Товарищ "Чума"#12

Глава 20

Оставшись в кабинете «малым составом», наконец-то подал голос Лаврентий Павлович Берия, практически ничего не сказавший во время основного совещания. Он поправил пенсне и откашлялся — чрезмерно насыщенный табачным дымом воздух в кабинете вождя драл горло некурящему наркому внутренних дел. Его голос был сух и деловит.

— Что же, пока товарищ Чума бьётся над своим… научным прорывом, мои сотрудники провели тотальную проверку по всем республикам, лагерям и спецпоселениям, — доложил он. — Мы поставили на учёт и доставили в распоряжение армии всех, кто хотя бы отдалённо заявлял о своих… э-э-э… экстраординарных способностях. Шаманы из Якутии, знахари с Алтая, цыганские гадалки, даже несколько юродивых с церковных папертей. Результат, к сожалению, плачевен. Все они, за редчайшим исключением, — шарлатаны и мошенники. Их пресловутая «магия» рассыпается при первой же серьёзной проверке. Они годятся разве что для цирковых фокусов — ни о каком боевом использовании речи не идёт.

— А я и не сомневался, товарищ Сталин, что результат будет таким, — честно признался я. — Настоящие маги, колдуны, ведьмы привыкли скрываться годами, десятилетиями и, даже, сотнями лет. Думаете, он не сумели бы отвести глаза товарищам из ведомства Лаврентия Павловича? И, если у них отсутствуют душевные порывы встать на защиту Родины, найти их будет весьма проблематично.

В кабинете воцарилось тяжёлое молчание. Контраст был разителен и горько ироничен. Враг, отринувший все моральные устои, поставил производство адского оружия на промышленную основу, плодя своих «сверхчеловеков» и мертвецов в невиданных масштабах. А они, «защитники Света», вынуждены были полагаться на единичные, почти уникальные артефакты да на мужество немногочисленных истинных подвижников, чьи силы тоже не были безграничны.

Сталин снова повернулся ко мне.

— Ускорьте работы, товарищ Чума. У нас нет времени на раскачку. Цена промедления измеряется тысячами жизней. Найдите способ стабилизировать ваш процесс. Используйте любые ресурсы.

Его взгляд, холодный и непреклонный, говорил яснее любых слов: победа нужна любой ценой. Иначе нас всех ждет участь куда хуже смерти. Сталин в очередной раз раскурил трубку, его пронзительный взгляд не отрывался от меня.

— Объясните нам еще раз, товарищ Чума, — произнес он, — получается, этот «Гнев Господень», что вы продемонстрировали ранее в районе Тарасовки, на поле боя применить сэгодня точно никак нэльзя? Ни при каких условиях?

Я почувствовал, как под мундиром выступает холодный пот. Слова Вождя не были вопросом, они были даже не требованием, а просьбой. Просьбой сотворить для страны, изнывающей от войны, настоящее Чудо. Разрушительное, огненное, но Чудо.

— Товарищ Сталин, — начал я, тщательно подбирая слова. — Сила эта… она очень энергоёмка. Ведь это — «уровень Бога»… А я… Я всё еще какой-то жалкий ведьмак.

— Нэ принижайте ваших способностей, товарищ Чума, — произнёс товарищ Сталин, выпустив струйку дыма. — А как же дар, полученный вами от так называемой «Матери Змэихи»? Вэдь это тожэ «уровень бога». Язычэского, но всё же…

— Дар, полученный мной от Матери Змеихи, слишком дик и непостоянен. Он живой, он яростный, он… чужой. Он не хочет подчиняться. Большая часть этих сил уходит не на его применение, а на то, чтобы удерживать его «в узде», не давать ему вырваться наружу в неподходящий момент. Любая моя слабость, любая потеря концентрации — и эта сила может обратиться против нас всех. Последствия будут катастрофическими. А кроме того…

Я запнулся, но солгать или умолчать было нельзя. Берия наблюдал за мной с холодным, изучающим интересом.

— Кроме того? — подстегнул Сталин.

— Кроме того, львиная доля моей маны, силы, одним словом, моей внутренней энергии, уходит на обеспечение опытов академика Трефилова. Его машина-преобразователь… она требует колоссальных затрат для синтеза даже малых доз «энергии 'Альфа и Омега» — аналога Божественной Благодати. А без моей подпитки его исследования встанут. А мы все понимаем, что именно в них — наш стратегический шанс. Получить стабильный источник Благодати, не зависящий от единичных носителей. Это ключ ко всему. Возможно, к самой победе.

