Том 2. Рожденный для мира / Том 3. Рожденный для любви

Глава 16 Последствия обдуманных решений

Лакей, в этот раз в форменной ливрее дворца, распахнул дверь и замер рядом. Жаль, яркий свет в кабинете сильно контрастировал с рассеянным освещением приёмной и мешал заранее увидеть, кто ждёт за столом. Явно специально сделано, чтобы не дать гостю секунду форы собраться с мыслями. Едва Михаил переступил порог кабинета, за спиной раздался голос лакея:

— Его императорское Величество Иоанн Второй ждёт вас, дворянин Тёмников.

Михаил ощутил, как у него подкашиваются ноги. Захотелось убежать: куда-нибудь подальше в сторону Австралии или в Библиотеку. Остановило то, что проблему это всё равно не решит, да и рядом с отцом стояла Оля, успевшая переодеться в классическое голубое платье с серебряной вышивкой и уложить волосы. Михаил залюбовался девушкой, вот сейчас она и в самом деле выглядела настоящей принцессой. В этот момент дверь за спиной захлопнулась, отчего снова накатило ощущение, как будто оказался в капкане — и не вырваться.

— Проходите, проходите, молодой человек, — голос у императора оказался неожиданно приятным баритоном. И ещё в нём звучали нотки… веселья? — Я тебя не съем. Имел наглость ухаживать за девушкой — имей смелость встретиться с её отцом. Давай, давай, проходи и присаживайся, когда ещё будет возможность поговорить с императором как с обычным родителем.

Михаил на ватных ногах пошёл к Т-образному столу, во главе которого сидел император, и занял указанное место. Цесаревна так и осталась стоять у правого плеча. А ещё сейчас, сидя вот так совсем близко, получилось увидеть и оценить, какой он Иоанн настоящий, а не парадное изображение на портретах. Особенно если добавить рассказ Юсупова, случайный или специальный — неважно. Крупная, грузная фигура не от каких-то излишеств, а именно что бывшего полярника — тщедушные субтильные юноши в тех ледяных краях просто не выживают. И любовь носить бороду и усы — это не подражание девятнадцатому веку, как Михаил думал раньше, а всё та же привычка бывшего полярника. Даже сына императора не возьмут на ледокол старшим офицером, если у него перед этим не будет достаточной арктической практики, а это несколько лет экспедиций.

И вот оно объяснение, почему в отличие от своего отца, Иоанн в окружении имел так много выходцев с севера и из Сибири. Став императором, он взял к себе в свиту не просто тех, кто будет верен, так как всем обязан императору, а ещё и проверен Арктикой. Отсюда точно обладает стальным характером и человеческой надёжностью. Не зря в прошлой версии событий Воронцовым, когда они уже получили неограниченное могущество, всё равно понадобилось около года, чтобы сломать последнее сопротивление приближённых Иоанна и безраздельно заполучить в свои руки цесаревну Анастасию.

А ещё императора буквально окружала аура… нет, не власти и подчинения. Два века назад, оправдывая свои личные желания, один король горделиво заявил: «Государство — это я». Иоанну заявлять ничего не надо было. Шесть лет он боролся с подступающей Смутой, удерживая страну на пороге катастрофы. Шесть лет после покушения каждый вздох в нём поддерживало лишь желание спасти семью, а для этого необходимо сохранить страну: не надо знать будущее из другого варианта истории, чтобы понимать — с началом Гражданской войны за Рюриками начнут охотиться, уничтожая каждого, в ком есть достаточно императорской крови. Убить раньше, чем кто-то из них станет знаменем и символом любой из схлестнувшихся насмерть сторон. Сейчас перед Михаилом сидело самое настоящее зримое воплощение Российской империи. И даже когда Иоанн говорит как отец, важно не забыть, что при этом любой свой поступок он будет оценивать и с точки зрения империи.

