём мире. Ведь противостоять живым мертвецам, которых и пули не берут, будет в разы сложнее!
Мне нужно срочно попасть в Ставку и предупредить руководство страны о новой опасности. И, как можно скорее, разработать оружие, способное остановить ходячих мертвецов. А для начала нужно разобраться с этими… «первенцами Вилигута». Я уже совсем было решил обратиться в гигантского змея и передавить к чертям собачьим всю эту тухлую компанию, но тут в бой вмешался отец Евлампий.
Священник не стал прятаться. Напротив, он сделал шаг вперед, поднял распятие и громким, уверенным голосом, в котором не было и тени страха, начал читать молитву. Воздух вокруг его рук засветился едва заметным белым сиянием.
— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа! — Его трубный голос прорвался сквозь какофонию выстрелов и гулким эхом разлетелся по округе с невиданной мощью. — Стой! Запрещаю идти дальше силой Креста Животворящего!
Отряд немецкой нежити, уже почти в полном составе выбравшийся из леса, замедлил свой безостановочный шаг. А затем и вовсе остановился. Стеклянные глаза солдат уставились на священника, совершенно перестав реагировать на наше присутствие. Мертвецы замерли, словно каменные изваяния.
Мне показалось, что святые слова, произнесённые священником, причиняли им явную боль. Один из них, тот самый, в которого стрелял Фролов, издал первый звук за всё время — сухой и скрежещущий «клёкот», похожий на скрип несмазанных ржавых петель.
Моя «ловчая сеть», настроенная на тончайшие искажения эфира, тоже зафиксировала, как молитва отца Евлампия влияет на фрицев. Она каким-то образом искажала некромантские формулы, видимые мне в магическом зрении, заставляя, в общем-то, невосприимчивых к боли мертвецов её чувствовать.
Отец Евлампий сделал ещё шаг вперёд. Воздух перед ним затрепетал и вспыхнул ослепительным светом Божественной Благодати. Первые ряды мертвых немцев выкосило словно гигантской косой. Они упали наземь, словно подрубленные, и больше не поднимались.
Но это — лишь первые ряды. Нежить, стоявшая следом, и тискавшая винтовки и автоматы, уже готовые для прицельного залпа, вдруг затряслась, как припадочные. Их движения стали резкими, рваными, потеряв ту самую зловещую механическую слаженность. А самые дальние солдаты-мертвецы уже не шли строем. Они бродили по лесу, натыкаясь на деревья, словно слепые, но их винтовки по-прежнему были опасны, а пальцы на спусковых крючках — готовы спустить курок.
Внезапно один из «слепых» блуждающих мертвецов, наткнувшись на сосну, резко развернулся, и его палец, судорожно сжавшись, нажал на спуск. Очередь из MP-40 прошила воздух в паре сантиметров от головы священника, вынудив его прервать молитву и инстинктивно пригнуться. Божественный свет померк.
Отец Евлампий тут же возобновил молитву, и вновь поднял опущенное распятие. Его лицо было бледно от нечеловеческого напряжения, на лбу выступили капли пота, но в глазах горела та же несокрушимая вера. Он понимал, что его сила — единственный действенный щит против этой тьмы.
— Капитан! — крикнул я Фролову, чей мозг, наконец-то, начал воспринимать новую, сюрреалистическую реальность. — Целься в голову! Это не гарантия, но шанс есть! Их магический конструкт, их «двигатель», сосредоточен там! Попробуй его уничтожить вместе с башкой!
Пули, наконец-то, начали находить свои цели. Твари всё-таки были уязвимы и для обычного оружия. Как только их головы разлетались на кровавые ошмётки — но для этого нужно было всадить в них несколько пуль, их тела дёргались и падали.
Звуки выстрелов стали редкими, но более осмысленными. Фролов целился в голову, но снайпером он, к сожалению, не был. Пули, вонзаясь в тела и шеи немецких солдат, заставляли их дергаться, спотыкаться и падать. Некоторые, кому капитан госбезопасности умудрялся повредить позвоночник, продолжали ползти, беззвучно щелкая челюстями. Но это была капля в море — из леса выходили все новые и новые фигуры в серо-зеленых мундирах.
— Святой отец! — крикнул я священнику, который, отдышавшись, снова поднял распятие. — Долго так сможешь? Благодать не кончилась?