Сталин молчал, обдумывая сказанное.

— Значит, получается замкнутый круг, — наконец произнес он. — Трефилову для прорыва нужна ваша сила. Вы не можете воевать, потому что питаете своей силой его машину. А без прорыва Трефилова мы не получим нового оружия. Так?

— Так точно, товарищ Сталин, — кивнул я. — Именно так и выходит.

Вождь отложил дымящуюся трубку в пепельницу и встал. Его невысокая фигура вдруг показалась огромной, заполнившей собой весь кабинет. Он подошёл ко мне вплотную, обдав запахом качественного табака. Мне тоже дико захотелось курить, но я сдержался.

— Скажу вам, как есть, товарищ Чума… — Было видно, что эти слова даются вождю нелегко. — Вы — единственный, исключая священников, владеющих Благодатью, кто сумел продемонстрировать настоящую мощь. Не цирковые фокусы, а силу, способную одномоментно остановить дивизию «ублюдков» фюрера. Не ищите оправданий, ищите возможности. Я даю вам карт-бланш. Любые ресурсы, любых людей, любые условия… Любые!

Таким вождя мне еще не приходилось видеть. Он действительно готов был на всё, чтобы переломить исход величайшего противостояния в истории человечества.

— Но через месяц я хочу получить не оправдания, а результат. Потому что иначе, — его голос стал тихим и смертельно опасным, — окажется, что все эти страшные силы, вся эта магия… не стоят и выеденного яйца… Вы поняли меня, товарищ Чума?

Я понял. Понял прекрасно. Целый месяц! Я рассчитывал на куда более скромный срок.

— Понял, товарищ Сталин, — ответил я, стараясь не выдать облегчения в голосе. — Месяц — это реально. Но мне понадобится полное освобождение от текущих операций, кроме опытов с академиком Трефиловым.

— Хорошо, товарищ Чума, — Сталин снова взялся за трубку. — Параллельно с вашими экспериментами мы уже усилили работу с церковными структурами. Патриарх Сергий уже успел внес одно «рацпредложение». Не скажу, что разделяю надежду на его успешное внедрение, но попробовать стоит…

— И в чем же оно заключается? — поинтересовался я.

— Патриарх предлагает масштабное освящение истоков великих рек, — продолжил Сталин, медленно раскуривая трубку. — Волги, Дона, Днепра… Все эти артерии протекают через оккупированные территории.

— И в чем смысл? — не понял я поначалу.

Берия подался вперед, похоже, что именно ему предстояло курировать эту тему от государства:

— По словам Его Святейшества, освященная вода станет непреодолимым барьером для фашистский умертвий. Никакая некронежить не сможет пересечь такую реку — ни вброд, ни вплавь, ни даже по воздуху.

— Интересно, — протянул я. — Но позвольте возразить: те же Волга или Днепр несут свои воды сотни, а то и тысячи километров. Неужели благословение сохранится на всем протяжении? Вода же разбавляется притоками, загрязняется…

Сталин кивнул:

— Тот же вопрос я задал и Патриарху. Его ответ был… скажем так, обнадеживающим, но туманным. Что-то про «живую воду», которая может аккумулировать эффект, даже при распространении Божьей Благодати по течению.

— А что, если эффект действительно ослабевает? — размышлял я вслух. — Тогда вся операция теряет смысл… Нужны пробы по мере удаления от истока — макать плененную нежить в воду на всем протяжении и выводить эмпирическую формулу…

— Именно поэтому, — вмешался Берия, — мы планируем создать специальные группы. Священники в сопровождении охраны будут дислоцированы в районе истоков на постоянной основе. Ежедневное освящение, круглосуточное дежурство. А так же проверка степени «святости» воды по мере удаления от истока.

— Правильное решение, — кивнул я. — Но это потребует серьезных ресурсов, как человеческих так и…

— Ресурсы найдем, — жестко отрезал Сталин. — Если это даст хотя бы малейший шанс остановить гитлеровскую нечисть, мы пойдем на любые затраты. Что вы об этом думаете, товарищ Чума?