— Молчите, молодой человек? — насмешка в голосе императора стала ещё заметнее. — Это хорошо, когда пойманный, так сказать, отцом на горячем юноша не оправдывается и сознаёт своё деяние. Да не переживай ты так, Михаил Юрьевич, у нас были, назовём так, сильные разногласия с твоим дедом, но сын за отца не отвечает. Тем более моя дочь прояснила, скажем так, некоторые детали. Причём с доказательствами, которые позволили целиком понять планы покойного Никиты Столешникова, в том числе и с использованием запретных разделов магии. Так что ты и твои сёстры тут, скорее, как и моя дочь — пострадавшая сторона. И уж ни в коем случае не обвиняемые, и даже не свидетели или невольные соучастники, — император неожиданно вздохнул. — Моя дочь рассказала, чего хотел покойный Столешников найти в лаборатории, и почему у него это не вышло бы. Но крови бы пролилось много.

— Дозвольте, Ваше Величество? Я приношу извинения, но ваша дочь знает не всё, точнее, я не всё ей рассказал. Есть информация о планах моего покойного дела, которую я хотел бы сообщить сначала вам, а Её Высочеству — только с вашего разрешения.

— Вот как? — веселье из голоса Иоанна мгновенно пропало, сейчас перед Михаилом сидел уже не будущий тесть, а император как часть государственного механизма. — Говори. Думаю, моя дочь должна знать в нынешней ситуации всё.

— Дело в том, что лаборатория, куда мы случайно получили доступ — это был лишь резервный объект в планах Столешниковых. В песках Сахары сохранилась действующая военная база альвов с арсеналом, причём мой дед откуда-то получил коды доступа через внешний периметр. Именно под это готовили меня и ритуал. Именно для этого и была попытка похищения Её Высочества, чтобы использовать кровь двух подростков, мою и её для доступа к периметру базы. Когда план с похищением ребёнка нужной крови провалился, мой дед вынужден был отложить подготовку государственного переворота. Координаты базы и коды доступа я готов передать в Ваше распоряжение, когда прикажете.

— Пока не вырастешь ты и твоя сестра Евгения, чтобы хватило объёма крови взрослого парня плюс его сестры на активацию доступа… — скривился император. — Ну что же, всем в империи стоит порадоваться, что инициатива Воронцовых случилась донельзя вовремя, — дальше голос опять поменялся, теперь в нём звучали обертона владыки, который разговаривает с двумя подданными, и пусть они хотя бы попробуют ослушаться. Оставалось лишь восхититься, как это у него получается, Михаил и близко не мог похвастаться так владеть голосом. А ещё не сказав ни слова прямо, император дал понять: всё знал и в резню Столешниковых был готов вмешаться на стороне Воронцовых, но не понадобилось. — И отсюда сначала вопрос к моей дочери. Как ты относишься к этому молодому человеку?

— Я люблю Мишу, — покраснела и уткнулась взглядом в пол, явно готовая провалиться этажом ниже.

— Я люблю вашу дочь и…

— И всё-то они решили уже, — вот сейчас отчётливо прозвучали сварливые тона раздражённого родителя. — И даже в постель залезли, а, молодой человек? — Вот сейчас стать невидимым и провалиться заодно с Олей остро захотелось и Михаилу. — Молчите оба, влюблённые? И правильно. Большие стали, взрослые, и не только в постель запрыгнули, но и родовая магия приняла. Можно и отцу теперь сообщить, так сказать, перед фактом поставить. А, Юлия Ольга Надин Мария?

— Но папа…

— Что папа? Который у тебя император, вообще-то, — в голосе послышалось неприкрытое раздражение. — Всё они решили. Ладно, будем считать — я рад, что моей дочери не пришлось выбирать между личными чувствами и государственной необходимостью. Всё достаточно удачно совместилось. Мне приятно, что ты выбрала себе хорошего мужа, которого одобрили люди, чьему мнению я доверяю. Скрывать не буду, что Александр Данилович, что профессор Грачёв итогами беседы с твоим молодым человеком остались довольны, о чём мне и сообщили. Особенно Грачёв был в восторге, что твой молодой человек не только своевременно догадался насчёт блокировки управляющих систем Полигона, но и буквально слово в слово изложил даже его собственные идеи о необходимости создания международного центра изучения Полигона. Да и Илья Ефимович весьма твоего Михаила хвалил, а как художник он хорошо умеет заглянуть под любую маску и увидеть настоящее лицо человека.

