Но, несмотря на все наши достижения, несмотря на всемерную помощь Православной Церкви, ситуация на фронтах была далека от безоблачной. Да, мы всё еще давили фашистскую гадину, продолжая гнать их взашей с нашей земли. На тех участках фронта, где всё было, как и прежде, и живые бились против живых обычным оружием, мы продолжали успешно развивать наступление.
А вот там, где фрицы бросали в бой части, прошедшие через колдовские «некро-лаборатории» Вилигута, обстановка постепенно накалялась. Во-первых, отчаянно не хватало священников, чья Вера могла реально побеждать проклятую некромагию. Поэтому, настоящих боевых капелланов в войсках было очень и очень мало. Основная масса священников лишь проводила обряды, но и этот вклад в общую победу был весьма немалым.
Во-вторых, обычные солдаты, даже видавшие виды фронтовики, с трудом справлялись с психологическим ужасом, впервые столкнувшись с фашистскими умертвиями. Как можно было без содрогания смотреть на идущего на тебя мертвеца, оживлённого адским колдовством? Они не чувствовали боли, не знали страха и шли вперед под свинцовым ливнем, пока их головы были целы, ведь даже лишившись всех конечностей, они продолжали ползти к нашим позициям, чтобы вцепиться зубами.
В-третьих, фрицы не стояли на месте, и слухи о продвинутых зомби-бойцах, оказались совсем не слухами. Мало того, на некоторых участках фронта были замечены некро-твари «сшитые» сразу из нескольких человек. Эти многорукие и многоногие гиганты, похожие на гигантских пауков, скреплённые стальными скобами и тёмной магией, были дико живучи (если это слово тут уместно), поскольку обладали сразу несколькими головами.
Остановить их можно было только капитальным потоком Благодати, шквальным огнём из крупнокалиберных пулемётов, которые могли превратить их тела в кровавый фарш, или поразить прямой наводкой из артиллерийского или танкового орудия, что на передовой было практически нереально.
Но самой главной, четвертой проблемой было то, что мы не могли позволить этому ужасу просочиться в тыл. Один-единственный прорвавшийся «сшитый» мог устроить кровавую бойню в мирной деревне или на переполненном эвакопункте, сея панику и подрывая веру в нашу победу. Поэтому каждый такой прорыв приходилось запечатывать ценой невероятных усилий и чудовищных потерь. Мы воевали не только за землю, но и за саму душу человечества, за право мира оставаться миром живых, а не миром проклятых мертвяков.
Но проблемы нарастали с каждым днем. Немецкие некромаги достигли невиданных успехов. Если в первое время мы имели дело с «обычными» восставшими, то теперь против нас выходили целые боевые порядки «усовершенствованных» мертвецов. Их «мощность» росла в геометрической прогрессии — появились твари размером с небольшой танк, ломавшие наши укрепления. Казалось, сама преисподняразверзлась и выплеснула на наши окопы всю свою мерзость.
Нашим главным щитом против этой Тьмы были не только священники, но и древние святыни. В ход шло всё: намоленные веками чудотворные иконы, перед которыми молились целые поколения; мощи святых, сами источающие Благодать, от которой корчилась и дымилась фашистская нечисть; кресты и облачения, хранившие силу множества литургий.
Эти артефакты, эти частицы Света в самом сердце ада, были нашей единственной надеждой. Они создавали зоны чистоты, где солдаты могли хоть немного перевести дух. Один только вид старинной иконы Казанской Божьей Матери, внесенной в самый эпицентр боя, заставлял мертвецов отступать в панике, а их колдовские связи — трещать по швам.
Но мы с ужасом осознали всю глубину проблемы: эти святыни невозможно было воспроизвести. Нельзя было на конвейере штамповать намоленные веками иконы или в промышленных масштабах добывать мощи святых. Каждая такая реликвия была уникальной, драгоценной и, увы, уязвимой. Мы теряли их одна за другой — в бою, при артобстрелах, от рук особых некро-диверсантов, охотящихся именно за ними. А ведь наша оборона держалась, в том числе и на этом хрупком, невосполнимом запасе древней благодати.
