Товарищ "Чума"#12

Глава 25

Я и не заметил, как вырубился прямо за столом своего кабинета, прямо головой на том самом фолианте, прикрывающем формулу призыва Белиала. Разбудил меня далекий колокольный перезвон, доносящийся из ближайшей к базе деревни. Решением правительства все церкви были открыты и службы проводились в строгом уставном порядке. Церковь институция консервативная и неповоротливая, долго раскачивается. Но зато уж потом прет, как разогнавшийся каток — хрен остановишь.

Вспомнить, хотя бы, чем кончились некровойны за тела павших советских воинов. Это только поначалу, да с перепугу иерейская братия входила в похоронные команды с пульверизаторами за плечами, окропляя все святой водой. Затем опомнилась, и начала все делать по уставу.

Во всех частях имелись списки павших бойцов, и данные о них тут же передавались ближайшему иерею для отправления заупокойной службы. Не важно, была ли это местная, уцелевшая в лихолетье войны захудалая церквушка, или же войсковой иерей (словечко капелланы так и не прижилось), но результат был явным и стойким.

Даже те солдаты, что были заочно отпеты по именам — ведь Бог не требует фамилий, знает каждого по имени, — более не восставали. Немцы тоже поначалу суетились, но вскоре оставили попытки забирать наших павших бойцов, переключившись на разорение собственных кладбищ. Они свозили к линии фронта набитые тронутыми тлением телами вагоны-рефрижераторы.

Однако и здесь их ждал неприятный и совершенно неожиданный сюрприз. План Патриарха Сергия по освящению истоков рек превзошел все ожидания. Не потребовалось даже проверять уровень освященности воды по всему течению — достаточно было бросить в реку свежепойманного некрота, как тот тут же растворялся в воде без остатка, словно сахар в стакане чая.

И неважно было, где это происходило — у истока или в устье. Новые некроты не могли прийти фрицам на подмогу, если поезда с мертвецами пересекали реки по мостам. Так и стояли потом труповозки с несостоявшимся пополнением, гниющие на станциях, не нужные даже самим фашистам.

Поначалу некромансеры из «Аненербе» пытались перевозить гнилую плоть ближе к фронту, чтобы уже на месте вдыхать в неё нежить. Но тщетно: на тленных телах, едва те пересекали водную преграду, уже лежала печать патриаршего освящения, и они отказывались оживать.

Нацистские колдуны ломали головы, пытаясь создать контр-обряд. Однако благословение Патриарха Сергия было фундаментальным, простым и неотвратимым, как сама смерть. Оно просто возвращало мёртвым дарованный Богом покой, обращая их обратно в прах и плоть, подчинённые законам мироздания, а не проклятой тёмной силе.

Я потянулся, чувствуя, как затекшая шея неприятно хрустнула. Сон был тяжелым, без сновидений, словно меня просто выключили. Я провел ладонью по шершавой странице фолианта, на котором уснул. Формула призыва всё еще горела под книгой, до сих пор пытаясь меня «смутить». Магия Ада — она такая…

Колокольный звон все не умолкал, чистый, наполняющий утро надеждой. Это был не просто звон колоколов — это был отзвук фронта. Тылового, но оттого не менее важного. Пока одни батальоны держат линию обороны из окопов и колючей проволоки, другие — в рясах и с кадилами — держат линию против Тьмы, которую не остановить ни одним пулеметом.

Колокольный звон все не умолкал, чистый, наполняющий утро надеждой. Это был не просто звон колоколов — это был отзвук фронта. Тылового, но оттого не менее важного. Пока одни батальоны держат линию обороны из окопов и колючей проволоки, другие — в рясах и с кадилами — держат линию против Тьмы, которую не остановить ни одним пулеметом.

Я подошел к окну, распахнул его настежь. Холодный утренний воздух, пахнущий дымом и хвоей, ворвался в кабинет, прогоняя сонную хмарь. Где-то там, за лесом, в деревне, шла своя война. Негромкая, без свиста снарядов и воя «катюш», но от этого не менее жестокая. Там сражались молитвой, верой и святой водой против того, что не берет обычная сталь.

Смахнув со лба остатки тяжелого сна, я повернулся к столу. Фолиант по-прежнему лежал на столе, и адская формула призыва архидемона под ним пульсировала тусклым багровым светом, словно живая. Она ждала. Она была терпелива. Она знала, что рано или поздно я снова обращу на нее взгляд.

Магия Ада — она такая… Она шепчет не в уши, а прямо в душу. Она соблазняет не слабостью, а силой. И это самый опасный соблазн. Но мой выбор был сделан. Не сегодня, Белиал. Не сегодня…

Я накинул шинель и вышел из кабинета — работы на сегодня хватало. Если бы я не был ведьмаком, то сходил бы в деревню. Услышать не далёкий звук колоколов, а саму службу. Постоять в толпе людей, чувствуя, как древние святые слова, подхваченные колоколом, выжигают из тебя всю тёмную дрянь.