Видимо, в этот момент удивление всё-таки пробилось через бесстрастную маску выдержанности, которую Михаил старался держать с самого начала беседы, потому что император позволил себе рассмеяться:

— Ну что ты, право слово, Михаил Юрьевич. Нет, профессор Грачёв не состоит ни в каких государственных службах и разведках. Но сам же должен понимать, что он работает в такой области, где крутятся просто сумасшедшие интересы и деньги, как государственные, так и криминальные. И без взаимодействия с соответствующими структурами любому излишне любопытному учёному быстро свернут шею как курёнку. Да и к исследованию разнообразных артефактов альвов именно Грачёва привлекают всегда, как главного специалиста империи. Больше того, на сегодня Грачёв один из трёх специалистов на весь мир, кто свободно владеет языком альвов. В политических хитросплетениях вокруг исследований Забытых Грачёв разбирается получше любого аналитика разведки, так что он первый высказал соображения насчёт публичности исследований Полигона. Особенно когда именно нам результаты этих исследований абсолютно не нужны, нам бы с книгами, которые вы доставили, разобраться. Добавьте, что профессора Грачёва кормить выдумками про неведомого дядюшку, который обучал Алису языку, тем более бесполезно. Он всех, в том числе закрытых военных специалистов по альвам, знает лично и почти все на сегодня — его ученики. К слову, он крайне расстроился, что Алиса всё-таки выбрала биологию, очень рассчитывает в своих исследованиях на единственного живого носителя языка. Так что, дочь моя, имей в виду, именно тебе уговаривать Алису на сотрудничество. И твоему Мише. Но всё — потом. Сейчас жду от обоих, какие у вас в связи с ситуацией планы.

Михаил молча уткнулся взглядом в столешницу. У него планов не было, он до этого разговор с будущим тестем-то никак не мог себе представить. И самое большее на что рассчитывал — убедить не рубить голову сразу, а хотя бы разрешить Оле приезжать к нему в поместье. Поддержка Юсупова и его согласие прятать цесаревну дома у Михаила — вообще была верхом мечтаний. А у Его Величества планы явно имеются, так что спорить и чего-то предлагать сейчас — себе дороже. Оля наоборот восприняла вопрос всерьёз, её голос подрагивал, но говорила она достаточно твёрдо:

— Мы хотели пока у Миши спрятаться, как и на Полигоне под личиной Ольги Едигеевой из Казанской губернии. На ближайшее время, пока не успокоится, а дальше…

Договорить ей император не дал, язвительно оборвав:

— То есть планов у вас не было вообще. Ваше Высочество Юлия, вы не забыли, случаем, что вы, вообще-то, наследница престола? Пожить спокойно, домик в деревне мне ещё предложите. Что я, не вижу, как вы друг друга глазами поедаете украдкой? Только попробуй мне сейчас сказать, что вы собирались жить в разных комнатах и целовать ручку на прощание после романтических бесед при Луне. Забуду, что я император, кто-то тут у меня аж наследница престола и лично выдеру обоих как сидорову козу. За попытку врать мне в глаза. Потому что вы не удержитесь. И ладно, все действительно будут считать тебя Ольгой Едигеевой, не забыла, что Михаил Юрьевич у тебя уже личность публичная? А как сначала новости про Полигон официально опубликуют, дальше о боярском статусе рода Тёмниковых — что твориться будет? И как могут через несколько лет отозваться снимки, если какой-нибудь папарацци вас сейчас сфотографирует вдвоём?

Михаил опять промолчал, ибо отвечать было нечего, он про всё это даже не подумал. Цесаревна, которая жила гражданским браком с любовником? После такого проще утопиться самим. Да похоже, он много ещё чего не подумал. Права Алиса: все его мысли были, только как не потерять Олю, а на остальное мозги отключились. Девушка промямлила:

— Мы не хотели… В смысле мы не собирались тебя обманывать, папа. Мы всё обязательно расскажем. В смысле, мы всё тебе бы рассказали и у тебя спросили, просто как приехали, суета такая, — дальше Оля смущённо пролепетала: — Я всё понимаю и всё знаю. Мы… Мы будем предохраняться.