— Сила Господня безгранична! — сквозь стиснутые зубы произнёс он. — Но я не праведник… нет. Меня надолго не хватит… Сгорю в Божественном огне!
— А вот этого не надо! Постарайся бить их не всех сразу! Тварей слишком много! Бей точечно, по тем, кто ближе! Так и силы сохранишь, и сам не надорвёшься!
Евлампий кивнул, понимая. Его взгляд упал на высокого унтер-офицера со «шмайссером», который, даже с развороченным плечом, где места живого не было, продолжал методично строчить в нашем направлении.
— Да запретит тебе Господь, дух нечистый… — вновь громыхнул священник словами молитв.
Белый сгусток энергии, тонкий и яркий, как луч лазера, ударил прямо в грудь унтер-офицера. И он рухнул на землю безжизненной тряпичной куклой, будто у него внезапно выдернули позвоночник.
— Фролов! Прикрывай святого отца! — скомандовал я, чувствуя, что пора и мне, наконец-то, вступить в бой. — Я тоже попробую кое-что…
— Что, например? — крикнул капитан, на секунду прерываясь, чтобы поменять опустевший магазин.
— Например, выжечь эту заразу на корню!
Время слов прошло. Я вскинул руки, ощущая, как клубящаяся мана растекается по меридианам из резерва, а дальше исторгается в окружающее пространство, нагревая воздух до дрожи. Одним росчерком я нарисовал перед собой руну огня, придал ей нужный вектор направления, и воздух перед нами буквально взорвался. Но не огненной вспышкой, а мгновенно выросшей стеной малинового, почти белого пламени. Она ревела, пожирая не только воздух, но и всё, что попадалось ей на пути, оставляя после себя спёкшуюся до каменного состояния землю. Я сам не ожидал, что получится настолько мощная волна всепожирающего огня, иначе вложил бы в неё на порядок меньше энергии.
Мертвецы исчезали рядами — «испарялись» в клубящемся жаре, в мгновение ока. Их серо-зеленые мундиры, кожа, кости — всё обращалось в горстку невесомого пепла, развеянного адским вихрем. Огонь пролетел, слизав всё, что попалось ему на пути. Всё было кончено буквально за несколько секунд. А затем воцарилась оглушительная тишина, нарушаемая лишь шипением и гулом удаляющегося магического пламени, которое становилось всё меньше и меньше, пока не исчезло совсем. Даже Фролов замер, не в силах оторвать взгляд от этого поистине апокалиптического зрелища.
А я вдруг почувствовал, как дрогнули мои ноги. Голова закружилась, и помутилось в глазах.
— Сейчас отрублюсь! — сдавленно крикнул я, чувствуя, как всё плывёт перед глазами. Добивайте тех, кто просочился!
Несколько мертвяков, находившихся на флангах, чудом избежали зачистки. Священник, собравшись с силами, устремил на них свой взор, и очередной луч Божественной Благодати пронзил одного из солдат, заставляя его рухнуть. Фролов, сплевывая сквозь зубы, выцеливал другого, отправляя пулю за пулей в его черепушку.
Я стоял, повиснув на дереве, всеми силами стараясь не провалиться в забытьё. Нашу эпичную схватку завершили упыри — Каин и Матиас, которые, как оказалось, всё это время успешно отрывали бошки мертвякам, зайдя им с тыла. Хорошо, что моя огненная стена их не задела.
Последний грохот выстрела Фролова отозвался в ушах тубой болью. Воздух, пахнувший палёной плотью, гарью и смертью, был густым, смрадным и тяжёлым. Мне с трудом удавалось сделать глубокий вдох. Я съехал спиной по грубому стволу на землю, чувствуя, как подкашиваются колени. Руки дрожали мелкой дрожью, а во рту стоял вкус меди и пепла.
— Жив? — подскочил ко мне Фролов, хватая за плечо. Его лицо было заляпано грязью и покрыто копотью.
— Пока… вроде… да… — Я сглотнул ком в горле. — Как святой отец?
Капитан мотнул головой в сторону отца Евлампия. Священник тоже сидел на земле, прислонившись к броне разбитого бронетранспортёра. Он был бледен как полотно, а его рука с судорожно зажатым распятием, безвольно лежала на колене. Казалось, он постарел на двадцать лет за эти несколько минут.
— Еле дух в теле держится, — хрипло констатировал Фролов. — Говорит, чуть не сгорел от переизбытка благодати, — просветил меня чекист. — Утверждает, что «сосуд» слабоват для такого мощного выхода Божественной силы.
