Не буду рассказывать о всех радостях встречи с родными и любимыми людьми после разлуки. Пусть и недолгой, но смертельно опасной. Ведь мне пришлось пройти живым дорогами мира мёртвых, а это весьма непросто. В известной истории только нескольким древним героям удалось совершить этот подвиг.
Довелось побывать в адских чертогах и встретиться лично с их повелителем — Люцифером. Эта встреча тоже могла окончиться для меня плачевно, но я опять как-то умудрился всё разрулить к собственной пользе. Я даже получил от Падшего редчайший артефакт — Сердце Утренней Зари, с заключённой в нём частичкой былой ангельской сущности короля Ада, которая и позволила справиться с Верховной ведьмой и демоном Хаоса.
А ведь и в этих противостояниях я мог легко погибнуть в любой миг! Ведь задействованные силы против моей маленькой команды — были просто колоссальными! А неожиданный дар Матери Змеихи, который мог легко меня укокошить? Стоит только вспомнить, куда он меня занёс — в самые недра земли, где бежит и клокочет расплавленная магма!
И от меня бы осталась в итоге жалкая горстка праха, если бы не встреча с «мастером Йодой» — огненным элементалем Изохом. Думается мне, что Белиал, да и Каин тоже, в своих суждениях на мой счет были правы — я чертовски везучий сукин сын!
Но всякое везение тоже имеет свои пределы. В моём воображении оно было похоже на старую изношенную веревку, но которую продолжали нещадно эксплуатировать. И с каждым новым испытанием она истончалась, и где-то в глубине души я уже начал слышать зловещий хруст рвущихся волокон. Но отступать я не собирался — не все важные дела еще закончены.
Возвращение домой было подобно входу в иной, забытый параллельный мир. Здесь пахло свежим хлебом и осенним дождем, а не серой, смертью и страхом. Здесь меня обнимали теплые и живые руки (ну, если не считать дедулю), а не хватали острые когти чудовищ и монстров.
Я, хотя бы на короткое мгновение, пытался раствориться в этой обыденности, тишине и спокойствии, пытался заставить себя забыть адский ландшафт, оставшийся словно выжженным навечно на внутренней стороне моих век. Но это было невозможно.
Первым делом я осведомился у Глаши, как чувствует себя наше необычное дитя? Не ускорился ли вновь его рост за время моего отсутствия? Не произошло ли вновь чего либо необычного? Но всё, к моему величайшему облегчению, шло хорошо — то есть обыденно. И это было просто замечательно!
Но даже в этом мирном уюте, среди привычных вещей и родных лиц, я понимал — передышка временная. Тень той войны, что я вёл в глубинах преисподней, оставалась здесь, и в обычном мире. Война с немцами еще не закончена, несмотря на то, что её ход существенно изменился.
Сталинградская битва шла уже совершенно по другому сценарию, и должна была вот-вот закончиться. Мы побеждали! Давили фрицев по всем фронтам! Я тешил себя мыслью, что моё вмешательство в историю дало свои плоды и эта разрушительная для всего мира война закончится быстрее и жертв будет намного меньше.
Но для этого мне следовало приложить еще немало усилий. И, перво-наперво — покончить с чертовым колдуном Виллигутом и его проклятым детищем — «Наследием предков», заботливо взращиваемым рейхсфюрером СС Гиммлером. Я чувствовал, что именно из этой оккультной клоаки скоро вылезет масса проблем.
Пусть, мы и уничтожили Верховную ведьму, которая помогла колдуну-нацисту вернуть утраченную силу, но вернуть информацию, которой она его уже снабдила, я был уже не в состоянии. Оставался лишь один проверенный способ — прямое физическое устранение. Как говаривал товарищ Сталин: нет человека — нет проблемы!
Хотя, на самом деле товарищ Сталин ничего такого не говорил. Эта фраза, приписываемая вождю, впервые прозвучала из его же уст в знаменитом романе Анатолия Рыбакова «Дети Арбата». Именно Рыбаков сочинил и вложил её в уста Сталину! И уже оттуда она пошла гулять, и никто в моём будущем и не помнил, откуда она взялась. Даже сам литератор с горечью сожалел о том, что никто не знает автора этого афоризма.