— Я понял, что пороть обоих уже поздно, — неожиданно вздохнул Иоанн. — Ладно, спишем на молодость, особые обстоятельства и родовую магию плюс взаимную привлекательность. Алисе я потом отдельно нагоняй устрою, выгораживать она передо мной пыталась двух балбесов. Я в этом больше неё разбираюсь, так что недоговаривать на грани вранья мне бесполезно. Но это наше с ней дело. А вот теперь насчёт вас двоих и вашего поведения уже серьёзнее. Оля, а ты подумала, что начнётся, если со мной чего-то случится? И первое, что попытаются сделать — это собрать Регентский совет до твоего двадцатилетия. А там и ещё на пару лет продлить. Статут о наследовании можно ведь по разделу «Веди» трактовать о необходимости коронации, а можно и по «Глаголи» не в твою пользу прочитать. Историю Софьи Печальной помните? Ну так вас точно так же попытаются обмануть.

Михаил и Оля растерянно переглянулись. Оба надеялись, что аптечки альвов помогут императору, и он процарствует ещё годы и годы, дав им пожить пусть и не совсем простой жизнью, но хотя бы немного для себя. Однако они действительно не в том положении, чтобы отбрасывать даже самые неприятные варианты развития. Особенно учитывая послезнание Михаила о возможной Гражданской войне из-за того, что к власти придут как раз представители высшего дворянства. Те самые, которые наверняка больше всех будут продавливать регентство. И не зря Иоанн вспомнил о Софье Печальной, которая, как старший ребёнок царя и завещанием покойного отца должна была унаследовать шапку Мономаха. Однако её брат, напирая, что женщина слабее умом и больше подвержена искусам в молодом возрасте, добился отсрочки помазания сестры на трон на два года, сославшись на какие-то древние обычаи и свитки. Сам же за два года собрал верных людей, перетянул на свою сторону часть бояр и дворян. Обосновав всё якобы подозрениями на возможную душевную болезнь у девушки, сначала продлил регентство, а в конце концов, силой заточил сестру в монастырь.

— Вижу, что не подумали. Совсем. Тогда слушайте мой приказ. Ваши отношения — узаконить. Свадьбу вам играть ещё рано, а вот обручение — в самый раз. Объявлять публично пока ничего не будем, но если это станет известно и начнут говорить насчёт свадьбы, то официальная позиция: для наследницы свадьба — дело серьёзное, а потому напомним традицию, что обручение и венчание должны быть разделены определённым сроком. Дескать, будущие супруги в течение некоторого срока должны приготовить себя духовно к этому великому для их жизни событию, — император усмехнулся. — Ну а свидетели на обручении будут из тех, чьё слово потом любые сплетни и пересуды перевесит. Особенно если к помолвке ещё и на следующие пятнадцать лет договор между родами оформить, то права жениха оспорить никто не посмеет. Согласен, Михаил Юрьевич?

— Так точно, Ваше Величество. Будет исполнено.

Последние сто лет нравы смягчились, так что обручение, как правило, давно проходило как часть венчания. Тем не менее до сих пор церковные правила рассматривали помолвку как правовой акт, юридически равный венчанию. Поэтому, например, обручённые мужчина и женщина, которые оставили жениха или невесту до свадьбы, разорвав заверенную в церкви помолвку, считались разведённым и второбрачным. Со всеми вытекающими последствиями. Попробовать предложить такое цесаревне — это позор, автора идеи сожрут свои же сторонники. При этом совместное проживание и даже общая постель обручённых жениха и невесты может быть и вызовет недовольство у ретроградов, но с точки зрения закона или обычая предъявить Ольге и Михаилу ничего нельзя. Сегодня такое встречается сплошь и рядом, в том числе и в дворянских родах.

