Том 2. Рожденный для мира / Том 3. Рожденный для любви

Глава 7 Время многообещающих намеков

Михаил уже сел за стол, когда первой в столовую зашла Маша. Поправила чёлку — недавно Аня всё-таки смогла уговорить сестру не носить короткую причёску, но к длинным волосам Маша ещё не очень привыкла. Дальше она подошла к брату и положила перед ним стопку ватманских листов… На которых был изображён именно он!

— Держи, — флегматично сказала Маша. — Меня просто умоляли передать эту мазню, которую делали мои одноклассницы сегодня на уроке рисования. Им приятно, конечно, мне нетрудно, но я бы советовала выкинуть.

— Это тоже тебе, — шедшая следом Аня кинула на стол пред братом пачку писем. — Не читала, но заранее предсказываю, что это сплошь любовные послания от моих одноклассниц. Судя по тому, с какими глазами и чтобы никто не видел, они мне их совали и просили лично тебе передать. Советую сжечь не читая.

— Ну вот, кажется, я много сегодня пропустила, — с напускной грустью на лице, но весёлым тоном сказала Яна. Её очередь была ездить на съёмки, поэтому сразу после первого урока она из гимназии умчалась на съёмочную площадку.

— Наоборот, тебе повезло, — фыркнула Юна. — Тебя не пытались поймать на перемене девчонки с нашего класса и сунуть письмо для Миши. Да, это тебе, — на стол рядом с Аниной пачкой полетел ещё десяток писем.

— Ну как сказать… — неожиданно загадочно прозвучал голос Жени. Она шла последней, в одной руке у неё была тоже пачка писем, в другой — непонятный мешок огромных размеров. — Миша, маленькая просьба. Можешь вот это сначала подержать в руках? — и сунула брату пачку, которую несла отдельно. — Я сначала проверила через службу безопасности, ничего такого опасного там нет.

Удивлённый, Михаил взял письма в руки. И сразу ощутил, как на них рассыпаются… наговоры на доставку адресату?

— Женя, объяснись, это что? И зачем почтовая проверка? Кстати, откуда у авторов писем мой почтовый идентификатор доставки?

— Идентификатор я посмотрела в официальном справочнике. А потом сообщила девчонкам. Вы лучше признавайтесь, сколько вы в итоге получили?

— Получили что? — не поняла Аня. — И за что?

— Ну вы даёте, — с нотками высокомерия посмотрела на остальных сестёр Женя. — Вы что, согласились эту макулатуру носить за просто так? На, — она сунула брату мешок, как оказалось, тоже забитый письмами. — За гарантированную доставку адресату в руки — один тариф. Если кто-то сомневается, что я обману — может купить у меня почтовый идентификатор. Наложить и получить потом уведомление о доставке. Гарантирую я именно доставку и вручение, но не ответ. Всё честно и без обмана. Но я на всякий случай сапёров попросила проверить. Меня просили ещё конфеты передать, но тут я отказалась. Наверняка туда всяких любовных зелий напихают, или плетений приворотных. Нечего над нашими сапёрами издеваться.

— Не могу, ой, не могу, — расхохотался Михаил. — Ну ты даёшь. И почём тариф?

Женя назвала сумму, которую в итоге собрала за сегодняшний день и гордо посмотрела на остальных, застывших с открытым ртом.

— Миша, как думаешь, наличными всё хранить не стоит, оформить как отдельный счёт? Или пусть наличными лежит? — Женя невинно похлопала глазками. Ну прямо пай-девочка.

Аня вышла из ступора и задумчиво сказала:

— Если я хоть раз сяду с Женькой играть в азартные игры, напомните мне, что ни в коем случае не играть на деньги. Разденет до исподнего.

— Надеюсь, Берту ты в свои махинации не втянула? — решил пошутить Михаил. — Что скажет её мама…

— Вот как раз Берта, в отличие от вас, сообразила всё сразу, — снисходительно ответила Женя. — Поскольку живёт она в своём доме, письма доставлять не сможет. Зато устроить рекламу и встречу со мной, а также передавать мне письма как посредник — легко. Свою долю она на сто баллов отработала.

— М-да, — растерянно сказал Михаил. — Берта точно в отца. Если забуду, и меня предупреждайте, что с Бертой тоже лучше в карты на деньги не играть.