Но, в конце концов, разве это имело сейчас хоть какое-то значение? Ведь когда фашистская нежить ходит по земле, а оккультные разработки Третьего рейха угрожают изменить всё, чего я добился — философские размышления об авторстве цитат кажутся смехотворными.
Эх, отдохнуть бы пару дней, прийти в себя, дать отдых нервам. Но я знал, что не могу себе этого позволить. Каждая минута промедления давала врагу возможность оправиться, перегруппироваться, призвать на помощь новые, ещё более тёмные силы. Да и неожиданно приобретенный дар Матери Змеихи как будто напоминал: полученная сила — это не подарок, а аванс. Аванс, который нужно отработать.
Я стоял у окна, глядя, как закат окрашивает крыши домов в кроваво-алый цвет — совсем как те огненные реки, что текли под ногами у Изоха. Глаша, незаметно подошедшая (ну, это она так думала, что незаметно, а на самом деле я теперь чувствовал её на всей территории поместья), обняла меня сзади и прижалась щекой к спине.
— Опять в бой, любимый? — спросила она, и в её голосе слышалась тоска и усталость. Но я явственно ощущал и еще довлеющую над ними гордость за меня.
Я повернулся, обнял её за плечи и притянул к себе. Она прильнула ко мне, и в этом простом жесте было столько тихого доверия, что все ужасы Ада и сражения на земле мгновенно померкли.
— Не прямо сейчас, радость моя, — прошептал я ей в волосы, вдыхая знакомый, уютный запах свежего домашнего хлеба и молока. — Но и откладывать нельзя. Каждый день, который мы здесь, в тепле, они используют там… Во тьме. И эта Тьма находится отнюдь не в Преисподней.
— Я знаю, — она вздохнула. — Просто… будь осторожен, Ром. Ты вернулся не совсем… прежним. Я чувствую это… И сын наш тоже чувствует. Сильнее, да. Но и… будто что-то чуждое появилось в тебе… Я знаю, это дар древней богини, ты говорил… Но… Я не хочу, чтобы ты отдалялся от нас… Не хочу, что ты стал чужим… И я этого не допущу!
Она пристально посмотрела мне в глаза, и я увидел в её взгляде не упрек, а понимание. Что-что, а меня она чувствовала лучше кого-либо в этом мире. Новоприобретенная сила — дар Матери Змеихи, была подобна обоюдоострому лезвию — она могла решить кое-какие наши проблемы, но могла и в одночасье разрушить всё, чем я дорожил. И я это тоже понимал, как никто другой.
Глаша ещё какое-то время смотрела мне в глаза, словно пыталась разглядеть в них ту самую перемену, что её так тревожила. Потом мягко провела ладонью по моим волосам, которые после моих последних приключений основательно поседели.
— Ты сполна заплатил за этот дар, — сказала она тихо. — Но, чем именно — сам пока не знаешь.
— Победа — это то, что сейчас нужно, — ответил я, проводя пальцем по её щеке. — Нужно выжечь эту заразу под корень! Чтобы наш сын рос в мире, где нет места нацистской нечисти и их проклятому колдовству!
Я вышел во двор, чтобы подышать холодным осенним воздухом.
«Всё, хватит отдыхать, — мысленно подытожил я, глядя на уходящие за горизонт багровые тучи. — Пора заканчивать кровопролитие. Сначала Виллигут. Потом Гиммлер. А там, глядишь, и до Гитлера доберусь».
Теперь действие происходило на грани двух реальностей: обыденного мира и тайного мира магии, где современному оружию предстояло сойтись в противоборстве с древним черным искусством. Но я не сомневался в победе. В конце концов, мне всегда везло, будь я проклят!
Сейчас мне нужно было вернуться в Москву и доложить обо всем руководству страны. Перво-наперво о том, что демон Хаоса — уничтожен, и полное уничтожения нашему миру не грозит. На первый план вновь выходила война с нацистами, для завершения которой я был готов приложить все свои силы. Да, я конечно, рисковал, отправляясь «в мир» с неизученным и необъезженным до конца даром. Но времени, чтобы изучить его как следует у меня не было.