Ну а вторая половина, с договором между родами… Специально, зная биографию и характер Михаила, а может, потому что не было иных вариантов, Иоанн сейчас сделал крайне щедрое предложение, от которого не отказываются. Когда пятьсот лет назад только-только научились сознательно пробуждать дар, а магией едва начали пользоваться серьёзно и на постоянной основе, сильные чародеи были большой ценностью для любого рода. И уже тогда было понятно, что с большой вероятностью способности передаются по наследству. Однако переманивать к себе за деньги или же брать силой девушку или парня как племенного жеребца или кобылу в условиях тогдашних постоянных войн — это риск. Продавшегося за золото один раз всегда может перекупить кто-то ещё и заставить ударить в спину. Взятый невольником может отомстить. А возможностей у сильных магов — хоть отбавляй. Тогда и был придуман механизм договора между родами. Слабый род отдавал сильному способного парня или девушку, а взамен на оговорённое в договоре время получал защиту, причём не как вассал, а как друг и партнёр. Слова «мой хлеб — твой хлеб, мой меч — твой меч», были отнюдь не фигурой речи, клятва нерушимо закреплялась магически. Конкретно для Михаила и Оли это означало, что род Тёмниковых получит право поддержать молодую императрицу любыми возможными средствами вплоть до призыва гвардейцев вассальных родов, и окажется прав и по обычаю, и по закону. Хотя даже получив статус боярского, Тёмниковы не сравняются по мощи с Воронцовыми или Хабаровыми, это всё равно будет достаточно серьёзная политическая и военная сила, опираясь на которую Оля сможет укоротить любые излишне шустрые руки. Тем более народ в целом будет за Михаила: одни вспомнят про Столешниковых и увидят в консорте выходца из древнего рода, а другие поддержат как человека, который вроде упал на самое дно, но чуть ли не из простолюдинов поднялся снова до боярского статуса одними своими талантами. При этом раздавить все остальные фракции и полюса силы в империи, расставив своих родственников по всем ключевым постам при императрице, Михаил не в состоянии: Тёмниковых слишком мало. Вариант гарантирует восстановление баланса сил в империи между императором, Церковью, Думой и Дворянским собранием. Потому-то все за него и ухватились. Тёмниковы же за это получат, что следующие пятнадцать лет любая попытка нападения на сестёр Михаила и семью Энрикета будет приравниваться к государственной измене.

— Какой шустрый молодой человек. И даже не спросишь, когда состоится обручение?

— Когда прикажете, Ваше Величество. Для поддержания легенды Ольги Едигеевой разрешите показывать кольца — или их скрыть?

— Замечательно. Прикажу через два часа. Как раз хватит привести обоих в подобающий вид. Фотографов и прочей мишуры всё равно не будет, однако наследная цесаревна и её жених обязаны выглядеть прилично. Да, кольца можете показывать. Это упростит нам пребывание инкогнито моей дочери в университете, — Иоанн замолк, явно наслаждаясь оторопелым видом обоих. Дальше мягко, по-лисьи закончил мысль: — Или у вас есть какие-то возражения?

— Никак нет, Ваше Величество, — только и смог отрапортовать Михаил.

— Хорошо. Ну и поскольку на такие события положено дарить друг другу подарки… Свой, Михаил Юрьевич, ты, будем считать, сделал, и щедрый. Координаты полностью действующего сооружения альвов. Думаю, и со стороны невесты стоит отдариться. Чего попросишь себе? Я исполню.

— Ваше Величество. Я попрошу дать дворянство двум моим людям. Руслан Валерьевич Ругимов и Дмитрий Кузьмич Харитонов. Оба верные сыны России, которые немало сделали к её пользе. Дворянство станет им наградой, а ещё поможет и дальше служить на пользу империи.

— Да-а-а. Удивил ты меня, Михаил Юрьевич. Я ожидал совсем иной просьбы. Ну что же, так и быть. И чтобы это было именно моим подарком на помолвку, указы о присвоении дворянства вы увезёте с собой. А сейчас обоих не задерживаю. Идите. Готовьтесь.

Следующие несколько часов прошли для Михаила в каком-то полубреду. Вроде бы всё осознаёшь, каждое действие совершаешь разумно и понимая зачем. Но попробуй спроси, чего делал всего четверть часа назад, то в голове какая-то пустота. Более-менее взять себя в руки удалось, лишь когда священник начал благословлять и наставлять жениха и невесту, перед тем как надеть им кольца. И вот тут захотелось подобрать упавшую под ноги челюсть, потому что Михаил сообразил, что имел в виду император, когда сказал — свидетели будут из тех, с кем не посмеют спорить. Понятно, что обряд вёл настоятель дворцовой церкви, он в своём приходе по канону сейчас главнее любого епископа. Однако помогали ему не как обычно церковные служки, а лично митрополит Иосиф, отец Адриан и ещё один незнакомый Михаилу митрополит. То есть официальная позиция Церкви — брак освятить и поддержать. Остальные приглашённые — генерал Юсупов, глава генштаба и министр финансов. Учитывая влияние отца Адриана среди военных и репутации отца Иосифа — по совокупности это гарантия лояльности армии и крупного бизнеса из простолюдинов. Ещё был Никодим Воронцов — это поддержка Боярской думы… А вот почему последним гостем оказалась Алиса? Да, самая близкая подруга невесты, но даже не дворянка, экономически и политически — никто. И всё равно император посчитал нужным, чтобы она вошла в число избранных. Добавить странную фразу, которая всплыла в памяти: «Ты сама будешь уговаривать Алису». Почему именно уговаривать, а не приказать?