За ночь температура на улице резко упала. Пока это ненадолго, ещё октябрь, и скромное осеннее тепло скоро вернётся на неделю-другую, но пока траву газона покрывал иней, уличный холод обжигал лёгкие. Зато солнце на удивление красиво висело над самым горизонтом и словно потягивалось, стряхивая сон. А ещё Михаилу показалось, будто небесное светило ему… подмигивает? То ли чего-то обещая, а может быть предупреждая.

Популярность — странная штука. Ей невозможно дать толковое определение, никогда заранее не угадаешь, как гарантированно её добиться, но если она приходит, то сразу ясно, что это именно она. Вот и сейчас, стоило выйти из машины и ступить на асфальт стоянки при гимназии, каждой клеточкой тела, каждым миллиметром кожи Михаил ощутил сотни устремлённых на него взглядов. Беспокойных, влюблённых, беспомощных, решительных, восхищённых, заискивающих, изучающих, дружелюбных, робких или озабоченных. И ни одного гневного и неприязненного! Идёшь — и тебя словно просвечивают рентгеном со всех сторон, стараясь угадать твои мысли, желание, намерения.

За первых два урока Михаил получил сразу шесть роз с маленькими записочками, эдакий аналог валентинки — в холле главного здания гимназии был даже специальный киоск, в котором можно купить такую розу, пусть и не самое дешёвое удовольствие. Из класса в класс после первого урока перебрался с трудом. Хорошо ещё, нужна была соседняя дверь, второй была физика, а в лабораторные аудитории Третьей ступени вход разрешался исключительно старшеклассникам. Выглянув в коридор, Михаил бросил в толпу поклонниц отвлекающий морок — пяти секунд, пока не ожидавшие такой подлости девочки с ним справятся, ему хватило проскочить из двери в дверь. А вот на третий урок нужно было идти через половину этажа… и неожиданно пришла помощь от парней-одноклассников. Они вовсе не завидовали Мишиной популярности, можно сказать — воплощённой мечты подростка, чтобы за ним с влюблённым взглядом толпой бегали все девочки школы. Наоборот Виктор сочувственно сказал:

— Они тебя порвут на части. Сначала задушат, а потом порвут. Так что давай, держись нас.

Лена Салахова выглянула в коридор, жестом дала понять: можно. Из класса в класс Михаил перебрался, окружённый плотной толпой «телохранителей», дальше как раз зазвенел звонок, и можно было бы перевести дух… Но тут в класс буквально ворвались две девчушки лет десяти со словами:

— Извините, можно, мы почтальоны⁈

И поставили рядом с партой Михаила целую корзину, полную роз с записками. Кажется, сегодня сувенирный киоск сделает себе недельный, если не месячный план продаж роз с записками для влюблённых. Михаил посмотрел на корзину как на гнездо ядовитых змей. А ещё остро захотелось выпороть Женю с её гениальностью. Если проанализировать объём вчерашней влюблённой корреспонденции, то девяносто пять процентов всех писем доставила именно Женя. И теперь авторши этих посланий каждая уверена, что раз именно её письмо попало в руки, то обязательно прочитано, и Михаил именно к ней воспылает ответными чувствами.

Руки остро зачесались бросить в корзину пару проклятий. Чтобы розы превратились в какое-то месиво, расплылись вонючей лужей. Наверняка будет скандал, обиды… Ехидный внутренний голос тут же прокомментировал: не поможет. Влюблённые девицы дружно спишут испорченные розы на происки конкуренток и примутся охотиться впятеро сильнее.

Решить, уничтожать розы или нет, Михаил не успел. В аудиторию зашла завуч по воспитательной работе. Грозно посмотрела на не успевших сбежать посторонних учениц-десятилеток так, что те буквально съёжились от испуга:

— Однако. И что мы тут делаем во время урока? А?

— М-м-мы почту доставляли.

— Ну-ка, напомните мне, и когда доставка почты стала у нас профильным предметом? Или хотя бы вошла в аттестат? А ну, быстро на урок, пока я не передумала и не вынесла вам замечание, — дальше завуч осмотрела класс и сказала: — Афанасий Ефимович, позвольте у вас забрать Тёмникова? Его хочет видеть директор.

— Да, конечно. Забирайте.