Тем временем враг лишь наращивал темпы. Чудовищные фабрики смерти, расположенные в его глубоком тылу, работали круглосуточно. Конвейеры, на которых безостановочно сшивались и оживлялись новые ужасы, поставляли на фронт дивизию за дивизией.
Это была война на истощение, в которой наши ограниченные живые ресурсы и невозобновляемые артефакты Света противостояли, казалось, бесконечной Тьме. Они могли позволить себе терять тысячи своих жутких творений, зная, что замену уже везут с многочисленных фабрик смерти, раскиданных по всей Европе. Мы же с замиранием сердца следили, как тускнеет еще одна святыня, и понимали, что скоро нам просто нечем будет отражать их атаки.
И вот, в этот самый критический момент помощь пришла оттуда, откуда её совсем не ждали. Из Ватикана. Папа Римский Пий XII, до этого занимавший осторожную и взвешенную позицию, видя, какую чуму на землю сеет германский нацизм, не мог оставаться в стороне. Применение некромантии и прочих форм чернокнижия было прямым вызовом не только человечности, но и самой вере. И понтифик этот вызов принял.
Ситуация в Италии, главном союзнике Германии, и без того была взрывоопасной. Итальянцы, как и их испанские собратья, народ глубоко религиозный, католический. Узнав о том, что их немецкие «союзники» творят на оккупированных территориях, возводя колдовские алтари и оскверняя могилы для создания своих мерзостей, они пришли в ужас. Это противоречило всей их вере, всей их культуре.
Некромантия Вилигута стала последней каплей, переполнившей чашу терпения. В рядах итальянской армии началось брожение, а вскоре оно переросло в открытое неповиновение и мятежи. Муссолини терял контроль над страной, а по всей Италии прокатилась волна стихийных восстаний, поддержанных местным духовенством. Люди отказывались воевать за дело, которое вело их прямой дорогой в Ад.
Это брожение не могло не затронуть и южные, традиционно католические земли самой Германии — Баварию и Рейнланд. Там тоже с ужасом и отвращением наблюдали за кощунственными экспериментами нацистов, которые всё больше походили на культ древних тёмных богов, а не на путь цивилизованной нации. Доходило до того, что немецкие католические священники тайно молились за провал планов Гитлера.
И вот, в этот самый критический момент, когда, казалось, чаша весов вот-вот качнётся в сторону вероломного врага, из Ватикана прибыло неожиданное подкрепление. Это были опытные отряды католических экзорцистов, боевых монахов-францисканцев и боевых капелланов, прошедшие подготовку для противостояния именно тёмным культам и силам. Их молитвы были иными, их обряды отличались от наших, православных, но Вера была единой. И она горела в их сердцах таким же очищающим пламенем.
Их прибытие на фронт было встречено нашими бойцами с настоящим воодушевлением. Теперь не только православные священники, но и католические пасторы вставали плечом к плечу с нашими солдатами, и их совместные молитвы создавали непреодолимый щит против некромагической скверны. Мы поняли, что против общего адского зла все ветви христианства готовы объединиться в одну несокрушимую стену. Война обрела новое, вселенское измерение — битву Света против Тьмы, где у нашего общего врага не оставалось шансов.
И это единство сразу же начало приносить свои плоды. Первые же совместные операции против некро-формирований показали ошеломляющую эффективность. Православные молитвы ослабляли и рассеивали тёмную магию, связывающую мертвечину, делая её уязвимой.
А католические экзорцисты и боевые монахи наносили по этому ослабленному месту сокрушительный «метафизический удар» — не концентрированную Благодать, но что-то очень близкое к ней «по духу», буквально разрывая колдовские путы и обращая в прах даже самых мощных «сшитых» гигантов.
Наши инженеры, работая бок о бок с францисканскими братьями, освоили производство особых, освящённых по обоим обрядам гранат и зарядов для огнемётов. Пламя, очищенное молитвой, стало настоящим бичом для оживлённой плоти, выжигая скверну и не давая некротической материи проявлять какую-либо активность.
В тылу врага и на оккупированных им территориях, это христианское единство разожгло пламя партизанской войны с новой силой. Теперь в отрядах народных мстителей бок о бок сражались православные старцы и католические ксёндзы, благословляя операции против некро-лабораторий и колдовских алтарей врага. Сама земля, политая кровью мучеников и очищенная совместной молитвой, начала восставать против осквернителей.