Сумерки сгущались, проглатывая алый горизонт. Ветер поднимал вихри из опавших листьев, бросая их мне под ноги, будто сама осень пыталась напомнить о краткости передышки. Я закрыл глаза, чувствуя, как энергия Матери Змеихи пульсирует в жилах, холодная и чуждая, но пока еще подчиняющаяся моей воле. Теперь она стала частью меня, хоть и требовала постоянного контроля. Как и первый всадник, которого я когда-то загнал в «глухой угол» собственного сознания, и так и не дал ему выбраться до сих пор…
Я закурил, чувствуя, как терпкий дым смешивается с холодным воздухом, пахнущим ароматом опавших листьев — настоящий, простой, человеческий вкус, в отличие от привкуса серы, крови и тлена, преследующего меня после последней боевой операции.
Весь день после возвращения из Германии, после того, как я обнял беременную жену, у меня не было ни единой свободной минуты. Едва я рассказал обо всём, что со мной приключилось, дедуля потащил меня в родовое святилище, показать меня, да и мой приобретённый дар духам предков.
После недолгого совещания с духами, куда не замедлил явиться и сам прародитель Вольга Святославьевич, пусть и основательно ослабленный, но вполне себе вменяемый, было вынесено однозначное решение: приобретение дара Матери Змеихи — огромная и просто-таки невероятная удача. Меня опять посчитали удачливым жучарой.
Теперь во мне, как подытожил дух прародителя, объединились две древние родственные силы двух древних божеств… Ну, или матёрых хтонических монстров (тут пусть каждый считает в меру своего разумения) — Ящера и Матери Змеихи, действительно приходящейся матерью подземному богу древних славян.
На скорую руку «исследовав» меня какими-то своими методами, духи даже дали несколько советов по части того, как нужно обращаться со строптивым даром, который норовит постоянно выйти из-под контроля. Но, честно говоря, все их советы (если отбросить шелуху) сводились к самоконтролю. Но это мне сумел растолковать еще «мастер Йода», плавающий на каменной глыбе по рекам магмы в своём огненном мирке.
После того, как сеанс общения с духами был окончен, я перекочевал в лабораторию дедули, где надо мной от души поиздевался не только он сам, но и Глаша с Акулиной. Чего они только со мной не делали — от обычных анализов, до измерения моего магического потенциала.
Работа спорилась еще быстрее обычного — ведь теперь и дочь Глафиры Митрофановны была самой настоящей ведьмой, получив сей дар «из рук» погибшей Глории. Мне только одно было непонятно: как сама Глория, вернувшая себе материальность после смерти, обращается с магическими силами, не имея больше ведьмовского дара?
В общем, дверь в лабораторию закрылась за мной сама собой, будто предупреждая, что я не имею права уйти, пока не пройду весь спектр дедовских «тестов». Воздух здесь пах смесью сушеных трав, паленой шерстью, железом, кровью и чем-то неприятно едким — то ли остатками алхимических реакций, то ли магическим перегаром.
Сводчатый потолок потайного дедулиного подземелья был испещрен руническими письменами и сложными магическими формулами, мерцающими приглушенным разноцветьем знаков. Судя по четко прописанным цепочкам заклинаний, эти «художества» были рассчитаны и начертаны рукой Глаши. Я уже сталкивался с подобной манерой работы, когда мы еще жили в Тарасовке.
Глафира Митрофановна уже меня ждала, скрестив руки на груди и с довольной ухмылкой. Её уже основательно округлившийся животик вызвал у меня улыбку умиления, но не поколебал желание моей суженой, основательно надо мной «поиздеваться».
Уже через мгновение я лежал в центре зала, на каменном столе, изъеденном глубокими царапинами. Живой «полигон» для магических экспериментов был готов. Глаша подошла и методично принялась чертить на моей груди какие-то символы и знаки каким-то явно зачарованным пером. Моя кожа шипела в местах соприкосновения, и на ней проявлялись магические узоры.
— Твоя разработка? — поинтересовался я.
— Нет, — мотнула головой моя любовь, — Вольга Богданович «сосватал». Стала бы я заморачиваться с такой архаичной штуковиной?