Репутация главной грозы всех проступков и хулиганов школы, а также слух, что она явно не в настроении, видимо, сработали как репеллент на комаров. Ибо дорога от класса до кабинета директора оказалась идеально пуста. Даже те, у кого был перерыв в занятиях, постарались не попадаться на глаза, а выбрать себе другой коридор посидеть на подоконнике в ожидании следующего урока.

Кабинет директора с лета не поменялся. Стены отделаны панелями из карельской берёзы, на полу — толстый ковёр с затейливым узором. В промежутках между окнами висели картины в массивных золочёных рамах, вдоль сплошных стен книжные шкафы, забитые папками, бумагами и книгами. Разве что стол сегодня был завален документами втрое больше, чем летом. Едва захлопнулась наглухо дверь кабинета директора, а Михаил занял указанное ему кресло, Игнат Карлович с улыбкой сказал:

— Что, Миша, тяжела шапка Мономаха? Бремя славы.

— Они меня разорвут. На части. Но раньше я вернусь домой и Женьку выпорю. Опять её гениальная идея. Это же она вчера организовала службу по доставке любовных писем в наш дом по твёрдому тарифу. Нет, она всего лишь обещала, что отдаст письма мне, но теперь же вся школа уверена, что я именно вот это письмо читал, — жалобно сказал Михаил. — В августе ей уже попало за очередную гениальную идею, но прививки разума хватило меньше чем на три месяца.

— Да, Женя у нас то ещё стихийное бедствие, — тоже с улыбкой согласился Игнат Карлович. — Но как человек, воспитавший троих детей и имеющий уже шестерых внуков, успокою, что тебе надо набраться терпения буквально на пару лет. Дальше Женя подрастёт, — директор хмыкнул, — и у тебя будет болеть голова уже насчёт того, какие мальчики ей нравятся и достойны ли они Евгении Юрьевны. А вот насчёт её гениальных планов и последствий голова болеть станет уже у её кавалеров.

— Спасибо, Игнат Карлович, вы меня успокоили так, что теперь я понемногу начинаю думать — всё не так уж пока ещё и страшно. В сравнении с будущим.

Оба рассмеялись, и Михаил почувствовал, как тоскливая паническая атмосфера, которая окутала его, пока он шёл в кабинет директора, понемногу рассеивается. Дальше Игнат Карлович заговорил уже серьёзно:

— Смотрю, лучше себя почувствовал и можно переходить к делу? Кстати, насчёт лета и Крыма. Скажи мне, пожалуйста, это важно. У тебя летом в Крыму было столкновение с Румянцевыми? Сидели мы тут на днях и общались с директором Первой Новомосковской гимназии Афоней Егоровичем…

На этом Михаил поперхнулся, пришлось наливать себе воды из графина на столе. Ибо Старомосковская и Новомосковская гимназии считались лучшими школами столицы и яростно между собой конкурировали, а директора не упускали возможность обойти соперника и посадить в лужу. Игнат Карлович на растерянность своего ученика глядел понимающе, но и с весельем.

— А ты как думал, Миша? Мы оба уже в том возрасте, когда старый проверенный враг ценится намного дороже очередных скороспелых приятелей. Знаешь гимн студентов российских университетов? «Ордена, снимите, ленты, мы вчерашние студенты. Не беда, что уж полсотни лет прошло — да, с полсотни. Мы то забудем, всё позабудем, и опять мы равны будем». Мы с Афоней Егоровичем не одни такие, любители посидеть по-стариковски за бутылочкой хорошего вина. Считай, чего-то вроде встречи сокурсников-выпускников Московского и Казанского университетов…

Дальше Михаил ненадолго выпал из разговора. Серые Ангелы! Игнат Карлович — один из Ангелов! Хотя в нынешней версии событий это ещё не Серые, это пока ещё действительно «клуб по возрасту и интересам». Только вот входят в этот клуб вроде бы не политики и царедворцы, а так — директоры элитных гимназий и заместители министров, помощники префектов и главы администраций губернаторов. Не генералы — полковники и майоры от политики, однако именно эти полковники и майоры следят за исполнением генеральских приказов. Именно от них зависит, как будет реализовано то или иное решение. Серьёзной и влиятельной уже организацией они станут в знак несогласия с политикой Воронцовых… Именно из-за Ангелов в прошлой версии событий рухнула неприступная оборона Москвы, и был убит тогдашний премьер Леонид Воронцов. Но вроде бы линия событий начала меняться ещё летом? Или же нет?