Мы вдруг с поразительной ясностью осознали, что война, которую ведёт нацистская Германия — это не война наций или идеологий. Это война против самой жизни, против Бога, против всего человеческого. И перед лицом такой угрозы все прежние разногласия и споры померкли, уступив место братству по оружию, скреплённому общей верой и общей кровью, пролитой в борьбе с адским злом. И в этом новом, страшном измерении войны мы нашли неожиданную, но нерушимую силу. Силу единства перед лицом абсолютной Тьмы.
Глубокой ночью в Ставке Верховного Главнокомандующего, после очередного прорыва нашей обороны какими-то новыми формами немецких некросозданий, состоялось срочное совещание. Меня дернули в Кремль прямо из лаборатории, где мы с профессором Трефиловым и Ваней Чумаковым денно и нощно пытались добиться от аппарата Бажена Вячеславовича генерации настоящего потока Божественной Благодати. Мы назвали её «потоком энергии 'Альфа и Омега[1]». Но пока ничего путного у нас не выходило.
Я появился в Ставке, когда «большинство копий было сломано» в яростных спорах военачальников и иерархов Православной и Католической Церквей, которых тоже пригласили на это совещание. Ведь от священников на сегодняшний день зависело очень многое.
Воздух в кабинете вождя был густ от табачного дыма и напряжения, чувствовавшегося буквально физически. Лица собравшихся, освещённые тусклым светом ламп, были серьёзны и суровы. Когда я вошел в кабинет вождя, товарищ Сталин, медленно раскуривая свою знаменитую трубку, обводил внимательным и тяжёлым взглядом присутствующих.
Он уже выслушал неутешительные сводки с фронтов и досужие мнения генералов и маршалов. Выслушал не без внимания советы и предложение «поповской братии», как он называл церковников, оставшись со мной с глазу на глаз. Его проницательный взгляд замер на моей фигуре, появившейся в дверях кабинета.
— Здравия желаю, товарищ Верховный главнокомандующий! Разрешите? — привычно вытянулся я в дверях по стойке смирно.
Конечно, так я поступал только на людях, не посвященных во все секреты нашего сотрудничества с Иосифом Виссарионовичем. Ведь никто из них (кроме Лаврентия Павловича, который был допущен ко всем нашим тайнам, но держал язык за зубами) до сих пор так и не знал, что товарищ Сталин «уже не тот». Его внешние и физические данные, разительно отличались от тех, что были в реальной истории.
— Проходите, товарищ Чума, — раздался его тихий, но чёткий голос. — Как обстоят дэла с машиной акадэмика Трефилова? — спросил вождь, когда я занял место за общим столом, заваленным исчерканными стрелочками картами. — Вам удалось сгенерировать поток энергии типа «Альфа и Омега»?
— Не ждите от этой группы ведьмаков настоящего Чуда, Иосиф Виссарионович, — пытаясь скрыть настоящую ненависть легким раздражением, произнес Митрополит Алексий — «первый зам» главы РПЦ. — Они тоже Зло! Пусть даже и выступающее сейчас на нашей стороне. Но их место в Аду, где они будут жарко гореть с остальными грешниками.
Да уж, невзлюбил меня основательно Владыка Алексий. Но, оно и понятно — мы изначально с церковью по разные стороны баррикад. Хоть я и поначалу пытался им доказать, что приношу «своё» неизбежное Зло во имя процветания настоящего Добра, никакого взаимопонимания с ним у меня не получилось. А вот с самим, недавно избранным Патриархом — Его Святейшеством Сергием, кое-какой контакт мне наладить удалось. Особенно на почве того, что я открыл ему один из своих секретов — что я владею тайной «Гнева Господня», применить который в очередной раз у меня не хватало сил.
— Владыка Алексий! — сурово отчеканил Иосиф Виссарионович, прерывая реально пламенную речь митрополита. — Вам предоставят слово! И впредь — попрошу не вмешиваться в конструктивный доклад товарищей. Давайте друг друга уважать, кем бы мы ни были — мы с вами сейчас делаем одно дело! Так что с машиной, товарищ Чума? — вновь повторил он свой вопрос, потеряв интерес к показательно «надувшемуся» священнику.