Сразу после завершения обряда обручения жениха и невесту отвели каждого в свои апартаменты. Завтра они уедут в поместье Тёмниковых, как и где там будут жить — никого не касается. Но хотя бы одну ночь после помолвки обязаны провести раздельно. Тем более в конце ноября уже в восемнадцать часов в Москве наступает астрономическая ночь, а ехать по темноте небезопасно. Михаил мысленно помечтал — сегодня последний раз, когда они ночуют вот так, далеко друг от друга. Впрочем, оба так вымотались, что ночь пролетит как одно мгновение, а уж завтра они наверстают упущенное…

Когда слуга доложил — господина Тёмникова просит о встрече гость, Михаил мысленно застонал: «За что⁈» Сейчас хотелось лишь упасть на кровать и ничего не делать. Тем более Михаил успел скинуть парадный костюм, надел халат и собирался идти в душ перед сном. Дальше сам себе ответил, дескать, раз уж ввязался в политику на уровне страны, вопрос не имеет смысла. Статус резиденции в Софьино как нейтральной площадки переговоров никто не отменял. Ну а гость наверняка торопится поговорить именно сегодня не просто так, ибо завтра в нынешней политической ситуации может оказаться слишком поздно.

— Хорошо. Передайте, что пусть меня ждут в гостиной. Извинитесь, что я буду через четверть часа.

Гостиная выглядела приятно и обставлена вроде бы соответственно статусу, но и только. Никакой позолоченной лепнины и показной роскоши, лишнего дорогого бархата в обивке мебели или парчи занавесок, строгий классицизм. В центре возле камина, сейчас горящего не для тепла, а чисто для настроения и антуража — невысокий столик и пара кресел, одно из которых занимал Никодим Воронцов.

— Здравствуйте, Никодим Феоктистович. Извините за задержку, спать уже ложился.

— Ничего, я ведь без предупреждения, так что ты меня извини, Михаил Юрьевич. — В крови у Михаила разом бешено скакнул уровень адреналина. То, как в ответ обратился Воронцов! На «ты», он всё-таки глава Боярской думы и сильно старше по возрасту — но по имени-отчеству. То есть как официальный этикет предполагает в их ситуации между равными. — Глядя на сегодняшнее обручение, не оставил Господь нашу Россию? И цесаревну спас, и императора насчёт свадьбы уговорил. Ну что же, действительно лучший выбор в нашей ситуации.

— Благодарю, Никодим Феоктистович. И отдельно благодарю за поддержку. Надеюсь, все вместе сможем остановить подступающую Смуту. И уже лично хочу вам принести извинения… за деда и за родителей.

— Неправильно думаешь, — неожиданно резко ответил Воронцов. — Нет больше Столешниковых. Забудь, это уже прошлое, пыль времени. Каждый род с кого-то начинается, твой род Тёмниковых — с тебя. Как род Воронцовых начался с того первого, кто свою ватагу в ополчение привёл и с поляками под стенами Москвы бился. И никто не вспомнил, чем он раньше занимался на Волге — зато все помнят, что дружина первого Воронцова рубилась на острие атаки, когда в ставку поляков прорвались и лже-Дмитрия Ивановича закололи. Вот и твой род — с тебя начался, и тебя первым будут помнить. Что сделал, а чего — не сделал.

— Благодарю за науку, Никодим Феоктистович.

— Хорошо. И хорошо, что ты насчёт Смуты тоже понимаешь. Ночью я уезжаю, иначе мой приезд не скрыть, я сейчас для всех в поместье на Волге лечусь. А перед этим обсудить надо, и срочно. Чтобы когда про обручение всё же дознаются, ни Дума, ни премьер, ни Дворянское собрание поперёк нашего слова и императора пикнуть не смогли.