Я кивнул, понимая, о чем он. Божественная Благодать такой концентрации била с усилием парового молота по проводнику. В данном случае — по священнику. Чтобы справиться с таким потоком нужно быть самое меньшее — праведником, либо святым старцем. А лучше всего — Ангелом Господним.
А иначе — сожжет Божественная сила обычную смертную сущность. А отец Евлампий наш совсем не прост, как хочет казаться на первый взгляд. От кого другого на его месте осталась бы в лучшем случае горстка пепла… Или вообще ничего не осталось.
Фролов отпустил моё плечо и, щёлкнув затвором автомата, двинулся проверять «периметр». Его ботинки хрустели по оплавленному грунту, оставляя чёткие следы в слое пепла. Я закрыл глаза, пытаясь отдышаться. Тело ломило, будто меня переехал танк, а в висках пульсировала навязчивая, злая боль.
Тихое бормотание привлекло моё внимание. Это Каин, пригнувшись, рылся в том, что осталось от одного из уцелевших мертвяков. Его длинные пальцы ловко обшарили обгоревший и пробитый пулями мундир, извлекая потрёпанный зольдбух. Матиас же, невозмутимый, с окровавленными по локоть руками, стоял «на страже». Его холодный взгляд скользил по клубящемуся на ветру пеплу, отслеживая каждое подозрительное движения.
Внезапно отец Евлампий шевельнулся и тихим, но твёрдым голосом произнёс:
— Воды…
Я кое-как оттолкнулся от дерева, поднялся и, пошатываясь, подошел к священнику, протягивая ему свою флягу. Священник отпил немного, капли жидкости пролились на его закопчённую рясу.
— Держись, батюшка, — хрипло сказал я. — Самое страшное позади. Мы выстояли на этот раз.
— Благодарю… — Глоток воды словно вернул ему часть сил. — Сила Господа… она не только испепеляет нечисть. Она еще и испытывает. Проверяет на прочность «сосуд», дабы увидеть, достоин ли он Благодати…
Он не договорил, надрывно закашлявшись. Но его слова повисли в воздухе, тяжёлые и многозначные.
Кашель отца Евлампия эхом раскатился по мёртвому лесу. Он вытер губы тыльной стороной ладони, оставив на коже грязный размазанный след. Его глаза, ещё несколько минут назад потухшие, теперь горели внутренним, пронзительным огнём.
— Проверяет на прочность… — повторил я тихо, глядя на свои дрожащие руки. — Знать бы, кто проверяет на прочность и меня?
Внезапно Каин выпрямился. Его движения, плавные и беззвучные, на этот раз были резкими и настороженными. Он отдал найденную солдатскую книжку подошедшему Фролову, и его обычно непроницаемое лицо исказила гримаса отвращения и… тревоги.
— Что можешь сказать обо всём этом дерьме, Каин? — спросил я его. — Есть какие-нибудь соображения на этот счёт?
— Не знаю… — Упырь запнулся, что было для него крайне несвойственно. — Некротическое воздействие высшего порядка… Я даже и не припомню, когда в последний раз применяли нечто подобное. Наверное, еще во времена магических войн… Эти древние конструкты были запрещены Объединённым советом одарённых около тысячелетия назад. От них избавились, и постарались забыть…
— Тогда откуда о них узнали фрицы? — спросил Фролов.
— Печальное наследие Изабель — это она снабжала Вилигута запретным колдовством.
— Верховной ведьмы уже нет, а её наследие продолжает снимать свою кровавую жатву, — с горечью произнёс я. — Ты знаешь, как это работает?
Отец Евлампий медленно поднял голову. Его лицо было исполнено внезапного пронзительного понимания.
— Я знаю, — прошептал он. — Я читал один древний трактат, где описывался этот проклятый ритуал. Его проводят еще над живыми людьми, а после смерти они восстают…
Его слова легли тяжёлым камнем на душу. Если немцы заполучили такой секрет, чудовищный в своей изощрённости, то…
— Что-то шевелится. Вон за теми кустами! — неожиданно оскалился Матиас.
— Выживший? — мгновенно преобразился Фролов, с щелчком досылая патрон в патронник.
Каин отрицательно мотнул головой, и его холодные глаза сузились:
— Нет. Скорее всего, он только что восстал из мёртвых!