— Машина функционирует, товарищ Сталин, — начал я, тщательно подбирая слова. — Принцип трансмутации магической силы в поток энергии «Альфа и Омега», рассчитанный академиком Трефиловым, на днях подтверждён опытным путём. Но, сам процесс… он нестабилен. Получить устойчивую генерацию энергии пока не удаётся.
Сталин молча слушал, выпуская струйки дыма. Его лицо оставалось непроницаемым.
— Бездушный механизм! — неожиданно не выдержал митрополит Алексий, его голос дрожал от неподдельного возмущения. — Вы хотите сказать, что эта железяка, это порождение сатанинского разума способно источать Божественную Благодать? Да смогут ли слепые глаза увидеть солнце, а глухие уши — услышать пение ангелов? Благодать нисходит от Господа на чистую душу и смиренное сердце в молитве, а не вырабатывается какой-то там «динамо-машиной»! Это кощунство! Вы пытаетесь подменить Дух Святой электрическим током и оскверняете саму суть Веры!
Возглас владыки повис в густом воздухе кабинета. Казалось, даже генералы, видавшие виды, замерли.
Иосиф Виссарионович медленно повернул голову в сторону митрополита. Тяжелый, давящий взгляд его сузившихся глаз на мгновение остановился на вспыхнувшем лице священника.
— Товарищ Чума не говорил, что машина излучает именно Благодать, — тихо, но так, что было слышно каждое слово, произнес вождь. — Он сказал — «поток энергии». Вы же, Владыка, сами только что подтвердили, что ваша Благодать — не энергия. Так о чем спорить? Вы измеряете Веру молитвой, мы — киловаттами. У нас разные методы для решения одной задачи и достижения одной цели — найти действенное оружие против Тьмы. Так что не путайте божий дар с яичницей, Владыка Алексий!Продолжайте, товарищ Чума.
Я кивнул, чувствуя, как под ненавидящим взглядом митрополита Алексия от меня едва ли не дым валит.
— Как я докладывал, процесс нестабилен, — продолжил я, обращаясь уже напрямую к Сталину. — Аппарат фиксирует мощные всплески, но они хаотичны и кратковременны. Мы сжигаем стабилизаторы быстрее, чем успеваем их производить. Бажен Вячеславович считает, что проблема не в генераторе энергии, а в его излучателе. Нам не хватает… «резонатора». Устройства, которое могло бы не просто излучать этот поток энергии, но и гармонизировать его, делать пригодным для направленного применения.
— Рэзонатор? — переспросил Сталин, постукивая мундштуком трубки по пепельнице. — Что это за устройство? Где его взять?
Я сделал паузу, зная, что следующие мои слова взорвут и без того накаленную обстановку.
— Теоретически, идеальным резонатором и проводником мог бы стать подготовленный человек с особой «психической организацией»… Но… очень велик риск его гибели. Но есть и другой вариант, — я позволил себе бросить быстрый взгляд на церковных иерархов. — Согласно гипотезе академика Трефилова, мощнейшим «природным» резонатором энергии «Альфа и Омега» являются… религиозные реликвии — так называемые «святые мощи». Чем старше — тем лучше. Их многовековая связь с интенсивной молитвой и Верой создала уникальную кристаллическую структуру… Предметы, подобные мощам Дмитрия Донского или Сергия Радонежского…
— Вы посмеете прикасаться к святыням своими машинами⁈ — с ледяным ужасом в голосе прошептал митрополит Алексий.
— Для победы над фашистской Тьмой, Владыка, — голос Сталина прозвучал как удар гильотины, холодно и окончательно. — Мы используем всё. И пушки, и молитвы, и даже святыни. Товарищ Чума, составьте список всего необходимого. А Лаврентий Павлович обеспечит доставку. Совещание окончено! А товарищей Берию и Чуму я попрошу остаться!
[1] Имя «Альфа и Омега» используется в христианском богословии как одно из имён Бога, подчёркивающее Его вечность и всемогущество.