— Миша? Ты меня не слушаешь.

— А? Извините, задумался. Я правильно понимаю, вы на встрече обсуждали меня и суд над Землячкиным? — Михаил вздохнул. — Плакала моя мечта выдать замуж сестёр и незаметно жить где-нибудь в деревне.

Директор на этих словах с заметным усилием подавил смешок. Михаил же продолжил:

— Да, летом у меня был неприятный инцидент с Николаем Румянцевым. Если быть точным, племянник Петра Федосеевича натворил таких дел, которые в итоге разбирала полная коллегия. Она тогда вынесла обвинительное заключение по довольно серьёзной статье, но пользуясь лазейкой моего двойного статуса как пострадавшего и ещё школьника, но одновременно главы рода, мы решили ограничиться условным наказанием, сообщив о произошедшем главе Румянцевых. Понадеялись, он приструнит своего племянника, и всё обойдётся без громкого скандала и ущерба для репутации. К сожалению… Мою готовность идти навстречу расценили как слабость, сейчас Румянцевы сразу попробовали меня раздавить, даже не попытавшись уладить дело миром.

Игнат Карлович вздохнул и уже себе налил стакан воды из графина. Пить не стал, а зачем-то поднял стакан и посмотрел на просвет. Затем поставил обратно на стол, не отпив и глотка. Потом сказал:

— Деликатный ты стал, Миша, настоящий политик. А ещё, не обижайся, в силу возраста ты всё ещё слишком хорошо относишься к людям, судишь по себе. Как твой педагог, я очень надеюсь, что с годами ты не потеряешь вот этой способности даже в тёмных людях видеть свет, хоть чего-то хорошее. К сожалению, случай с Румянцевыми — это уже не исключение, а тенденция. Мы обсуждали это с Афоней Егоровичем, а сейчас ты подтвердил наши предположения. Николай не поверил, что к нему проявили снисхождение, а списал всё на влияние семьи и дяди. Если что — его спасут от наказания, чего бы он ни натворил. Вести себя он, к сожалению, принялся соответственно, уже пришлось напоминать, что в стенах гимназии ученики равны вне зависимости от происхождения. Тем более что его дядя точно так же относится не только к простолюдинам, но и к мелкому дворянству. Но как я только что сказал, беда не в конкретных Румянцевых. Слишком многие ведут и думают себя точно так же как он. Уверены, что титула достаточно сделать их в сотню раз лучше простолюдина. Случай с Землячкиным просто благодаря тебе прозвучал на всю страну, а сколько таких же оставшихся в тени, когда решения суда штампуются по указке, а простолюдины виноваты просто потому, что так захотел дворянин? Я очень рад, что твоё поколение не такое, по крайней мере, пока — не все из вас. То, сколько моих учеников пришли в суд поддержать Землячкина, вселяет в меня робкую, но надежду.

И тут Михаилу стало самым натуральным образом дурно. Он наконец-то понял, с чего последние дни в голове не останавливаясь крутятся слова: «Рвутся снаряды, трещат пулемёты. Но их не боятся красные роты. Смело мы в бой пойдем за власть Советов. И как один умрём в борьбе за это». И при чём тут Виктор Демидов и остальные. Обрывки знаний о прошлой реальности, в своё время задвинутые на задворки подвалов памяти за ненадобностью, сейчас пробили себе дорогу к сознанию. Гражданская война начнётся со стачки шахтёров на Донбассе из-за тяжёлых условий труда и нарушения дворянами-владельцами имперского Трудового кодекса. Лидеров профсоюза, которые отправятся с петицией, схватят и повесят для устрашения на площади. В ответ Донбасс возьмётся за оружие.