Михаил безумно хотел спать. Но он также понимал, что Воронцов сейчас пришёл не просто так. И не из желания чего выторговать или подловить, пока собеседник устал. Есть некоторые вещи, которые главам родов и в самом деле важно обсудить с глазу на глаз, не всё можно доверить даже самой защищённой почте. А на следующие полгода, до официального внесения в Думу предложения о новом боярском роде, они не встретятся. Не по чину, так что любой случайный разговор без свидетелей немедленно вызовет подозрения. Придётся уходить в Библиотеку. Да, отдых там — иллюзия, потом усталость накатит вдвое сильнее. Зато сейчас на какое-то время это сможет вернуть ясность разума.

За окном кабинета Библиотеки было то ли раннее утро, то ли уже вечер, не разобрать: солнца не видно, тяжёлые тучищи заволокли горизонт, придавив его завесой густого молочного тумана. В приоткрытое окно тянуло холодом и неуютной сыростью. На стекло прозрачной стены раз за разом накатывала морская волна, шумно и бесполезно рассыпаясь, бестолково и напрасно пытаясь проломить преграду и затопить кабинет. Михаил оглядел беспорядок на столе и вообще в комнате: повсюду валялись листки и тома воспоминаний. Надо же, а ведь последний раз он сюда заглядывал перед самым нападением монстра-Румянцева, да и то ненадолго. Потом как-то обходился, и опасно было: как отреагирует лаборатория… Да и желания не возникло ни разу, даже не вспоминал почти. Так что сейчас пришлось потратить время на хотя бы минимальную уборку — книги стопками по углам, бумаги в ящики стола. Лишь затем разложить кресло и лечь подремать.

Очнулся Михаил оттого, что у него затекла шея. Сначала порадовался, что события в Библиотеке никак не отражаются на реальном теле. Потом всё же попытался размять застывшие мускулы, так как пока он здесь — шея болела. Дальше бросил взгляд за окно. Там уже царила ночь, туман рассеялся и тучи ушли, небо пылало множеством звёзд Южного полушария, очень узнаваемо рядом с Млечным путём висел Южный крест. А ещё недалеко можно было различить серую громаду маяка, любоваться вращением гигантского то рубина, то изумруда на его вершине. Он зажигался сравнительно недалеко, километрах в двух. При чистоте морского простора буквально рукой подать — и в темноте морской южной ночи взглядывал как бы именно в окно кабинета. Зрелище было очень красивое, и в другое время Михаил, наверное, дал себе время полюбоваться. Но сейчас его подстёгивала мысль, что там, в реальном мире ждёт Воронцов. Так что, наспех выпив кофе, Михаил принялся искать нужную информацию. При этом долго и упорно себя костерил, что перед тем как вздремнуть, решил убраться, и второпях расчищал кабинет абы как. В итоге бумаги и книги памяти Михаила-два оказались сложены кучами и в полном беспорядке, и пришлось пересматривать чуть ли не половину, прежде чем нашлось то самое, необходимое, и можно было возвращаться.

Наконец время возобновило свой бег. Если Воронцов и заметил небольшую заминку в момент перехода, то списал на усталость. Зато дальше пошёл и в самом деле конструктивный разговор. Причём по большей части Михаилу оставалось лишь поддакивать, искренне радоваться, что Воронцов на его стороне и мысленно давать себе оплеухи: и вот с этим тиранозавром от политики он летом собирался воевать? Это вам не Румянцевы и прочая по большому счёту жадная, но недалёкая шушера, волей случая оказавшаяся наверху пищевой цепочки. Натуральный монстр, просчитывающий варианты на десять шагов вперёд. Нет уж, рано и ему, и Оле в большую политику. Они оба, конечно, далеко не караси, а скорее уже молодые щуки, вот только акула-мегалодон в кресле напротив любую щуку проглотит и не подавится. Так что свою информацию Михаил под завершение разговора передавал с чистой душой. В нынешней ситуации чем крепче будет позиция Никодима Воронцова внутри клана, тем спокойнее будут спать Оля, Михаил и его сёстры.