— Что ж, это разумно, — поддержал я инициативу Патриарха Сергия. — Ставка только на нашу структура была бы безрассудством, даже при всей моей магии. — А что с фронтом, товарищ Сталин? — спросил я. — За этот месяц может многое произойти… Если немцы предпримут крупное наступление…

— Фронт выстоит! — жёстко ответил Сталин. — Красная Армия сильна нэ только вашей магией, товарищ Чума. У нас есть танки, самолёты, артиллерия. И главное — у нас есть наши совэтские люди! Месяц мы продэржимся, как говорят аналитики-инквизиторы, изучающие степень усиления нэкротики! А вот дальшэ… — он выпустил очередное облачко дыма, — дальшэ всё будет зависеть от того, насколько эффективно вы используете отведённое время.

— Приложу все усилия, товарищ Сталин! — четко ответил я.

— Приложи, товарищ Чума… Мы всэ на тэбя надеемся, — произнес вождь, перейдя на ты, что делал исключительно с близкими людьми.

— И еще… — нерешительно произнёс Лаврентий Павлович. — Меня очень интересует отношение… э-э-э… «адских структур», назовём их так, ко всему происходящему…

Сталин замер с трубкой на полпути ко рту. В кабинете повисла тягучая, густая тишина. Он медленно повернулся к Берии, потом ко мне. Его взгляд был тяжелым, как свинец. Похоже, что этот вопрос они с наркомом внутренних дел не обсуждали, и для вождя он тоже стал неожиданностью.

— Что вы конкретно имеете ввиду, Лаврентий Павлович?

— Да, товарищ Чума, — тихо произнёс вождь. — Этот вопрос тоже меня весьма беспокоит. Мы воюем с фашистами и их мертвецами, но кто стоит за ними? Кто дал им эти колдовские и оккультные «технологии»? И главное — что будет, если мы, защищаясь, поможем нацистам открыть дверь ещё для чего-то ещё более страшного? Хотя, куда уж страшнее?

Я глубоко вздохнул, понимая, что сейчас мой ответ может изменить всё. Они подошли к самой границе истины, даже не подозревая, насколько она ужасна.

— Оккульные технологии… Помните наше противостоянии с демоном Хаоса? — спросил я.

— Конэчно, — кивнул Иосиф Виссарионович, усаживаясь на своё место. — Я читал ваш отчёт. И Лаврэнтий Павлович тоже.

— Помните ту ведьму, Изабель — предводительницу Европейского ковена?

— Ту, которая стала проводником Хаоса в наш мир? — уточнил Берия.

— Да, — подтвердил я. — Именно она помогла бригадефюреру СС Вилигуту обрести свои утраченные способности. А древних оккультных технологий у его колдовской семейки хватало… — И я коротко, буквально в трёх словах, рассказал, что представлял собой практически угасший род Вилиготенов, практикующий чернокнижие еще до пришествия Христа. — Этот род был проклят в своё время даже Римским Папой. Что еще имеется в загашнике у этого чёртового старикашки, можно только догадываться. Но к Аду эти тайные знания не имели никакого отношения. Так же, как не имеет отношения и дар, оставленный мне богиней Мораной.

— Да, кое-какую информацию из этого вы уже сообщали, — произнес Берия. — Да и наши люди без дела не сидели, а после объединения силами с Папой Римским, нам предоставили доступ и к архивам Ватикана…

— Нас волнует другой вопрос, товарищ Чума, — наконец-то подошёл к самому главному Иосиф Виссарионович, — если силы Ада, как вы утверждаете, остаются нейтральными ко всей этой бесовской вакханалии, что будет, если они решат поддержать нацистов? Ведь всё, что сейчас происходит, им на руку.

Костлявая рука страха сдавила мне горло. Они задали вопрос, на который я боялся ответить даже сам себе. Но отступать было некуда. В их глазах я видел не просто любопытство — я видел ответственность за судьбу миллионов наших соотечественников. Да что там соотечественников — за судьбу всего человечества, учитывая характер войны, которую мы сейчас вели.

Я медленно поднялся с кресла, подошёл к окну и посмотрел на ночную Москву, затемнённую, но не сломленную. Где-то там, на западе, лилась кровь и гибли люди. А здесь, в кабинете, решалась судьба, которая могла оказаться страшнее любой войны.