Премьер двинет армию, с артиллерией и авиацией. Город Донецк утопят в крови, не дав ему присоединиться к восставшим. После казни профсоюзных лидеров восстание возглавит Виктор Демидов! Он погибнет, когда откажется сдаваться, хотя лично ему пообещают как дворянину ссылку, а не смертную казнь. Вместе с женщинами и детьми остатки восставших отступят в одну из шахт — её подорвут и затопят снаружи. А руководить подавлением восстания будет самый молодой и многообещающий полковник русской армии — Юра Ивачев. Тот самый, который на днях помогал Виктору организовать поход школьников в суд. Его лучший и самый близкий друг. Юра заявит: «Мятеж не имеет оправданий, а я присягал Империи». Потому сначала отдаст приказ огнемётчикам и магам огня для устрашения сжигать вместе с жителями кварталы Донецка, а дальше затопить шахту с восставшими. Юру застрелит Лена Салахова, а на суде и перед казнью скажет, что так и надо поступать с палачами народа и кровопийцами. Год спустя, когда случится крупная авария на Урале, а власти откажутся признавать виновными московских дворян-владельцев завода, слова Лены как пророчество мученицы будут висеть на листовках по всему Екатеринбургу. Рабочие не станут ждать повторения событий на Донбассе и поднимут флаг Революции с требованием отмены императорской власти.

— Игнат Карлович, — сиплым голосом сказал Михаил. — Извините, что перебиваю. Но буквально несколько дней назад я говорил с Виктором Демидовым и Юрой Ивачевым. Они и остальные спорили с родителями, которые как раз оказались на стороне Румянцевых. Я рад, что наши парни на правильной стороне, вот только как бы…

— Ты опасаешься, что какой-то негодяй или мошенник сыграет на их чувстве справедливости?

— Да нет, вот как раз этого я не боюсь, вы лучше меня понимаете… в каких семьях мы выросли. Кто не умеет разбираться в людях, долго в наших семьях не живёт. Как говорит Анна Артемьевна на биологии — естественный отбор по базовому признаку выживаемости. Я другого боюсь, намного хуже. Что как раз из чувства справедливости и по совершенно реальному поводу, защищая действительно несправедливо обиженного человека, ребята заварят такую кашу, которую сами расхлебать не смогут. Особенно из чувства противоречия родителям, ведь правда-то будет как раз на стороне Виктора и Юры.

— М-да. Удивил ты опять старика, Миша. Видимо и правда старею, потому что вот такой педагогический момент мимо меня прошёл, а ведь я просто обязан был его предусмотреть. Падение Китайской империи и Гражданская война там началась как раз с того, что дети мандаринов вступились за правду, а взрослые подлецы их за это начали бить. Спасибо, я присмотрю, чтобы их огонь честности и справедливости не погас, но не устроил нам пожар Армагеддона, — и с сочувствием добавил: — Хорошо же тебя этим летом, Миша, приложило, если ты стал такие вещи видеть дальше меня. Ещё раз мои соболезнования.

— Спасибо.

— А теперь готов перейти к делу, ради которого я тебя и позвал?

Михаил ответил не сразу, посмотрев сначала за окно. Там понемногу тянулся хмурый осенний день, тихо и ласково пересыпаясь от восхода к закату. Школьный двор поблёскивал после дождя и стаявшего утреннего снега. Неслись к востоку клочкастые облака, солнце прорывалось сквозь них мягким светом. И не хотелось ничего делать, куда-то идти, сражаться и чего-то планировать. Хотелось выставить кресло в парк возле дома, взять горячего шоколада, накрыться тёплым пологом и бесконечно смотреть. Как почти настоящий лес стоит перед тобой зачарованный, боясь шелохнуться, чтобы не осыпать на землю яркое своё одеяние золота и багрянца. Будет прозрачно и чисто кругом, высокое небо сквозь просветы ветвей, бледное и голубое, станет еле слышно шептать — усни, смотри в бесконечность над тобой, думай о вечности и забудь о бренной суете. Вот только лес на самом деле будет не настоящим, а лишь парковой имитацией. И не спрятаться в иллюзорном одиночестве парка от событий остального мира, которые бурным мутным потоком несутся вокруг и всё равно до тебя доберутся, затопят с головой. Потому Михаил повернул голову обратно к столу и со вздохом сказал:

— Даже если не готов, это уже ничего не меняет. Поздно мне уже мечтать о спокойной жизни в деревне. Отдавив больную мозоль Румянцевым, я уже влез в политику. И судя по тому, как вы беспокоитесь — вляпался я в эту трясину намного глубже, чем предполагаю. Я вас внимательно слушаю, Игнат Карлович.