— Благодарю вас, Никодим Феоктистович. И вот, — Михаил написал на листке десяток фамилий из тех, кто в прошлой реальности стал ближайшими подручными Леонида Воронцова во время кланового переворота. — Я не хочу этих людей ни в чём обвинять, но моя разведка заметила подозрительное шевеление вокруг вот этих людей. Не смею советовать и это ваше внутреннее дело, но, на мой взгляд, стоило бы именно их проверить повнимательнее.

Воронцов взял листок, некоторое время вчитывался, запоминая имена. Дальше бумага рассыпалась прямо в его пальцах в труху, и Михаил даже не сообразил, какое Никодим применил плетение. Словно магии и не было.

— Благодарю, Михаил Юрьевич. Три фамилии совпадают и с моими подозрениями, кто воду мутит, а вот остальные хорошо сидят, незаметно. Но мы их обязательно проверим, — глаза Никодима Воронцова сверкнули тяжёлым, нехорошим блеском. — Ты, смотрю, ещё чего-то попросить хочешь? Говори, обещаю — останется между нами.

— Никодим Феоктистович, хотел вас попросить подумать вот о чём. Когда виновных найдёте — не решайте дело клановым судом. В измене обвинять — позор на род, так что пусть на каждого найдётся серьёзное уголовное дело, дальше имперский суд и каторга. А там уже по дороге, если будет на то воля судьбы, может и несчастный случай произойти.

Никодим Воронцов задумался на несколько минут. Потом с неподдельным любопытством спросил:

— Зачем? Ты ведь не просто так просишь. Ты умный человек, я это давно понял. А такой вот суд хотя и небольшой ущерб репутации, но будет. Зачем? Убеди меня, я готов выслушать.

— Мы, дворяне, слишком привыкли к безнаказанности. Слишком привыкли, что всё решается внутри клана, а от закона клан нас всегда закроет. Накажет, но — как своего, то есть мягко. И попытка измены отсюда, и полное беззаконие, которое творят многие, особенно из старшего дворянства. Те, кто сейчас измену готовил, они ведь уверены: самое страшное, что им грозит — это пожизненная ссылка в какое-то родовое поместье. Ну будут они сидеть, вино пить, телевизор смотреть да крестьяночек лапать, а жизнь она долгая, может, ещё и снова удача повернётся. А нужно, чтобы помнили — за нарушения закона и интересов семьи и империи голову с них снимут также легко, как с любого простолюдина. Гнева главы клана они давно не пугаются, а вот имперского суда, неотвратимого и жесткого — могут. Да и потом, когда мы уже старшие роды давить начнём, а обязательно ведь придётся давить — пусть боятся. Если уж сам глава Боярской думы сказал, что нарушителей закона даже из своих родичей покрывать своей властью и именем не станет, то вас и подавно на дыбу вздёрнут.

Никодим ответил не сразу. Минут пять сидел, о чём-то размышляя, дальше неожиданно тяжело вздохнул и сказал:

— Старею. Ведь то же самое почти, только другими словами, мне сын и наследник буквально на днях сказал. Страх потеряли, потому что уверены — чего ни натворят, то семья всегда пожурит, но укроет. Вот так и рождаются чудовища вроде моего внука Леонида. Что так смотришь? Да, мой внук был, только я тебе спасибо сказать должен, что не пришлось его своими руками удавить. И отец его тебе спасибо скажет, что сына не пришлось своими руками вешать, падаль такую. И вот как подумать — не мог он меня и своего отца в одиночку обманывать, кто-то ещё из семьи ему помогал. И плевать им, что узнай про них, то всю семью на вилы бы подняли. Старею, жалею, — в глазах полыхнул натуральный огонь. — А гниль в семье калёным железом выжигать надо, пока с одной гнилой ветви всё древо не заболело и не зачахло. Чтобы даже мысли ни у одного иуды не возникло Смуту развязать. И в империи выжигать — до пепла. Придётся — и опричнину возродим. Спасибо, Михаил Юрьевич. Убедил.

Михаил же подумал, что несмотря на повороты истории, похоже, некоторые вещи переменить невозможно. Резня внутри клана Воронцовых всё-таки случится. Только в этот раз проиграют сторонники Леонида.