— Силы Ада, — начал я, отвернувшись от окна, — не поддерживают нацистов. Вернее, не поддерживали на тот момент, когда я встречался с Люцифером… Но тогда у нас был один враг — Раав, несущий на своих крыльях Хаос в наш мир Упорядоченного. Какие настроения в Аду сейчас — мне не ведомо.

— Есть какие-нибудь предположения на этот счет? — поинтересовался Берия.

— Они наблюдают. И ждут.

— Ждут чэго, товарищ Чума? — Иосиф Виссарионович взглянул мне в глаза.

— Мне кажется… — Я сделал паузу, собираясь с мыслями. — Князья Ада выжидают удобного момента. Пока мы с фашистами не истощим друг друга до предела. Но энергия, которую использует Виллигут, очень интересует и демонов, ведь это — Искра Творения, которую вложил в нас сам Создатель…

Берия нервно постучал пальцами по ручке кресла.

— И что это значит, товарищ Чума? — переспросил он.

— А это значит, Лаврентий Павлович, — медленно проговорил я, чувствуя, как каждое слово дается мне с огромным трудом, — что нацисты научились «выжимать» самую суть человеческой души. Ту самую Божественную энергию, из которой Господь слепил Адама. А Вилигут превращает её в «топливо» для своих мерзких экспериментов. Они пожирают души, чтобы вести свою войну. А души, как вам известно, весьма ходовая «валюта» в Аду.

Сталин снова поднес к губам едва тлеющую трубку, но так и не затянулся. Его лицо стало непроницаемой маской, но глаза горели холодным, ясным огнём.

— Продолжайте, товарищ Чума.

— Эта «праэнергия» — то, что осталось от Акта Творения, для Ада — величайший соблазн. Это ключ к абсолютной власти, к тому, чтобы переписать само мироздание под себя. Демоны наблюдают, потому что не могут напрямую вмешиваться в дела людей, но могут делать это косвенно, влияя на их разум и искушая их. Они могут использовать обман, внушать мысли, побуждать к греху или управлять людьми через одержимость, но личное вмешательство исключено. Таков один из Божественных Законов. Но если мы, люди, ослабеем, если баланс сил нарушится… — Я замолчал, смотря на их напряжённые лица.

— Они обязательно вмешаются, — тихо закончил за меня Сталин. — Чтобы забрать эту силу себе.

— Да, Иосиф Виссарионович. И тогда война с фашистами покажется нам детской забавой. Потому что на поле боя выйдет тот, кто сражался с самими Небесами… И проиграть в такой войне — значит перестать существовать. Вообще.

В кабинете снова воцарилась тишина, ещё более тягучая и густая, чем прежде. Берия откинулся на спинку кресла, его обычно хищное выражение лица сменилось глубокой, неподдельной задумчивостью. Он смотрел куда-то мимо меня, в невидимую даль, просчитывая совершенно новые, немыслимые прежде, вводные.

Сталин же, наоборот, сконцентрировался. Его тяжёлый взгляд был устремлен на меня, будто взвешивал, оценивал, проверял.

— У вас есть предложение, товарищ Чума? — спросил он наконец. — Мы не можем позволить ни фашистам победить, ни демонам вмешаться. Мы зажаты между молотом и наковальней. Какой наш ход?

Я глубоко вздохнул. Ответ зрел во мне с самого начала этого разговора, страшный, рискованный, единственно возможный.

— Нам нужно опередить их, Иосиф Виссарионович. Самим найти способ… да мы уже его ищем, чтобы понять природу этой «Божественной энергии».

Сталин опять молча встал и задумчиво прошелся по кабинету.

— Мы опять упираемся в ваши исследования и машину академика Трефилова, товарищ Чума? — подытожил Иосиф Виссарионович.

— Именно так, товарищ Сталин, — кивнул я, чувствуя леденящую тяжесть его взгляда. — Машина Трефилова — это ключ к нашей победе! Нацисты превращают человеческие души в «топливо» для своих некро-монстров, мы же должны понять, как их защитить.

— Тогда действуйте! — Сталин сел в кресло и взял в руки потухшую трубку, словно наш разговор был закончен. — И помните, товарищ Чума, если у вас ничего не выйдет…

Он не договорил, и в воздухе повисла мёртвая тишина, что была тяжелее любого приговора. Я прекрасно понимал, что «ничего» в его устах означало не просто провал эксперимента. Это означало конец всего.