Но я ведьмак, и это не принесёт мне облегчения и не очистит мою душу от скверны. Но пока звонят колокола, и горят свечи в скромных деревенских церквушках, у Тьмы нет шансов. И это была, отнюдь, не метафора. Эта была страшная реальность этого мира, которая стала такой из-за меня.

Ведь это именно моё появление в 1942-ом году и вмешательство в ход истории породило такую чудовищную альтернативную ветвь на Древе миров. А ведь я хотел только сделать так, чтобы победа досталась нам меньшей кровью. Но благими намерениями, как говорится, вымощена дорога в Ад.

В лаборатории, несмотря на раннее утро, я застал и Ваню, и Бажена Вячеславовича. Ночью, похоже, особо никто не спал, кроме меня. Когда я вошёл в лабораторию, мои товарищи и соратники стояли перед пультом управления машиной, что-то горячо обсуждая. Бажен Вячеславович тыкал пальцем в схему, нарисованную на листке бумаги, а Ваня, скрестив руки, упрямо мотал головой.

— Бажен Вячеславович, да вы просто упёрлись, как баран! — горячился Чумаков, размахивая руками. — Можно попробовать…

— А я утверждаю, что без точных настроек мы рискуем получить неконтролируемый выброс энергии! — профессор стукнул кулаком по столу. — Ты же сам видел, что случилось с беднягой Сергеевым!

— Так Сергееву просто не повезло! — парировал Ваня. — Но мы сейчас о другом!

— Почему о другом? — Трефилов возмущённо развёл руками. — Мы до сих пор так и не выяснили, какие именно параметры сознания влияют на генерацию Благодати! Если мы будем просто тыкать наугад, как в прошлый раз, то снова нарвёмся на непредсказуемый эффект!

— А если не попробуем, то вообще ничего не узнаем! — парировал Ваня. — Вы сами говорили, что машина реагирует на стресс и концентрацию. Значит, надо создать именно эти условия!

— О чём это вы? — вмешался я, подходя ближе.

Трефилов обернулся, и в его глазах мелькнуло облегчение.

— А, Роман! Как раз кстати. Вот объясните этому упрямцу, что нельзя просто так взять и запустить машину в режиме генерации Благодати без предварительных расчётов!

— А я и не предлагаю «просто так»! — Ваня раздражённо провёл рукой по волосам. — Я говорю — давайте проверим на ком-то, кто не связан с магией. Например, на Петрове или Фролове.

Я вздохнул.

— Я так понимаю, что спор идёт о том, можно ли сразу пускать за пульт первого попавшегося человека? — уточнил я.

— Ну да, примерно, — кивнул Чумаков. — Я предлагаю начать с тех, кто уже рядом — они оба не имеют отношения к силе. Простаки.

Трефилов задумался, потирая подбородок:

— Логично… Но рискованно.

— Петров? — переспросил я, вспоминая летнаба с его спокойным, почти флегматичным характером. — А почему именно он?

— Так он же из старорежимных, — пояснил Ваня, — и вера для него не пустой звук. А сейчас — тем более.

— А Фролов?

— Фролов — чекист до мозга костей. И с верой у него, похоже, не очень… — пожал плечами Ваня. — Даже после всего. Но для чистоты эксперимента — самое оно! А если что-то пойдет не так, как переживает профессор — просто выключим машину, — уверенно сказал он. — Зато почву прощупаем.

— А что теряем? — пожал я плечами. — Если ничего не выйдет — значит, будем искать дальше. Согласны, Бажен Вячеславович?

Профессор тяжко вздохнул, но сдался.

— Ладно. Давайте попробуем. Но только под моим жёстким контролем!

Капитана госбезопасности Фролова нашли быстро — он как раз проверял периметр базы и постовых. Когда ему объяснили суть эксперимента, он лишь хмыкнул:

— Ну, если нашей науке требуется…

Фролова усадили за пульт, облепили датчиками, подключёнными к ЦПК, и Ваня провел краткий инструктаж (ну, как он его понимал):

— Просто представь, Лазарь Селивёрстович, что ты фашистских мертвяков можешь одним ударом уничтожить. И неважно, каким ударом. Хоть Благодатью, хоть обычным ножиком в капусту нашинковать. Просто сконцентрируйся на этом чувстве!

Капитан нахмурился, но кивнул. Машина загудела, стрелки приборов дёрнулись… и замерли.

— Ну? — спросил Фролов, когда машина перестала гудеть.

— Э-э-э… — Трефилов взглянул на показания. — Какие-то колебания есть, но… слишком слабые.

— Значит, не подхожу? — не слишком расстроился чекист, поскольку так и не понял, для чего всё это затевалось.

— Не то чтобы… — замялся профессор.

— Не подходишь, Лазарь Селивёрстович, — честно сказал я.

Фролов пожал плечами и встал:

— Ну, хоть попробовал.

Петрова разыскали в столовой, где он спокойно доедал кашу. Выслушав предложение, он лишь удивлённо поднял бровь:

— Я-то вам зачем? Я же не учёный.

— В том-то и дело, — ухмыльнулся Ваня. — Попробуйте, товарищ летнаб — очень надо!

Петров вздохнул, но согласился. Когда он сел за пульт, его лицо стало сосредоточенным, но спокойным. Никакого страха или сомнений — верные соратники знаю, что делают.