Акулина, стоявшая рядом с массивным дубовым столом, уставленным склянками и странными механизмами, лишь усмехнулась и провела рукой над серебряной чашей, установленной на кованной жаровне. Огня в жаровне не наблюдалось, но жидкость в чаше тут же забурлила, поднимаясь над емкостью густым непрозрачным паром.
— Для начала, — начал дедуля, подходя ко мне и со скрипом потирая сухие руки, — проверим границы твоего «неосознанного» контроля этой силы. — Он достал из кармана черный камень с выгравированными на нём рунами и сунул мне в ладонь. — Держи. Не отпускай, что бы ни случилось! — предупредил мертвец.
Я только успел сжать пальцы, как камень мелко завибрировал, а затем из него вырвались тонкие, как иглы, «щупальца». Они впились мне в руку, и прошмыгнули под кожу прямо сквозь поры.
— Спокойно! — рявкнул дед, когда я дёрнулся от неожиданности. — Никакого вреда не будет! Просто лежи и ничего не предпринимай — сила всё сделает сама.
Я сжал зубы — эта хрень возбуждала не самые приятные чувства в моём организме. А через мгновение я ощутил, как во мне всколыхнулась новоприобретённая сила, которой тоже не понравилось такое шустрое и бесцеремонное вторжение. Она быстро перекрыла доступ чужеродной энергии к моему телу, а затем заставила щупальца дрогнуть и убраться обратно.
— Отлично! — довольно кивнул Вольга Богданович, забирая камень из моей пуки. — Она тебя защищает! Но это были лишь цветочки.
— А теперь — настоящие исследования! — сказала Глаша, бросая на стол какой-то пергамент со сложной формулой. — Вот тут я немного доработала этот древний конструкт…
Акулина, тем временем, разожгла в железной жаровне огонь, протянула руку — и «вырвала» из огня язычок пламени.
— А теперь не шевелись, товарищ Чума! — предупредила девушка, помещая этот мерцающий лепесток внутрь заковыристой пентаграммы, нарисованной её матерью на моей груди.
Я послушно замер, а мгновение спустя вспыхнули огнём все символы, нанесённые на моё тело. Огненные «нити» оплели меня, заключая в плотный энергетический «кокон». Кокон не жёг, а скорее вибрировал, издавая низкий, нарастающий гул, словно внутри меня медленно раскручивалась невидимая глазу центрифуга.
Каждая огненная нить была снабжена своеобразным крючком, впивающимся в моё «нутро», и пытающимся вытянуть наружу ту самую неподконтрольную силу. Я чувствовал, как дар сопротивляется, сжимается в концентрированный комок где-то в глубине грудной клетки.
— Давай же, чертовка, покажи себя! — воскликнула Глаша, не отрывая восторженного взгляда от пылающих линий.
Боль нарастала. Это было не физическое жжение, а нечто глубже — ощущение, будто мою душу выворачивают наизнанку и протягивают через игольное ушко. В висках застучало. Картинка поплыла. И вдруг… тишина. Гул прекратился. Огненные нити погасли, оставив на коже лишь тлеющие и слегка чадящие огоньки и лёгкий запах озона.
Я выдохнул, думая, что всё кончено. Но это была лишь затишье перед бурей. Неожиданно из меня вырвалась «тень». Огромная, «живая» и холодная субстанция в форме змеи. Вернее — змѐя. Хоть это призрачное «создание» и было весьма похоже на Мать Змеиху, но я отлично видел, что оно — другое!
Тварь ударила рогатой головой в сводчатый потолок, и рунические письмена, плотно его покрывающие, вспыхнули ослепительном светом, гася её напор. Дедуля отскочил, с проклятием чертя в воздухе защитный знак. Акулина с криком перевернула серебряную чашу — и взвившийся к потолку пар на мгновение скрыл огромное тело змея.
Тень огромного гада, отражённая защитными чарами магической лаборатории Перовских, обрушилась вниз. Прямо на меня, и мгновенно вернулось обратно в моё тело. Я облегченно выдохнул, но… как обычно поспешил. Еще через мгновение моё тело начало стремительно меняться…