— Что мне делать? — спросил он, когда его крепкую фигуру сплошь облепили датчиками.

— Петр Петрович, — произнёс Ваня, — сосредоточьтесь на…

— На чём-нибудь светлом, — неожиданно перебив Чумакова, предложил я. — Просто подумай о том, во что веришь всей душой.

Петров закрыл глаза. Сначала ничего не происходило. Стрелки приборов едва дрогнули, и Трефилов сдержанно вздохнул, ожидая очередной провал.

Но вдруг… Где-то в глубине сложных переплетений трубок, лампочек и проводов, составляющих конструкцию машины что-то «шевельнулось».

— Есть импульс, — прошептал Ваня, уставившись на монитор осциллографа. — Слабый, но стабильный.

Петров сидел неподвижно, его покрытые шрамами руки спокойно лежали на пульте. Я не стал залезать к нему в голову, чтобы узнать, о чем он думает. Но вот заглушить эмпатические чувства я не сумел, поэтому отражения светлых дум летнаба я всё-таки уловил.

Петр Петрович думал о чём-то родном: о потерянном давным-давно отчем доме, сгинувшем в огне революции; о счастливом детстве, которое не вернуть; о матери, укладывающей его на ночь и рассказывающей чудесные волшебные сказки; о первой любви; о счастье, которое было недолгим…

Первые всполохи света были крошечными, как дрожащие огоньки свечей. Они заплясали в трубках генератора, нежно переливаясь золотом. Воздух стремительно «густел» напитываясь чем-то теплым, почти осязаемым.

— Мощность растёт, — Трефилов говорил тихо, будто боялся спугнуть момент.

До сих пор шли ожесточённые споры, что же такое «Благодать»? Одни считали её излучением души, другим виделся поток частиц, третьи настаивали, что это чистая метафизика. Но очевидного и понятного ответа всё еще не было. Поток энергии с определёнными свойствами — вот и весь сказ.

И вдруг машина «запела». Тонкий, едва уловимый гул нарастал, превращаясь в звук изумительной чистоты — словно ударили в хрустальный колокол. Петров улыбнулся — сияние усилилось.

— Неужели?.. — боясь спугнуть удачу, прошептал профессор, вцепившись пальцами в свою седую шевелюру.

Именно в этот момент толстая медная трубка, выходящая из излучателя машины, дрогнула… и выплюнула в воздух ослепительно-белую искру. Что-то громко щелкнуло, задымило, и один из предохранителей с хлопком взорвался. Дымящаяся машина замолчала. Петров открыл глаза и осторожно снял руки с пульта.

— Ну как? — спросил он. — Похоже, я все испортил?

Профессор Трефилов медленно уселся на свободный стул — ноги его не держали.

— Вы видели? — дрожащим голосов вопросил Бажен Вячеславович. — Видели? А ведь мы даже не запускали ЦПК в режиме излучения! А тут такое… Ваня, меняй срочно предохранитель! Возьми самый мощный — будем пробовать Петра Петровича в роли оператора!

Не прошло и пары минут, как перегоревший предохранитель был заменён, а машина переключена в режим излучения.

— Поехали! — отдал команду профессор, и машина вновь тихо загудела.

Петров сидел неподвижно, но его лицо вдруг озарилось каким-то внутренним светом, видимо, это воспоминание сделало его хоть на мгновение, но счастливым.

И в этот момент все лампы в лаборатории вспыхнули втрое ярче, а ЦПК издал пронзительный, чистый звук. Шкалы приборов рванулись в крайнее положение, циферблаты залились алым предупредительным светом, а осциллограф словно с ума сошёл.

По потолку пробежали синие разряды, а воздух наполнился запахом грозы. Ваня ахнул, Трефилов вцепился в спинку кресла, а я почувствовал, как по спине побежали мурашки какого-то нехорошего предчувствия. Но понять, в чем проблема, я не успел — от излучателя потянулся вверх золотистый «дымок».

— Работает, товарищи… — всё еще неверяще прошептал академик, наблюдая тонкую «струйку» генерируемой машиной «Благодати».

Поток не прерывался, а лишь нарастал. Такого эффекта не удавалось получить за всё время опытов. А вот дальше…

Дальше словно сотни хрустальных колоколов ударили разом не только по моим ушам и мозгам, но и всему естеству. Излучатель, направленный чуть вверх, буквально выстрелил мощным лучом энергии, разнеся потолок в щепки. Пылающий столб Благодати рванул в небо, растворяя в себе облака

А ослепительный поток Света, хлынувший из всех генераторных камер, залил лабораторию совершенно нетерпимым сиянием, которое, казалось, сожгло меня дотла буквально за какие-то секунды. Похоже, что так оно и было, ведь окружающий мир для меня перестал существовать.

КОНЕЦ ДВЕНАДЦАТОЙ КНИГИ продолжение уже выкладывается: https://author.today/reader/504156

Друзья! Спасибо вам огромное за то, что вы до сих пор со мной! За поддержку, покупки, лайки, награды и комментарии!

Всех Благ и приятного чтения!